Как известно, молодой генерал Бонапарт прославил свое имя в боях с австрийцами на севере Италии, и это заставило Неаполитанское королевство в 1796 году выйти из антифранцузской коалиции. В то время в Неаполе правили король Фердинанд IV и королева Мария-Каролина. История Фердинандо-Антонио-Паскуале ди Борбоне незавидна. Его отец, неаполитанский король Карл VII, унаследовал в 1759 году испанский трон и отправился править на Пиренеи, оставив 8-летнего мальчика в Неаполе на попечение Регентского совета. А как политический деятель он всегда находился в тени своей энергичной супруги Марии-Каролины. Та была родной сестрой французской королевы Марии-Антуанетты, и когда французские революционеры отправили последнюю на гильотину, Неаполь сразу вступил в первую антифранцузскую коалицию. Как оказалось, неудачно.
Кстати, в том, что Неаполитанское королевство в ноябре 1798 года объявило Франции войну, немаловажную роль сыграл британский посол сэр Уильям Гамильтон. Безусловно, сыграла тут свою роль и Эмма Гамильтон, его жена и близкая подруга королевы Марии-Каролины. А последнюю и не надо было долго уговаривать, ибо она просто мечтала отомстить «проклятым французам» за казнь своей сестры.
Короче говоря, война была объявлена, и сначала все шло очень даже хорошо. Войска генерала Шампионнэ начали отступать, численность неаполитанской армии почти вдвое превышала численность французов, и король Фердинанд пребывал в самых радужных предвкушениях скорого блестящего успеха.
Адмиралу Нельсону и его милым «подругам» Эмме и Марии-Каролине тоже казалось, что противник будет разбит в первом же бою. Но все получилось немного не так. Точнее – совсем не так. Очень быстро передовые отряды неаполитанской армии были отброшены, а потом и вовсе разгромлены.
Войска генерала Шампионнэ захватывают Неаполь
Королевская семья в сложившихся обстоятельствах впала в уныние. Король Фердинанд, и в мирное время не отличавшийся особой храбростью, теперь совершенно скис. Он забыл, как все обстояло на самом деле, и начал кричать, что это не он объявил войну, а французы вероломно напали на его всегда такое мирное государство. А в этой ситуации лучший выход – это бегство. Если оно, конечно, еще возможно…
Оно еще было возможно, и 21 декабря 1798 года королевская чета погрузилась на военные корабли адмирала Нельсона и отбыла на Сицилию. Конечно же, бежали из Неаполя и лорд Гамильтон с супругой.
В конечном итоге Горацио Нельсон прожил с Гамильтонами в Палермо почти четыре месяца. А тем временем французы вошли в брошенный правителями Неаполь и тут же вместе с местными республиканцами объявили о создании Партенопейской республики.
Испытывая неловкость перед королем, а еще больше перед дамой своего сердца, адмирал Нельсон старался как-то реабилитировать себя и все это время вынашивал планы, как бы быстрее изгнать из Неаполя французов, как вернуть Марии-Каролине и ее августейшему супругу их несчастное королевство. Но много ли он мог сделать с одним своим флотом?
При создавшемся положении изгнать французов из Неаполя могли только русские войска. Дело в том, что королевство было тогда союзником России. И вот к русскому адмиралу Ф.Ф. Ушакову, базировавшемуся со своим флотом на острове Корфу, был направлен неаполитанский министр Антонио Мишеру, которому поручили в срочном порядке добиться, чтобы на Сицилию было послано 9000 русских солдат для охраны королевской четы. Кроме того, надо было организовать помощь кардиналу Руффо, собравшему так называемую Христианскую королевскую армию, начавшему борьбу с французами и уже захватившему несколько небольших неаполитанских городов.
В результате в середине февраля 1799 года четыре русских фрегата с десантными отрядами на борту под общим командованием капитана 2-го ранга А.А. Сорокина взяли курс к берегам Южной Италии.
Нападение русских с моря оказалось для французов неожиданным, и 22 апреля (3 мая) 1799 года над Бриндизи был поднят флаг антифранцузской коалиции.
