Журнал промысловой экспедиции

за китами и тюленями на судне «Надежда» 1880

Суббота, 28 февраля

При большом стечении народа и к вящей радости всех собравшихся, в 2 часа мы отчалили. Предводительствуемый Мюрреем «Недосягаемый» отбыл раньше. Команды «право руля» – «лево руля» Мюррей ревел, как Васанское чудище, мы же отошли от причала тихо, по-деловому. Судно наше сверкает чистотой, как яхта благородного джентльмена. Выскобленные палубы белы как снег, медь блестит и переливается. Молодая дама, которой я был представлен, но чье имя я при знакомстве не расслышал, махала мне платком, стоя на краю пирса. Сняв шляпу, я помахал ей в ответ, хотя кто она такая – один Бог ведает.

На палубе пробирал ветер, и давление в барометре быстро падало. Несколько часов мы шли вдоль бухты и закусывали, поднимая тосты за Бакстера и прочих именитых гостей «Надежды». Наконец прибыл лоцманский катер и увез их всех на берег вместе с незадачливым «безбилетником», пытавшимся спрятаться в твиндеке.

Мы взяли курс на Шетланды и шли туда под крепким ветром; барометр устремлялся книзу вроде ложащейся на дно устрицы. Мое намерение – оставаться на палубе как можно дольше.

Воскресенье, 1 марта

В 7.30 пополудни прибыли в Леруик. Нам чертовские повезло: надвигался шторм, и, если б мы не успели пришвартовать ся вовремя, могли бы потерять шлюпки и фальшборты. Мы очень этого опасались, но в 5.30 на горизонте обозначился Брессейский маяк. Капитан радовался, что добрался до порта прежде «Недосягаемого», вышедшего пятью часами ранее.

Понедельник, 1 марта

Ураганный ветер. «Недосягаемый» прибыл в 2 часа ночи. Весьма своевременно. Гавань – сплошная пена. А на судне очень спокойно и удобно. У меня маленькая уютная каюта. Телеграфное сообщение между нами и Питерхедом нарушено. Ну и дыра.

Вторник, 2 марта

Барометр показывает 28.375. Капитану еще не случалось наблюдать столь низких значений. Сделал инвентаризацию нижнего белья. Тейт, наш шетландский представитель, рассуждает о религии и атеизме. Он вовсе не так глуп, как кажется.

Среда, 3 марта

Погода хорошая, но давление все еще низко. После завтрака ходил на берег с капитаном. Набирали матросов-шетландцев. В тесной конторе Тейта жуткое столпотворение. Прибыли «Ян-Мейен» & «Виктор». Мюррей с «Недосягаемого», по-видимому, неплохой парень. Капитан [Грей] и я выходили от Тейта, когда какой-то пьяный шетландец бросился к капитану: «Капитан (ик!), я иду с вами в поход! Такое судно! Прелесть! Огромное! Мы таких не видывали. Я вам (ик!) принесу удачу!» Грей нехотя повернул назад, в контору. Он казался раздраженным, и я сказал: „Могу его прогнать, если позволите!“ Он ответил: „Вижу, доктор, у вас руки чешутся задать ему хорошую трепку. Я и сам бы не прочь сделать это, но так не годится“. Мы затолкали соискателя в заднюю комнату и заперли дверь, но тут в стекле наверху двери показалась рука. Бах! – во все стороны полетели осколки вперемежку со щепками, и в образовавшейся дыре появился неукротимый шетландец с изрезанными в кровь руками: „Меня не удержать, капитан Грей, ни деревом, ни железом! Я буду с вами на вашем корабле!“ На протяжении всей этой сцены капитан не шелохнулся и продолжал невозмутимо курить трубку, стоя у окна. Упиравшегося и отбрыкивавшегося забулдыгу скрутили и поволокли, по всему судя, в кутузку, хотя лечебница подошла бы тут куда больше. Типичный случай delirium tremens («белой горячки»). За обедом принимали Мюррея с «Недосягаемого» и Тейта. Говорили о масонстве, китобойном промысле и прочем. Спорил с Мюрреем насчет действенности лекарств. Вино лилось рекой, и притом хорошее. Остаток вечера провел в приятном обществе капитана. Между прочим, обнаружился еще один «безбилетник» – несчастный, перепуганный. Капитан сначала стращал его отправкой на берег, но окончилось все подписанием договорного документа.

Четверг, 4 марта

Утром выдавал табачное довольствие. Потом спал, к вечеру сошел на берег. Сперва мы со вторым помощником и стюардом завернули в «Квинс», где, по выражению последнего, «маленько вздрогнули», затем отправились к миссис Браун. Там я потерял своих спутников. У миссис Браун я был желанным гостем и получил заверения, что ее дом навеки останется моим домом. После чего я переместился в заведение на Коммершл-стрит, где шла гульба. Слушал хорошие песни и сам распевал «Джекову байку». Беседовал с капитаном о принце Жероме.

Пятница, 5 марта

Капитана и меня пригласили на обед у Тейта. Мы сочли это безрадостной перспективой. Отправились в «Квинс», где сыграли в бильярд. Потом потащились к Тейту. Там застали Мюррея с «Недосягаемого» и некоего Гэллоуэя, мелкого, но жутко напыщенного стряпчего – мерзкого типа. Провели томительный вечер за тяжелым ужином со скверным шампанским. Старина Тейт изобразил крайнее удивление, когда я сказал, что прихожусь племянником Р. Д.. Вот обормот, – позднее я узнал, что капитан ему об этом все уши прожужжал. Он приучил свою собаку к почитанию Наполеона. На того, кто ненароком произнесет имя «Наполеон» с неодобрительной интонацией, она кидается стрелой, рвет зубами и одежду, и тело. Мюррей развлекал нас рассказами о трех матросах, провалившихся под лед, десяти – убитых в уличной драке, а также другими интереснейшими историями. В девять за нами пришла шлюпка, и мы с облегчением отправились к себе на корабль, где можно спокойно вытянуть ноги и расслабиться у себя в каюте.

Поднимался ветер. Разглядывали сооружение, которое капитан счел развалинами римского лагеря. Я же думаю, что то была круглая башня пиктского периода.

Суббота, 6 марта

Дождь и сильный ветер. Весь день ничего не делал. Колин Маклин и еще несколько человек, отправляясь вечером на берег, потребовали шлюпку, которую мы были вынуждены отрядить, хотя море и было неспокойно. Начал биографию Джонсона Босуэла.

Воскресенье, 7 марта

Ничего интересного, если не считать прибытия почтового парохода «Сент-Магнус», привезшего мне письмо из дома и еще одно – от Летти, а также «Скотсмен» за неделю. Новости неплохие. Вчера мы переменили место стоянки и теперь, как и «Недосягаемый», стоим в стороне от других судов.

Вечер помощник Колин провел в «Квинсе», где услышал, как два жителя Данди прохаживались насчет «тех двух гребаных питерхедцев, что ни с кем знаться не хотят, а сами надутые, как индюки». Колин вскочил и с криком, что он тоже с «Надежды», растолкал всех и, как бешеный, кинувшись на доктора из Данди, сильным ударом сбил его с ног.

Наутро, когда я обрабатывал раны Колина, он сказал: «Счастье еще, что я был трезв, доктор, не то не миновать им было бы настоящей драки». Интересно, что Колин понимает под «настоящей дракой». Леруик – грязный городишко, жители его – простоватые и очень гостеприимные. Главную улицу его, видать, строил какой-то косоглазый, потому что дома сильно наклонены, а улица извивается, точно штопор.

Обратил внимание на то, что на некоторых стоящих в гавани судах развиваются флаги с масонскими символами. У Мюррея на вымпеле – циркуль на синем поле.

Здешние рыбаки продают треску по 5 фунтов за центнер, а улов их за ночь составляет центнеров 25. Между прочим, механику с «Недосягаемого» машиной повредило два указательных пальца, и перед завтраком мне пришлось отправиться туда и делать перевязку. В порту насчитал двадцать китобойных судов.

Понедельник, 8 марта

Порядочных перьев, чтобы делать записи в журнале, здесь нет, так что пишу этим – черт бы его побрал. Сегодня ходили на берег и, пошатавшись там, я набрел на футбольный матч между оркнейцами и шетландцами – зрелище довольно-таки жалкое. Повстречал капитанов с «Ян-Майена» (Денчерс), «Новой Земблы» и «Эрика», а также доктора Брауна с «Эрика» – тоже лондонца. Вшестером мы по окончании матча отправились в «Квинс», где сначала выпили дурного виски, после чего перешли на кофе. Затем Браун заказал бутылку шампанского, и Мюррей, как и я, последовали его примеру. Сигары и трубки. Думаю, со спиртным мы немного перебрали.

В прошлом году Браун на судне «Воронья скала» попал в кораблекрушение. Говорит, что отлично стреляет. Мы с капитаном вернулись на судно в полдесятого.

Письмо от этого же дня, направленное писателем в Эдинбург, матери, Мэри Фоли-Дойл.

С борта судна «Надежда». Леруик. Понедельник

Драгоценная мэм!

С помощью все того же птичьего пера и бутылочки чернил сообщаю тебе новости с Севера: вчера прибыл почтовый пароход, привез письмо от тебя и очень милую весточку от Летти, которая, по всей видимости, имеет весьма смутное представление о том, зачем я отправляюсь в Гренландию – то ли держать экзамен перед медицинской комиссией, то ли что-то в этом роде (судя по ее пожеланиям мне успеха и выражениям надежды, что вернусь я уже дипломированным доктором)! Ну и забавная же она девчонка! Привезли «Скотсмен» и нужный мне пинцет. Теперь насчет твоих вопросов, постараюсь ответить на них как можно лучше.

Вопрос 1. Я получил – письма, посылки и прочее.

2. Мой [?] не получил и продолжаю его желать.

3. Я здоров.

4. На письмо миссис Хор я ответил.

5. В качестве доброго и послушного мальчика (каким являюсь) я навестил Роджеров, виделся с ними, видел и малышку – по крайней мере, видел два огромных светло-голубых глаза, уставившихся на меня из вороха пеленок.

Похожа на спрута женского пола и с четырьмя щупальцами (подвид: спрут-пышка). Однако безмолвной ее не назовешь: «Son et oruet et prosterea nihil – голос и глаза, а больше ничего – искаж. лат.), если не считать не очень приятного запаха. О да, Вельзебуб – прошу прощения, Кристабель – прекрасный младенец. А теперь, когда я успокоил твою мятущуюся душу столь целительными ответами, разреши мне изложить что-нибудь более интересное. Во-первых, тебе приятно будет узнать, что никогда в жизни я еще не был так счастлив. Во мне есть явная цыганская жилка, и теперешняя моя жизнь, по-моему, как нельзя более мне подходит. Вокруг меня хорошие, красивые люди, и притом очень крепкие. Ты удивишься, насколько хорошее образование смогли самостоятельно получить некоторые из них. Вчера вечером старший механик, поднявшись из угольного трюма, затеял со мной на палубе под звездами диспут о дарвинизме. Я положил его на обе лопатки, но он взял реванш, рассуждая о замечаниях Колензо по поводу Пятикнижия… В этом вопросе он меня обскакал. Капитан тоже человек ученый. В Леруикской гавани сейчас почти 30 китобойных судов, но только два из них приписаны к Питерхеду – «Недосягаемый» и «Надежда». Два лагеря недолюбливают друг друга. Грей и Мюррей считаются аристократами. Колин Маклин, наш первый помощник, в субботу заглянул в «Квинс», где полдюжины матросов из Данди стали поносить «Надежду». Колин – этот здоровенный и рыжий бородач-шотландец – не привык болтать попусту, так что он сразу поднялся и, объявив, что он тоже с «Надежды», без лишних слов дал волю кулакам. Он пригвоздил к полу их доктора и изувечил капитана, после чего триумфально покинул помещение. Наутро он сказал мне: «Счастье еще, доктор, что я был трезв, а не то не миновать бы им было настоящей драки». Я же призадумался насчет того, что Колин понимает под настоящей дракой. Леруик – это городишко с кривыми улицами и некрасивыми девушками. Унылое захолустье, где есть две гостиницы и один бильярдный стол. Остров голый, без деревьев. В пятницу был на обеде у Тейта, нашего представителя. Обилие вкусной еды, шампанское и все прочее, но скучновато. Кстати, мы взяли на борт и отличное шампанское, и вино, и едим до отвала, как призовые свиньи. Уже долгое время я не знаю, что такое хотеть есть. Что мне нужно, так это физические упражнения. Я боксирую понемножку, и только. Прибыли мы как раз вовремя, опередив сильнейший шторм, разразившийся позавчера. Капитан уверяет, что, останься мы в открытом море, то потеряли бы не только шлюпки и фальшборты, но, весьма вероятно, и мачты. Сейчас погода наладилась и, думаю, к четвергу мы отчалим.

Вот, дорогая, и весь мой запас новостей. Да благословит Господь вас всех, пока я вдали от вас. Теперь получить от меня весточку сможете месяца через два с лишним. Парламент запретил нам бить тюленей раньше третьего апреля, вот почему мы околачиваемся здесь. Шлю мою любовь и привет на Гринхилл-пл.

Твой любящий сын, А. К. Д.

Капитан дал мне сегодня увольнительную, разрешив отправиться с несколькими самыми крепкими из младших членов экипажа на берег в «Квинс» – проверить, не будет ли желающих подраться.

Миссис Драммонд, вероятно, дала тебе неверную информацию.

Лотти прислала мне очень умное и забавное письмо.

Здесь письмо завершается, продолжение дневника.

Вторник, 9 марта

Перед ужином гулял на берегу с капитаном. Джек Вебстер напился и безобразничал на улице. Капитан обезвредил его и отправил на борт в лоцманском катере. Но на полпути к «Надежде» он спрыгнул в воду и вплавь добрался до берега. Такелажники и матросы потом ловили его. Утро провел в скучном хождении по лавкам. Отправляемся завтра, если позволит погода. Потом на судно поднялся Тейт, и мы с ним приятно побеседовали. Он парень неглупый, хоть и зануда. Просматривал Скорбси. Капитан рассказал мне кое-что любопытное о китобойном промысле – о том, как киты еще издалека слышат приближающийся пароход и как пугает их звук двигателя. Жир их стоит фунтов 30 за тонну, а ус идет примерно по 800 фунтов. Китовый ус целиком и полностью уходит на континент. Морские единороги здесь встречаются повсеместно, равно как и акулы с дельфинами. Однако особенностью здешних мест являются простейшие, которыми киты и питаются.

Среда, 10 марта

Северный ветер помешал нашему отбытию. Ветхое «Затмение» показалось в гавани. Оно величественно проплыло мимо в клубах пара, приветствуемое всеми судами. Я поднялся на борт, где встретился с капитаном Дэвидом, Алеком и Крэббом. Вечером был на берегу, где сразился в «капитана» и имел честь обыграть Крэбба в бильярд. А ведь он знаменитость среди здешних бильярдистов. Забыл перчатки и трубку в курительной.

Четверг, 11 марта

Великий день для Лейта. Корабли начали свое движение после завтрака, прочь из Леруикского пролива. Это было прекрасное зрелище – ясное, безмятежное небо, и суда одно за другим трогаются под аккомпанемент клацающих якорных цепей. Каждое уходящее судно трижды приветствовали остающиеся. Мы с капитаном отправились на берег, и я вместе с матросами занялся поисками этой несчастного скотины, Джека Вебстера.

Наконец нашли, впятером протащили его, отчаянно кусающегося, по главной улице Леруика, и погрузили на судно. Моей задачей было удерживать его и не давать спрыгнуть за борт. Около часа мы снялись с места и начали петлять между островов, пока около семи не бросили якорь в маленькой бухточке, неподалеку от «Ян-Майена», «Эрика» и «Активного». С «Ян-Майеном» мы от самого Леруика состязались в скорости и, опередив его, встали почти впритык к «Эрику». Обсуждали с Маклеодом и капитаном возможность достичь полюса уже к вечеру. Все уверены, что прежде курс выбирали неправильно: путь к полюсу должен пролегать в открытом море, а не в тесной трубе, становящейся чем дальше, тем у́же и со всех сторон теснимой льдами, как мы это наблюдаем в Девисовом проливе.

Пятница, 12 марта

Вынуждены простоять весь день из-за ветра, предвещающего шторм, хотя барометр и показывает «ясно».

Полное бездействие. Суша представляет собой гряду пологих холмов торфяников и редких домишек под соломенной кровлей. Вечером капитан отправился на «Эрик». Похоже, они рыбачили, мы же с помощником и матросами за неимением хорошей наживки сошли на берег, чтоб набрать раковин. Почти стемнело, так что раковин мы не нашли, а, постучавшись в одну из хижин, попросили о помощи. Хижины здесь убогие, у эскимосов и то жилища лучше: в каждом доме на потолке квадратное отверстие, через которое наружу идет дым от очага в середине помещения (топят его торфом). Но люди здесь приветливые. Встретили в этом варварском месте девушку – хорошенькую, хотя и застенчивую. Добыли себе на наживку двустворчатых моллюсков, после чего, воспрянув духом, и удалились – по пояс в грязи. Вечером к нам подъехал таможенный катер, и умиротворить лейтенанта смогла лишь плитка табаку, врученная ему в качестве подарка. Капитан раздосадован тем, что мы застряли в этой дыре. Давление в барометре продолжает стоять высоко.

Суббота, 13 марта

Ветер и сильный дождь. «Активный» и «Ян-Майен» уже отбыли. Вскоре мы последуем их примеру. Матросы выбирают якорную цепь, распевая «Прощай и до свидания». Красивая песня. За бортом умеренные волны. На полных парусах прошли между островов, оставив самый северный из них справа: оконечность его – причудливые скалы, называемые Стога Рамна.

Весь день идет дождь. Мы устроили гонки с «Эриком» и победили. Ни малейших признаков морской болезни я не чувствую. Видел Беррафьорд-Холмс – самую крайнюю северную точку Великобритании, и в четыре часа пополудни земля скрылась из глаз. Ночью летели на всех парах сквозь косой дождь и туман… Снилось, что меня схватила горилла и бьет и что я плыву на дистанцию в 167 миль в Оксфорде на соревнованиях по гребле.

Воскресенье, 14 марта

«Эрик» нас обогнал и виден лишь временами. Тяжелые атлантические валы все плещут и плещут, накатывая, а мы, под парусами и возложив попечение на пар из котла, стремим наш путь на север.

Миль 150 курсом на север. Гольф стрим, устремляясь на север, огибает Шпицберген, так что, разумеется, идти надо с ним вместе. Можно считать роковым историческим заблуждением, что корабль за кораблем попадали в тупик Девисова пролива, потому что пролив этот – истинный тупик. Читал Босуэла. Совершенно не согласен с Маколеем насчет недостатка интеллекта у Босуэла.

