Глава шестнадцатая

Новость

В субботу утром Данилов отправился на вещевой рынок – покупать шапку. Зима уже уверенно вступила в свои права, а старая его шапка – гибрид кепки с ушанкой, сшитый из овчины, – от старости начала расползаться по швам.

На рынке по раннему времени было малолюдно – в основном покупатели приходили ближе к обеду. Пока выспятся, пока позавтракают, пока раскачаются… Данилов обошел весь рынок, сравнивая цены и определяясь с моделью. Практичность подталкивала выбрать ушанку – функциональный и теплый головной убор, – а душа просила чего-то оригинального. Заметив, что народу прибавляется и там, где было просторно, уже не пройдешь без толкотни, Данилов спохватился и выбрал шапку из овчины мехом внутрь, с оторочкой из лисьего меха. Уши можно было связать на затылке или опустить. И так, и эдак шапка смотрелась хорошо.

– Вечная шапка! – заверил золотозубый торговец. – Ничем не пахнет, мех не лезет, и сшита крепко, по совести…

– На совесть, – машинально поправил Данилов, вертя головой перед зеркалом.

– На совесть, – повторил продавец и озабоченно поинтересовался: – Не мала?

– Нет, – Данилов снял шапку, придирчиво оглядел ее со всех сторон и снова надел. Размер подходил – надевалась и снималась легко, но на голове сидела крепко. – Почем отдаешь?

– Всем по четыре с половиной, вам – за четыре, – глаза продавца на секунду подернулись грустью от столь великой скидки.

У входа на рынок точно такую же шапку оценивали в три семьсот, то есть отдавали за три с половиной тысячи.

– Мне за три с половиной, – сказал Данилов. – Или я пойду в другое место, где дешевле. Могу и вас отвести.

– Не надо! – решительно отказался золотозубый. – Если покупаешь – пусть будет три с половиной. Но больше ничего не сброшу – мне свой интерес тоже надо помнить.

– Покупаю, – Данилов достал деньги. – Держи без сдачи.

Придя к соглашению, покупатель и продавец незаметно перешли на «ты».

– Носи на здоровье! – пожелал торговец. – Жену и детей тоже приводи, обеспечим!

– Как женюсь – так приведу, – пообещал Владимир. – Будь здоров.

– В этой шапке всем будешь нравиться, – сказал ему в спину золотозубый.

Шагов через десять Данилов налетел на высокого мужчину в синем пуховике, извинился, взял вправо, намереваясь обогнуть препятствие, но услышал неуверенное:

– Владимир Александрович?

– Он самый, – отозвался Данилов, оборачиваясь. – Эдик?

Мужчина в синем пуховике оказался Эдиком Старчинским, врачом с шестьдесят второй подстанции «скорой помощи» – той самой, которой сейчас заведовала Елена. Эдик пришел на «скорую» незадолго до ухода Данилова.

– Тебя не узнать, – окидывая бывшего сослуживца взглядом и одновременно пожимая ему руку, сказал Владимир. – Поправился, подстригся, лицо округлилось…

– Заматерел, короче, – улыбнулся Эдик. – Я тебя тоже только по глазам узнал.

– Неужели я так изменился? – прищурился Данилов.

– Есть немного, – кивнул Эдик.

– Вы бы еще разлеглись тут, – сварливо прошипела какая-то тетка, ощутимо толкая Данилова в бок. – Встанут же на проходе, как в родной деревне…

– Ты в какой деревне родился? – спросил Данилов, перемещаясь вбок, к прилавку с шарфами и платками.

– В Москве, – ответил Эдик.

– Представь себе, я тоже.

– Шарфик желаете? – напомнила о себе продавщица.

Намек был ясен: покупайте или уходите, нечего товар загораживать. Данилов и Эдик медленно (идти быстро не позволяла толпа) пошли вдоль ряда.

– Ты за чем сюда пришел? – спросил Данилов.

– Да вот, после смены заехал за перчатками.

– Сюда? – удивился Данилов. Хороший выбор перчаток по схожей цене можно было найти и ближе к подстанции. – К чему такой крюк?

– Ну, не совсем после смены, – замялся Эдик. – Сначала заехал в гости к одной знакомой, а потом сюда.

– Все с тобой ясно, распутник, – Данилов остановился около перчаток. – Выбирай.

– Перчатки не жена, – пошутил Эдик, тыкая пальцем в один из образцов. – Такие на мою руку есть? – Для наглядности он сунул под нос продавцу свою растопыренную пятерню.