Затем А.А. Сорокин пошел вдоль берега по направлению к городу Манфредониа, где высадился другой десант численностью в 600 человек под командованием капитана 2-го ранга Г.Г. Белли.
Соединившись, два отряда продолжили наступление.
Одновременно с этим корабли Нельсона блокировали Неаполитанский залив. С юга наступали русские, полстраны было охвачено антифранцузским восстанием…
И вот русские десантники вышли к Неаполю.
Республиканцы, засевшие там, решили защищаться до последней крайности, и тогда русские, дабы избежать ненужного кровопролития, высказались за заключение перемирия с условием дать французам и их сторонникам возможность спокойно убраться во Францию. Кардинал Руффо с радостью поддержал эту идею и скрепил перемирие и условия капитуляции своей подписью.
Подчеркнем это еще раз: всем республиканцам была гарантирована жизнь и возможность вместе с французским гарнизоном отправиться во французский порт Тулон.
Однако вскоре после подписания капитуляции в Неаполь прибыл адмирал Нельсон, и он приказал французов отпустить, а вот неаполитанцев, помогавших французам, сурово наказать. То есть получилось следующее: поверив обещаниям, республиканцы сложили оружие и стали готовиться к погрузке на корабли, но тут появился Нельсон и объявил, что по отношению к «подлым тварям», «порочным чудовищам» и «негодяям» не может быть никаких обязательств.
Адмирал Нельсон и Эмма Гамильтон
Адмирала Ф.Ф. Ушакова это известие не просто огорчило. Оно его потрясло. Понятно, что «якобинцы»… Понятно, что представители страны, убившей своих законного короля и королеву… Но условия капитуляции и ухода французов были обговорены заранее. Кроме того, и их неаполитанским сторонникам была гарантирована личная безопасность… Кстати, и британский капитан Фут подписал этот договор от имени адмирала Нельсона…
Но «неаполитанская фурия» Мария-Каролина и леди Гамильтон, фактически управлявшие королевством и в значительной мере руководившие действиями Нельсона, ненасытно жаждали публичных казней. Они были уверены, что в этом им будет обеспечена полнейшая поддержка неаполитанской черни и духовенства, и они ни за что не хотели мириться с тем, чтобы русские дали побежденным спокойно уйти.
Нельсон, оставаясь наедине с леди Гамильтон, был счастлив, как собака, свернувшаяся у ног хозяина. Без леди Эммы он чувствовал себя нехорошо и общества избегал. В глазах большинства офицеров, избегавших его взгляда, Нельсон читал молчаливый, холодный укор. Он делал вид, будто ничего не замечает, был со всеми официален и сух, и только двух-трех высших офицеров эскадры, которые были особенно любезны с леди Эммой по соображениям карьеры или из слабости к ее красоте, принимал, против обычая, в тесном кругу. Тесный круг этот собирался в салоне леди Эммы.
МАРК АЛДАНОВрусский писатель
Адмирал Нельсон метал громы и молнии… Да как такое возможно? С каких это пор кардинал Руффо стал таким мягкосердечным?..
Подогреваемый королевой Марией-Каролиной и леди Гамильтон, он сделал резкий выговор Эдварду Футу. А тот, испугавшись, все свалил на русских: это якобы они все так устроили, потому что чувствовали за собой главную силу, а им, капитану Футу и кардиналу Руффо, просто не оставили иного выбора, вот они и согласились…
Адмирал Нельсон прибыл в Неаполь со своей эскадрой 13 (24) июня 1799 года. С ним, конечно же, была леди Гамильтон. А вот королевская семья пока осталась в Палермо, потому что наученный горьким опытом король Фердинанд все продолжал чего-то опасаться.
