Артур Конан Дойл
Страницы дневника
Послесловие
«Это был сплошной восторг»
Конан Дойл вновь посещает Арктику
Шесть месяцев прошли,
На берег мы сошли!
Нам деньги не помеха,
Встречай нас, милый дом,
Пусть все дрожит кругом
От радостного смеха.
Мы станем пить, гулять,
В тавернах кружки бить,
Но льды родной Гренландии
Не сможем позабыть.
Пройдет всего полгода
И новенький вельбот,
Меж льдин скользя по водам
На промысел китовый
Нас снова понесет!
Конан Дойл так освоился с новой своей работой и прикипел душой к Арктике, что капитан Грей даже предложил ему новый контракт на 1881 год за двойную плату – работу в качестве доктора и, одновременно, гарпунера. «Это было счастливейшее время моей жизни», – писал Конан Дойл, вспоминая свое плаванье на «Надежде», но тем не менее он остался в Эдинбурге, где в мае 1881 года получил первую свою медицинскую степень – бакалавра медицины. Чтобы стать полноправным доктором медицины, необходимо было написать диссертацию, что Конан Дойл и сделал в 1885 году; впрочем, и степень бакалавра давала ему право на медицинскую практику. Он с достоинством позировал в шапочке и мантии для официальной фотографии на торжественном выпуске, но тут же набросал и шутливую карикатуру, изобразив себя размахивающим полученным дипломом с надписью: «Разрешение на убийство». Итак, 22 ноября он был брошен в профессиональную жизнь, не очень понимая, чем он, собственно, станет заниматься, и твердо зная лишь одно: ему надо зарабатывать и помогать семье.
Конан Дойл возле своего дома № 1, Буш-Виллас, Саутси, в середине 1880-х годов. (В окнах его прислуга и младший брат Иннес). В этом доме Конан Дойл жил и занимался врачебной практикой с июня 1882 и до конца 1890, здесь же в 1886 г. им были написаны первые рассказы о Шерлоке Холмсе. (Публикуется с разрешения фонда «Конан Дойл Эстейт»).
«Человека, которому едва сравнялось 26, вряд ли станут воспринимать всерьез как практикующего врача» – в этом Конан Дойла убедили последующие несколько лет. «Стало ясно, что пока я не начну выглядеть старше, мне придется скорректировать свои планы». Несколько месяцев после выпуска он рассматривал разные возможности карьеры в медицине, в том числе и поступление на службу в Королевский флот в качества военного врача. Однако вместо этого он нанялся врачом на грузо-пассажирское судно «Маямба», отправлявшееся из Ливерпуля в Западную Африку и обратно. Рейс длился с октября 1881 года по январь 1882 года. «Я предвкушал возможность посмотреть мир, а заодно и подзаработать денег, так необходимых мне для того, чтоб начать собственную практику». Но в результате этот вид деятельности ему не пришелся по душе. «Я остался цел, – бодро писал он домой, – переболев африканской лихорадкой, едва увернувшись от акулы, а под конец чуть не сгорев в пожаре, случившемся на «Маямбе» где-то между Мадейрой и берегами Англии, так что был момент, когда мы уже собирались в шлюпках добираться до Лиссабона».
Со временем он надеялся получить место врача в какой-нибудь крупной клинике в большом городе, предпочтительно в Лондоне, однако конкуренция была значительная, и в ожидании лучших возможностей будущий писатель решил связать свою судьбу с блестящим, но не слишком щепетильным товарищем по Эдинбургскому университету доктором Джорджем Баддом (о нем см. в тексте), практиковавшем в Плимуте. Бадд хвастал, что зарабатывает по 3000 фунтов в год. Став его ассистентом, Конан Дойл убедился в том, что Бадд говорил правду по поводу дохода, однако умалчивал о том, что порой он приносит врачебную этику в жертву высокой прибыли.
Сотрудничество Конан Дойла с Баддом длилось всего полтора месяца и окончилось из-за недовольства со стороны Бадда. Расставшись с ним, Конан Дойл отбыл, чтобы начать собственную практику где-нибудь в другом месте.