– Есть! – продавец нырнул в одну из огромных сумок, стоявших за его спиной и вытащил требуемое. – Триста рублей.

– Нормально, – одобрил Эдик после примерки.

Он расплатился, натянул обновку на руки и доложил Данилову:

– Шопинг окончен.

– Тогда пошли, выпьем пива, – пригласил Данилов.

– Я бы и перекусил, – Эдик любовно погладил себя по животу.

– Тебя что, в гостях не накормили? – поддел Данилов.

– Нам было не до еды, – скромно признался Эдик.

На то, чтобы пробиться к выходу, ушло минут пять, не меньше.

– Так… – Данилов огляделся и показал рукой направление. – Нам туда. Там есть и пиво, и салаты, и жареная картошка с сосисками. Бекасы и трюфеля в субботнем меню отсутствуют.

– Да ну их, – поддержал шутку Эдик. – Они мне дома надоели.

– Ну рассказывай, как живешь, – попросил Данилов, ожидая, пока остановится поток машин и можно будет перейти дорогу.

– Нормально живу, полноценно, интересно. На будущий год по твоим стопам в ординатуру собираюсь. По кардиологии. Надумал наконец.

– А откуда ты про мою ординатуру знаешь? – удивился Данилов. – Я вроде никому из наших не говорил…

– И Елене Сергеевне тоже? – деланно удивился Эдик.

– Действительно, – смутился Данилов.

– Мы еще кое-что знаем, – многозначительно сказал Эдик. – Например, о дежурствах в морге. Но это уже из других источников.

– Там я больше не дежурю, – без сожаления сообщил Данилов. – подрабатываю врачом в фитнес-клубе.

– Здорово! – позавидовал Эдик. – Девчонок молодых куча и еще небось абонемент бесплатный.

Машины наконец-то замерли, недовольно фыркая и едва заметно дрожа.

– Девочки большей частью тебе в матери годятся, – ответил на ходу Данилов. – А бесплатным абонементом пользоваться некогда. И без того устаю, как собака.

– Но оно того стоит? – поинтересовался Эдик.

– Стоит, – подтвердил Данилов. – Сам же тоже в ординатуру собрался. А почему именно кардиология? В спецы захотел податься?

– Нет, в стационар, – мотнул головой Эдик.

– Чего так?

– Сейчас сядем и расскажу.

Шум оживленной улицы и впрямь мешал разговаривать. Приходилось сильно повышать голос.

Папок для меню в кафе не заводили – листок, вложенный в когда-то прозрачный файл и заклеенный для надежности скотчем, лежал на усыпанном крошками столе. Едва гости успели усесться за слегка шатающийся стол у окна, как к ним подошла пожилая официантка в застиранном клетчатом фартуке. Метелкой, раскрашенной под павлиньи перья, она смела со стола крошки и приняла заказ: две кружки пива и две порции сосисок с картошкой фри.

– А тут ничего, – оглянувшись по сторонам, констатировал Эдик.

– Выбирать не приходится, – хмыкнул Данилов. – Зато пиво всегда хорошее.

– Сейчас проверим, – Эдик увидел идущую к столу официантку.

После первого глотка продолжили беседу.

– Пора развиваться дальше, – сказал Эдик. – На «скорой», конечно, интересно, но всю жизнь бегать по этажам и таскать носилки не хочется.

– А чего хочется? – Данилов поддел вилкой сосиску и откусил от нее немного. Ножей в заведении не подавали.

– Хочется кандидатства, своего отделения и спокойной работы на одном месте, – Эдик выдал свою «жизненную программу» сразу, не задумываясь.

– О покое можешь не вспоминать, – сосиска оказалась не такой уж и плохой, как можно было предположить по ее стоимости. – Особенно, если сядешь на заведование и начнешь отвечать не только за себя, но и за всех в отделении. Лучше иди на кафедру.

– Там очень долго выбиваться в люди, – с набитым ртом промычал Эдик, но Данилов его понял.

– Это да, но зато спокойнее.

– Нет, я уже все решил: ординатура, аспирантура и какой-нибудь приличный стационар. Ну, не сто шестьдесят восьмая, конечно. А там посмотрим.

– Что ж, пусть тебе сопутствует удача! – поднимая вверх свою кружку, провозгласил Данилов.

– Спасибо, – Эдик отхлебнул пива. – Расскажи, как у тебя дела. Признаюсь честно, такая неожиданная смена курса меня очень удивила.