Утром 28 июня 1799 года пришли «инструкции» из Палермо. Мария-Каролина писала леди Гамильтон:
«Король считает возможным, а я разделяю его мнение и представляю его на мудрый суд нашего дорогого лорда Нельсона, заключить соглашение на следующих основаниях. Бунтовщики складывают оружие и сдаются на милость короля. Далее, как мне кажется, надо примерно, самым суровым образом покарать некоторых предводителей <…> Для женщин, принимавших активное участие в бунте, исключения делать не следует: они не заслуживают снисхождения <…> Такова печальная необходимость, ибо в противном случае королю и шести месяцев не удастся управлять страной в мире и покое <…> Ну и, наконец, дорогая миледи, я советую милорду Нельсону трактовать Неаполь как мятежный ирландский город. Не нужно заботиться о количестве наказанных, уменьшение числа злодеев в Неаполе на несколько тысяч сделает Францию более слабой, а мы почувствуем себя много лучше. Они заслуживают быть отправленными в Африку или в Крым <…> Их следовало бы заклеймить, дабы все знали, с кем имеют дело. Короче, я советую вам, миледи, проявить величайшую твердость, энергию и суровость».
Казни захваченных в замках революционеров начались в июле месяце. Из приличия их судили: в восемнадцатом веке и революция, и контрреволюция не решались нарушать это приличие. Для суда над мятежниками была создана, из отпетых людей, особая коллегия <…> Заключенные в тюрьмах предпочитали ее суду немедленную казнь, так как при следствии применялись пытки <…> Были установлены два разряда осужденных: одним рубили голову, других вешали. Казни производились публично на Рыночной площади…
МАРК АЛДАНОВрусский писатель
Безусловно, британские историки стараются показать нам Нельсона с лучшей стороны. Якобы он был в Неаполе неким благородным миротворцем, прибывшим в город, в котором творились ужасы и беззаконие. На самом же деле все обстояло совсем не так. На самом деле капитуляция была подписана, а Нельсон объявил, что не признает ее. В ответ даже кардинал Руффо, сам слывший жесточайший усмирителем недовольных, объявил, что ни он, ни его люди не будут участвовать во враждебных действиях против французов и их сторонников.
А те, понадеявшись на честное выполнение условий капитуляции, уже вышли из укрепленных фортов и сложили оружие. Кое-кто из них успел даже пересесть на транспорты, готовые к отплытию в Тулон. Но эти транспорты остановили по приказу Нельсона, и все были арестованы. При этом часть французов и местных республиканцев была отправлена на специальные суда (подобия барж), где арестованных настолько сбили в кучу, что они не могли ни сесть, ни лечь. Остальных бросили в неаполитанские тюрьмы.
Русский морской офицер В.Б. Броневский свидетельствует:
«Потоки крови обагрили площади Неаполя. Тюрьмы наполнены были несчастными якобинцами, из которых почти каждый день по нескольку казнили».
По словам других очевидцев, это была самая большая кровавая вакханалия конца XVIII века. Настоящая бойня, похожая на знаменитую Варфоломеевскую ночь. Людей вешали, резали, сжигали заживо на кострах, топили в море. В городе потом еще долго пахло жженой человеческой кожей, а кровь стояла на мостовых густыми запекшимися лужами.
Великий Шекспир в свое время написал: «О, женщины, вам имя вероломство!» И он словно дал нам характеристику того, что происходило в 1799 году в Неаполе. Исчерпывающую характеристику…
По сути, адмирал Нельсон поступил вероломно.
В международном праве под вероломством подразумевается невыполнение обещания, данного противнику. Другими словами, это коварство; это злой умысел по отношению к противнику, носящий неправомерный характер.
Действительно, Нельсон со всей очевидностью, страстно, до безумия влюбился в Эмму, чья чувственность порабощала его не меньше, чем материнская забота, с которой она относилась к человеку, потерявшему родную мать в девятилетнем возрасте. Пока сэр Уильям недомогал и почти все время проводил в кровати, леди Гамильтон и лорда Нельсона повсюду видели вместе.