Он был молод, неопытен и никого не знал в Портсмуте, крупнейшем городе на английской стороне Канала. Сев в июне 1882 года на пароход, отправлявшийся в Портсмут, он снял там в фешенебельном районе Саутси дом, в котором собирался и жить, и трудиться. «Перебираюсь завтра в мой дом № 1, Буш-Виллас, в Элм-Гроув, – сообщал он матери. – У меня остается несколько шиллингов на прожитье, так как 5 фунтов я заплатил в качестве ренты». Другу их семьи в Эдинбурге, миссис Шарлотте Драммонд, он так юмористически обрисовал ситуацию.
«Я нанял самый лучший из виденных мною домов, решив – была не была. Обставил на 3 фунта приемную, приобрел кровать, две громадные медные таблички с моим именем и жестянку мясных консервов. Сидя на кровати, я ел эти консервы в течение 6 дней, пока не началась вакцинация. Сыворотка, купленная в Лондоне, обошлась мне по два шиллинга шесть пенсов за порцию, а из пациентки мне удалось вытрясти лишь один шиллинг шесть пенсов платы. В итоге я пришел к выводу, что если пациентов будет много, мне придется продать мебель. Еще я пописываю в газеты, перемежая это занятие подметанием полов, чисткой обуви и прочими домашними хлопотами и порой отвлекаясь на то, чтобы хмуро взглянуть сквозь жалюзи, не читает ли кто-нибудь мою табличку».
Но и едва ли не голодая, он старался держать марку: «Приходится каждый вечер около полуночи, чтобы никто не видел, начищать две мои медные таблички, – писал он матери. – Газа у меня нет, только свечи». Но он был нацелен на успех и делал все возможное, чтоб добавлять к своим врачебным гонорарам плату за литературный труд.
Вскоре морем пришла посылка из дома – книги и личные вещи, которым он украсил приемную. «Вскрыл ящик и обомлел, – сообщал он матери. – Тебя бы поразила сейчас моя приемная. Выглядит она просто чудесно. Как же великолепно ты все это придумала! Особенно пригодились вещи из Арктики». Это были сувениры из плаванья на «Надежде», перечисленные им в дневниковой записи от 1-2 июля 1880 г. Наверно, в Южной Англии не нашлось бы другого доктора, чью приемную украшал бы скелет тюленя-хохлача, но арктическая тема помогла ему в писательских трудах, в которые он погружался, ожидая пациентов.
Увы, результаты первоначальных усилий разочаровывали. «Я высидел немало литературных птенцов, они разлетелись повсюду, но домой на насест никто из них еще не возвратился». Вышло так, что первые успехи принес ему арктический опыт.
В первую очередь это была опубликованная во второй половине 1882 г. мистическая повесть «Капитан „Полярной звезды“» – страшная история о призраке, посетившем затерянный в Арктических водах корабль. Для молодого человека рассказ этот может считаться значительным достижением. В январе 1883 г. Конан Дойл так писал миссис Драммонд: «Литература в последнее время проявила ко мне благосклонность. Хотел бы узнать Ваше мнение о рассказе «Капитан „Полярной звезды“», напечатанном в январском номере «Темпль-бара». За эту историю с призраком журнал прислал мне экземпляр и десять гиней, так что, по-моему, им она понравилась».
Успех подтолкнул Конан Дойла к тому, чтобы использовать тему Арктики и в документальных произведениях. «Пишу руководство по охоте на тюленей для „Дейли Телеграф“, – сообщал он матери примерно в это же время. – Если возьмут, напишу и другой – насчет китов». Попытка провалилась, но к морской теме он вернулся в художественной форме, на этот раз больше опираясь на второй свой опыт – плаванья в Западную Африку. «Я послал мое „Заявление доктора медицины Дж. Хабейкека Джефсона“ в „Корнхилл“. Пусть ему сопутствует удача!» – писал он матери 15 июня 1883 г., через год после того, как перебрался в Портсмут.
В положенный срок этот рассказ, вдохновленный таинственным исчезновением судна «Мария Селеста» в водах восточной Атлантики в 1872 г., был принят «Корнхиллом», видным литературным журналом, издававшимся Джоном Пейном, человеком, бесконечно чтимым Конан Дойлом.