Если кто и страдал, по выражению Маколея, «недугом Босуэла», так это сам Маколей, что явствует из его представлений о Молчаливом Уилли.

Понедельник, 15 марта

Сперва под парусом и при содействии пара, затем исключительно под парусом. Сегодня покрыли, должно быть, половину расстояния. До вечера не покидал каюты. Читал Босуэла. Старик Джонсон мне симпатичен, несмотря на его напыщенность. Не успел порыбачить в Плимуте; несколько дней, как заварилась эта свара между горожанами и рабочими порта, и, хоть Джонсона это вовсе и не касалось, он частенько восклицал негодующе: «Ненавижу всех этих докеров». Такое небезразличие я одобряю. Небо вечером словно заледенело. Температура на судне за день изменилась: вместо 44 – 38°F.

Вторник, 16 марта

Идем все еще под парусами, чему благоприятствует ветер. Я принес с собой везение. Утром вокруг судна резвились два кита-бутылконоса, но я этого не видел. Судя по всему, плывем мы по их угодьям. Завтра ожидаем выхода ко льдам. За вчерашний день проплыли 159 миль. Мы уже в сотнях миль севернее Исландии и примерно в шестидесяти юго-восточнее Ян-Майена. Старые матросы говорят, что идем на удивление резво. Однако не говори «гоп». Температура воды с 12 часов упала до 2°, а это уже похоже на лед. На небе – белая полоса. Общее мнение, что лед мы увидим еще сегодня. Можно сказать, что мы вступаем в царство льда. Об этом говорит особая тишина. Капитан рассказал мне о странных своих снах – ему снятся немцы и черные телки.

Среда, 17 марта

Dies creta notanda. Около пяти часов я услышал, как второй помощник доложил капитану, что вокруг нас – льды. Капитан поднялся, я же встать поленился, примерно в 8 часов мимо прошел норвежец. Когда в 9 часов мы встали, холодный резкий ветер говорил о том, что мы среди льдов. Выйдя на палубу, я увидел лед. Он не лежал сплошным покровом, но весь океан был усеян ледяными холмиками, вздымавшимися и опадавшими вместе с волнами. Холмики были очень белыми наверху, внизу же – чудесного зеленого цвета, маленькие, возвышавшиеся не больше, чем на 4-6 футов над поверхностью воды, но очень разнообразные по форме. Утром устанавливал на мачте «воронье гнездо».

Весь день дымим котлом, или же плывем под парусами между глыбами льда, то испещряющими воду так густо, что можно передвигаться на сотни ярдов, прыгая с глыбы на глыбу, а то редкими – одна-две возвышаются над поверхностью воды.

Слева – нечто похожее на большое ледяное поле. Позади нас милях в 5 маячит судно – должно быть, это «Ян-Майен», а очень далеко впереди смутно виден парус. Кейн говорит, что с мачты он насчитал девять судов.

Четверг, 18 марта

Стюарду приснилось большое стадо свиней, и мы решили, что это предвещает встречу с тюленями. Видишь во сне что-нибудь сельскохозяйственное, значит, тюлени рядом. Забавно! Лед – неровными горками, как и вчера. Сон стюарда оказался в руку, потому что около одиннадцати утра мы увидели первого нашего тюленя – хохлача. Пятнистый, черно-белый, он лежал на льду и очень спокойно глядел на проходившее всего в дюжине ярдов от него судно. Бедняга! Если все они такие же кроткие, то убивать их – грех.

Капитан видел пятнистую сову в паре сотен ярдов от нас, несколько кайр и «курочек», но мы слишком далеко от берега, птиц тут не может быть много. Миновали еще одного хохлача, а затем полосатого тюленя. Потом вдали показалось еще несколько тюленей.

Утро было чудесным, но к вечеру небо затянуло дымкой. Говорили с «Эриком» и поздравляли друг друга с благоприятным ходом экспедиции. Между прочим, Уокер сказал мне в Леруике: «Знать бы мне, сэр, еще в прошлом году, какой вы есть, все могло бы сложиться иначе». «Да по мне, все сложилось как нельзя лучше», – хотел я сказать, но не сказал.

Пятница, 19 марта

Густой туман, а в нем проглядывают лишь льдины. Куда ни бросишь взгляд – площадь обзора лишь ярдов сто. Проплыли мимо двух хохлачей – самца и самки, лежавших на льдине. Попробовали посвистеть и, как и следовало ожидать, самец замер, прислушиваясь, самка же, видимо, не столь чуткая к звукам, лишь прянула в сторону. Самец футов десять длиной, самка, думаю, футов в семь-восемь. Хорошо бы, чтоб развиднелось, с неба капает. Весь день туман не рассеивался, и к ночи мы легли в дрейф. Вечером Кейн боксировал со стюардом. Беседовал с капитаном на литературные темы. Он считает Диккенса пигмеем в сравнении с Теккереем. На мой взгляд, Бакленд – прелесть.

Суббота, 20 марта

Всего неделя, как мы отплыли с Шетландов, кругом – царство льда, плаванье поистине замечательное. День прекрасный, воздух свежий, кристально чистый.

Куда ни бросишь взгляд – простираются льды, снежно-белые на темно-синей воде. Мы движемся вперед – величественно и неуклонно. В пределах видимости – семь парусников, один из которых – «Эрик». Стюард настоял на том, чтоб я принял от него в подарок хорошенький эскимосский кисет. Наверно, это в обмен на трубку, которую я ему подарил. Тюленей пока не видно. Вечером попали в ледяные торосы и легли в дрейф.

Вокруг судна играло несколько хохлачей. Из «вороньего гнезда» углядели сотни две тюленей, так что, похоже, мы приближаемся к их колонии. На горизонте одиннадцать парусов, Адам Карнер видел на льду медвежьи следы.

Воскресенье, 21 марта

Из-за густого тумана дрейфуем весь день. Вокруг десятки хохлачей. Попадаются и полосатые. Капитан полагает, что тюленья колония прямо по курсу – милях в 20 от нас. Джонни вечером был на молитвенном собрании. С палубы неслось стройное пение. После ужина распили бутылочку портвейна. Капитан рассказал мне, что пытался приладить склянку синильной кислоты к наконечнику гарпуна и выстрелить таким образом по полосатику со своего катерка. Чудовище так рвалось и металось, так сокрушительно терлось о нос катера, что судно чуть не воспламенилось. Потом кит оборвал трос и ушел, но впоследствии, видимо, сдох, так как на какое-то время у берега пропали налимы. Многие полосатики достигают 100 футов в длину. Кстати, Карнер выучил меня нескольким словам по-эскимосски: амаланг (да), пиу (очень хорошо), пиу смали (плохо), кизи-мики (ледовая собака, то есть медведь).

Понедельник, 22 марта

Опять сплошной туман, но, дрейфуя, мы приметили несколько полосатых тюленей с их толстыми желтыми отпрысками.

Стащили боты со шканцев, приготовили ружья, но до 3 апреля ждать еще долго – а пока полный запрет. Туман продержался весь день, так что мы лежим в дрейфе. Вечером боксировал. Прикончил первый том Босуэла. Мечтал об О. П.

Вторник, 23 марта

Утро ясное, показалось несколько тюленей. «Затмение» наконец прибыло, и капитан перед обедом взял его на абордаж. Поспешили пройти несколько миль по курсу. Весь день штормит. Температура ниже точки замерзания. Ветер очень холодный. Оснастка покрыта льдом. Перед чаем вскарабкался на «воронье гнездо», но капитан тут же велел мне спуститься вниз, боясь, что я замерзну. Получил хорошенький кисетик от Кейна. Карнер говорит, что в Новом Орлеане до войны рабочий в порту мог зашибать по фунту в день, теперь же они получают не больше доллара.

В войну капитан видел в Ливерпуле суда, сумевшие вырваться из блокады, длинные, похожие на пауков и развивающие большую скорость пароходы, покрашенные в цвет океанской воды. Везли они, по большей части, хинин. Нужды в матросах они не испытывали. Давление в барометре опять ползет вверх.

Среда, 24 марта

Еще один великий день для Лейта. Увидели стадо тюленей и притом – огромнейшее. С «гнезда» я его не рассматривал, но оно застилало весь горизонт, от края до края, а как далеко тянулось за горизонт – и не видать. Колин говорит, что такого большого стада в жизни не видел. Без сомнения, это самое большое скопление крупных животных в современной фауне, я, по крайней мере, не слышал, чтобы какое-нибудь другое животное собиралось в миллионные стада, занимая территорию протяженностью в 15 миль и 8 миль в ширину. Верная моя спутница удача и тут не подвела, нас ожидает, по-видимому, хорошая добыча. Судна окружили нас со всех сторон и сейчас выбирают местоположение.

Сегодня мимо нас пропыхтел «Недосягаемый» под флагом, который он приспустил: знак того, что нам придется еще какое-то время простоять тут в бездействии. Устрицы.

Четверг, 25 марта

Наконец-то нашел хорошее перо! Ура! Вечером 19 градусов холода. Весь день занимаем позицию, ставим боты, чистим ружья. С мостика сейчас видны животные, расположившиеся с края стада. Вокруг судна довольно много одиночек. Я пишу и слышу, как пищит молодняк. Звуки напоминают не то кошачье мяуканье, не то блеянье ягнят.

А видом они как помесь ягненка с гигантским слизняком. Единственное наше опасение теперь – это как бы эти недотепы-норвежцы или кто-нибудь из дандийцев не сунулся сюда и не испортил бы нам всю обедню. Если добыча наша составит менее 50 тонн, я буду разочарован, если же менее ста – буду удивлен. Капитан намеревается научить меня определять широту и долготу. Вспоминаются хорошие строки:

 

И умерять припаркой тишины

Ту боль, что звуки доставляют.

 

По-моему, это Холмс. Сегодня щеголял в матросских сапогах.

Пятница, 26 марта

Мороз все продолжается, сегодня семнадцать, а ночью – двадцать. Это как раз и нужно, чтобы затянулись полыньи и можно было бы идти по льду. Немножко приблизились на двигателе. Помощник говорит, что тюлени лежат кучно – чуть ли не сплошным ковром. Утверждает, что их больше, чем было в 55-ом, а в тот год на промысел вышло 50 судов и все они заполнили трюмы до отказа. А нас всего 23, и все считают, что перспективы наши самые радужные и омрачить их способно только внезапное землетрясение. Работа ожидает нас жаркая, а закон о запрете – прекрасная мера сохранения популяции. Прежде бедняг убивали, не дав им возможности обзавестись потомством. Матросы с «Затмения» сегодня убили медведя, а мы видели медвежьи следы возле нашего корабля.

Медведь зверь трусливый, если его не загнать в угол. Капитан однажды убил медведя багром. А механик рассказал мне, как один медведь гнался за матросами в метель многие мили, и как они, чтобы отвлечь зверя, сбрасывали с себя одежду и прибежали на корабль чуть ли не голые, трясясь от страха.

Ни в одном музее Британии нет порядочного чучела кита, есть только зародыши. Сегодня видел тюленей-сосунков. Боксировал со стюардом и повредил руку. У старого Кейта удалил зуб, а у молодого лечил желудочное расстройство. Похоже, сегодня день приема у семейного доктора.

Суббота, 27 марта

Сегодня выходной. Добыл себе нож и точило и попросил Карнера позаботиться о моей дубинке.

Прекрасный день. Находимся все еще с краю стада. Все довольны, кроме капитана, который то и дело ворчит. Но, думаю, это он больше в шутку. Опять видел медвежьи следы.

На «Затмении» убили двух медведей, а нам еще ни один не попался. Говорят, медведи частенько бродят группами в 20-30 особей. Нам выдали ружья. Немножко проплыли на паре.

Хегги Милну сегодня полегчало. Новостей – никаких. Писал мою «Современную араболу».

Воскресенье, 28 марта

Хегги опять плохо, я дал ему хлородина. Капитан поднялся на борт «Затмения», и вскоре оттуда пришла шлюпка с приглашением мне на обед. Было очень вкусно, после ужина пили хорошее вино. Разговор вертелся вокруг войны, политики, Северного полюса, дарвинизма, Франкенштейна, свободной торговли, китового промысла, обсуждали и наши дела. У капитана Дэвида весьма мрачный взгляд на наши перспективы. Говорит, что будет удачей добыть 20 тонн, но, может быть, это он так говорит, а думает иначе. Поглядел на его медвежьи шкуры. Кстати, он рассказал мне кое-какие занятные истории, которые я попытаюсь изложить так, как он их рассказывал.

«В юном возрасте, – говорил он, – мне случилось быть в Лондоне при золотых часах и с довольно значительной суммой денег. Выйдя однажды вечером из “Лицеума” и возвращаясь к себе в Холборн, я заблудился. Проплутав сколько-то, повстречал я наконец приличного вида джентльмена и спросил его, как добраться до Холборна, прибавив, что я не лондонец. Он ответил, что нам по пути и отрекомендовался капитаном Бертоном из 17-го уланского полка. Мы пошли вместе, а капитан Бертон все сводил разговор на то, как опасно ходить по Лондону с деньгами; узнав, что при мне золотые часы, он очень обеспокоился. Вскоре мы завернули в какую-то раскрытую настежь дверь, и капитан сказал: “Вы как хотите, а я хлопну здесь коньячку”, я же заметил, что удовольствуюсь кофе.

Принесший нам заказанное официант был вида самого неприглядного – столь грубой и отталкивающей рожи мне еще не приходилось видеть, и я обратил внимание на ухмылку, которую он адресовал капитану. Именно тогда я впервые заподозрил, что угодил в ловушку.

Бросив на стойку полсоверена, я хотел уйти, но официант, заслонив дверь, сказал: “Наших гостей мы так просто не отпускаем” и крикнул: “Дженет!” На зов явилась девушка – довольно хорошенькая и очень бледная. Официант сказал: “Нам из третьего бочонка”. “Ни к чему бы вам сегодня из третьего-то”, – возразила девушка. “Делай как велено”, – приказал официант. Принеся вино, девушка шепнула мне: “Притворитесь спящим”.

Я выпил совсем немножко, остальное вылил, после чего обмяк и закрыл глаза. Приблизившись ко мне, мерзавцы пошушукались, и один из них, поднеся к моим глазам свечу, сказал: “Готов”. Опять пошептались, а затем послышалось: “Мертвяки лишнего не скажут”. Другой добавил: “Тогда пора нам постелить ему постельку”, с чем они и удалились. Я поспешил открыть окно и пулей выпрыгнул на улицу. Только пробежав, как заяц, с полмили, я наткнулся на полицейского, но, плохо ориентируясь в Лондоне, не мог потом указать тот дом.

Тем дело и окончилось. Еще бутылочку портвейна, доктор».

Сюжет этот впоследствии может сослужить мне хорошую службу. Рассказал он и еще одну историю, как, будучи шпионом у буров, пристрелил трех спящих кафров, а заодно и немца.

Однажды он стал свидетелем того, как морж поедает нарвала. Капитан Дэвид очень милый парень, да и доктор Уокер тоже производит приятное впечатление. Он считает, что ловля китов лучше спорится в темноте, чем при свете дня, так что, попадая на сумрачный Север, он завтракает в 10 вечера, обедает в 2 часа утра, а в 7 утра ужинает, после чего весь день спит. Он говорит, что киты оставляют за собой специфический запах, так что порою их можно учуять еще до их появления.

29 марта, понедельник

Вот теперь совсем скоро. Сумрачный день с метелью. Никаких особых событий. Провел приятный вечер в каюте помощников. Пели песни: «Байку Джека», «Русалку» и «Механическую руку». Кстати, Колин порадовал меня сегодня примечательным комплиментом. Он сказал: «Когда мы начнем бить тюленей, то я всех возьму в работу. Не побоюсь и вас занять, доктор. А на судне вас любой заменит. Вы мне подходите и приглянулись с первого взгляда, ведь я терпеть не могу белоручек». Услышать такое от сдержанного Колина – дорогого стоит.

30 марта, вторник

Никаких событий. Делать особо нечего. «Недосягаемый» встал рядом, и Мюррей поднялся к нам на борт. Похоже, большой добычи он не ожидает, по его расчетам, 10 тонн – это предел. Рассказывал о сэре Джоне Россе, как тот стрелял в окно, вызывая находившуюся внутри дома жену. Мюррей принимал участие в поисках Франклина. Когда они начали свой путь на санях, Росс сказал: «Каждый наш шаг вперед, ребята, послужит нашей чести и славе. Лучше смерть, чем позор бесчестья». Дрался с Колином и стюардом. Целый день бездельничали.

Среда, 31 марта

На море большие волны, что вызывает у нас беспокойство. Если шторм продлится до субботы, то работа наша будет и трудной, и опасной. Лед не лежит сплошным покровом, а расколот на тысячи плавучих льдин, проходящих близко друг от друга. Вздымающиеся валы то разделяют льдины, то сталкивают их и бьют одна о другую с неодолимой силой. Стоит какому-нибудь бедняге угодить между льдин, что случается сплошь и рядом, и ему грозит опасность быть разрезанным надвое, как это и произошло с моряками из Данди, которые играли в чехарду на большой льдине.

Я начал рассказ «Путешествие к полюсу» и намереваюсь написать его хорошо. Когда дандийцы уберутся отсюда, мы хотим обратиться к Гладстону и Дизраэли.

Четверг, 1 апреля

Шторм продолжается, и дела наши, по-видимому, плохи. Днем ненадолго развели пары. Впервые за три года я не держу в этот день экзаменов.

Отправил старшего механика к капитану с невероятной информацией о финальном поединке. Самолюбие Джонни сильно уязвлено. Между прочим, был вчера на топе мачты и спускался также на лед. В 7.30 приветствовали «Гаральда Белокурого». Шторм все еще продолжается.

Пятница, 2 апреля

Шторм все бушует, и стадо несколько поредело. Боюсь, что планам нашим не дано осуществиться. Тем не менее каждый на своем месте должен сделать все, что только возможно, и знать, что большее – не в наших силах. Не ложился до 12, ждал, когда истечет время запрета.

Суббота, 3 апреля

Встали в 2.30 ночи. Шторм продолжается, что делает невозможной хорошую работу. К 4.30 спустили в спусковое отверстие боты. По распоряжению капитана, но против моего желания оставался на борту и помогал, как мог, затаскивать наверх шкуры. Взрослых тюленей, способных плавать, били из ружей, несчастных же детенышей, которые не могли уплыть, приканчивали, колотя их дубинками по голове.