КРИСТОФЕР ХИББЕРТбританский историк
Нельсон никого не пожелал слушать. Вернее, он не послушал своих оппонентов. А вот Эмму Гамильтон он тогда слушал весьма охотно. И, конечно же, важной соучастницей этого «кровавого пиршества» была королева Мария‑Каролина. Всякая месть сладка, но месть женщины поистине еще и ужасна! Конечно, французы, находившиеся в тот момент в Неаполе, не были лично виновны в смерти ее сестры Марии-Антуанетты. И уж тем более в ней не были виновны неаполитанские республиканцы. Но какая разница! Что может быть слаще мести, которая сама дается разъяренной женщине в руки?
Марии-Каролины лично тогда не было в Неаполе. И, по сути, на британском флагманском корабле «Молниеносный» настоящей королевой была Эмма Гамильтон. И она была счастлива, как ни огорчало ее отсутствие задушевной подруги-королевы. Они практически ежедневно обменивались длинными и нежными письмами.
Несмотря на огромные размеры флагмана, на нем было тесно. Нельсон жил в небольшой офицерской каюте. Смежное помещение занимали Гамильтоны, и оно стало настоящим центром корабля. В салон леди Эммы, любившей музыку, с берега был даже привезен клавесин. И можно себе представить, как недовольны были британские моряки: только клавесина им на военном корабле и не хватало…
Удивительно, но этот самый военный корабль теперь больше походил на загородную дачу, на которую постоянно приезжали какие-то гости: высокопоставленные чиновники, знатные иностранцы и т. п. И все они с восторгом смотрели на адмирала Нельсона. Что же касается леди Гамильтон, то она получала от всех восторженные приветствия, а придворные поэты слагали в ее честь стихи.
В результате Нельсон лично приказал своим матросам «выловить и арестовать» выпущенных на свободу французов и местных республиканцев. Последние тут же были отданы на растерзание толпы фанатиков, готовых на все – лишь бы удовлетворить свои низменные потребности. Такие люди имеются в любом народе, и им только дай волю: они уничтожат все, что стоит на их пути. Им главное указать на то, что нужно уничтожить… Что можно уничтожить… И за что ничего не будет…
Безусловно, сами цивилизованные британцы в этих кровавых оргиях не участвовали. Они лишь наблюдали за всем этим со стороны. Впрочем, не только наблюдали. Нельсону и его «милейшей спутнице» вдруг захотелось своими глазами посмотреть, как люди умирают на виселицах. Это же такой любопытный спектакль, и возможность увидеть такое предоставляется далеко не каждый день. Но наблюдать за предсмертными конвульсиями какого-то простолюдина – это было неинтересно. Нужен был кто-то высокопоставленный… Эдакая звезда представления… Но не приглашенная, а доставленная под ударами прикладов…
И «роковой выбор» пал на арестованного 47-летнего князя Франческо Караччиоло. Вина этого человека, адмирала, состояла в том, что после бегства своего короля он возглавил неаполитанский флот. А Нельсону почему-то очень хотелось именно на его примере продемонстрировать свою власть и произвести «быстрое наказание», ибо в таком быстром реагировании он видел возможность «влиять на поведение граждан». Именно так он представлял себе умение управлять.
Тотчас организовали суд.
Леди Гамильтон и тут поторапливала: она спешила вернуться к своей подруге-королеве в Палермо…
На суде Караччиоло заявил, что король Фердинанд показал своим позорным бегством пример дезертирства и измены своей родине. Он обвинил судей в составлении приговора заранее и стал призывать Божью кару на их головы.
Без лишних церемоний объявили приговор, и пленного повели к виселице. Тогда благородный Караччиоло обратился к Нельсону с просьбой заменить казнь менее позорной, но тот решительно ответил:
– Я не вижу оснований изменить приговор. Вы должны висеть на фок-рее «Минервы». До заката солнца ваш труп будет грозным предостережением выставлен напоказ, а потом его сбросят в море, на съедение рыбам, чтобы ничто в земле не напоминало о человеке, забывшем честь.
Наверное, он совершенно искренне так и считал…
В результате обреченный адмирал был повешен 19 (30) июня 1799 года на борту фрегата «Минерва», и тело его, как и было приказано, качалось на ветру до самого вечера…
«Необходим пример», – пояснил тогда английский посол Уильям Гамильтон, в этом смысле вполне стоивший своей супруги.