Вслед за принятием рассказа последовало приглашение Конан Дойла этой же осенью на званый ужин, который Лондонское литературное общество устраивало для авторов «Корнхилла» в таверне, носившей, кстати сказать, весьма знаменательное название «Корабль». «Помню, с каким благоговением приблизился я к Джеймсу Пейну, который был для меня чем-то вроде стража у священных врат, – писал Конан Дойл в «Приключениях и воспоминаниях». – Возвращался я как на крыльях». Тем же восторгом полнится и его описание вечера в письме домой, отправленном сразу же после этого события: «Все были крайне милы, и вечер прошел грандиозно… Там были одни знаменитости, и каждый блистал и сверкал, за исключением бедного меня». Вечер разжег в Конан Дойле стремление занять прочное место в литературных и научных кругах. И очень скоро он докладывает: «Зимой состоится моя лекция перед литераторами и учеными. Думаю, что говорить я стану об американских юмористах, но окончательно я еще не решил».
За восемь с половиной лет его жизни в Портсмуте город не раз позволял ему проявить себя, но особенно много дало ему в этом плане Общество литераторов и ученых, введшее его в круг городской интеллигенции, открывшее перед ним новые интеллектуальные горизонты, подарившее ему друзей из самых различных сфер жизни – и новых пациентов для его практики. Одним из таких друзей стал председатель Общества, генерал-майор в отставке Альфред Дрейсон, астроном-любитель, которого Конан Дойл комплиментарно сравнивал с Коперником. При этом Дрейсон поощрял зародившийся у Конан Дойла интерес к экспериментальной физике, интерес, ставший основополагающим в последние годы жизни писателя. «В памяти моей сохранилось множество воспоминаний об этом Обществе, воспоминаний приятных, а иногда комических, – писал Конан Дойл в «Приключениях и воспоминаниях». – Мы поддерживали священный огонь, горевший в жителях старинного города, поддерживали еженедельниками и диспутами, устраиваемыми в долгие зимние вечера. Именно на них я научился выступать перед аудиторией, что сыграло важную роль в моей жизни и так пригодилось в работе. От природы я человек нервный, робкий и не склонный доверять себе, оставаясь перед аудиторией. Мне рассказывали, что поначалу знаком того, что в дискуссию собираюсь вступить я, было дрожание общей скамьи, на которой все сидели: скамья вибрировала от сотрясавших меня эмоций. Но я научился переламывать себя, научился прятать свой страх и подбирать слова, выражающие мысль.
В упомянутой выше лекции 4 декабря 1883 года он не стал говорить об американских юмористах, а выбрал вместо этого тему, связанную с личным его опытом, отразив это впоследствии в «Приключениях и воспоминаниях» следующим образом.
«Я представил три доклада – один об Арктических морях, второй – о Карлейле и третий – о Гиббоне. Благодаря первому моему докладу я совершенно незаслуженно завоевал репутацию охотника-спортсмена, так как позаимствовал у местного таксидермиста все имевшиеся у него чучела зверей и птиц, которые могли бы встретиться за Полярным кругом. Я вывалил все это богатство на кафедру, чем заставил аудиторию прийти к выводу, что это мои собственные трофеи. Присутствующие смотрели на меня с огромным почтением. Наутро я вернул чучела таксидермисту».
«Обстановка будет самая торжественная», – писал он миссис Драммонд, и она, не оставшись безучастной, – послала ему костюм, чтобы Конан Дойл произвел на аудиторию должное впечатление. Писатель был в восторге. «Какой же я негодяй, что не написал вам в ответ, не рассказал, как угодили вы мне рубашкой, – писал он ей за день-два до выступления, – но вы же знаете, как неаккуратен я в корреспонденции, а, к тому же, я был по уши в работе. Воротничок – это шедевр. У меня есть палка из черного дерева с серебром, которую я выиграл. И с этой палкой и в воротничке я буду не просто щеголь, я буду пижон – это словцо, которым американцы именуют разодетых в пух и прах щеголей!
Лекция моя готова. От всей души надеюсь, что примут ее хорошо. Это было бы крайне важно для меня, так как сделало бы мое имя известным большому количеству хороших людей. Я располагаю отрядом крепких и хорошо подготовленных друзей-холостяков, на которых можно положиться в смысле организации аплодисментов».
