Дьяков засучил рукава, развил бурную деятельность. Первым делом занялся вербовкой агентов. Выгреб из сейфа ворох отобранных у пленных удостоверений личности, записных книжек, писем, фотографий родных. Выбрал военный билет Парыгина Максима Николаевича 1889 года рождения.

«Как могли призвать в действующую имеющего за плечами более полвека прожитых лет? Выполняли план по мобилизации и брали не глядя на преклонный возраст, болезни, даже наличие инвалидности?»

За колючую проволоку не пошел из опасения подхватить инфекцию, кровососущих насекомых — давно не мывшиеся пленные, без всякого сомнения, завшивели. В ожидании Парыгина уставился на вырезанный из журнала, приколотый к стене портрет Гитлера.

«По слухам, как и Сталин, малообразован, тем не менее стал вождем, главнокомандующим, народ Германии его боготворит…».

Доставленный выглядел жалко: одна линза в очках отсутствовала, другая с трещиной, душку заменял обувной шнурок. Болезненно худой, с впалой грудью, Парыгин не знал, куда деть руки, смотрел себе под ноги.

— Где и кем работали до армии?

Пленный робко поправил:

— Простите, не работал, а служил искусству. Концертировал, играл в оркестре, порой солировал.

— Каким владеете инструментом?

— Виолончелью басо-тенорова регистра.

— Как очутились в плену?

— Мобилизовали для рытья траншеи против танков. С горожанами трудился напрасно — одни танки обошли ров, другие его легко преодолели. Лег на землю, закрыл голову руками, простился с белым светом, но поднял удар сапога.

У музыканта дрожали не только ноги, а и нижняя челюсть.

— Кто из окружающих в плену имел командирское звание, состоял в партии?

— Обратились не по адресу. Со мной никто не общается, воспитание не позволяет подслушивать чужие разговоры, лезть в чужие души.

— Если не хотите помереть от дистрофии, сыпного тифа, станете докладывать обо всем услышанном, за это получите хлеб, кашу с тушенкой, чистую воду.

В виде аванса за будущее наушничество Дьяков открыл банку консервов, отрезал от буханки хлеба толстый ломоть. Упpaшивать музыканта не пришлось — Парыгин забыл о выученных в детстве незыблемых правилах поведения при принятии пищи, без помощи вилки, ложки быстро очистил — даже вылизал банку, собрал со стола в ладонь, отправил в рот крошки.

— Не слышу согласия стать моими ушами и глазами, — поторопил Дьяков.

Музыкант икнул:

— При безвыходном положении, в которое попал, готов выполнять любое поручение.

— Приказ, — поправил Дьяков.

Когда завербованного увели, стал подыскивать следующего осведомителя. Остановился на кандидатуре младшего интенданта, до войны заместителя директора мебельной фабрики. Новая вербовка также не потребовала много времени, тем более усилий. Приведенный прямо с порога начал бить себя кулаком в грудь, клясться здоровьем жены, детей, что не брал в руки оружия — в кобуре хранил папиросы и спички. Стоило Дьякову заикнуться о выявлении среди пленных комсостава, коммунистов, евреев, перебил:

— Укажу всех нужных! От меня не скроется ни один враг Германии. Что касается детей Давида, отыскать их легче легкого. Прикажите всем в строю спустить портки, и у кого обрезание, тот порхатый жид.

Дьяков заметил, что обрезание мужской плоти новорожденным младенцам практикуют и мусульмане.

— И их к ногтю! — выдохнул интендант.

Дьякову понравилась готовность не только выявлять врагов рейха, а и желание расправиться с ними. Накормил, дал выкурить сигарету с эрзац-табаком и представил, как обрадуется Мюффке известием об очистке лагеря от недостойных жить, как похвалит. Спросил облизывающего губы:

— Что заставляет люто ненавидеть все советское?

— Причин много, — ответил интендант. — Первая — необоснованный арест свекра, реквизиция его квартиры со всем нажитым имуществом, накоплений в сберкассе. Вторая — непродвижение меня на службе, оставление на унизительной должности заместителя, наконец отказ в приме в партию.

— Как не выгнали со службы в шею, оставили на свободе близкого родственника репрессированного?

— Никто не знал о родстве с арестованным — супруга не сохранила девичью фамилию, носила мою.

— Если вы противник советского строя, зачем лезли в партию?

— Это необходимо для карьеры. Без партбилета в кармане не стать директором.

Некоторое время пристально (как делал Мюффке) Дьяков разглядывал интенданта, затем изрек:

— Связь со мной держать через охранника. Найдете что доложить — шепнете ему.

— Слушаюсь, герр комендант! — гаркнул интендант.

Дьяков отпустил завербованного, не зная, что следующий раз увидит его с расколотой головой в луже крови — осведомитель чем-то выдал свою роль, и пленные рассчитались с предателем.