Мерзкая работа – вышибать мозги у несчастных зверенышей, когда они глядят на тебя большими темными глазами. Вскоре мы подняли лодки и вышли на лед, иными словами, все матросы попрыгали за борт и стали пробираться с одной плавучей льдины на другую, в то время как судно шло следом и подбирало шкуры. Требует немалой смекалки рассчитать, какая льдина выдержит твой вес, а какая – нет.

Я тоже мечтал проверить себя, но, едва прыгнув за борт, угодил между льдинами и был вытащен при помощи багра. Переодевшись, я вернулся на лед и преуспел, убив двух тюленей и оттащив их освежеванные шкуры к кораблю. Думаю, сегодняшний результат не ахти. Но мы надеемся на лучшее, основное – это киты.

Воскресенье, 4 апреля

Работа весь день, я трижды попадал в ледяную арктическую воду, но, к счастью, рядом оказывались люди и меня вытаскивали. Самое страшное, это во время такого шторма, как сейчас, оказаться между льдинами, которые, сдвинувшись, легко могут зажать тебя в тиски и разрезать пополам. Я успел сделать несколько ходок. Однако к вечеру был выведен из строя, так как вся моя одежда сушилась в машинном отделении. Между прочим, по рассеянности я вернулся на корабль без рукавиц, которые оставил на льду, но волоча обеими руками тюленя за задние ласты. Некоторые матросы работали очень хорошо, в то время как другие, главным образом шетландцы, если не считать некоторых приятных исключений, позорно отлынивали. Такая работа – хорошая проверка, кто чего стоит: работаешь вдали от судна и капитанского глаза, а тащить добычу надо несколько миль. Так что при желании можно себя и не утруждать.

Присутствие помощника Колина, энергичного, совестливого, тут очень кстати. Слышал сегодня, как он пригрозил одному матросу отделать его дубинкой, если тот не перестанет лентяйничать. Видел я и мерзавцев, нарочно пропускавших жирных тюленей и убивавшим тех, что помельче, а то и вовсе сосунков, чтобы тащить потом не слишком большую тяжесть. Капитан целый день находился на топе, выглядывая в бинокль самые густые скопления тюленей. Добыли сегодня примерно 460 особей.

Понедельник, 6 апреля

Утром отправился с Колином на каждодневную теперь работу, начал ее с того, что опять упал в воду: стоя на большой льдине, [5-го] убил тюленя, но не удержал равновесия. Рядом не было никого, вода же оказалась просто ледяной. Я цеплялся за край льдины, чтобы не утонуть, но лед был слишком гладким и скользким и не давал выкарабкаться, однако в конце концов я ухватился за задние ласты тюленя и подтянулся на льдину. Это несчастный ластоногий, конечно, обрушил на меня свое проклятие. Позже опять спустился на лед вместе со стюардом и неплохо поработал. Добыли еще 400 тюленей.

Вторник, 6 апреля

Утром вышел на лед вместе с Колином. Капитан зовет меня «величайшим из ныряльщиков Севера». Добыли порядочное количество матерых тюленей и молодняка, после чего трону лись на машине на поиски других трофеев.

Пристрелил двух хохлачей, что было нетрудно, так как находились они от меня примерно ярдах в 70. Оттого, что гарпунеры промахнулись, а я попал, испытывал гордость. Это звери гигантские. Один из них, чьи кости я сохранил, достигает в длину 11 футов. Другое их название – «морские слоны». У них на морде сосудистое утолщение, которое, когда они сердятся, раздувается до огромных размеров. Видел «Ян-Майен» и прочих со спущенными шлюпками. Они бьют матерых тюленей. Мы же добыли 270 молодых и 58 матерых.

Среда, 7 апреля

Охота сегодня совсем никуда – тюленей попадается мало, и добыли мы их всего 133. Хегги Милну очень плохо, боюсь, помрет. У него заворот кишок, с жуткими рвотами и постоянной болью. Это не грыжа. Пользовал его сегодня мылом с касторовым маслом.

Четверг, 8 апреля

Сегодня наши письма взяли на «Арктику». Меня предупредили поздно, и я успел написать только одно письмо, а хотел бы написать их множество. Добыча в эти дни скудная – тюленей 30 или около того. Вечером на море волнение.

Письмо матери в Эдинбург

73° сев. широты, 2° вост. долготы.

«Надежда». Гренландия, апрель 1880

Дражайшая матушка!

Я жив-здоров и до безобразия весел, как и все это время с тех пор, как, покинув остров Ян-Майен, очутился за Полярным кругом. 10 марта мы отчалили от Шетландов, шли прекрасно и при безоблачной погоде, и так до 16 марта. Спать легли, когда перед нами, куда хватало глаз, расстилался синий водный простор, а выйдя на палубу утром, увидели море, покрытое кусками льда, белыми сверху и голубовато-зелеными внизу. Была качка, их раскидывало по сторонам. Целый день мы пробивали путь среди льдов и не видели никаких тюленей, но на второй день мы приметили молодого морского слона, расположившегося на льдине, и целые роты молодых тюленей, плывших в северо-западном направлении. Мы последовали за ними, и 18-го увидели дымки от 6 пароходов, шедших туда же в надежде обнаружить основное лежбище. На следующее утро с палубы были видны уже 11 судов и множество морских слонов, так что и мы преисполнились надежды. Должен сообщить тебе, что до 3 апреля за Полярным кругом всякое кровопролитие запрещено. 20 марта мы увидели лежбище. Тюлени лежали на льду плотной массой 15 миль в длину и 8 в ширину. Их были буквально миллионы. 22-го мы приблизились к краю лежбища и стали ждать. В поле нашего зрения было 25 судов, занятых тем же самым. 29-го разразился шторм, и лежбище, как ни печально, стало рассредоточиваться. Парочка норвежских неофитов, дымя, врезалась в стадо, распугав маток. 3 апреля началась эта кровавая бойня, так до сих пор и продолжающаяся. Маток стреляли из ружей, а детенышам вышибали мозги дубинками с шипами. Потом туши свежевали прямо там, где они валялись, а шкуры вместе с налипшим жиром тащили на корабль. Такую работу легкой не назовешь, потому что часто, как это было со мной и сегодня, приходится преодолевать целые мили, прыгая с льдины на льдину, пока не найдешь себе жертву, а потом волочить эту жуткую тяжесть назад. Экипаж, должно быть, считает меня чудаком за мое рвение в работе, которая считается самой трудной, но, по-моему, мой пример вдохновляет и их. Я стер себе плечи веревками. Надо сказать, что за последние четыре дня я пять раз падал в воду – ни много, ни мало. В первый раз это случилось, когда я пытался спуститься на хорошую, прочную льдину. Я спускался по веревке и уже был на льдине, но тут корабль дернулся, и меня как ветром сдуло со льдины прямиком в воду, и это когда температура 28° мороза! Меня вытащили, зацепив багром за бушлат; переодевшись, я опять спустился на лед, на этот раз благополучно. Однако на следующий день я уже не был столь удачлив, так как падал в воду целых три раза, и одежда моя, вся до нитки промокшая, была отправлена сушиться в машинное отделение. Назавтра меня угораздило упасть в воду всего единожды, и вот уже два дня, как я пребываю в целости и сохранности.

Решить, где лед прочный, а где нет, помогает только практика! Вокруг нам попадались медвежьи следы, но самих медведей мы еще не встречали. Вчера я застрелил чудесного морского слона. Это страшные зверюги, перед которыми и медведь может спасовать. Промысел молодых тюленей мы завершили с относительно провальным результатом – 25 тонн, но мы последуем за матерыми, когда они поплывут на север, а дальше, за Шпицбергеном и возле восьмидесятого градуса широты нас ожидает охота на китов, которая, как мы надеемся, будет удачнее.

Мне, дорогая моя, очень нравится мое путешествие, и единственное, чего мне остается желать, это чтоб и ты так же радовалась и веселилась. Не думаю, чтобы ты узнала меня в том виде, в каком я явился сейчас в каюту. Капитан говорит, что такого страшного дикаря ему еще не доводилось видеть – волосы дыбом, руки в крови. На мне какие-то обноски, в сапогах хлюпает вода, а сверху они покрыты снежной коркой. Нож у меня за поясом не вынимается из чехла, потому что на нем запеклась кровь, одежда тоже запачкана кровью, плечи обвиты веревкой, в руках – абордажный топор. И это твой ангелочек, мама! До этих пор я и понятия не имел, что такое чувствовать себя совершенно здоровым, а сейчас я уверен, что могу отправиться куда угодно и выдержать что угодно.

И ты, дорогая, еще месяц-другой постарайся не волноваться – если кто-то и ощущал себя когда-либо целиком и полностью в своей тарелке, так это я. Кланяйся от меня всем на Гринхилл-плейс, миссис Уоллер и доктору, поклон также миссис Нилсон и всем в Лондоне. Я бы написал и на Гринхилл-плейс, и в Лондон, но корабль уже подошел и ждет наших писем, а я уверен, что одно подробное стоит трех кратких.

Нежнейшие приветы миссис Бадд и самому Бадду. Не теряй его адреса.

Любящий тебя сын Артур К. Дойл.

Капитан шлет тебе привет и называет меня грязным скандалистом, наотрез отказываясь объяснить причину столь нелестной характеристики. А еще он прозвал меня «великим ныряльщиком Севера» вследствие многочисленных моих подвигов на ниве исследования морских глубин. С тех пор, как я покинул Эдинбург, я ни разу не страдал морской болезнью. Мой нежный привет папе, Мэри, Лотти и Конни.

Конец письма.

Возобновляются записи в дневнике.

Пятница, 9 апреля

Шторм все продолжается, так что весь день не работали. Высокие волны. Укрывались за носовым выступом. Бездарный день. Ничего не делал, только спал и писал дневник. Начали отдирать жир от шкур. Боюсь, что и завтрашний день не сулит ничего хорошего.

Суббота, 10 апреля

Бедный Эндрю Милн почти безнадежен. В таком возрасте и с такой болезнью выздоровление вряд ли возможно. Порывистый ветер и сильное волнение. Весь день полное безделье. На чал «Дань героям» Карлейля, большой великолепный труд.

Воскресенье, 11 апреля

Черный день для всего экипажа. Бедный Эндрю был утром бодр и весел и чувствовал себя гораздо лучше, но к вечеру съел немного пудингу с изюмом, и ему стало плохо. Я тут же спустился вниз, и через считанные минуты он скончался в буквальном смысле у меня на руках.

Бедный старина Милн. Все так заботились о нем во время его болезни, и я делал, что только мог. Вечером составил список его вещей. Довольно мрачная и живописная картина – мертвое тело, свет фонарей, грубые лица вокруг. Завтра мы его похороним.

Весь день мы били тюленей на больших, покрытых талым снегом льдинах. Наверное, штук шестьдесят.

12 апреля, понедельник

Утром похоронили бедного старого Эндрю. Приспустили до половины мачты «Юнион Джек», завернули тело в брезент, привязав к ногам груз, пропели англиканскую заупокойную службу. Затем носилки, на которых он лежал, накренили, и старый Эндрю ногами вперед ушел в воду, которая не произвела даже всплеска. Один-два водяных пузырика, чуть булькнуло, и конец. Приобщился к знанию великой загадки. Думаю, что тело его потеряет всякое сходство с человеческим телом еще до того, как достигнет дна, а, вернее, дна оно вообще не достигнет, станет болтаться на глубине, подобно гробу Магомета, когда тяжесть воды уравновесит груз.

Капитан соглашается со мной, что в минуты, когда тело мертвеца скрывается под водой, команде уместно трижды прокричать «ура» – не как выражение веселости, но как доброе напутствие товарищу в его странствии туда, где ему отныне предстоит быть.

Днем хорошо поработали, добыв, полагаю штук 60 тюленей. А вечером сильно промазали. У «Полинии» 2050 тюленей – результат хуже нашего.

Вторник, 13 апреля

Опять отварная говядина. Трудный день. Самый скверный ужин за всю неделю, не считая пятницы. Провалялся весь день по причине шторма. Сушил в кочегарке рукавицы, не много побоксировал.

Тюленей не было.

Среда, 14 апреля

Шатались под парусами, лавируя между льдин в поисках тюленей. Поохотились неплохо, добыв, как я думаю, около 80 штук, тем самым достигнув, кажется, цифры 2450. Весь день стоял на баке, следя за движением судна. Занятие не слишком согревающее, потому выпил рюмку, другую. Слышал от кого-то, что в южных широтах, когда кто-то умирает, его пожитки переходят к первому, кто случится рядом, поэтому, когда человек падает за борт, возле люковых просветов немедленно оказываются десятки желающих поживиться добычей, если несчастного не спасут.

Четверг, 15 апреля

День распрекрасный, мы же, между тем, добыли мало – всего штук 46. Помогал пристрелить двух хохлачей. На каждого пришлось по 5 патронов.

Хорошенькая птичка с красным хохолком порхала и кружила с криками: «фью-ить, фью-ить» – больше воробья, с длинным клювом и без перепонок на ножках. Раньше такую не встречал.

Вечером молодой морской слон порвал штаны Джорджи Гранту.

Пятница, 16 апреля

Весь день шли под паром в северо-западном направлении, проверяя, не видно ли тюленей. Значительного количества не было, но с полдюжины добыли. Вечером Джек Бьюкен подстрелил ястреба, которого заприметил капитан с его орлиным зрением: тот сидел на бугре. С такого огромного расстояния капитан определил, что это ястреб. Дюймов 18 в высоту и очень красивое крапчатое оперенье.

Суббота, 17 апреля

Целый день – полное безделье. Опять добыли лишь полдюжины тюленей. Идем теперь на юг, как норвежец «Айсберг». Довести бы счет тонн до 30, и я был бы доволен. А у нас сейчас, как я считаю, не больше 28.

Сегодня 26 градусов мороза. Вечером совершали службу в каюте помощников.

Начал стихотворение о табаке – по-моему, неплохо. Но я вечно бросаю стихи неоконченными, ведь Ce n'est que la derniere pas qui coute.

Воскресенье, 18 апреля

Днем – снежная морось. Утром, стоя на баке, подстрелил тюленя. Тот как раз высунул голову из воды. Видел двух крупных водоплавающих. «Бургомистры» – так они зовутся. Вечером был на методистском молитвенном собрании, которое возглавлял механик Джонни Маклеод. Он прочел проповедь из евангелического журнала, а потом мы хором спели гимн. После у меня с ним вышел спор.

Понедельник, 19 апреля

Утром принялся делать чучело ястреба, вернее, свежевать его, потому что только это и было мне доступно ввиду отсутствия проволоки. Я подрезал ему брюхо, удалил лапы до коленных суставов и плечевых костей, а затем в образовавшуюся дыру вывернул всю тушку. Я вырезал мозг и все остальное, оставив лишь череп. Получилось неплохо.

Сегодня добыли несколько хохлачей и идем теперь на север охотиться за матерыми. Похоже, капитану не нравится, как выглядит лед.

Вторник, 20 апреля

Весь день бездельничали и не добыли ни одного тюленя. Плыли то под парусами, то под паром на северо-восток. Сейчас на ходимся на 72.30 градусе. Чистил ласты для кисетов. Покрыл краской шкурку ястреба.

Среда, 21 апреля

Делать абсолютно нечего, кроме как кукситься и ворчать, чем и занимаемся. День очень пасмурный, море хмурое, в косых волнах. Тюленей нет и ничего нет – одна тоска. Весь день чувствовал недомогание. В час ночи меня подняли с постели, чтобы я проверил пульс у впередсмотрящего. Что тоже не улучшило моего настроения.

Четверг, 22 апреля

Все еще очень ветрено. Добыли что-то около 13 тюленей, из которых два – мои. Слабо, но лучше, чем вчера. Густой туман. Добыл новорожденного тюленёнка – что-то он припозднился. Мой результат пока что – тюленей 15. Намереваюсь потом произвести точный подсчет.

Пятница, 23 апреля

Сегодня охота была получше – добыли 36 штук. Я складывал добычу – уложил 26 шкур. В целом промысел идет до странности туго. Вечером собирается шторм. Капитан видел еще одного ястреба. Удивительно, что мы еще ни разу не наткнулись на медведя. Капитан наблюдал осколок метеорита, упавшего в воду в ста ярдах от судна. Магнитный полюс находится возле Кинг-Уильяма на широте 69°, есть и другой – в районе Южного полюса. Раньше я этого не знал.

Суббота, 24 апреля

Весь день идем под паром на северо-запад. Видел большую стаю гаг. Самцы у них черно-белые, а самки – цвета бронзы и с зеленой головкой. Подняли 17 молодых тюленей. Думаю, что и матерые не за горами. Провел приятный вечер в каюте помощников. Сегодня не стреляли, получил совет проучить Джимми.

Беседовал с Халтолоном, одним из лучших наших гарпунеров, о редких видах и феноменах животного мира. Он говорит, что видел однажды во время шторма где-то между Квебеком и Ливерпулем двух рыб, плавающих на поверхности воды. Обе были по 60 футов длиной и пятнистые, точно леопарды. А капитану на 68 градусе широты попадался другой вид. У такой рыбины шкура до того толстая, что ее и гарпуном не проткнуть.

Вот мой перечень северных китов.

Собственно кит Гренландский настоящий. Дает до 20 тонн жира. Ус продается по 1000 фунтов тонна. Стоимость одной особи от 1500 до 2000 фунтов. Обитает на Севере среди льдов.

Кит полосатик – Сотнями обитает во всех морях. Туша длиннее и сильнее, чем у настоящего кита, но ценности не представляет. Имеет острый спинной плавник. Испускает два столба воды, в то время как настоящий – только один.

Бутылконос – Водится к югу ото льдов и в водах, омывающих Исландию. Длина – всего 30 футов. Дает тонну жира (по 80 фунтов). Ценная шкура.

Белый кит (белуха) – Обитает повсеместно, даже в Вестминстерском аквариуме, и, главным образом, в американских реках. Жир ценится высоко. Длина – 16 футов.

Черный кит – Редкий вид. Капитану показался лишь однажды. Ценится высоко. Американцы ловят его иногда с Нордкапа.

Кит Халтона – (Baleria variagatum).

Кит кап. Грея – (Balaena ironsidum).

Воскресенье, 25 апреля

Утром оказались среди плывущего стада молодых хохлачей и взяли двадцать два. До обеда хорошо пострелял, убив с бака семерых восемью выстрелами.

После обеда убил одного и дважды промазал, что скверно.

Общий счет теперь – 2502. Видел одного матерого самца. Боксировал со стюардом, распевал псалмы с Джонни. Нарисовал удачную картину охоты на молодняк. Попалась смешная пародия:

 

Ему неведомо сомненье,

Когда слагает строфы он,

Он может обозвать бригадой

Кавалерийский дивизьон.