Основой его выступления об Арктике стали вопрос о том, как добраться до Северного полюса и соображения насчет выбора курса. В книге протоколов Портсмутского Общества литераторов и ученых за 1883 г., находящейся ныне в Центральной библиотеке Портсмута, содержатся три газетных отчета о выступлении Конан Дойла в Лекционном зале на Пенни-стрит 4 декабря, самый полный из которых был напечатан в «Хемпшир-Телеграф» 8 декабря. Вот он:
«Мероприятие готовится внушительное». Напечатанный на афише синопсис лекции демонстрирует размах Конан Дойля: «Что сделано и что еще предстоит сделать? – Экспедиция 1876 г. – Экспедиция Ли Смита – Коммерческая составляющая – Тюлений промысел – Китовый промысел – Жизнь за Полярным кругом». Собственный экземпляр писателя (Публикуется с разрешения «Конан Дойл Эстейт»).
«Арктические моря»
Доктор А. Конан Дойл прочел доклад на вышеозначенную тему. Вначале лектором был отмечен тот факт, что, несмотря на значительные успехи в изучении земного шара, которые были сделаны за прошедший век, будущим географам и путешественникам еще есть что делать и куда направить путь. Миллионы квадратных миль вокруг полюса еще хранят свою девственную нетронутость, на них никогда не ступала нога человека, а далеко на Юге, за просторами Атлантики, раскинулся закованный во льды таинственный континент. Некогда от гор Тибета и до каменистых равнин Центральных областей Австралии, от великих африканских озер и до прерий Центральной Америки существовали белые пятна на карте, привлекавшие ученых и бросавшие вызов храбрецам. Годы шли, и мало-помалу территория неведомого сокращалась как под натиском коммерции и распространением цивилизации, так и благодаря действиям отважных путешественников. Тем не менее процесс этот шел медленно и каждое новое поколение получало в наследство внушительную сумму неразрешенных загадок природы. Досталось оно и нам – людям, которым прогресс дал в руки новые и более мощные инструменты познания и потому надеющихся преуспеть там, где наши предки потерпели поражение.
В долгой и увлекательной истории путешествий и географических открытий нет страницы более захватывающей, чем та, что посвящена мечте человека достигнуть Северного полюса. Отчаянные попытки совершить это, предпринятые за последние двести лет, не могут оставить безучастными даже самых равнодушных. Однако история эта – не из веселых. В ней развеянные в прах надежды, тщетные усилия, кораблекрушения, голод и цинга, и довольно часто – одинокие могилы в далеком сумрачном краю.
Но есть в ней и светлая сторона, ибо эта история свидетельствует и о неизбывном мужестве, самоотверженности и преданности – о самом благородном, что может быть в человеке.
Череда людей, устремлявшихся вперед, жаждущих пожертвовать собой ради общего блага, с легким сердцем рискующих самой жизнью и отдающих ее во имя науки – разве не служит это доказательством высот человеческого духа, начисто отрицаемых скептиками и пессимистами?
После описания арктических морей, во многом основанного на собственных впечатлениях, доктор Дойл перешел к подвигам капитанов елизаветинских времен и рассказал о попытках Девиса, Баффина, Гудзона и Пэрри и других добраться до полюса. Свой рассказ он украсил яркими подробностями этих путешествий. Говоря о британской экспедиции 1875 года, он отметил достижения современных английских мореплавателей, продвинувшихся не только дальше своих морских и сухопутных соперников, но и за пределы, достигнутые их праотцами, тем самым посрамив тех, кто с таким удовольствием рассуждает о нынешнем «упадническом веке». Наши моряки доказали, что сделаны из того же теста, что и их предки, и даже самые закоренелые хулители и критиканы не могут оспорить непреложных фактов преодоления ими той или иной широты.
В последние годы современного цивилизованного человека отделяют от полюса 399½ миль. Доберется ли он когда-нибудь до полюса? Лектор не видит причин для сомнений. Вопрос, однако, заключается в том, являются ли оставшиеся 390 миль такими же суровыми и безжалостными к человеку, как и уже покоренные? Конан Дойл склонен думать, что это не так, что на каком-то этапе плаванья к полюсу температура повысится. Он знает, что многие серьезные авторитеты в этой области подобное предположение опровергают, но некоторые капитаны китобойных судов, проведшие в этих морях не один год, разделяют эту точку зрения. Основывается Конан Дойл, в частности, на заявлении Мортона, своими глазами видевшего чистую воду за льдами, которые, в зависимости от сезона, то наступают на нее, делая полосу воды уже, то, наоборот, отходят к югу.