Русский же морской офицер В.Б. Броневский рассказывает о судьбе Франческо Караччиоло так:
«Караччиоло, по общему мнению, заслуживал пощаду <…> Караччиоло был повешен на своем корабле. Он, равнодушно выслушав приговор свой <…> и когда его матросы не смели надеть ему петлю на шею, он сказал им: «Поскорее исполняйте, друзья! Мне легче умереть, нежели видеть ваши слезы». Тело его, брошенное в море, на другой день прибило к кораблю лорда Нельсона…»
Безусловно, адмирал Нельсон не был слепым исполнителем воли двух мстительных дам.
Да, Нельсон хотел сделать Эмму счастливой, но не до такой же степени. Впрочем, если мужчина влюблен «до безумия», то всякое возможно. Как известно, женщина является эмоциональным центром, а любящий мужчина, как правило, готов сделать для нее все. Нельсон на многое шел ради Эммы. И она ценила это. Она показывала ему это, и его переполняло новой энергией. Если женщина ценит то, что делает для нее мужчина, ему обязательно захочется сделать еще больше.
Такая вот простая мотивация…
Да, пожалуй, настолько влюбленный мужчина вполне мог пойти ради своей любимой и на вероломство, и на преступление…
А еще, как говорят, Нельсон тогда находился под влиянием «сильного нервического раздражения». Он чувствовал себя рабом неодолимой страсти, которая должна была разрушить его семейное счастье. В самом деле, нередко в ту эпоху он показывал друзьям свое душевное уныние и «желал спокойствия могилы».
Такое состояние души часто бывает предтечей больших преступлений. В самом деле, под влиянием таких грустных осознаний и таких сильных внутренних упреков сердце наполняется горечью и становится восприимчивее для внушений злобы и ненависти…
Но все же, думается, что в Неаполе Нельсон совершал свои кровавые действия еще и сознательно, то есть по убеждению.
В.Н. Ганичев в своей книге об адмирале Ушакове пишет:
«Наверное, Нельсон не был кровожадным изувером от рождения, но его взгляды, выкристаллизовавшиеся в гуще великобританских предрассудков господствующего класса, были в русле амбиций чванливого торгашеского Альбиона и требовали жертв для устрашения и наведения порядка. Караччиоло и был такой жертвой, принесенной на алтарь английской державности. Нельсон вырвал его у Руффо. Скоротечный суд, созданный адмиралом, разбирался всего два часа и вынес смертный приговор. И опять Нельсон, вопреки просьбам председателя об отсрочке приговора, настоял на немедленной казни. На виду у всей эскадры Караччиоло повесили на рее. Нельсон считал, что подобное зрелище укрепляет дисциплину и утверждает правопорядок».
Конечно, и дисциплина укрепилась… И правопорядок утвердился… И страх восторжествовал в Неаполе, но при этом имя самого Горацио Нельсона оказалось замарано кровью тысяч неаполитанцев. И репутации великого адмирала был нанесен непоправимый ущерб.
Историк Е.В. Тарле называет произошедшее «гнусной оргией». А об адмирале Нельсоне он пишет так:
«Нельсон и непосредственный его помощник капитан Траубридж <…> лично проявили полную беспощадность и бессовестность в расправе с капитулировавшими республиканцами Неаполя <…> Черным пятном легла эта эпопея коварства и зверства на память Нельсона. Королю Фердинанду, королеве Каролине, супругам Гамильтон в смысле репутации терять было нечего. Но живший до этого момента и после него, как храбрец, и умерший, как храбрец, британский флотоводец Нельсон не пощадил в 1799 году своего имени».
Сказано жестко, но, согласимся, вполне справедливо.
Впрочем, мы немного отвлеклись, а что же касается Италии, то Наполеону, когда он стал императором, не составило большого труда осуществить свой план присоединения практически всего полуострова, территорию которого он разделил на несколько королевств и раздал их собственным родственникам.