 

Понедельник, 26 апреля

Плыли весь день курсом на север и северо-запад, преследуя матерых тюленей. Их лежбища – на льдистых грядах, протянувшихся далеко в море, но никогда не знаешь, где они встретятся – надо плыть вдоль кромки толстых гренландских льдов и глядеть в оба.

Сейчас мы находимся на 74 градусе северной широты. Вчера добыл одного молодого тюленя и видел еще нескольких. Ничего более отрадного в пределах видимости не обнаружил. Вечером боксировал. Подначивал стюарда пробежать сотню ярдов наперегонки. Что такое тюлений промысел, теперь знаю досконально.

Вторник, 27 апреля

Весь день идем на север и северо-запад на машине. Пробирались между ледяными торосами и пытались выйти к плотным льдам, где могут оказаться тюлени, но, похоже, день уже клонится к вечеру. Весь день провел в безделье. Шкурка моего ястреба безнадежно испортилась. Поздно вечером вновь рисовал похороны Милна – для его брата, который у нас на борту.

Среда, 28 апреля

Утром вышли к плотным льдам Гренландии, и когда после завтрака я вышел на палубу, льды простирались до самого горизонта. Такого толстого льда мне еще не приходилось видеть. Удивляют эффекты преломления света в Арктике. Вот два вида – с расстояния в милю и льды крупным планом.

Видели на льду следы большого стада тюленей и нескольких тюленей, плывущих на север. Вечером приблизились к дандийскому кораблю «Виктору». Мерзавцу здесь вообще не место. Питаем большие надежды на завтрашний день.

Четверг, 29 апреля

Надежды не оправдались, и хотя мы и видели в воде большие группы молодых тюленей, до их основного лежбища, несмотря на то, что шли на север на всех парах и весь день, мы так и не добрались.

Капитан Дэвидсон с «Виктора» поднимался к нам на борт – невзрачный тип и, вдобавок, патлатый. Служил когда-то на нашем судне помощником и приобрел репутацию угрюмого нелюдима. Вечером эффект преломления света был особенно впечатляющим – будто россыпь льдин, поднявшись высоко в небо, плавала в воздушном пространстве.

«Виктор» весь день шел за нами следом. Могу побиться об заклад, что тюлени близко – видел множество пуночек, а это добрый знак.

Пятница, 30 апреля

Утро принесло с собой неблагоприятную перемену погоды – южный ветер и туман. Мы немного приуныли, так как пора было начинать охоту. Когда туман рассеялся, прошли немного на северо-восток под паром.

Море было похоже на озеро с нагромождением льдин и множеством гагар и буревестников. Перед самым чаем мы заметили впереди большой ледяной массив и преисполнились надежды, что тюлени прячутся на другом его краю. Я же настроен скептически, потому что по курсу ни одного тюленя видно не было.

По ночам почти так же светло, как днем, и в полночь я с легкостью могу читать «Чеймберс Джорнэл». Вечером угощались грогом в честь завтрашнего 1 мая. Льды выглядят подходящими для китов.

10 ч. вечера. Как я и предвидел, на льду никаких признаков тюленей, так что мы пришли к заключению, что перемахнули несколько дальше к северу, чем следовало. «И меня, мамочка», 1 мая здесь принято брить новичков, и рулевой сказал мне, что жертвой послужу я, на что я ответил, что если так, им придется звать на подмогу вахтенных.

Вписано сверху: Я больше чем уверен, что подступи они ко мне всерьез, я смогу скинуть их за борт, – я как раз в настроении, подходящем для хорошей драки. Подожду до полуночи и погляжу, что будет.

Суббота, 1 мая

Утром на море было сильное волнение, открывшее перед нами перспективы самого мрачного свойства. Однако к обеду дела пошли на лад, мы увидели на льду молодого хохлача, а вскоре и плывущих по ветру молодых тюленей – довольно крупное стадо. Капитан, пребывавший за обедом, как и все мы, в мрачном настроении, после обеда поднялся в «воронье гнедо», откуда сразу же послышалось долгожданное: «Общий сбор!» Я был в команде второго помощника, и в 4.30 пополудни мы спустились в боты.

Это была живописная картина – семь длинных ботов, рассекающих синюю водную гладь и углубляющихся во льды. Тюлени показались мне гораздо белее, чем когда я их видел в последний раз. Помощник выстрелил и промазал, и не успел я даже прицелиться, как он, прихватив с собой рулевого с дубинкой, предоставил мне полную свободу действовать по своему усмотрению и шагать, как Бог на душу положит, пробуя лед ружейным прикладом. Что было, конечно, подлостью с его стороны, ибо это значило оставлять меня в опасности. Я шел в полном одиночестве, кругом не было ни души, и дважды я едва не провалился под лед, что означало бы верную смерть, ведь, провалившись, я наверняка бы утонул.

Обстановка была куда опаснее, чем при охоте на молодняк, ибо море тут подмывает льдины, и когда ты думаешь, что ступаешь на крепкий лед, он вдруг ломается под твоими ногами. За все время я не сделал ни одного выстрела. Помощник же убил одного тюленя. Результат – хуже не бывает. Наша команда оказалась на последнем месте. Если б он умел стрелять, как я, а я умел бы ходить по льду, как он, рассказ мой выглядел бы иначе.

Но все-таки это радость – опять быть при деле. Тюленей мы вскоре распугали, и они снялись с места. Мы же в погоне за добычей взяли курс.

Воскресенье, 2 мая

Соленые брызги, плотные скопления льда, снег и ветер, кажется, сговорились нас погубить. Мы же упрямо и мужественно шли под парами на север в жестокий, продолжавшийся весь день шторм. Вечером капитан, спустившись с верхушки мачты в полном расстройстве, указал нам на «отблеск» на небе – знак того, что впереди – плотный лед.

«Если тюленей и там не будет, придется мне опять повернуть на юг».

Мы продолжали идти дальше, и после чая, к моей радости, неожиданно прозвучала команда «Матросам общий сбор». В пределах видимости на льду была большая группа тюленей, но так как ко льду поспешали и другие тюлени, было принято разумное решение – выждать и приступить к охоте лишь завтра. Самое главное – начать действовать раньше, чем на «Викторе» разгадают наш план. Других судов, кроме дандийца, поблизости не видно, а их капитан – порядочный болван. Закруглился рано, так как рано вставать.

Понедельник, 3 мая

Около шести спустили боты. В ту же минуту «Виктор», находившийся от нас в пяти милях, развернулся и на всех парах двинулся к нам. Я попал в последнюю команду гарпунщика Питера. Нашу команду мы прозвали «бандой», потому что укомплектована она с бору по сосенке. Однако, по моему мнению, команда получилось не хуже прочих – гарпунщик Питер, рулевой Джек Кул, доктор, стюард, второй механик и Кейт, самый старый матрос на судне. Корабль мы покинули последними, потому что боты спускали поодиночке и рассредоточивали вразброс. Лед был плотным, хорошим.

Поначалу нам не везло, и мы пристрелили только двух тюленей, но мы упрямо прокладывали себе путь между льдин и вскоре обнаружили красивый ледяной мыс с тюленями, расположившимися на его кромке. Питер и я выскочили из бота с ружьями и начали пробираться по льду, в то время как остальные потащились за нами, чтобы свежевать добычу.

На моих глазах Питер застрелил двух тюленей, я же одолел еще одного. Затем я укрылся за бугорком и застрелил девятерых, пять из которых сидели рядком по краю льдины.

Радуясь удаче и надеясь на большое число трофеев, я добавил к ним еще одного, слыша ярдах в ста звуки выстрелов Питера. Когда прибыли лодки с «Виктора», за нашими спинами возникли шум и суета. Матросы гурьбой выскочили на лед и начали беспорядочную стрельбу. Они стреляли, не целясь, с возвышенных мест, орали и превратили охоту в полный кавардак. Распугав тюленей, они испортили все дело и нам, и себе. Не думаю, что общий счет их трофеев достиг пятидесяти. Наша команда добыла 27, а всего в то утро мы взяли 234 тюленя. Больше всех, с результатом 68, добыл Халтон, меньше прочих – Кейн со своими 8-ю.

Наш капитан трижды приспускал флаг перед «Виктором», как бы иронически выражая ему признательность. Едва подняв на борт боты, мы с большой поспешностью кинулись вслед новой и гораздо большей группе тюленей, которую высмотрел капитан.

Когда часа в два мы управились и с ними и, поднявшись на судно, увидели, что люди с «Виктора» прочно стоят на приколе, мы отправились искать себе другое место. Нашли громадное лежбище, но тюлени там оказались очень пугливыми, и мы были вынуждены стрелять их с дальнего расстояния. В этот заход настреляли 28 животных, что составило в общей сумме 287 или около того. Всего же за этот день мы добыли 540 тюленей. Хорошая работа, сулившая нам тонны жира. Очень устал, потому что весь день таскал туши – полз на четвереньках, носом в снег. Капитан видит еще одну группу, ею займемся завтра.

Вторник, 4 мая

За дело принялись в б утра. Спустили боты, поставив их как обычно, вразброс. Мы с Питером укрылись за бугром и настреляли уже 8 штук, когда капитан понял, что находится только с краю лежбища. Подняв флаг и дав тем самым знак ботам вернуться, он взял пять ботов, включая бот вашего покорного слуги, на буксир; дав полный вперед, он прошел мимо лодок «Виктора» и сбросил нас уже посреди основного скопления животных. Это был шаг решительный и очень разумный – протащить нас на буксире миль пятнадцать. Там мы хорошо воспользовались предоставленным нам шансом и поохотились всласть.

«Банда» наша отличилась, настреляв сорок одного тюленя. Лучшим оказался Бьюкен с результатом 75, за ним следовал Колин со своим 51, Карнер (42), затем мы (41), у остальных же охота не задалась. Добыли 275 и больше боты спускать не стали. Рядом охотился норвежец «Диана», но добыли они не много. Одна из их лодок поравнялась с нашей, и мы спросили, не попадалось ли им «Затмение», двигавшееся на север. Они ответили утвердительно, но сомневаюсь, поняли ли они нас. «Виктор» продолжал промысел всю прошедшую ночь – в высшей степени близорукая стратегия.

Среда, 5 мая

Шли на паре северо-восточным курсом. Вокруг – чистая вода. Встречи с тюленями были маловероятны.

Тем не менее, перед самым обедом – общий сбор. «Диана» нас обскакала, успев спустить лодки раньше нас в самый центр скопления. Тюлени лежали кучно на не очень большой льдине. Наши ребята устроили на ней свалку, борясь за лучшие места. В конце концов тюленей мы распугали, добыв 71 штуку. Капитан, похоже, недоволен, и справедливо.

Трофеи «Надежды» в экспедиции 1880 г.

6 мая, четверг

Капитан пришел к заключению, что нам лучше продвинуться не много к югу и там бить тюленей, предоставив «Диане» и «Виктору» продолжать путь на север. Сейчас мы на 44.2 градусе и вскоре ожидаем увидеть западное побережье Шпицбергена. Матросы заняты чисткой, на море волнение, и тюленей пока не видно. Шли весь день на паре, но тюленей нет как нет. Жира у нас в настоящий момент 50 тонн.

Пятница, 7 мая

Увидев, что мы вечером встали, на «Диане» решили, что мы обнаружили нечто чрезвычайное, и кинулись сломя голову на всех парах и под парусами, спеша урвать от нашей добычи Израсходовав массу угля, норвежец догадался наконец, что все это было уловкой, на которую они и купились, так что, взвыв от обиды и негодования, они метнулись на прежний курс, продолжив путь, как мы полагаем, в Исландию.

Плывем целый день под парусами в северо-восточном направлении. Видели в воде несколько косяков сельди.

Суббота, 8 мая

Идем на пару на северо-запад. Виден «Виктор», идущий тем же путем. Он прицепился к нам, точно шакал, преследующий льва. На льду следы, оставленные тюленями. Погожий денек. Вечером раздача табака и сахара. Состоялся забавный моряцкий аукцион. Ведший его шетландец Мэнсон Тервил особенно распинался, на все лады, расхваливая свой старый потрепанный бушлат, который ему давно хотелось сбыть с рук: «Идет за пять штрангов табака, за пять! Никто – больше. Гарантированно выдерживает до 190 градусов ниже нуля! Больше пяти штрангов никто не даст? Джентльмены! Джентльмены? Пять с половиной! Благодарю вас, сэр. За пять с половиной! Подбит бобром на змеиной коже! Кожа гремучей змеи! Считай, даром отдаем. Сейчас или никогда! Не упустите шанс, джентльмены! Продано!» Я купил у Генри Полсона штаны из тюленьей кожи.

Воскресенье, 9 мая

Почему тюлени более других животных отмечены святостью? Потому что про них сказано в Апокалипсисе, что Ангел небесный будет снимать их в последний день. А пока что – их не видно. Это уже становится однообразным, как сказал Марк Твен по поводу коровы, провалившейся в печную трубу в третий раз и тем отвлекшей его от поэтических досугов. Облачный день. Читал книгу Скорсби о китобоях. Некоторые описанные случаи слишком уж невероятны, чтоб безоговорочно принять их за чистую монету. Так, например, он видел кита, запутавшегося в петлях каната, которым была стянута туша другого кита. Или наблюдал, как живой кит нес целых четверть мили сидевшего на нем верхом человека. Но в целом книга замечательно увлекательная, и, насколько я могу судить, жизненная. Весь день – ничего. Вечером спустился к гарпунерам и поболтал с ними на темы зоологии, убийств, казней и бронированной обшивки. Идем под паром на северо-запад.

Понедельник, 10 мая

Мы сейчас спустились к 73.20 и находимся чуть севернее места, где промышляли молодых тюленей. Идем, к радости моей, дальше на север. Тюленей не видать. Утром выдавал чай и кофе. После чая столбик барометра стал угрожающе падать, поднялся ветер и начался сильный дождь. Может, назревает подобие урагана. Путь даже это, лишь бы встряхнуться. Насосами через большую течь втянута треска.

Вторник, 11 мая

Ночью разразился сильный шторм и теперь штормит весь день. Однако ветра мы почти не чувствуем, так как нагромождение льдов защищает от них.

Весь день идем на север. Дела неважные, особенно если учесть, как успешно была начата охота на матерых тюленей. Впрочем, промысел этот – череда спадов и подъемов, так что остается ждать, когда маятник качнется в нашу сторону. Старина Питер сильно порезал себе веко веревкой и испугался, что ослеп, но я оказал ему помощь. Кругом одни напасти.

Среда, 12 мая

День распрекрасный. Небо голубеет, что большая редкость в этих пасмурных широтах. В воде довольно много тюленей, но на льду их нет. В полночь видимость такая же, как днем. После ужина с судна было видно, как пускает фонтан полосатик. Однако я фонтана не видел, т. к. завалился к тому времени уже спать. Жаль. Balaena Physalis – таково его научное наименование. Это самый быстрый, сильный, большой и малоценный из китового племени, так что охота на него себя не оправдывает. Тем не менее их ловят регулярно. Цена одной особи – 120 фунтов, в то время как наши киты идут по полторы тысячи фунтов, так что наше дело вернее и выгоднее.

Играл с матросами в «поймай десятку» на интерес. В последний раз я держал в руках карты в Гринхилл-плейс. Видел сегодня, как возле судна кружила нерпа. Это самая маленькая разновидность тюленей. Капитан считает, что бороться с облысением можно, выдирая у кого-нибудь из головы волосы вместе с луковицами, и затем, проделав маленькие отверстия в голове у лысого, пересаживать их туда. Мечтает осуществить эту операцию.

Четверг, 13 мая

В машинном отделении мне рассказали, что старший механик мистер Маклеод оказал мне честь, читая каждое утро мой дневник и отпуская потом на мой счет насмешливые замечания за столом и в разговорах с друзьями-кочегарами. Коль скоро он читает мои личные бумаги, то скоро (и даже скорее, чем он думает) он узнает, что подобного рода вещи я не терплю и умею поставить на место всякого, кто лезет в мою личную жизнь. Единственное, что меня поражает, как может быть в этом повинен человек, придерживающийся определенных принципов, внушаемых нам религией. Речь здесь идет уже не об отсутствии джентльменства, но о недостатке простой порядочности. И если это мое предупреждение не возымеет действия, он мне ответит за свое поведение. Порядочным людям можно доверять, обсуждению же меня и моих слабостей в машинном отделении или за тарелкой вареной говядины следует положить конец. Надеюсь, что утром он прочтет эти мои слова.

Сегодня видел полосатого кита. Я и понятия не имел о величине и гладкости туловища этого чудовища. Фонтаны воды, которые испускало его дыхание, были похожи на клубы белого дыма. От судна он был на расстоянии в добрую четверть мили, но когда он нырял, я различал каждый его плавник. Невероятно огромное животное. Утром перспективы наши несколько улучшились, так как тюлени показались и на льду, а не только в воде, где их изрядное количество. В 11 часов вечера прибежал Кейн с новостью, что видел на льду большое стадо.

Пятница, 14 мая

Около девяти утра спустили боты. Тюлени, как оказалось, не залегли на льду, а только что прошли долгий путь от Лабрадора и после месяца изнурительного плаванья от них остались лишь кожа до кости. Наша команда отличилась, взяв 5. Всего же мы добыли 63, после чего поднялись на судно. Гарпунеров мы отправили на бак добивать остаток стада и набрали еще 56, достигнув тем самым цифры 119. Приятно вновь поохотиться. Кейна напугал огромный морж с головой как бочонок; зверь вырос внезапно перед ним, когда он на льду обдирал тюленя. Кейн выстрелил в моржа 4 раза, но выстрелы, кажется, лишь позабавили зверя, который спокойно уплыл.

Суббота, 15 мая

Утром отправили две команды – Колина и Халтона – поохотиться на небольшую группу тюленей. Добыли 33 штуки. После продвинулись на север под паром и парусами, но тюленей больше не было видно. Неуклонно близится время, когда нам придется петлять по китобойным маршрутам, двигаясь на север.

Если в ближайшие два дня мы не выйдем к тюленьим лежбищам, то останется только признать поражение. Мы полагаем, что «Затмение» и «Недосягаемый» уже ушли на север, в последний раз мы их видели больше месяца назад, когда они направлялись в сторону Исландии за бутылконосами. Читаю записи Скорбси с описанием его открытий, сделанных им на восточном побережье Гренландии между 69 и 74 градусами. Судьба последнего поколения датчан на этом берегу представляет собой волнующую загадку. Скорбси не обнаружил и следа этого поселения.

Воскресенье, 16 мая

Тюленей нет. В полдень – на широте 76.33. Мчимся на север так быстро, как только можно. Портвейн. Старина Купер полетел в люк и чуть не сломал себе руку.