Так как Земля не полностью круглая, а сплюснута на полюсах, то полюса находятся ближе к центру земли, нежели мы. А чем ближе к центру земли, тем выше температура, что можно наблюдать, например, в шахтах. Поэтому можно предполагать, что околополярная территория получает некое дополнительное тепло, что уравновешивает недостаток тепла сверху. Описав экспедиции за китами и различные интересные факты арктических плаваний, доктор Дойл задался вопросом, правилен ли путь, который выбирали мореплаватели ранее и достаточно ли он взвешен и просчитан. Конан Дойл сомневается в этом. Так как движение льдов к югу несомненно, то сама география арктических морей убеждает в том, что путь к северным широтам через Пролив Смита и Канал Кеннеди – наихудший. Почему бы не предпочесть ему путь к полюсу по широким водным просторам между Гренландией и Шпицбергеном, где льды не теснятся, а плавают свободно?
Конечно, в случае суровой зимы и прохладного лета надежды на успех мало, но если погодные условия будут благоприятствовать, лучшего пути не придумаешь. Если правительство заинтересовано в покорении полюса, ему следует не поскупиться и хорошенько подготовить экспедицию, задействовать в ней лучшие отечественные суда, привлечь храбрых офицеров флота – хотя бы на половинный оклад. Надо каждый год, начиная с середины июня, отправлять судно, которое, дойдя до ледяного барьера, пойдет вдоль него и не станет делать ошибку, врезаясь в первые же льды. Возможно, первое судно через два месяца вернется ни с чем, но на следующий год будет отправлено следующее, и так раз за разом, пока в разгар теплого сезона налетевшие с севера шторма не взломают льды. Если во льдах обозначится проход, то двух дней под паром будет достаточно для того, чтобы добраться до полюса. Конан Дойл полагает, что правительство должно назначить премию в 30 тысяч фунтов за открытие пути на полюс, и всех, кто, возможно, усомнится в пользе подобной экспедиции, он упрекнет в узости взгляда, ибо такие попытки воодушевляют, порождают гордость и поднимают дух нации.
Скряги и сторонники утилитарного похода могут спорить до хрипоты, но разве не наполнятся радостью сердца англосаксов, когда любимый всеми нами флаг взовьется над северной верхушкой земного шара?
Председатель предложил проголосовать за вынесение благодарности лектору и сказал, что его внимание особенно привлекла содержащаяся в лекции идея существования возле полюса открытого водного пространства. Концепция эта всегда занимала и его, но он не вполне согласен с гипотезой о том, что у полюсов теплее ввиду большей их близости к центру Земли. Это спорный вопрос, так как до сих неясно, правы ли были те ученые прошлого, которые утверждали, что температура в центре земного шара выше, чем в его отдаленных от центра областях. Он также хотел бы знать, что думает лектор об использовании в подобной экспедиции аэростатов. Не разумнее ли будет искать проход во льдах с их помощью, нежели тыкаться вслепую. Еще один интересующий его вопрос – это польза самого открытия, буде оно сделано. Впрочем, пользу от того или иного открытия можно подсчитать, лишь совершив его (Верно! Верно!). Сам он верит, что открытие это будет сделано, особенно если направлять такого рода экспедицию, как и предполагает лектор, каждый год. Почетный секретарь Общества поддержал идею вынесения благодарности лектору, но заявил, что в экспедиции к полюсу, имевшие место ранее, мало кто верил, в отличие от плаваний, предпринятых для поисков Северо-западного прохода, каковых было от 200 до 300. Число последних определяет коммерческая их цель. Он выразил солидарность с председателем, в свою очередь признав, что подобные исследования исключительно полезны (Верно!). Всякое знание – сила, а такие исследования и открытия развивают, в частности, и науку психологии. Среди прочего полярными экспедициями доказано, что суровый климат можно переносить, не прибегая к помощи алкоголя (Верно! Верно!), так что не имей трезвенники других доводов в свою пользу, уже это доказательство могло бы использоваться ими в качестве весомого аргумента. Преподобный доктор Колберн заявил, что верит в существование в Арктике залежей угля, ибо полагают, что в истории земли был период, когда температура в этих широтах была гораздо выше и там могли произрастать растения, из которых впоследствии образовался уголь.