КСТАТИ
1 мая 1797 года Наполеон объявил войну Венеции. Дож Людовико Манин собрал Большой совет, и он принял решение выполнить любую волю Наполеона. 15 мая в город вошли французские солдаты, и республика Святого Марка прекратила существование. Французское правление было недолгим, но оккупационные войска разграбили Венецию. В частности, знаменитая Квадрига из позолоченной бронзы и сокровищница Святого Марка были отправлены в Париж. Церкви и монастыри также были разорены мародерами. Что же касается Квадриги, то она по указанию Наполеона была установлена на Триумфальной арке на площади Каррузель, и она вернулась на свое место лишь 13 декабря 1815 года при содействии скульптора Антонио Кановы.
Но до этого, еще в октябре 1797 года, Наполеон, уже имевший за плечами славу Монтенотто, Лоди и Риволи, заключил с австрийским императором Кампо-Формийский мирный договор, завершивший первый этап Революционных войн. Согласно этому договору, границами Французской республики были признаны ее «естественные пределы», и была образована вассальная Франции Цизальпинская республика, состоявшая из Ломбардии, герцогств Реджио, Модена, Мирандола, из трех легатств (Болонского, Феррарского и Романского), из Вальтелины и части венецианских владений на правом берегу Адидже – Бергамо, Брешиа, Кремона и Полезина. Австрия также признала Лигурийскую республику, а Ионические острова отошли к Франции.
Взятие Венеции войсками Наполеона в мае 1797 года
Австрия в качестве компенсации получила город Венецию и венецианские области на левом берегу Адидже, а также владения Венецианской республики в Истрии и Далмации.
Герцог Модены Эрколе III д’Эсте, лишившийся своих владений в Италии, получил герцогства Брайсгау и Ортенау в Южной Германии.
По сути, Кампо-Формийский мирный договор завершил успешную для Французской республики войну против Австрии и проложил Франции путь к гегемонии в Италии.
Французы покинули Венецию, и 27 июня 1798 года Австрия установила свой контроль в городе и его материковых владениях. А тем временем французская армия заняла Рим. Папа Пий VI (в миру Джананджело Браски) был низложен, и была провозглашена республика.
А потом союзные войска Австрии и России под командованием фельдмаршала А.В.Суворова вторглись в Ломбардию, изгнали оттуда французов и более года удерживали провинцию под своим контролем. В ответ французская армия вошла в Тоскану, а затем и в Неаполитанское королевство.
Итальянская армия была ни на что негодным сбродом, когда Директория назначила меня командующим: у нее не было ни хлеба, ни одежды: я показал ей миланские долины, приказал выступить в поход, и Италия была завоевана.
НАПОЛЕОН БОНАПАРТ
В Венеции конклав кардиналов, изгнанных из Рима, в марте 1800 года избрал папой Пия VII (в миру Грегорио Луиджи Барнаба Кьярамонти). Со своей стороны, став полновластным правителем Франции после государственного переворота, Наполеон совершил марш-бросок в Ломбардию и в сражении при Маренго нанес сокрушительное поражение австрийцам. А 9 февраля1801 года был заключен Люневильский мирный договор между Францией и Австрией, ставший по своему содержанию ухудшенным (для Австрии) изданием Кампо-Формийского договора 1797 года. Согласно его условиям, Великое герцогство Тосканское было преобразовано в королевство Этрурия, которое отдали Людовику (Лодовико Бурбон-Пармскому), сыну герцога Пармского, женатому на испанской принцессе Марии-Луизе.
Люневильский мирный договор также гарантировал существование Цизальпинской и Лигурийской республик. При этом Наполеон благоразумно отказался от идеи восстановить Римскую и Партенопейскую республики, возвратив папе его владения в том объеме, какой они имели в конце 1797 года, то есть без Романьи и Легаты. А с неаполитанскими Бурбонами был заключен во Флоренции отдельный договор, давший французам право занять войсками Отранто, Таренто и Бриндизи.