Понедельник, 17 мая

Прекрасный день. Все время идем на пару на север. Шир. 77°, вост. долгота 5. Милях в ста к западу от Шпицбергена после ужина добыли б из маленькой группы тюленей. Очень истощенные попадаются в последнее время. Думаем, что это не гренландские тюлени, а прибывшие с побережья Лабрадора, после месяца плаванья трудно ожидать от тюленей цветущего вида.

Утром ладили гарпунные пушки, пугающе громоздкие машины, на шарнирах и с тяговым устройством. Приводится в действие натягиванием веревки. Посылает гарпун довольно точно в цель на расстояние ярдов в 30.

Вторник, 18 мая

Опорожняли и чистили боты и готовились к охоте на китов. За ужином увидели парус, движущийся в северо-западном на правлении, при ближайшем рассмотрении это оказался «Недосягаемый», который, как мы считали, находится южнее и, как и «Затмение», промышляет бутылконосов. Мы немного притормозили и подождали его. Мюррей поднялся к нам на борт и рассказал весьма печальную историю. После охоты на молодняк он, слишком гордый, чтобы довольствоваться, как это делали мы, скромной добычей примерно по тонне в день, прямиком направился на север к Шпицбергену за китами, даже не глядя на матерых тюленей. Результатом его неуёмных амбиций стало то, что в отличие от нас, добывших к настоящему времени 52 тонны, он имеет лишь около 28. Находясь в этих местах уже три недели, он не видел еще ни одного кита. Настроенный самым мрачным образом и разуверившись в успехе всего предприятия, он, я думаю, собирается передислоцироваться, чтобы заняться хохлачами. Вечером задул сильный юго-западный ветер, что нам совершенно не с руки.

Среда и четверг, 19-20 мая

Два дня – сильный шторм. Идем галсами, лавируя между льдинами. В периоды затишья можем различить «Недосягаемого» – иногда впереди, иногда за кормой судна. Море бушует, а небо – чернее не бывает. В среду меня здорово окатило водой – на глазах у всех я превратился в ныряльщика. Старинный мой недруг – зубная боль, сопровождавшая меня, кажется, начиная с самой Шотландии, но затаившаяся, вчера вылезла из укрытия, и со словами: «Ага, враг мой! Вот я тебя и нашла», – завладела мной, угнездившись в одном из моих резцов, и грызет меня так, что сегодня черты моего лица искажены (Аддисон).

В четверг увидали мы черный и мрачный берег Шпицбергена, проглядывавший в просветы между волнами. Обозначилась полоса черных отвесных скал в несколько тысяч футов высотой; черных, как сажа, но исчерченных полосами снега. Ужасающее место. Хотели подойти и бросить якорь в Рингсбэй, но карта куда-то запропастилась. Зуб ноет.

Пятница, 21 мая

Шпицберген все еще маячит в 50 милях к северо-востоку. Ветер совершенно стих, но небо черное и большие волны, почему мы думаем, что ветер скоро переменится. «Недосягаемый» ушел на юг, и вечером мы увидели вдали «Затмение», шедшее курсом на север. Так как нам не встречалось это судно вот уже месяц, мы жаждем узнать, чем они занимались все это время. Капитан поднялся к ним на борт и, через три часа вернувшись, сообщил, что ходили они к Исландии, где исхитрились взять 32 бутылконоса, что является крупной добычей. Каждая такая особь дает в среднем тонну жира, а так как капитан Дэвид к тому же добыл еще и тюленей – и старых, и молодых – не меньше нашего, значит, пока что он нас обскакал, получив, как я думаю, около 90 тонн жира.

Ветер сильно испортил нам все дело, наворотив вблизи торосов и затянув льдом все столь излюбленные китами бухточки и заливы. Тем не менее нам не следует вешать носа и надо надеяться на лучшее.

Суббота, 22 мая

Сегодня сильный шторм. Мой день рождения – странное место для его празднования – милях в 600 от Северного полюса!

Вечер этого дня рождения был очень грустным: чувствовал себя скверно – не знаю, почему. Капитан был очень ласков со мной и поставил мне два огромных горчичника, от которых меня охватил такой жар, словно я заглотал Везувий, но после полегчало. «Затмение» весь день шло рядом. Лед очень плох.

Воскресенье, 23 мая

Опять день пудинга – прекрасный, шторм прекратился. Мы вновь решительно забираем к западу – к плотным льдам. Мы с капитаном веселимся, перелагая «Когда пичужка вьет гнездо» Джин Ингелоу.

 

Пичужка вьет свое гнездо

Моя ж душа скорбит,

Увы, развеять эту скорбь

Способен только кит.

 

 

Хор: Двенадцатифутовый

Зверюга, страшный кит!

 

 

Попрятались тюлени,

Чисты морские льды,

И дьявол рожками чертей

Дразнит нас из воды.

Не взять с тюленей жира нам,

Ведь шторм их разогнал

Ну что ж – тогда на север

Мы повернем штурвал.

 

 

Хор: Пока в заливе бродит кит

Нас буря не страшит!

 

Понедельник, 24 мая

Еще один ясный день. Надеюсь, что нам хоть капельку повезет. б ч. вечера, Нет, надежда не оправдалась. Ей-богу, удивительно неудачный выдался год! С востока налетел шквальный ветер и загромоздил льдом бухту, ко всем чертям развеяв все наши связанные с нею голубые мечты. Колин говорит, что среди нас явно есть Иона, потому-то нам так и не везет. Вы ставили гарпунные пушки.

Вторник, 25 мая

Чем дальше, тем хуже. Восточный ветер все не унимается, окончательно гробя лед. Матросы негодуют. «Затмение» по шло было под парусами на юг, но, опомнившись, вернулось. Ужас!

Среда, 26 мая

День погожий, но лед ни к черту. Лавируя как можем, пробиваемся сквозь льды. Я курил свою послеполуденную трубку на юте, когда послышался крик: «Медведь! Медведь возле судна!» Находившийся на топе капитан немедленно приказал: «Бот со шканцев!». Я кинулся вниз за ружьем и сумел занять место в боте. Мне хорошо было видно медведя – большой зверь, казавшийся темным на белом снегу, быстро бежал параллельно движению судна. Метрах в ста от нас он нырнул в воду, выставив наружу лишь нос. Гарпунер бота Матьесен и мы гребли к нему что было мочи, но из-за льда нам пришлось сделать крюк, и мы потеряли его из виду, а когда увидели вновь, он стоял, уперев передние лапы в глыбу льда, и принюхивался. Он был на расстоянии выстрела, но мы подумали, что он подпустит нас и ближе, и налегли на весла. Однако какая-то смутная догадка – о связи бота с опасностью – заворочалась в темном его мозгу, он внезапно соскочил с ледяной глыбы и скрылся. Тут мы увидели поднятый флаг, «все на борт», и то, как Брюн поспешно стал пробираться между льдин, и как далеко от судна мы находимся. Так что пришлось оставить охоту и признать поражение.

Четверг, 27 мая

Утром льды быстро стали брать нас в кольцо, и нам пришлось некоторое время идти под паром, спешно, кое-как добираясь к открытой воде, чтобы льды не затерли нас, взяв в полон. Работа была нелегкая. «Затмение» идет у нас в кильватере. Капитан поднялся к ним на борт обедать и пробыл там до восьми часов. Я успел порисовать, выспаться, сыграть в шашки и побоксировать, а его все не было.

Мы идем на разведку к 80° сев. широты, чуть ли не к самому Северному барьеру.

Гроза тамошних широт – это зверь, называемый рыбой-меч, который на самом деле вовсе и не рыба. Это разновидность китовых с рылом длинным, как у макрели, и пастью, полной огромных и острых зубов. В длину чудовище достигает 25 футов и выделяется высоким и изогнутым спинным плавником. Питается оно, пожирая самых крупных из акул, тюленей и китов. Юл с «Эскимоса» в прошлом году добыл в проливе шесть китов, буквально жавшихся к судну и лезших под днище в поисках убежища и спасения от одного из таких чудовищ, находившегося в непосредственной близости. Капитан рассказывает, что, находясь однажды в «вороньем гнезде» на мачте, он заметил впереди какое-то волнение. Глядя в бинокль, он различил огромного морского слона, взгромоздившегося на льдину, чуть большую собственных его размеров. А вокруг него кружилась стая этих вот кровожадных рыбин, пытавшихся длинными своими плавниками сбить слона с его насеста в воду, где они моментально бы с ним расправились. Корабль подошел поближе, и капитан говорит, что никогда не забудет взгляда, которое несчастное животное бросило на корабль, выражения больших глаз тюленя и огромного прыжка, в котором слон соскочил с льдины и, прошлепав по поверхности воды, метнулся к кораблю с такой стремительностью, что уже через секунду голова его торчала над гакабортом. Он готов был влезть на палубу! Спустили бот, и когда громадный, 12-футовый, зверь вскарабкался на него, его убили ударом по голове. В рыбин же пришлось стрелять, чтобы помешать им атаковать бот, так раздосадованы они были потерей верной добычи.

Пятница, 28 мая

Весь день идем под паром на север и северо-восток совместно с «Затмением».

Ясно, что в мае китов мы не добудем, остается только надеяться на лучшее в июне. Вечером густой туман, и нам пришлось давать гудки и стрелять, чтобы через несколько часов отыскать в тумане «Затмение», которое само пронзительно гудело. Стрелял гагар из ружья с дальнего расстояния, так как их спугнули гудки. Искрошив льдину и сбив с нее снег, в птиц я не попал.

Суббота, 29 мая

О субботе чем меньше напишешь, тем лучше. Пусть она канет в забвение. Вечером туман. В полдень 79.10 сев. широты. Вечер провел за картами.

Воскресенье, 30 мая

Утром к нам на борт поднялся капитан Дэвид. Выражал недовольство состоянием льда, говорил даже, что подобного не упомнит. Позднее появился доктор Уокер с тетрадью для записей, которую любезно прислал мне капитан. Утром у кромки льда заметили два плавающих предмета, в которых капитан признал двух огромных береговых тюленей редкого вида, величиной с хохлачей. Спустили бот, и, после восхитительной погони и демонстрации недостаточной меткости гарпунера, мы их закололи. Это были самка с детенышем. Самка – примерно футов 8,6. Кстати к вопросу о хохлачах. Колин однажды убил одного такого зверя в 14 футов длиной. Тюлень атаковал бот и чуть было не перекусил надвое гарпунную пушку. Надеемся, что теперь, после этой первой небольшой победы, счастье может вновь улыбнуться нам.

Между прочим, интереснейшим зоологическим феноменом стала поимка капитаном Дэвидом в прошлом году альбатроса на 80° северной широты. Откуда бы взяться этой породе? Похоже, полюс превращается в субтропики.

Понедельник, 31 мая

Снились киты в Каледонском канале, и как мы боимся, что баржи или лошади могут их спугнуть. 17 китов плывут под мостом, и все – бутылконосы. Странный сон.

С утра дует вест-норд-вест, лучше не придумаешь, и вода имеет зеленоватый цвет, что тоже прекрасно.

Кстати, это еще далеко не конец странного моего сна.

В разгар охоты на китов под мостом канала я услышал, как пробило два часа, и внезапно мне вспомнилось, что заключительный мой медицинский экзамен назначен на час. Бросив китов, я в ужасе помчался в университет: привратник отказался впустить меня в зал, где шел экзамен, и после отчаянной рукопашной вытолкал вон. Но и тут я не проснулся – вместо этого мне привиделось, будто кто-то все же передает мне бумагу с экзаменационными вопросами. Вопросов четыре, однако второй и третий память не сохранила. Первый вопрос звучал так: «Где именно вокруг Берлина глубина воды составляет десять миль?» Последний же вопрос, озаглавленный «Навигация», слово в слово был сформулирован следующим образом: «Если муж, жена и их лошадь находятся в лодке, каким образом жене спасти мужа и лошадь – вытащить их из лодки, не утопив в воде?»

Вопросы мне очень не нравятся, я ворчу и возмущаюсь несправедливостью включения проблем навигации в экзамен по медицине и потом решаю передать бумагу с вопросами капитану Грею – пускай, дескать, отвечает он. И только тут я, наконец, просыпаюсь. Сон удивительный по связности и красочности.

Вечером с фор-марса слетел рей, повредив кормовое заострение и сбив фалы – сломалась скоба. Ставили запасную перекладину. Целых четыре часа работа кипела. Капитан поднялся в «гнездо».

А я пишу свой дневник в каюте, где потрескивает веселый огонь. С палубы доносится стук молотков – чинят рей, а возле самой двери стюард выводит чистейшим тенором: «Морские волны светят мне улыбкою твоею».

Похоже, улыбка эта впервые осветила морские волны для стюарда еще в полночь – во всяком случае, распевает он об этом уже чуть ли не сутки. Вечером к нам поднимался капитан Дэвид; он дал мне прочесть доклад о китах. Вечером же занимался опытами с буревестниками. Взял четыре кусочка хлеба и пропитал их – один стрихнином, второй – карболовой кислотой, третий – сульфатом цинка и четвертый – скипидаром.

Затем я кинул хлеб птицам – проверить, какое снадобье ядовитее, но, к ужасу моему, вперед вышел старый предводитель стаи. Оттеснив всех, он заглотал все четыре кусочка, которые, как это ни удивительно, не причинили ему ни малейшего вреда.

Вторник, 1 июня

Не теряю надежды, что этот месяц будет для нас удачнее предыдущего. По всему горизонту тянется полоса Северного барьера. «Затмение» идет на всех парах на север, и, мне кажется, что, достигнув широту 78°, мы увидим бухту, откуда нас вытеснили, после чего устремимся в пролив Скорсби на Ливерпульском берегу.

Вода оливково-зеленого цвета и кишит простейшими.

 

О кит долгожданный,

Сокрытый от глаз,

Будь мы простейшими,

Ты слопал бы нас!

 

Капитан говорит, что видел фонтаны, которые киты пускали так густо, что это напоминало дымящиеся трубы большого города.

Образно сказано. Между прочим, температура воды вчера поднялась на восемь делений, из чего мы заключили, что попали в течение Гольфстрим. Видели плывущую в воде еловую корягу. Она преодолела тысячи миль пути, спускалась по какой-нибудь Оби или Енисею в Сибири, чтобы потом северозападное течение принесло ее в Арктику.

Вечером заметили двух хохлачей, но подстрелили только одного, потому что стреляли плохо. Надеялся удалиться и пострелять «курочек», но их не было. Утром Бьюкен добыл четверых.

Среда, 2 июня

Утром идем под парусом. Капитан мучается поносом. Очень холодно, как было и в апреле. У меня выпадают волосы, похоже, я преждевременно старею. Прочел забавный анекдот о докторе, похороненном посреди большого кладбища. Коллега-медик предложил высечь на камне такую эпитафию: «Si monumentum quaeris, circumspice» («Если ищешь его памятник, погляди вокруг»). По-моему, очень остроумно.

Быть остановленным льдами в виду китовых плавников – очень огорчительно. Как говорит стюард: «Хочется взвиться в воздух и не возвращаться на землю».

Сидни Смит так сказал о Джеффри: «Его уму тесно в столь хилом теле. Интеллект Джеффри постоянно и самым неприличным образом лезет наружу». Тоже сказано весьма неглупо. Вечером видел следы крупного медведя, а также хохлача, плывшего в воде. Сегодня вечером мы несколько приободрились, значительно продвинувшись в западном направлении, а значит, приблизившись к китовым рифам.

Четверг, 3 июня

Опять очень холодно. Все покрыто морозным инеем. Дует сильный северный ветер. Места – самые многообещающие из всех, виденных нами раньше, и, если ветер не стихнет, надо будет заняться всякой рыбной мелочью. Вечером спустился туман. Забросил за борт удилище с наживкой из свинины, но поклева не было. В этом месяце примерно 50 русских парусников вышло к Шпицбергену на ловлю трески, так что, вероятно, она ходит тут где-то рядом. Достал свой бредень и протащил его немного, проверяя, можно ли здесь чем-то поживиться.

Вытащил потрясающий экземпляр морской улитки, или липариса – в несколько дюймов длиной, и похож на какого-то чудно́го гномика. Я поместил моего гномика в склянку и дал ему имя «Джон Томас». Надеюсь, что он не сдохнет – в его домик мы сунули кусочек свинины и масла. Видел изрядное количество нарвалов, круживших вокруг очень большого, футов 15, нарвала. Белый как снег почти целиком, он срикошетил за кормой с характерным ворчанием, которое они всегда издают, всплывая. Кроме того, видел медуз – очень красивых.

Пятница, 4 июня

Джон Томас ужасно хандрит. Мы оставили склянку на холоде – далеко от очага, а так как температура там была 11°, склянка промерзла, и Джон простудился – забился в угол, сунув хвост в рот, как капризный младенец, размазывающий большим пальцем еду в тарелке. Мне пришлось приманивать его свининой и маслом, и он немного позавтракал, но потом его отвлекло что-то крайне интересное на дне склянки. Возможно, он вспоминает,

 

Как в грубом панцире лежал у теплых вод

И вкруг него липарисы резвились.

Он был их господин. А вот теперь,

За неимением кита, его поймали…

 

После часа дня, стоя на палубе, беседовал с Эндрю Халтоном о, в целом, не очень веселых наших делах. Эндрю – один из лучших гарпунеров. Я, в частности, спросил его: «Кстати, Эндрю, ведь при виде кита, я думаю, никто не кричит, как это описано в книгах: “Вот он, кит, я вижу, как он дышит!” Эндрю сказал: «Да нет, конечно. Кричат: “Рыба”! или что в голову взбредет. Но вот Колин поднялся на топ, так что мне пора на место». И едва очутившись на мостике, он проревел: «Рыба!»

Началась суматоха, все толклись на вахте возле ботов, пока капитан не положил этому конец: «Спокойно, – сказал он. – Распределитесь по ботам, когда я прикажу». Впереди, между льдин, мы заметили какое-то сильное двойное движение, две струи воды, мелькнула спина великана, и он нырнул. Мы спустили дозорные шлюпки и еще четыре бота, общим числом шесть, и мы преисполнись великой надежды, которой суждено было окончиться разочарованием. Появились еще два животных, и вчетвером они пошли на вест-норд-вест.

Мы устремились за ними и не оставляли погони четыре часа, плывя в ледяной гуще, но охота не удалась: китов что-то спугнуло. Однако напасть на след – уже приятно.

Впереди – открытое водное пространство, и, надо думать, там мы порезвимся. «Затмение» тоже погналось за двумя китами, но из-за неопытности второго помощника их потеряло, в результате чего второй помощник потерял также свою должность.