Еще вопрос – к какой расе принадлежали предки теперешнего населения Гренландии?
Не происходят ли ее жители от аборигенов острова?
Доктор Дойл завершил дискуссию, заявив, что залежи угля были обнаружены в Гренландии и на Шпицбергене и следы бывшего там некогда в незапамятные времена жаркого климата действительно имеются, но проведенные исследования еще не дают возможности определенно подтвердить столь скоропалительные выводы. Что же касается местного населения, то, по мнению Дойла, все ученое сообщество считает, что много тысяч лет назад всю Европу населяло племя эскимосов, постепенно вытесненное и побежденное более развитой цивилизацией. Идею же аэростатов как средства наблюдения лектор считает замечательной (Верно! Верно!).
Затем заседание было закрыто».
«С лекцией покончено. Gott sei dank (Благодарение богу (нем.), – писал Конан Дойл матери. – И прошла она лучше, чем мог я даже мечтать. Аудитория (а зал был переполнен) ловила каждое мое слово, от первого до последнего, слушая меня внимательнейшим образом, а порою не давала продолжать, прерывая речь мою одобрительными выкриками. В конце зал разразился бурными аплодисментами, все единодушно проголосовали за вынесение мне благодарности, после чего, один за другим, слово брали ораторы, чтобы похвалить „замечательный доклад“, „в высшей степени умный доклад“, „превосходно написанный доклад“, который они прослушали. Словом, это был сплошной восторг».
Лекция стала для Конан Дойла поворотным пунктом всего периода жизни в Саутси. Она вернула ему веру в себя, подхлестнула профессиональное честолюбие. Публикация в следующем же месяце «Заявления Дж. Хабейкека Джефсона» стала еще одним шагом вперед. Хоть имя автора тут, в отличие от публикации в «Корнхилле», и не было вынесено на первую полосу, утешением Конан Дойлу явилась плата в двадцать девять гиней. Рассказ был замечен публикой и хорошо воспринят критикой – в частности, Робертом Луисом Стивенсоном, а некоторые другие сравнивали его с «Повестью о приключении Артура Гордона Пима» Эдгара По. «Наступают хорошие времена для нас, – заверял писатель матушку, – фамилия наша у всех на устах, все выказывают мне уважение и выражают симпатию. Врагов же и недоброжелателей, насколько я знаю, у меня здесь нет. Так что мы обречены на успех».
В двух своих самых значимых работах того периода – «Капитане «Полярной звезды»» и «Дж. Хабейкеке Джефсоне» Конан Дойл соединил свой морской опыт с техникой рассказа, свойственной стилю Эдгара По. Появление Шерлока Холмса было теперь лишь вопросом времени.
Через четыре года, все еще совмещая занятия литературой с врачебной практикой, Конан Дойл пишет детективную историю «Этюд в багровых тонах», где впервые появляются персонажи, которым суждено обрести бессмертие – доктор Ватсон и Шерлок Холмс. Но первые две новеллы с этими героями не произвели большого впечатления на читающую публику. Конан Дойлу предстояло пройти еще немалый и чреватый трудностями путь – и как писателю, и как практикующему врачу. К тому времени он женился, обзавелся семьей, которую надо было содержать, и он обратился к более масштабному жанру, написав первые из многочисленных своих исторических романов – «Михей Кларк» и «Белый отряд».
В 1891 г. Конан Дойл возвращается в Лондон и, после короткого периода обучения в Вене и Париже, начинает практиковать уже как врач-офтальмолог. Не бросая медицинскую карьеру, он продолжает и сочинительство, не прекращая литературные опыты даже в период учебы. Он решает еще раз попытаться счастья с Шерлоком Холмсом, теперь избрав форму рассказа. Публикация в июльском и августовском номерах «Стрэнд Мэгазайн» первых двух рассказов становится литературной сенсацией, что толкает Конан Дойла на то, чтобы оставить медицину и всецело посвятить себя литературе. Но даже получив признание, он не перестает возвращаться мысленно к Арктике. «Что за удивительный климат в тех краях, – восторгается один интервьюер после беседы с ним. – Мы здесь и понятия не имеем о его достоинствах. Дело не в холодной температуре, а в совершенной чистоте воздуха. Думаю, с течением времени Север превратится в здравницу мирового значения. В места, на тысячи миль удаленные от дыма и гари, потянутся больные и инвалиды за воздухом несравненной чистоты, чтобы поправлять здоровье и набираться сил в чудодейственной и целительной атмосфере Арктики».