– А что удивляться? Захотелось спокойствия, жизни без дежурств и нервотрепок. Не исключено, что параллельно с практикой займусь и научной работой. На досуге.

– Это-то ясно, но постоянное пребывание в морге… – Эдик вздохнул, давая понять, насколько тяжела для него сама мысль об этом.

– Можно подумать, что ты не врач! – слегка рассердился Данилов. – Что там особенного, тем более – в патологоанатомии? Вот провел я две недели в судебно-медицинском морге, так там набрался впечатлений, что да, то да. Но и к этому привыкаешь. Какие проблемы?

– Я не об этом, – Эдик положил вилку на тарелку. – Суть в том, что на «скорой» или в отделении мы так или иначе боремся со смертью. Я не хочу и не собираюсь произносить пафосные слова, я просто скажу, что лично для меня это очень важно. Я получаю удовольствие от каждой победы, пусть даже и небольшой. Я могу что-то изменить, сделать лучше…

Данилов смотрел на Эдика и видел себя прежнего.

– А у тебя, не обижайся, пожалуйста, улучшать уже нечего. Так ведь?

– С конкретным покойником – нечего, но для тех, кто придет лечиться вслед за ним, мы многое можем сделать, – возразил Данилов. – Мы изучаем, делаем выводы, указываем на ошибки… Мы помогаем ставить диагноз живым людям, в конце концов!

– Я понимаю и нисколько не отрицаю важности и нужности твоей специальности. Только… ну, как бы, фактор личного участия… нет, не фактор, а сознание… – Эдик окончательно запутался.

– Я тебя понял, – сказал Данилов. – Когда-то я сам думал также, но времена меняются.

– И еще одно – само присутствие смерти во всем, что тебя окружает, на мой взгляд, невыносимо.

– Ты ешь, а то остынет, – посоветовал Данилов. – А я пока скажу насчет присутствия смерти… Ты извини, конечно, но здесь тебя занесло. Смерть вообще присутствует во всем живом, потому что нет ничего вечного. Все мы смертны. И в морге столько же смерти, сколько и здесь.

По выражению лица Эдика было заметно, что он не согласен с Даниловым.

– Ты подожди… Знаешь, что страшно? Умирание. Сам процесс перехода из одного состояния в другое. И оно страшнее вдвойне, втройне, если ты ничего не можешь сделать. Вот это самое страшное – суетиться вокруг человека и видеть, чувствовать, как он умирает! В этом ужас смерти. В покойницкой, среди трупов, никакого ужаса нет. Ну – жили, ну – умерли, ничего не изменить, все там будем. Я доступно излагаю?

– Доступно, – согласился Эдик.

– Конечно, патологоанатом – излюбленный герой анекдотов и ужастиков, но это для непосвященных. Собственно говоря, что такое труп? Это биологический материал.

– Мертвый биологический материал.

– Да, неживой. Но что с того? Взятая из пальца кровь – такой же биологический материал, но, согласись, никто не находит в лаборатории чего-то ужасного. Или находит?

– Нет, не находит, – Эдик, казалось, и сам был не рад, что заговорил об этом.

– А еще у моей специальности есть одно огромное преимущество, – Данилов поднял правую руку с торчащим вверх указательным пальцем. – И называется оно «возможность неспешного принятия решений». На «скорой» или в анестезиологии о такой возможности быстро забываешь. А здесь я всегда могу уточнить неясности, свериться с атласом, и так далее… И, принимая решение, я уже на все сто процентов уверен в его правильности. У меня нет сомнений, ты понимаешь?

– Вспомнился «Окончательный диагноз», – улыбнулся Эдик.

– Там другое, – отмахнулся Данилов. – Во-первых, это все же художественное, а не документальное произведение, а во-вторых, там суть не в диагнозе, а в противостоянии старого и нового, противостоянии старого опыта и новых достижений. На деле, если возникает подобная якобы неразрешимая ситуация, она сразу же выносится на обсуждение. Аргументированное обсуждение. Вот здесь я вижу вот что, а там – вот что, и так далее… А знаешь, как приятно решать и не ошибаться?

– Знаю, – Эдик отодвинул от себя пустую тарелку, удовлетворенно вздохнул и предложил:

– Еще по пиву?

– Конечно, – поддержал Данилов. – Только давай это допьем сначала.

Эдик поднял вверх руку, чтобы привлечь внимание официантки.

– И не тянет обратно? – недоверчиво прищурился он. – Ни за что не поверю.