Суббота, 6 июня [5-го]

Джон здоров и бодр. Видели сегодня множество нарвалов, но из нужного – ничего. С завтрака до обеда стоял на мостике впередсмотрящим. Около полудня заметили на льду морского слона, и мы с Эндрю Халтоном спустились и пристрелили его. Он был 9 футов длиной и очень жирный. Разрезав ему брюхо, обнаружили в желудке изрядное количество разного вида каракатиц. Вечером капитан поднимался на «Затмение». Здешнее гуано – кроваво-красного цвета, что весьма необычно и производит странное впечатление.

Воскресенье, 6 июня

Джон проснулся раньше меня и плотно позавтракал. Сейчас он наматывает круги у самого горлышка склянки, видимо, обозревая новые свои владения и мысленно составляя морскую карту. Ветер переменился на северо-западный, чему я очень рад (вчера это был северо-северо-западный). Каждый вечер я помещаю его в ведро, чтобы часок-другой он мог наслаждаться свободой и плыть, куда глаза глядят. Теперь каждую секунду можно ждать появления кита – вода характерного темного серо-зеленого цвета. По-моему, вчера, стоя на палубе, я почуял кита. Часто еще прежде, чем его увидишь, можно уловить специфический запах китового жира. Наш шетландский юнга Аарон, сын нашего «пророка», старого Питера, вместе с другими гребцами его команды вчера поднимался на «Затмение». По возвращении он сразу же направился к отцу, и я слышал их разговор:

– Пап, Питер Шейн тут заснул. (Питер Шейн – матрос с «Затмения», соперничающий с нашим Питером по части пророчеств).

– Да, мальчик мой, и что же?

– Так ему во сне привиделось, папа…

– И что же ему привиделось?

– Привиделось, как бьют маток у левого борта «Надежды».

– О, это хороший сон, мальчик, очень хороший. И значит он, что первого кита добудет «Надежда». Сон сулит нам добро.

Иными словами, нам еще есть на что надеяться.

Видел большую каракатицу у самой поверхности воды и множество медуз и липарисов. В g часа пополудни пронесся слух, что с «Затмения» спущены боты. Несколько часов боты гнались за своим китом, пока их не отозвали назад поднятием «ведра». Около 6 Адам Карнер, будучи на мачте, различил вдали фонтан воды. Тут же вдогонку были посланы четыре бота, но кита и след простыл. Джек Бьюкен, пустившийся, между прочим, в погоню прямо из постели, в одной рубашке и панталонах, пронзил гарпуном нарвала, по-другому называемого морским единорогом – тридцатифутового, с рогом длиной в 2 фута.

Гарпун очень красиво перерезал нарвалу глотку. Тащили его четырьмя ботами и водрузили на палубу. Он весь испещрен очень красивыми крапинками – черными и серыми. Сняв с него шкуру, мы вскрыли желудок, как оказалось, полный креветок, очень крупных, называемых, по-моему, «жуликами», а также каракатиц. К тому же на нем было два вида паразитов: один вид – это длинные и тонкие белые черви у него в ушных отверстиях, другой же – мелкая, как семечки, россыпь в основании рога.

Вечером за кормой мы увидели двух очень редких уток. Капитан сам сел в шлюпку и убил их обеих, выстрелив из двух стволов – правого и левого. Таких уток никто из экипажа ранее не видел. У них желтые клювы с оранжевой нашлепкой – утолщением, идущим от основания клюва вверх, к самым глазам. Они крупнее наших уток, с темно-коричневой головкой, темнокоричневой спинкой, серо-коричневой, более светлой грудкой и белым пятном на шее. Перышки их очень нежные и мягкие.

Понедельник, 7 июня

Никаких китов сегодня не видно, хотя вечером капитан вроде бы углядел одного. Я поднимался на «Затмение» за мышьяковым мылом, нужным для сохранности наших уток. Капитан Дэвид говорит, что, по его мнению, это королевские гаги – очень редкая птица. Капитан Дэвид проводил меня обратно на судно и остался у нас на часок. Вчера он охотился за тремя китами, но не добыл ни одного. Я поймал буревестника, закинув ему на шею веревочную петлю с грузилом. Когда веревка затянулась вокруг него и я втащил его на палубу, у него был такой изумленный, ошарашенный вид, что я его отпустил. Дует с северо-северо-востока, а утром – очень сильно.

Вторник, 8 июня

Утром немного подымили. Ярко светит солнце. Закрепились якорем возле большой плавучей льдины и погудели, чтоб ветер переменился. Трижды посылали экспедиции за нарвалами, но безуспешно. Спускался стрелять птиц, но добыл лишь двух «курочек» и изувечил гагару. Стрелял мелкой дробью в нерпу, но она ушла. Однако в целом день провел хорошо. Капитан говорит, что, пользуйся я только собственными патронами, я б мог палить сколько душе угодно. Вечером опять прогулялся. Играл потом в нап в машинном отделении. Почти полный штиль.

Среда, 9 июня

Были вынуждены сегодня опять двинуться к открытой воде, так как поплыли льды. «Затмение» и мы вместе с ним пришвартовались вечером к одной и той же льдине. Капитан Дэвид и доктор Уокер поднялись к нам на борт около десяти и пробыли до двух часов. Они сегодня застрелили очень крупного медведя. Он сидел на льдине и грыз голову нарвала, которого втащил на льдину и в хвост которого, свисавший в воду, вцепилась акула. Как ухитрился медведь затащить на лед нарвала – уму непостижимо.

В 2 часа дня пошли пострелять птиц. Птиц, однако, было мало, и разжиться я смог только «курочкой» и шестью пуночками. Видели большого хохлача, но не смогли его взять. Вернулись в 4 часа.

Четверг, 10 июня

Все еще из кожи вон лезли, пытаясь найти скопления китов. Немного прошли под паром и вместе с «Затмением» бросили якорь у айсберга. Подстрелил моевку и гагару с палубы и еще двух гагар, когда забирал первую. Ближе к вечеру забавлялся ловлей буревестников – накидывал на них веревку с грузилом. Веревка стягивает птице крылья, получается что-то наподобие южноамериканского bolas. Кстати, когда позавчера я застрелил «курочку», то едва она упала, как ее схватил крупный буревестник и, несмотря на бешеные крики всей команды бота, не бросал ее, а продолжал нести, но я спугнул птицу, запустив в нее опорной деревяшкой.

Джон Томас

скончался 8 июня к прискорбию его многочисленных друзей и знакомых

Он был достойным и благородным липарисом, выделявшимся среди своих собратий – морских улиток – как живостью ума, так и телесным совершенством. Он никогда не презирал малых сих, не глядел свысока на более мелких своих собратьев – простейших, хоть сам и мог претендовать на принадлежность к высокородному семейству иглокожих (Echinodermata), равно как и к роду кольчатых (Annulosa). Он не смеялся над отсутствием у простейших водной вазекулярной системы, не кичился собственной двойной цепочкой нервных ганглий. Он был скромнейшим, непритязательнейшим сгустком протоплазмы, а способностью усваивать жирную свинину превосходил куда как более высокоорганизованных тварей. Родители его послужили пищей киту, когда наш усопший был еще в самом нежном возрасте, а потому умственным развитием своим он обязан лишь собственному усердию и наблюдательности. Ныне он грядет путем всякой плоти, и да упокоится он во молекулах.

Пятница, 11 июня

Прошли несколько миль правильным курсом. На «Затмении» утром подстрелили двух медведей, но не смогли их взять. Вечером пришвартовались к айсбергу. Сегодня поймал странную рыбу; в Гренландии не встречал такую – похожа на мерлузу, но не мерлуза. Один из матросов, Джек Уильямсон, здорово ударился о штурвал – рассек голову до кости, рана была дюймов в пять длины. Я зашил ее и велел ему лечь в койку. Стюард и я с рулевым вечером гуляли по льду, и двое из нас ясно видели водяной вихрь, подымаемый китом среди льдин. Однако на ботах туда было не добраться.

Суббота, 12 июня

Льды скорее смыкаются, чем раскрывают проходы. «Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце». Около восьми матросы с борта подстрелили медведя, я же спал и лишился такого удовольствия. Желудок зверя был наполнен тюленьим жиром, сам же он был тощим [несколько слов неразборчиво] выстрелили. Поднимались с капитаном на «Затмение» – обедать. Хорошо поели и поболтали. Капитан Дэвид далек от отчаяния. Дует сильный западный и юго-западный ветер, что должно быть нам на руку. Число льдин вокруг нас стало нарастать с такой скоростью, что пришлось идти миль тридцать на паре, чтобы нас не затерло, заперев в ледяном капкане. И без того продвигаемся еле-еле.

Воскресенье, 13 июня

Открылся хороший проход на запад, и мы воспользовались им, продвинувшись, насколько это было можно, в западном и юго западном направлении. За все это время видели в воде только одного тюленя. А чтобы очутиться в местах обитания китов, надо пройти миль 20 на север. «Ты близко, хоть и очень далеко». Как это тяжко – после всего пережитого, после преодоления непреодолимого пакового (многолетнего) льда и сорока миль сплошных торосов, после всех перипетий и опасностей – жестоких штормов и угрозы потерять корабль или погибнуть самим, или остаться затерянными во льдах, мы, считай, ничего не добыли, вернее, добыли не больше, чем если б, как жалкие трусы, пожелали бы довольствоваться малым и, страшась настоящей работы, беспечно отправились в теплые края! Нет, это позорно и грешно, и долго так продолжаться не может. Ведь мы с «Затмением» последние в длинной, из десяти поколений, череде мореплавателей, покорителей Арктики. Порода наша вырождается, и лишь мы одни наследуем тем, кто совершал набеги на Гренландию и властвовал на ее просторах между 72 и 80 параллелями. И вот, пожалуйста: топчемся на месте, по уши в дерьме! Такое и святого может из себя вывести.

Понедельник, 14 июня

Утром густой туман. Давали гудки, но с «Затмения» не откликнулись. Получивший черепную травму Джек Уильямсон идет на поправку. Но вообще дела – хуже не бывает. Думаю, что предпочтительнее поохотиться на хохлачей, чем продолжать упорствовать, мечтая о недостижимом. Киты – всего в 20 милях от нас, но мешает непреодолимый ледяной барьер, а ветер вместо того, чтобы разгонять льдины, сгоняет их и сцепляет между собой еще крепче. Нам нужны западный, северо-западный или же северо-северо-западный ветер, а все время южный, о ñопоi ñопоi! И всего 53 тонны. Вот она, наша жизнь!

Вторник, 15 июня

Единственная погодная перемена – туман густеет, а ветер становится совсем уж бешеным и оголтелым. Тем не менее чашу горестей мы, по-видимому, испили до дна, ибо ухудшиться наше положение вряд ли может: это последняя точка, или же, по выражению Сэма Джонсона, перекладинка буквы «t». В обед капитан поднимался на «Затмение». Я искренне надеюсь, что мы выберемся в открытую воду и поохотимся на хохлачей либо бутылконосов, либо еще какую-нибудь тварь с носом необычной формы и жирной тушей. Весь день почитывал Босуэла.

Среда, 16 июня

Около 8 утра с «Затмения» спустили боты и отправились в погоню за китом, коего преследовали до полудня, но не догнали. Дело в том, что находились мы не в тех местах, где киты постоянно пребывают и кормятся, те же киты, которых мы видели, – это киты-мигранты. Занятые перемещением куда-то, они не желали останавливаться, чтобы перекусить.

Идем галсами к западу, пока – довольно бодро. Вечером штиль, море блестит ртутным блеском, а кругом нарвалы, зверюги в 15-16 футов длины. Со всех сторон несется их характерное «хампф». Я видел, как один из них прошел под самым килем, похожий на мерцающее белое привидение. Читаю «Тристрама Шенди» – грубовато, но чрезвычайно остроумно.

Четверг, 17 июня

День, полный событий – для «Затмения» во всяком случае. Утром, около 10 часов, Колин с «вороньего гнезда» увидал на ходящегося в пяти милях от нас кита и боты, спущенные с «Затмения» в погоню за другим китом. Мы подняли паруса и быстро дошли до места, где Колин видел «рыбину», но там ее не обнаружили, а появилась она неожиданно лишь в час дня – в 50 ярдах от судна и в компании другого кита. Животные играли и резвились, подобно ягнятам на зеленом лугу. Мы спустили четыре бота – Колина, Карнера, Ренни и Питера, и устремились к льдине, возле которой ожидалось новое появление нашей парочки. Киты выпрыгнули возле бота Ренни, но, к несчастью, последний не отличается решительностью и побоялся выстрелить в ближайшего кита из страха спугнуть другого, который шел к нему мордой. Животные разъединились – один исчез, другой же стал уходить от ботов, возглавив восхитительную гонку против ветра. С борта судна я видел, как кипит вода перед ботами, видел взмахи гигантского хвоста в воздухе, но наши так и не смогли подойти к киту на расстояние выстрела. «Затмение» же, увидев, куда направляется кит, обошло его и, сбросив два бота, преградило ему путь. Кит вынырнул непосредственно перед одним из их ботов, и мы стыдливо наблюдали, как взвился вверх флаг, означавший, что нашего кита они зацепили. Тяжело видеть, как тысяча фунтов уплывает из наших рук. В обед кит был умерщвлен, а к 8 вечера он уже был на их судне. Ренни же здорово досталось от капитана.

После обеда на ледяном зубце мы заметили большого медведя. Зверь казался возбужденным – может быть, его волновал запах китовой крови. Вместе с Матьесеном я спустился в шлюпку, намереваясь убить зверя. Высадившись на огромную плавучую льдину, мы увидели медведя ярдах в 40 от нас. Он шарил среди глыб льда, вынюхивая что-то, и, подняв голову, внезапно с дикой скоростью кинулся по направлению к нам. Он перепрыгивал глыбы льда и трещины, маша в воздухе передними лапами, как это делают кошки. Мы с Матьесеном вжались в лед, но я поставил себе не стрелять, покуда зверь не приблизится к нам вплотную. Матьесен же не выдержал и открыл огонь, когда медведь был еще от нас ярдах в пятнадцати. Пуля прошла по касательной, лишь слегка оцарапав морду медведя. Зверь повернул назад и затрусил прочь, и я, видя только его спину, в нее и выстрелил. Пуля моя медведя ранила, но он, прибавив скорости, ушел – скрылся из глаз.

Видел сегодня чайку-«боцмана». Вечером шум у помощников.

Пятница, 18 июня

Ночью парни с «Затмения» убили еще одного кита и до завтрака разделали его. Счастливцы! Бьюкен ночью застрелил красивую медведицу с двумя детенышами. Кстати, вдали на пригорке я видел вчерашнего моего медведя. Избегнув опасности, он стоял на задних лапах, как цирковой медведь, и будто хотел получше рассмотреть нас напоследок.

Не знал я, что в природе медведи на такое способны. Рыскали весь день в поисках добычи, но так ничего и не нашли. Ночью наши боты и матросы с «Затмения» заметили кита, но сделать ничего не могли – вокруг нас лед, и мы отрезаны от открытой воды, а потому, если ветер не переменится, мы будем заблокированы. Все подавлены и унылы.

Суббота, 19 июня

Вода – не шелохнется, как в рыбном садке, и сверкает ртутью. Кругом изрядное количество нарвалов. А еще кругом льды – это почти неизменно. Сегодня китов не видно. У борта мелькнула акула – схватила буревестника и поминай как звали. Было бы не так обидно, если бы злой рок разделили с нами и другие. Но разве не возмутительно, что в то время, как «Затмение» заработало 3000 фунтов, мы не получим ни пенни? А ведь наш капитан (никто в этом не сомневается) как промысловик ни в чем не уступит своему брату Дэвиду, таких китобоев в Гренландии еще поискать, тут и двух мнений быть не может. Однако везет почему-то не нам, а другим. За все это время «Затмению» попались 14 китов против наших пяти.

Воскресенье, 20 июня

За завтраком углядели большую «рыбину», но преследование оказалось недолгим: кит затерялся среди паковых льдов, где охота за ним невозможна. А ведь, казалось бы, в кои-то веки был совсем близко. Ужасное чувство – видеть добычу и упустить ее! Не испытав это самому, трудно вообразить возбуждение и азарт, в которые ввергает китобоя охота на кита. Малочисленность этого животного, трудности, с которыми сопряжено проникновение в места его обитания, исключительная ценность добычи, сила животного, его размеры, его интеллект – все это манит и притягивает.

Днем льды сомкнулись вокруг нас, но к вечеру ледовая хватка ослабла. Днем к нам поднимался капитан Дэвид, а вечером наш капитан ужинал у них на судне. Рассказывает, что на бот, в котором находился один из гарпунеров капитана Дэвида, напал медведь, а ружья у того при себе не оказалось, но гарпунер не растерялся, а поразил зверя, выстрелив по нему из гарпунной пушки тяжелой железякой. Весьма находчиво. Однако не сравнить со штукой, которую отколол несколькими годами ранее один наш гарпунер – историю эту можно было бы счесть невероятной, не знай я доподлинно, что это правда. Бьюкену было поручено застрелить сидевших на льдине медведицу и медвежат. Оставаясь в шлюпке, он накинул веревочные петли на шею каждому, а когда те, рыча и огрызаясь, бросились в воду и поплыли, привязал концы трех веревок к шлюпочным банкам. Весла он поднял, оставив только одно рулевое. Стоя на носу он правил шлюпкой, направляя ее к кораблю и ударами багра по головам медведей не давал им свернуть с пути. Таким образом, весь путь до корабля медведи проделали сами, таща на буксире шлюпку. Стюард, бывший свидетелем этой сцены, утверждал, что рев и раскаты хохота были слышны за милю окрест. Брезжат некоторые надежды на завтрашний день.

Понедельник, 21 июня

Надежды, как обычно, не оправдались. Мы заперты в тесной расщелине, теснимые со всех сторон, куда только хватает глаз, бескрайними ледяными полями. Если льды будут продолжать нас теснить, то мы окажемся в ледовом плену, и никаких шансов на успех уже не останется. Колин мучается болью в горле. Китов не видно. Вчера выловил красивую пеструю морскую улитку, которая плавала на поверхности, но, к сожалению, поднятая на борт, она вскорости сдохла. Наблюдал интереснейшее зрелище – картину, которую, даже всю жизнь прожив на Севере, можно так и не увидеть: на небе ясно обозначились три солнечных диска, светящих одновременно и с одинаковой силой в ореоле сияющих радуг и с зеркально отраженной раду гой над всеми тремя. Потрясающее зрелище!

Вторник, 22 июня

День без каких бы то ни было происшествий. Мы все еще теснимся в своей расщелине. Вечером выловил редкую и всерьез никем не описанную медузу (Medusa Doilea Octostipata). Горе и мерзость запустения.