Конан Дойл использовал обретенную популярность для пропаганды своих взглядов. В очерке «Обаяние Арктики», появившемся в журнале «Айдлер» («Бездельник») в июле 1892 г., он продолжил популяризировать идею, высказанную перед слушателями его портсмутской лекции, – о выборе правильного пути к Северному полюсу, вызвав горячее одобрение норвежского исследователя Вильяльмура Стефансона, ставшего потом его верным другом на всю жизнь. «Конан Дойл не только превосходит мужеством Ватсона, а добротой Холмса, он еще и мягче сэра Найджела и чудесно сочетает в себе черты положительных и благородных своих персонажей», – писал Стефенсон 3 мая 1922 г. в статье в журнале «Аутлук» («Взгляд»).
«Мой дорогой Стефансон, – писал Конан Дойл в 1920 г. под конец своего турне по Австралии, в ходе которого им был прочитан ряд лекций по спиритуализму, – как разнятся наши интересы! Вас занимают северные олени, меня же – бесплотные души, но оба мы – части единого и великого целого». Не совсем ясно, разделял ли Стефенсон взгляды Конан Дойла по части спиритуализма, но то, что оба они видели друг в друге целеустремленных и не ведающих страха исследователей неизведанных областей, не подлежит сомнению.
Пять лет спустя Конан Дойл делится личными впечатлениями о «Жизни на гренландском китобойном судне» в очерке, напечатанном в «Стрэнд Мэгэзин» в январе 1897 г. Там он рассказывает о том, как боксировал со стюардом Джеком Лэмом, и о том, как Лэм в разговоре с первым помощником Маклином назвал Конан Дойла лучшим из докторов, когда-либо служивших на «Надежде» – за то, что тот сумел подбить ему, Лэму, глаз.
Переработанный очерк этот, вошедший в 1924 г. как глава в автобиографию Конан Дойла, получил широкую известность в англоязычных странах. Дома же на него отозвался «Питерхед Сентинел»:
«Несомненно, доктору Конан Дойлу будет интересно узнать, что оба они, Колин Маклин и Джек Лэм, живы. Первый из них вернулся из китового похода в прошлом ноябре. Участвовал он в походе в качестве помощника капитана китобойного судна из Данди. Он по-прежнему крепок и полон сил, но подумывает оставить промысел, так как глаза начинают ему изменять и видит он не так четко, как это было в 1880-м. Он сохранил самые добрые воспоминания о докторе-боксере и с легкостью нашел его и других членов экипажа на снимке из „Стрэнд Мэгэзин“, который мы ему показали. Физические данные доктора и его выносливость он оценивает столь же высоко, сколь и доктор – соответственные качества Маклина, хотя об умении Конан Дойля перепрыгивать со льдины на льдину Маклин и отзывается весьма скептически. Что же до Джека Лэма, сладкоголосого тенора и неуемного драчуна, предположения Конан Дойла касательно него оказались верны. Несомненно, что Гренландия ему теперь, как и бывшему судовому врачу Конан Дойлу, является лишь в мечтах, так как он вернулся к прежней профессии. Теперь он старший пекарь Ее величества и следует за ней, сопровождая ее повсюду. Если доктору Дойлу случится навестить Дисайд-Хайлендс осенью, а еще лучше – на часик другой заскочить в Виндзор в семейное гнездышко Джека Лэма, он сможет возобновить знакомство со старым своим приятелем. Несомненно, что Джек Лэм за эти годы пополнил свой певческий репертуар рядом новых чувствительных и патетических песен, но он будет рад вспомнить старое доброе время и исполнить „Морские волны светят мне улыбкою твоею“, а также „Мы встретимся у райских врат с тобой, моя красотка“. Не исключено, что его можно будет уговорить и на новый боксерский поединок».