– Не столько тянет, сколько вспоминается, – признался Данилов. – Годы из жизни не выкинешь. Часто сны снятся, иногда кошмары…

– Какие например? – оживился Эдик и сказал подошедшей официантке. – Два пива, пожалуйста, и соленых сушек.

– Рыбки не желаете? – предложила та.

– Нет, не желаем, – поспешил ответить Данилов.

Он не ел рыбу в подобных заведениях: себе дороже. Рыба – продукт нежный, скоропортящийся.

Официантка кивнула и ушла.

– Вот например, приезжаю я на вызов, а ящик забыл на подстанции… Или попадаю в какой-то подъезд и никак не могу найти выхода… Обычная хрень, не заслуживающая внимания. Ты лучше расскажи, как там родная подстанция поживает?

– А что – Елена Сергеевна не рассказывает?

– Мы не любим говорить дома о работе, – Данилов не стал добавлять «в последнее время». – Тем более что у нее свой взгляд и свои впечатления, а у меня – свои. Разумеется, твои впечатления я до нее не доведу.

– Мог бы и не предупреждать, – скривился Эдик.

Официантка принесла пиво и тарелочку с сушками.

– На всякий случай, – улыбнулся Данилов. – Так как вы без меня живете?

– Хуже стало, – вздохнул Эдик, отпивая из своей. – Многие свалили, пришел новый народ, как на подбор, неприятный. И не потому, что приезжие, а потому что какие-то злые. Работа их достает, денег им не хватает, все вокруг уроды – и врачи с фельдшерами, и больные… Только и гонят негатив, утром в столовку войти противно. Можно подумать, кто-то их силой пихал в «скорую». И тупые все. На словах – корифеи, а на аритмии или коме сразу же теряются. Представляю, каково Елене Сергеевне с ними…

– За нее не волнуйся, – обнадежил Данилов. – Она справится.

– Я верю, – кивнул Эдик. – Недаром ее новый директор региона так ценит.

«Директор региона», официально именующийся «директором регионального объединения», руководит несколькими подстанциями столичной «скорой помощи», а одной из них обычно по совместительству и заведует. О том, что у Елены сменилось непосредственное начальство, Данилов ничего не знал, но не пожелал обнаруживать свое неведение перед Эдиком. Вместо этого сказал, провоцируя собеседника развить тему дальше:

– Новые директора всех поначалу ценят.

– Не скажи, – покачал головой Эдик. – Она у него на особом счету, а наша подстанция – лучшая в зоне. Опять же – уезжал на какую-то конференцию в Екатеринбург, так Елену Сергеевну вместо себя оставил. Исполняющей обязанности. И посоветоваться приезжает то и дело, мы все уже привыкли к тому, что Калинин может появиться в любую минуту…

Поведение неведомого Калинина совершенно не радовало Данилова. Хорошо, пусть отличает Елену среди прочих заведующих, она и впрямь этого достойна. Пусть оставляет ее исполнять обязанности на время своего отсутствия. Но постоянные приезды «для посоветоваться» настораживали и заставляли задуматься. Где это видано, чтобы начальник приезжал к подчиненному за советом? Данилов хорошо знал, как рьяно соблюдается иерархия на «скорой помощи». Начальство не ездит советоваться – оно звонит, а при необходимости личного разговора вызывает к себе. Частые визиты руководства могут быть объяснены только желанием поймать заведующего, как говорится, «на горячем», найти какие-то недостатки в работе. Этот вариант отпадал. Значит, между ними было нечто большее…

– А Калинин сам с какой подстанции? – словно невзначай спросил Данилов. – Вроде был такой в БИТах на двадцатой, толстый и рыжий.

– Он из Балашихи, – ответил Эдик. – Начал карьеру в области, а затем перешел в Москву. И не толстый он – примерно твоей комплекции. Блондин. Знаешь, на кого смахивает? На Константина Хабенского, только нос покороче.

«Здорово! – восхитился Данилов, чувствуя, как невидимые тиски сдавливают его голову. – Самое то для служебного романа». Он сделал два больших глотка пива, взял с тарелочки сушку и стал крутить ее в пальцах.

– Тяжело быть директором региона, – словно про себя сказал Данилов. – Дерганая работа, ответственность большая… Ни дома, ни семьи – только работа.

– Так это про нашего Анатоль Сергеича, – поддержал Эдик. – Он холостой. Видимо, так был занят карьерой, что на другие дела времени не оставалось. Но зато – результат. Мужику и сорока нет, а он уже директор региона. А при такой активности лет через пять и в главврачи выбьется. Елена Сергеевна очень правильно за него держится.