Среда, 23 июня

Вырвались из нашей темницы осторожнейшим и изящнейшим маневрированием под паром. Почти 60 миль лавировали в плотных льдах, самый мелкий осколок которых мог раздавить наше судно, как яичную скорлупку. Часто приходилось протискиваться и продираться между льдинами, скребущими наши борта. Шли курсом на юг и на восток. «Затмение» шло за китом, но атака не состоялась. Давление в барометре стремительно падает.

Четверг, 24 июня

В 6 утра нас с капитаном поднял помощник. Он просунул в дверь свою рыжую голову со словами: «Рыба, сэр!», прозвучавшими для нас сладостной музыкой. Выпалив их, он исчез, взбежав по трапу с той же стремительностью, с какой возник в дверях. Когда мы выскочили на палубу, боты Питера и помощника были уже на поле боя, то есть там, где «рыбине» над лежало быть.

Второй же раз она показалась примерно в миле оттуда с подветренной стороны, и они двинулись к ней, но потеряли ее из вида. Между тем, совсем близко к корме судна появился другой, внушительного вида кит, и Халтон с Ренни на двух своих ботах погнались за ним. Четыре бота продолжали погоню час-другой, пока не задул вдруг сильный ветер, море вспучилось волнами, такими мощными, что носовые части некоторых лодок оказались под водой. Пришлось боты поднять и оставить погоню. С северо-востока пришел жестокий девятибалльный шторм, продолжавшийся весь день.

Пятница, 25 июня

Ветер все еще сильный, но не такой, как вчера. В течение дня – ничего путного, если не считать крупного полосатика, что является дурным знаком: нам полосатик ни к чему, а «правильного» кита он прогонит с территории, где тот кормится. Вечером резался в нап. Ветер перешел в свежий бриз, и мы, вслед за «Затмением», начали потихоньку двигаться под паром.

Суббота, 26 июня

Весь день перспективы представлялись достаточно мрачными, но внезапно обозначился некий поворот к лучшему. Китов видно не было, и около десяти я спустился вниз в каюту, куда вдруг донеслись звуки какой-то суматохи на палубе. Потом я услышал голос капитана с верхушки мачты. «Спустить две большие шкафутные!» Я ринулся в каюту помощников и поднял тревогу. Колин был одет, но второй помощник выскочил на палубу в одной рубашке и с панталонами в руках. Высунув голову из спускового люка, первое, что я увидел, был кит, тянущий морду из воды и резвящийся за тыльной от нас стороной небольшого айсберга. Ночь была тихая, даже ряби не было видно на темно-зеленой водной глади. Матросы впрыгнули в боты – каждый занял предназначенное ему место, вахтенные офицеры проверили и зарядили гарпунные пушки, толчок, еще толчок, и два длинных вельбота поползли на деревянных своих ногах – один к одной стороне айсберга, другой – к противоположной. Едва Карнер приблизился к льдине, как кит показался вновь – перед лодкой, ярдах в сорока от нее. Он высунулся из воды почти всей тушей, вспенив воду вокруг себя. Раздался хор нетерпеливых голосов: «Давай, Адам, пора!» Но Адам Карнер, седоватый, испытанный в штормах гарпунер, знал, когда и что надо делать. Маленький глаз животного был устремлен на него, и лодка была неподвижна, как льдина за нею. Но вот «рыба» шевельнулась, повернувшись теперь к китобоям хвостом: «Налетай, братцы, налетай!» Лодка рванула прочь от льдины. Успеет ли Карнер выстрелить до того, как кит нырнет? Вот какой вопрос мучит сейчас каждого. Карнер приближается к жертве, она все еще здесь – ближе, еще ближе… Вот он бросает весло, встает к пушке. «Еще три гребка, братцы!» – говорит он, перекатывая во рту табачную жвачку. И вот – выстрел, и пена, и дружный вскрик, и над вельботом Карнера взвивается красный флаг и весело тянется китовый линь.

Но зацепить кита и взять кита – это далеко не одно и то же. В тот момент, когда на вельботе появляется флаг, слышится возглас: «Нырнул!», и мгновенно шесть лодок спешат к «зацепившей», чтобы помочь ей добить кита, когда тот опять всплывет на поверхность. Я сел в лодку помощника, и мы поплыли. Кит, конечно, способен появиться где угодно в пределах окружности, радиус которой равен длине линя, что составляет мили три-четыре, поэтому семи нашим ботам пришлось рассредоточиться на значительном расстоянии друг от друга. Прошло 5 минут, затем 10, 15, и после 25 минут отсутствия зверюга, наконец, всплыла между ботами второго помощника и Ренни. Последний своим выстрелом кита и прикончил. Кит оказался небольшим – около 40 футов длиной и усами в 4 фута 1 дюйм, стоимостью, по примерной оценке, от 200 до 300 фунтов. Трижды прокричав «ура», мы отбуксировали кита к судну. Туша его была сплошь облеплена присосавшимися крабами, чем, возможно, и объяснялось странное поведение животного в воде.

К 3 часам утра туша была ободрана и убрана в трюм. На протяжении всего процесса я находился в «вороньем гнезде», выглядывая новых китов, которых так и не увидел. Лег в 6 утра и встал в 12.

Воскресенье, 27 июня

Весь день – ничего, но примерно в 4 утра Колин заметил вдали очень крупную «рыбу». «Затмение», как и мы, спустило два бота, но, начав охоту, потеряло след. Кит, по-видимому, гигантский.

Понедельник, 28 июня

Ничего.

Вторник, 29 июня

Капитан до двух часов ночи пробыл на «Затмении». Дрейфуем весь день – ничего не поделаешь. Ждем возможности двинуть на север, но лед не пускает. В полночь спустился пострелять и вернулся в 4 часа дня. Добыл бургомистра, юнко и пяток гагар. Бурги, на мой взгляд, самые крупные из чаек после альбатросов. Длина их от кончика носа до кончика хвоста обычно бывает футов 5.

Среда, 30 июня

Проспал почти весь день после бурной ночи накануне. Поднимался на «Затмение», где хорошо поболтали. На судне работал с микроскопом. Бьюкен убил нерпу. Халтон разделал моих птиц.

Четверг и пятница, 1 и 2 июля

Дрейфуем в густом тумане еще с понедельника. Писать не о чем, кроме того, что Колин рано утром в четверг добыл крупного нарвала. Линь для этого размотали на всю длину (120 фатомов, то есть морских саженей), бился нарвал отчаянно. Рог его пойдет фунтов за 10. Шкура тоже в цене. К настоящему времени у меня скопились экспонаты весьма приличного арктического музея, среди которых много любопытных.

Сейчас я являюсь владельцем:

1. Эскимосских штанов из тюленьей кожи 2. Исландского сокола

3. Разделочного ножа и точила

4. Костей хохлача, застреленного самолично

5. Костей двух матерых тюленей

6. 2 передних ласт молодого хохлача

7. 2 передних ласт берегового тюленя

8. Головы медведя

9. Щетины хохлача

10. Бургомистра

11. Барабанных перепонок кита

12. Двух королевских гаг

13. Кусочков вулканической породы, найденных в желудке у гаги

14. Рога (?) единорога

К тому же: 2 эскимосских кисетов моевки медвежьего когтя

Суббота, 3 июля

Прояснилось, и мы двинулись к тучным охотничьим угодьям. Весь день шли под парусами на север и северо-запад.

Не приметили ничего, кроме удивительных размеров тюленя на льдине – маленького, не больше кролика. Появление нашего судна, кажется, позабавило его точно так же, как его размеры позабавили нас. Мы все в отчаянии. Стюард набил опилками ласты моего берегового тюленя – получилось превосходно.

Воскресенье, 4 июля

Шли на север, а потом опять на юг. Все повергает в уныние и меланхолию. Ни малейшего следа китов и даже китовой пищи. Вокруг судна кружила маленькая птичка, похожая на скворца либо дрозда. Видел тупика. Настроение такое, что делать записи подлиннее – не отваживаюсь. Читаю «Возникновение голландской республики» Мотли. Хороший исторический труд.

Понедельник, 5 июля

Вошли под паром в мористую кромку береговых льдов и к вечеру встали. Видели несколько полосатиков. На «Затмении» приняли одного из них за «рыбу» и спустили боты, которые, однако, своевременно были и отозваны. За весь день не было ничего примечательного. Получил вкусную пресную воду из соленого морского льда.

Вторник, 6 июля

Мертвый штиль. Солнце светит как в тропиках, хотя на термометре всего 36 градусов. Ослепительно сверкают льды. Утром был на «Затмении». Спускались стрелять, а также бить дичь, в итоге имею семерых гагар, курочку, моевку, юнко и нерпу. Охота на последнюю превратилась в захватывающее приключение: оказалось, что дробью ее не взять, и после погони, длившейся не менее получаса, мы выловили ее из воды баграми. На судно притащили ее еще живую, и капитан гуманно прекратил ее мученья. Выходили поохотиться и вечером, но дичи не было. Пара морских ласточек резвилась вокруг судна. Видели нескольких полосатиков. Славный денек!

Среда, 7 июля

Прошли под паром миль 20-30 на юг, а потом, увидев признаки присутствия китов, поставили парус. Вечером капитан Дэ вид поднялся к нам вместе с механиком. Я выловил редкостную креветку. Вчерашняя охота меня взбодрила. Варил строго по рецепту красных сельдей к ужину.

Четверг, 8 июля

Еще один памятный день. Шли под парусом по очень синей воде вдоль кромки огромной льдины вслед за «Затмением». Около часу дня вблизи судна капитана Дэвида появился кит – первый с прошлого воскресенья. Капитан «Затмения» пустил три лодки в погоню и шел за ним по пятам, пока в 4.15 кита не зацепили, к 8 не подтянули к борту, а к полуночи разделали. Мы кружили неподалеку в надежде, что их кит возьмет курс в нашу сторону и усилия наши будут наконец вознаграждены, но около 4 часов с верхушки мачты послышалось многообещающее: «С подветренной стороны другая рыбина, сэр!» Матьесен и Боб Кейн пустились за китом и вскоре скрылись из глаз, затерявшись среди льдин, мы же столпились у борта и ждали. Вскоре окрестность огласил досадливый стон: возле самого судна возник полосатик, а зная, что полосатики – злейшие враги «правильных» китов, мы побоялись, что полосатик спугнет нам добычу. Я отправился в каюту пережить разочарование, когда с мачты донесся крик капитана «Нырнул, нырнул!» – значит, удар достиг цели. И тут же на этот вопль выбежали полуодетые люди, и от судна отошло пять длинных зеленых вельботов, спешивших на подмогу зацепившей кита лодке и ее напарнице. Я сел в вельбот к Питеру Макензи и, едва мы отплыли, как стало известно: кит всплыл и бьется как бешеный. Мы мгновенно поняли, что работа нам предстоит нелегкая, ведь когда раненый кит остается под водой недолго, он всплывает полным сил и готовым сразиться с вельботами, в то время как, оставаясь под водой полчаса и более, на поверхности воды он обычно появляется измученный и взять его тогда не представляет труда. Вельботы приблизились. Халтон и Карнер выстрелили в кита и, зацепив его, отошли. Следующим был наш вельбот, и мы, зайдя со стороны головы, глубоко вонзили пики киту в шею. Тело животного сотрясла дрожь, и он начал быстрое движение по поверхности воды. Бьюкен подвел вельбот к голове плывущего чудовища, и от этого необдуманного маневра нос его шлюпки внезапно задрался, уже через секунду вельбот с командой всей своей тяжестью обрушился на спину животного, и крики людей, и треск ломающихся весел перекрыл рев Бьюкена: «Давай! Тащи! Подай назад! Воду не пускать! Тащи! Какого черта, струсил, что ли!» Я бросил Питеру: «Оставайся рядом, чтоб их подобрать!», но они ухитрились благополучно столкнуть вельбот со спины кита в воду. Животное устремилось к льдине и поднырнуло под нее, но вскоре появилось вновь, и Ренни с Бьюкеном открыли огонь. Кит опять ушел под лед, но после опять вынырнул прямо между тремя вельботами, и пошла потеха!

Мы подгребли к киту и вонзили в него пики, проткнув его тело на глубину футов в пять, три вельбота старались держаться сбоку от животного, которое билось, стремясь ударить нас чудовищным своим хвостом. Был момент, когда кит чуть не опрокинул нашу шлюпку, поднырнув под днище, но нам удалось выправить положение. Потом мы отвели лодки, так как у кита начались предсмертные судороги, которыми он вспенивал воду, а потом он медленно перевернулся на спину и сдох.

Стоя в вельботах, мы грянули троекратное «ура», после чего отбуксировали кита к судну, а к часу дня втащили на борт. Это оказалось красивое животное с хвостом в 9 футов 6 дюймов длины, и каждый кусок его туши дал нам около 12 тонн жира. Стоимость его никак не меньше 1000 фунтов, что обеспечивает нам возможность не считать наше плаванье неудачным. Большая акула, подплыв к нам, наблюдала за всем процессом разделыванья туши, игнорируя ножи, которые в нее метали матросы. Я попросил разрешения у капитана взять шлюпку, чтобы вместе со стюардом пронзить акулу гарпуном, но он нам этого не позволил.

Пятница, 9 июля

Полное безделье. Это реакция на напряжение вчерашней охоты. Капитан говорит, что Боб Кейн прекрасно себя проявил. Днем видели нескольких полосатиков. Солнце светит вовсю, красота. Странно, что последний из пойманных «Затмением» китов был одноглазым. Наш вчерашний знакомец кит тоже страдал тем же пороком: глазница его была совершенно пуста. Кажется, здесь обитает порода одноглазых гренландских китов.

Суббота, 10 июля

По-моему, мы совершили ошибку, взяв опять курс на север. Южное направление, на мой взгляд, обещает более богатую добычу.

Отправляли шлюпку за хохлачом, но вернулась ни с чем. Вечером в машинном отделении четыре часа резался в юкр. Интересно, с кем могли заключать браки дети Адама и Евы?

Воскресенье, 11 июля

Встал поздно, а хотелось бы еще позже, что является печальным признаком тяжелого морального состояния. Утром на «Затмении» взяли хохлача. Вечером мы, как и они, двинулись под паром на восток, чем спугнули кита. Попадалось много полосатиков. Около семи вечера в 20 милях к востоку от нас был замечен пароход – первое судно, встреченное нами с начала мая. Мы поддали пару и, приблизившись к нему, узнали в нем новенькую яхту «Эйра» – исследовательское судно Ли Смита, направляющееся к полюсу, если то позволят им льды, что вряд ли произойдет, но, во всяком случае, изучить Землю Франца-Иосифа они собираются и пострелять оленей – тоже. Ли Смит нигде не служит, холост и, имея годовой доход в 8000 фунтов стерлингов, выбрал себе в жены Шпицберген. Когда наши суда оказались вровень друг с другом, мы приветствовали маленькую «Эйру» троекратным «ура» и флагами и получили ответные приветствия. Матросы на «Эйре» одеты в форму военно-морского резерва, у старшего командного состава – с золотым шитьем. Наш капитан поднялся к ним на борт, с их же стороны к нам поднялись доктор Нил, фотограф, механик и два помощника. Вернулся капитан около часу дня, мы же с фотографом и доктором с «Эйры», воспользовавшись его отсутствием, прокутили всю ночь, распивая шампанское и шерри. В 5 утра мы закусили консервированным лососем и в 6.30 закруглились.

Понедельник, 12 июля

Вместе с «Эйрой» и «Затмением» встали, зацепившись за большую льдину. Сняли поврежденный льдами руль. Между прочим, получили вести из дома: газеты с «Эйры» вплоть до 18 июня. Из Эдинбурга письма для меня не оказалось, зато было письмо от Лотти – очень милое и веселое. Удивлен успехом либералов и возмущен этим. Был приглашен на «Затмение», где обедал в обществе Ли Смита и членов его команды. Ели суп из телячьей головы, ростбиф из свежей говядины с картофелем, горошком и соусом, марантовый пудинг и блинчики с консервированными фруктами, завершив все это вином и сигарами. Весьма достойная еда для китобоя. Затем, сфотографировавшись все вместе, отправились на «Эйру».

Сюда они шли мимо Ян-Майена и на 72.30 градусе видели массу хохлачей. Надеюсь, мы тоже туда заглянем.

Вторник, 13 июля

Прошли под паром на юг всего 20 миль и сменили курс – уж не знаю почему. А ведь могли бы наполнить трюмы прямо сейчас, займись мы вплотную хохлачами. Но нам не терпится, и мы, как мне кажется, страдаем нерешительностью. Впрочем, выбор курса – это дело капитана. Успех всего плаванья зависит от этих немногих оставшихся дней. Это наш последний шанс совершить прорыв. «Затмение» выследило медведя и убило его в воде совсем близко от нашего судна. Утром распрощались с «Эйрой», пожелав удачи экипажу. Хороший корабль с приятной командой. Судно черное с золотой полосой по бортам, грузоподъемность его 200 тонн, а мощность двигателей – 50 лошадиных сил. Я бы с удовольствием отправился на нем в плаванье, но перспектива очутиться дома тоже манит. Команда «Эйры» оставила нам свои письма. Вечером туман.

Среда, 14 июля

Шли под паром и парусами на юг и юго-запад. Вечером «Затмение» спустило боты, но, как оказалось, это был всего лишь полосатик, которого они приняли за «правильного» кита. За день туман почти не рассеялся. Отсутствие каких бы то ни было новостей. Весь день читал газеты.

Четверг, 15 июля

Еще один день без событий. Валялся в кресле и курил. Делать совершенно нечего. Кругом хмарь и туман, что, конечно, может вызвать только отвращение. Считаю, что небольшая сцена с ведьмами из «Фауста» Гете, которого я сейчас читаю, получилась гораздо ярче и выразительнее, чем у Шекспира.

Ведьмы Гете страшнее шекспировских:

«Ночь и поле. Фауст и Мефистофель проносятся на вороных конях.

Фауст. Зачем они к лобному месту летят?

Мефистофель. Не знаю, что с ними со всеми.

Фауст. И мечутся стаей вперед и назад.

Мефистофель. Такое уж ведьмино племя.

Фауст. Кадят перед плахой, кропят эшафот.

Мефистофель. Вперед без оглядки! Вперед»

Жутко, по-моему.

Пятница, 16 июля

Туман еще стоит. Ночью «Затмение» спускало боты, но безрезультатно – пока неизвестно, действительно ли они видели «рыбу». Вечером, поднявшись к ним, узнали, что это и вправду была «рыба» и что они почти ее взяли: находились так близко, что могли коснуться ее отпорным крюком, как вдруг она ушла, внезапно погрузившись в воду. При этом капитан Дэвид не теряет оптимизма. Кое-что из наших припасов подходит к концу, однако мы раздобыли картофеля на «Эйре». Пробыл на «Затмении» до двух часов ночи. Взял там еще газет. Днем видели в воде множество тюленей.