Конан Дойл нередко касался темы Арктики в своих публичных выступлениях – об этом упоминает пресса того времени. Но даже когда в номере «Дейли Мэйл» от 23 января 1900 г., опубликовавшем отчет об обеде в Авторском клубе, устроенном в честь отбытия Конан Дойла на бурскую войну в качестве военного врача, Арктика и не была упомянута, последовал отклик от человека, знавшего эту сторону деятельности Конан Дойла – письмо от Джеймса Брауна, члена Корпорации корабелов:
«Хоть Вам это и неведомо, но я много слышал и читал о вас. Будучи старым питерхедским мореходом, я знал капитана Джона Грея, помощника Колина Кэмпебелла (sic!) и всех других, кто был на «Надежде» в то время, когда вы ходили на ней доктором. Я и служил со многими из них. Я прочел в „Дейли Мэйл“ о вчерашнем ужине в Авторском клубе в вашу честь и осмеливаюсь теперь написать вам, чтобы пожелать попутного ветра и благополучного возвращения!»
Конан Дойл вспомнил, что автор письма являлся капитаном «Недосягаемого» в 1896 году, когда судно это доставило обратно в Норвегию Фритьофа Нансена после его неудачной попытки покорить Северный полюс. Письмо это Конан Дойл сохранил в своем архиве вместе с письмом, полученным им от Джека Лэма.
Арктический опыт проник и в рассказы о Шерлоке Холмсе, проявляясь в многочисленных появлениях моряков, упоминаниях кораблей и всего, что связано с мореплаванием в его рассказах. «Никто не мог бы вскарабкаться по этой веревке, разве что акробат или же моряк, и никто, кроме матроса, не мог бы завязать такие узлы», – со знанием дела замечает Холмс в одном из рассказов. «Лицо его было худым, смуглым и выражало лукавство, – повествует в другом рассказе Ватсон, а потрескавшиеся руки его как бы складывались сами собой, как это бывает у моряков». В рассказе «Случай с Черным Питером» капитана китобойного судна находят проткнутым гарпуном, «точь-в-точь жук, наколотый на картонку».
В описании мерзавца-китобоя Питера Кэйри и его деяний отразились не только знания Конан Дойла в области китобойного промысла, но и его осведомленность о давнем соперничестве Питерхеда и Данди за право именоваться центром китобойного промысла. Конан Дойл был всецело за питерхедцев, недаром мерзавец-капитан в рассказе родом из Данди.
Даже в стихах Конан Дойл то и дело возвращается к приключениям своей юности. Опубликованные в 1911 году веселые вирши, носящие название «Совет молодому Артуру», также содержат морские метафоры:
«Ты сперва привыкай,
Все вокруг себя вбирай,
Как канат, что тянет груз,
Все мотай себе на ус,
Чтоб потом, достигнув порта,
Впечатленья скинуть с борта!»
По словам Стюарта Фрэнка, старшего куратора ньюбедфордского Музея китобойного промысла, из крупных писателей лишь Конан Дойл и Герман Мелвил смогли описать охоту на китов, какой она была в XIX веке, исходя из собственного своего опыта. До самой своей кончины в 1930 году Конан Дойл сохранил яркие и приятные воспоминания о времени, проведенном в Арктике. «Этот край обладает обаянием, чарами, власть которых ощущает на себе каждый, кому удается сюда проникнуть, – писал он ранее. – Как понимаю я того престарелого капитана китобойного судна, который, будучи при смерти, вдруг зашагал из дома прочь, шатаясь, прямо как был, в ночной рубашке, а когда его нашли сиделки, он все бормотал, что он должен „пробиваться на север“»!
Незадолго до смерти Конан Дойл набросал юмористический рисунок, названный им «Старый дом». Он изобразил себя в виде старой клячи-тяжеловоза, тянущей повозку, доверху нагруженную домашним скарбом – делами и занятиями всей многотрудной его жизни. Среди прочего там числятся «врачебная практика», «Шерлок Холмс», «исторические романы» и многое другое, а на верхушку всей этой кучи он поместил «Арктику». На заднем плане среди вех извилистого пути мы видим и бот с гарпунерами – охотниками за китами.
Конан Дойл умер дома, в кругу семьи 7 июля 1930 г. Наконец-то и он смог отправиться в путь, «пробиваясь на север».
Йон Лелленберги Дэниел Стесоуэр