Владимиру так сильно захотелось врезать Эдику по физиономии тяжелой пивной кружкой, что он поспешил убрать руки под стол. Голова заболела еще сильнее.

– Что случилось? – встревожился Эдик.

– Спина затекла, – неудачно соврал Данилов и потянулся, подтверждая свои слова.

«Ты идиот, Данилов! Эдик имел в виду совсем не то, что ты. Каждый понимает слово «держится» по-своему, в меру своей осведомленности и своей заинтересованности».

Внушение подействовало – зуд в руках исчез. Можно было безбоязненно браться за кружку.

– Ну да, сейчас ведь жизнь у тебя сидячая, – поверил Эдик. – Ни носилок, ни этажей.

– Ты еще про мой фитнес-клуб вспомни, – чтобы избежать дальнейших вспышек раздражения, Данилов поспешил увести разговор в сторону.

Самое главное он уже знал, выводы сделал, а нюансы его не интересовали.

Владимир подумал, что нужно как-нибудь постараться увидеть Анатолия Сергеевича Калинина. Составить впечатление, ознакомиться заочно. Но, представив себе, как все это будет выглядеть со стороны, Данилов передумал: не был уверен, что у него хватит выдержки не ввязаться в драку.

«Вольдемар, а это ведь уже не совсем нормально, – признал Данилов. – Надо бы получше держать себя в руках. Мысль должна опережать кулак».

– Да фитнес-клуб меня мало интересует, – сказал Эдик, осушив свою кружку и закусив очень солеными сушками. – Лучше расскажи, как это труповозка застала тебя ночью в морге. Там же по ночам только санитары дежурят вроде?

– Если ты читал Шекспира и плакал над бездыханными телами Ромео и Джульетты, то ты меня поймешь…

История, рассказанная Даниловым, изрядно повеселила Эдика.

– Так романтично все начиналось… и надо же было этому идиоту украсть труп! Слушай, Вова, а на подстанции эту хохму рассказать можно?

– Рассказывай, – разрешил Данилов. – Дело прошлое, никому уже оглаской не навредишь. Пусть народ поржет немного.

– Он много поржет! – пообещал Эдик. – Твоя история того стоит.

– Как будто на «скорой» психи не попадаются, – Данилов допил пиво и, перехватив взгляд снующей по залу официантки, показал ей два пальца.

Минутой позже на столе появились две запотевшие кружки, полные пива.

– Я сейчас, – поднялся со стула Эдик.

Пока его не было, Данилов обстоятельно сравнил полученную от Эдика информацию с уже имевшейся. Все сходилось как нельзя лучше, то есть для самого Данилова – как нельзя хуже.

– Будь честен – признай, что директор региона может дать ей куда больше, чем ты! – сказал себе Данилов, не замечая, что произнес фразу вслух.

Что ж, успешные мужчины всегда нравились женщинам больше, чем неудачники. В этом не было ничего удивительного; удивительнее было бы противоположное.

Любовь? А кто сказал, что соперник не любит Елену? Да и вообще – здесь важнее взаимность, важнее отношение самой Елены, чем то, кто из двоих мужчин любит ее больше.

Подозрение, оформившееся в знание, растравляло душу…

– Не заскучал?

Данилов не заметил, как вернулся Эдик.

– Немного.

Захотелось разговора по душам, того самого общения, когда сам задаешь вопросы и сам же на них отвечаешь, а собеседник оказывает тебе неоценимую моральную поддержку, кивая головой и вставляя время от времени краткие реплики – одобрительные или неодобрительные, но всегда именно те, какие нужны.

Желание пришлось подавить, и совсем не потому, что Эдику надо было рассказывать всю историю с самого начала. И не потому, что Эдик бы не понял – все он понял бы как надо. Просто парень работал на подстанции, которой руководила Елена, и Владимир считал себя не вправе откровенничать с ним о личной жизни начальницы.

«Что за жизнь пошла – одно сплошное сдерживание», – подумал Данилов.

– У меня недавно такой случай был! – вспомнил Эдик. – До сих пор ржач разбирает. Вызвали меня к мужчине пятидесяти лет на «плохо с сердцем». Да не куда-нибудь, а в ту понтовую высотку на Гамарника…

Данилову не раз приходилось бывать в этом элитном здании. Дом как дом, жильцы как жильцы – все разные. Радовала чистота в подъездах и безотказная работа просторных лифтов, которые, казалось, просто летали вверх и вниз. Мало какое достижение цивилизации ценится врачами «скорой помощи» так же, как лифт, причем непременно грузовой, просторный, ведь нести человека на обычных носилках не в пример легче, чем на «мягких».