Суббота, 17 июля

Делать абсолютно нечего, и с этим ничего не поделаешь. Почти целую неделю – густой туман. Прошли под паром 20 миль на юг и на восток. Вечером к нам поднялся капитан Дэвид. Сейчас мы намереваемся испробовать Ливерпульское побережье западной Гренландии в районе 75° сев. широты. Там в свое время капитан Дэвид в сезон брал много китов, в особенности в 69 году, когда добыча его составила 12 голов – первого кита он взял 16 июля, последнего же – 4 августа. Помнится, раньше я считал, что если китобои заприметили кита, он непременно будет взят, на самом же деле в среднем добывают одного кита из двадцати увиденных.

Воскресенье, 18 июля

Сегодня немного прояснилось, но не сильно. Крепкий юго-юго-западный бриз к вечеру перешел в штормовой ветер, который дул и дул весь день и всю ночь. Прятались от его ярости в мористых льдах. Интересно, как там судно Ли Смита, не настиг ли их шторм? Между прочим, я был сфотографирован у него на юте среди высшего командного состава, но так как курил сигару, думаю, снимок будет нечетким.

Понедельник, 19 июля

Весь день дует штормовой ветер. Дел нет, и мы бездельничаем.

Вторник, 20 июля

Погода немного улучшилась, и мы неплохо поработали днем, пройдя под паром сорок миль на юг и запад меж ледяных полей. Если погода продержится, мы, может быть, и преуспеем. В этом году удивительного много скопилось берегового льда – такого просто не упомнят. Мы в 240 милях от берега, а ледяные поля все тянутся и тянутся. Боюсь, что нам их не пройти.

Среда, 21 июля

Туман опять сгустился – прямо жить не хочется. Идем в темноте на ощупь. Вечером бросили якорь у льдины, и мы с капитаном поднялись на «Затмение».

Провели Nox Ambrosiana, длившуюся с 8 до 2 часов ночи. Покойный мистер Проктер капитан Дэвид рассказывает, что поймал однажды кита, на хвостовом плавнике которого был нарост, формой и размерами точь-в-точь пучок волос дамской прически. Еще он пустился в рассуждения о «Фаусте» Гете, сравнивал это произведение с некоторыми пьесами Шекспира и демонстрировал места, где Гете заимствовал у Шекспира. Так что мы здесь не совсем дикари.

Четверг, 22 июля

Все еще туман, и мы стоим на якоре у льдины. Утром на полубаке обсуждали исчезновение «Аталанты». Видел двух «боцманов», очень редких птиц, на большой высоте над льдиной. Хотел на них поохотиться, но они скрылись. Стрелял с 50 ярдов в плывшую нерпу, пуля размозжила ей голову, но добыча, к несчастью, утонула.

Пятница, 23 июля

Шли под паром на юг и юго-запад, так как небо прояснилось, и всю ночь потом лавировали между ледяных полей под парусом в том же направлении. Ветер переменился и гонит нас на запад.

Суббота, 24 июля

Весь день шли под паром на юго-запад. Прошли льды, от которых сэр у Джорджа Нареса и всего Арктического комитета полезли бы глаза на лоб от изумления и ужаса. Если оглянуться, льды эти виделись сплошным ледяным покровом, протянувшимся до самого горизонта, и не верилось, что два судна могли проложить себе здесь путь. На борту нашлись один-два малодушных, не скрывавших своих страхов: не так страшно войти, но как вылезти? – говорили они, а ведь провизии у нас осталось всего на две недели. Попади мы в ледяной плен, и придется сократить рацион так, как никогда еще не сокращали. От открытой воды нас отделяют 200 миль льдов.

Воскресенье, 25 июля

День ясный, временами небо затягивает дымка. Прошли 40 миль в западном направлении. Вечером подняли парус. Видели много «боцманов». В последние дни мы чувствовали подъем из-за того, как бодро шли на запад, но сейчас, похоже, путь нам преграждает череда больших льдин, которые мы надеемся обойти.

Понедельник, 26 июля

Плыли под парусами курсом на запад и юго-запад. Теперь наши координаты 6¼ градусов западной долготы и 73.56 северной широты. Вечером капитан поднялся на «Затмение». Вода кишит живностью, но крупных птиц и животных не видно, если не считать 9 буревестников и выводка Phoca Vitulina. Написал хвалебную оду пенковой трубке:

 

Не разлучались мы с тобой

Уже не знаю сколько лет,

Мы связаны судьбой одной,

Терпели вместе горечь бед.

Когда мы начинали путь,

Была ты белою, как снег,

Но скорби отягчают грудь

И превращают нас в калек.

Ты почернела от скорбей,

Но ты по-прежнему моя,

Всех трубок мне моя милей,

Тебя предать не в силах я.

И, отправляясь на войну

К враждебным русским берегам,

Я брал с собой тебя одну

И знал, что друга не предам.

И на Малаховом кургане

Была ты у меня в кармане.

Когда я стану стар и сед

И встречу смерть на склоне лет,

Суровых черт не устрашусь:

Подступит – трубкой затянусь!

 

А.К. Д.

Вторник, 27 июля

Лавируем под парусом курсом на северо-северо-запад. В полдень были на широте 73.29°. Впервые за долгое время показался полосатик – совсем близко, чуть пониже шканцевых ботов. К добру это или к худу – спорный вопрос. Большинство придерживается того мнения, что к худу, однако капитан Дэвид Грей веско утверждает противоположное. Из собственного опыта могу сказать, что появление полосатиков дурно го не предвещает.

Вечером подул свежий ветерок. Льды перемещаются с большой скоростью. Побыл некоторое время на полубаке. Команда «Эрика» соорудила хижину – свой бивак в Девисовом проливе. Однажды в сезон, вернувшись в те места, команда обнаружила в приюте белого медведя. Зверь спал на одной из коек поверх одеял.

Читаю «Физическую географию морей» Мори. Он считает, что скопление водорослей в Саргассовом море (в треугольнике между островами Зеленого Мыса, Азорами и Канарскими островами) обусловлено тем, что место это образует как бы воронку, находясь в центре завихрения, производимого здесь Гольфстримом (ведь если мешать воду в тазу и кидать в таз пробки, они будут тяготеть к центру). Также он отмечает и неукоснительную тенденцию железнодорожных вагонов при крушении падать справа от полотна, вне зависимости от того, на север или на юг направляется состав.

Среда, 28 июля

Очередной плохой день. Сильный ветер дует с юго-востока, самого неудачного направления. Такого долгого периода простоя мы еще не знали. С 8 июля мы никому еще не пускали кровь, не считая убитой мной нерпы. Вечером ветер сменился на восточный. Идем как в густом гороховом супе, и льды вокруг все сгущаются. Надеемся, что ближе к югу море очистится, судя по тому, что тюлени плывут с юга. Правда, как мне кажется, и волна идет с юга, что, возможно, разрешит все проблемы.

Ночь ненастная и тревожная для всех нас, сильный ветер, густой туман и льды со всех сторон. Мы с капитаном не могли лечь до 4 утра.

Четверг, 29 июля

Как все мерзко и глупо. Пришвартовались к льдине и ожидаем лучших времен. Гулял по льду, сопровождаемый нашим ньюфаундлендом Самсоном. Ушли далеко, оставив судно за горизонтом, и очень весело провели время. Наткнулись на потрясающую ледяную пещеру, ледяной дом естественного происхождения, похожую на улей с дверцей и пространством внутри, в котором я смог поместиться. Прошли изрядное расстояние, так бы шел и шел до самого полюса, только спички кончились, и я не мог закурить. Стрелял в «боцмана», но промазал. Нашел на льду удивительный гриб. Вечером джин и табак.

Пятница, 30 июля

Последствия джина и курения. Чудесный день на широте 72.52°, сев. Ян-Майен в 100 милях к юго-востоку от нас и не виден. Идем под паром на юго-юго-восток на скорости в 6 узлов.

Обедать не стал, а предпочел взобраться на мачту, где наслаждался трубкой и солнышком. Встретилось несколько мелких хохлачей, из которых мы взяли двух. Один пал от моего ружья, другой же стал жертвой самой неудачной охоты, которую я когда-либо видел. Я выстрелил в него с дальнего расстояния, выпустив последний мой заряд, и промазал. Тогда дело взяли в свои руки два гарпунера и, только произведя по 3 выстрела каждый, а общим числом 7 выстрелов, смогли доконать несчастное животное.

Суббота, 31 июля

Нас мотает по волнам открытого моря, где мы держим курс на запад-юго-запад, намереваясь достичь рифов с бутылконо сами. Однако сомнительно, что нам удастся добыть кого-то из них, ибо, как и все прочие животные в этом регионе, бутылконосы мигрируют, меняя места своего обитания, и если капитану Дэвиду повезло с ними в каком-то месте в апреле, нет оснований полагать, что мы застанем их там же в августе. Льды кончились. Неужели не суждено мне увидеть когда-нибудь вновь знаменитые льды Гренландии, края, где я глубокомысленно выкурил столько трубок, где преследовал китообразных, где умертвил коварного хохлача? Кто говорит, что вы холодны и неприветливы, мои бедные и голые ледяные просторы? Я знал вас и в штиль, и во время шторма, и могу утверждать, что вы доброжелательны и благосклонны. В ваших выступах и кряжах, в ваших айсбергах самой странной и причудливой формы чудится веяние некоего своеобразного юмора. Ваши льды девственно чисты и остаются такими, даже когда нежданно-негаданно хватают тебя и заключают в свои объятия. Да, вы девственны, и потому, может быть, слишком часто скромно кутаетесь в пелену тумана, пряча за нею свои чары и соблазны.

Но обращаясь так к ледяным просторам Арктики, какими словами вознести хвалу Шпицбергену, этому Йотунхейму скандинавской мифологии? Уста немеют. Плыли весь день под парусами на запад и юго-запад. К вечеру шторм стих, и мы легли в дрейф – закачались на длинных волнах, колыхая парусами.

«Затмения» не видно, возможно, оно шло всю ночь в тумане на пару. Прошли в тумане под паром на запад и юго-запад по спокойной воде. Надеемся отыскать бутылконосов в 80 милях юго-восточнее Ян-Майена, а оттуда двинуть на исландский Ланганесс. Стараемся не унывать. Сегодня видели плавник. Пустили за борт бутылку с указанием наших координат и просьбой сообщить, где найдена бутылка.

Охота на бутылконосов до настоящего времени шла не особенно интенсивно. Робкие промысловые попытки некоторых кораблей не приносили им удачи. «Ян-Майен» за 6 месяцев добыл девять бутылконосов, что себя не оправдало. Капитан Дэвид, правда, в этом году всего за месяц взял 32 штуки, а это уже совсем другое дело. Ночью шли по очень грязной воде, сильно пахнущей селедкой и кишащей липарисами. Я выловил около сотни слизней в раковинах. Надо думать, бутылконосы где-то рядом – не могут же они пренебрегать такой соблазнительной пищей!

Слышен рев полосатика в тумане – как будто бьют в бочонок из-под пива. Шир. 70.59. Долг. 0.15° вост. Миновали двух дохлых буревестников и еще плавник из Сибири.

Запись от 1 августа отсутствует

Понедельник, 2 августа

Море спокойно и почти безветренно. В 80 милях на западо-северо-запад видна вершина Бееренберга. Видели несколько тупиков, морских ласточек и гаг – птиц, которые обитают только в прибрежных зонах. Около двух часов заметили четырех бутылконосов – двух матерых и двух молодых. Спустили два бота и начали преследование. Киты направились непосредственно к боту Кейта, но, приблизившись к нему на расстояние выстрела, они нырнули и, хоть мы гонялись за ними еще часа два, второго шанса мы не получили. Около пяти показались еще два бутылконоса, и хоть за ними и был послан Колин, киты скрылись. Находившееся в пределах видимости «Затмение» так же, как и мы, спускало боты и так же, как и мы, безуспешно. Вид у бутылконоса в воде самый диковинный – высокие плавники на спинном гребне торчат, как у полосатика. Стоимость каждого – фунтов шестьдесят. Совсем тепло сейчас – я даже снял с себя все шерстяные фуфайки.

Вторник, 3 августа

Утром дела наши пошли похуже, так как ветер усилился, а количество птиц, а также планктона – уменьшилось. Идем под парусом на запад. Весь день – не видно ничего, достойного внимания.

Среда, 4 августа

Утром вышли в места не столь безобразные – птиц прибавилось, да и в воде есть чем поживиться, следил за чайками-боцманами. Они рыболовы никудышные – гоняют несчастных моевок, покуда у тех не начинается рвота последней их добычей, и боцманы подъедают за ними полупереваренные остатки. Около полудня в воде показалось стадо китообразных, и мы спустили две лодки, думая, что это бутылконосы, но выяснилось, что перед нами молодые полосатики – животные не ценные, но очень сильные, способные порвать любой линь, так что лодки были отозваны. Капитан подстрелил «боцмана». Видели много гаг. Несколько раз замечали меч-рыб. Одна из них гоняла вокруг «Затмения» полосатика. Несчастный чуть ли не из воды выпрыгивал, поднимая страшный шум. Карнер выстрелил из ружья в молодого полосатика длиной футов в 40, и тот поспешил прочь – наверно, чтоб пожаловаться матери на происходящее безобразие. Море между Ян-Майеном и Исландией вполне можно было бы назвать Перистым морем, так как то тут, то там попадаются места, где поверхность воды сплошь покрыта перьями. Да, хлопотливое дело – охота на бутылконосов.

Около 11 вечера меня позвал капитан полюбоваться чудесной картиной – я и не надеялся увидеть когда-нибудь что-либо подобное: море буквально кишело огромными и редкостными горбатыми китами – совсем близко, так что впору было бросать им сухарики, толклось штук 200, и дальше до самого горизонта – сплошные фонтаны воды и китовые хвосты. Некоторые пускали фонтаны возле самого бушприта, заливая баковую надстройку и выводя из себя нашего ньюфаундленда. Длина этих китов от 60 до 80 футов, а голова имеет особенность – мешок под челюстью, наподобие жабьего. Дают они примерно по 3 тонны жира каждый, но жир низкосортный, а ловить их трудно, так что игра не стоит свеч. Мы спустили лодку и кинули гарпун в одного матерого, который ушел от нас с большим шумом и плеском. От полосатиков их отличает белый окрас кожи под плавниками и хвостом. Некоторые особи, пуская фонтан воды, издают свист, слышный на несколько миль окрест.

Четверг, 5 августа

Сегодня – пустота. К вечеру довольно крепкий ветерок принялся чертовски качать и мотать нас из стороны в сторону. Думаем, что «Затмение» двинулось в сторону дома. Курс на юго-запад.

Пятница, 6 августа

Разочаровавшись безрезультатностью усилий, повернули на восток-юго-восток в направлении Шетландов. Густой туман и дождь при почти полном безветрии. Жуткая погода. Мы совершенно пали духом оттого, что идем обратно со столь малым грузом, но что поделаешь! Год выдался исключительно неблагоприятный, так как холодная зима укрепила гренландские льды и, протянув полосу льдов дальше на восток, оградила китовые угодья неприступным ледяным барьером. Согласно собственным моим подсчетам, вот наш общий охотничий ягдташ:

Суббота, 7 августа

Идем под паром и парусами на ощупь в тумане, таком густом, что за бортом воды не видно. Убрали две нижние шлюпки. Несколько дней не производили счисления пути и, так как мы сделали крюк, устремившись за бутылконосами, результаты счисления будут неточными. Не очень-то весело болтаться под паром, в тумане, затерянными в холодном море где-то между Исландией и Фарерами! Видели несколько тупиков и других береговых птиц.

Воскресенье, 8 августа

Сейчас после целого дня дождя немного прояснилось. Весь вечер удил рыбу на удочку, но ничего не поймал. Увиденная в 8 часов вечера земля оказалась северной оконечностью крайнего из Фарерских островов. Хороши бы мы были, наткнувшись на него в темноте! Около полуночи встретили шхуну, шедшую на север – возможно, из Дании в Исландию. Матросы заняты просушкой китовых линей.

Понедельник, 9 августа

Чудесный день – синее небо, и солнышко ярко светит. Дует крепкий северо-восточный ветерок, и, подгоняемые ветром, мы спешим домой на всех парусах, и ярко-зеленая вода под нами шипит и пенится, рассекаемая носом судна. Макрели по-прежнему нет как нет. Судно со всех сторон обвешено линями. Ожидаем, что поздно ночью причалим. Видел олушу, маленькую птичку, называемую stienchuck, и нескольких качурок. Моевки, по-моему, здесь помельче, чем на севере. Все матросы глядят, не видно ли земли.

Воскресенье, 10 августа

Встав в 8 часов, увидел по правому борту землю. Немного штормит, и старушка «Надежда», идя под паром на запад-юго-запад, бешено пыхтит, штурмуя встречную волну. После б месяцев плаванья, когда глазу не встречалось ни былинки, вид зеленого берега умиротворяет и радует душу, но дома на берегу вызывают отвращение. Ненавижу вульгарную крикливую толпу и хотел бы вновь очутиться среди льдин,

 

Где не вторгаются слова

В мелодию, что море напевает.

 

Миновалимаякнашхерах и подошликЛеруику, нов гаваньвходить не стали, так как спешим поймать приливную волну в Питерхеде, куда и идут все мои письма, газеты и все прочее. С маяка нам махала платком девушка, и все матросы высыпали смотреть на нее – первую женщину, увиденную за полгода. Матросы-шетландцы в четырех наших ботах отправились на берег; отходя от судна, они попрощались с ним троекратным «ура», и оставшиеся на борту слали им ответное приветствие. Смотритель маяка привез нам «Скотсмен» за неделю, из которого мы узнали о нашем поражении в Афганистане. Ужасная новость. Как и то, что добыча «Виктора» составила 150 тонн. Мерзавцы. Взяли обратно на борт боты и полным ходом двинулись на Питерхед. Порывистый встречный ветер, Самберский маяк, как звездочка, мерцает за кормой. Кажется, улов сегодня обещает быть значительным. Видел большого дельфина-касатку.

Среда, 11 августа

Мертвый штиль, и солнце светит вовсю. В 4 часа дня показался мыс Рэтрей. Море чернеет рыбачьими баркасами. Ура, вот

мы и дома! В 6 часов отошел лоцманский катер, а мы остались дожидаться прилива в 4 часа ночи. Вокруг нас сотни и сотни рыбачьих баркасов. Команда облачается в выходную форму. Завершается и дневник плаванья «Надежды», дневник, который я вел в штиль и шторм, записывая равно успехи и неудачи, свято занося в журнал каждое мое впечатление, все, показавшееся мне любопытным, все, мною увиденное. И вот – конец журнала судна «Надежда».