– Был там простой гипертонический криз, – продолжал Эдик. – Сняли экэгэ, снизили давление, собрались уходить, и тут он спрашивает: «А машину вы, доктор, хорошо водите?» Я настораживаюсь – вопрос странный, неужели я нарушение мозгового кровообращения пропустил? Еще раз проверил неврологический статус – все вроде бы нормально. «С чего бы это вас мое умение водить машину интересует?» – спрашиваю. «Да так, – отвечает, – подумал вот, как здорово было бы иметь в личных водителях врача. Чтобы, значит, всегда под рукой, если что». Я ему отвечаю, что как-то вот не задумывался о подобном продолжении карьеры, а он начинает торговаться…

– И много предложил? – Данилову никто не делал подобных предложений.

– Две тысячи евро чистыми, две недели в году за его счет в Грециях-Турциях и бесплатная еда по принципу «сам ем и тебя с собой беру». Учитывая его пузо, этот пункт договора был самым многообещающим.

– А что – нормальное предложение, – пошутил Данилов. – И на сколько поднялась зарплата в процессе торга?

– Не помню уже, – улыбнулся Эдик. – Но набавлял он понемногу…

– Значит – торговался без притворства. Эх, упустил ты свой шанс.

– Не поверишь – до сих пор жалею, – поддержал игру Эдик. – Надо было хотя бы визитную карточку попросить.

– Ты ищи шанс получше, – посоветовал Данилов. – Очаровательную и состоятельную женщину, ну, и молодую, конечно.

– И слегка больную, чтобы нуждалась в регулярной медицинской помощи. Кроме шуток, родители в последнее время все больше и больше достают женитьбой, – пожаловался Эдик. – А я никак не определюсь…

С четверть часа обсуждали перспективы личной жизни, потом Эдик зевнул и сказал:

– Все, мне пора баиньки. А то упаду прямо здесь. Бессонная рабочая ночь, разгул страстей, пиво… Пора прощаться.

– Давай, – Данилов протянул ему руку. – Я еще посижу немного. Ты не пропадай, звони, когда вспомнишь.

– Ты тоже звони, – Эдик натянул пуховик, висевший на спинке стула, положил на стол три сотенные купюры и пошел к двери, на ходу надевая перчатки. Данилов заглянул под стол в поисках шапки Эдика, но сразу же вспомнил, что тот был без головного убора.

Встреча оставила двойственное впечатление. С одной стороны – случайно встретились два хороших человека. С другой – оба быстро поняли, что, кроме общего прошлого, никаких других точек соприкосновения у них нет. Ну планами еще поделились, как же без этого. А так, если бы Эдик не заторопился домой, скоро и разговаривать стало бы не о чем. Пришлось бы анекдоты травить.

Ну и рассказ о новом директоре региона не улучшил настроения. Хоть Владимир и старался не подавать вида, но, скорее всего, был более сдержанным и задумчивым, чем нужно для дружеских посиделок. Может, Эдик ушел так внезапно именно потому, что разговор стал заходить в тупик? Деликатный парень…

После ухода бывшего коллеги Данилову захотелось выпить еще, слишком уж холодно и неуютно было за окном. Он попросил официантку принести сто пятьдесят грамм водки, а в ожидании откинулся на спинку тревожно скрипнувшего стула, вытянул под столом ноги и начал рассматривать других посетителей.

Его внимание сразу привлекла женщина, в одиночестве сидевшая за угловым столиком. Она сосредоточенно и понемногу откусывала от булочки, механически жевала и проглатывала, запивая водой каждый третий кусочек. Данилову показалось, что женщина совсем не обращает внимания на то, где находится и что ест, полностью погрузившись в свои мысли.

Внезапно Владимиру захотелось встать и пересесть за стол к этой женщине, но Данилов представил себе, как та, не прерывая своего занятия, взглядом или жестом просит его удалиться. Незачем разыгрывать из себя ловеласа, страдающего от одиночества…

«Наверное, ей так же хреново, как и мне», – рассеянно подумал Владимир, отправляя в рот первую порцию холодной, почти ледяной, водки. На пиво водка легла божественно – даже заоконная мерзость превратилась просто в не самую лучшую погоду. Для закрепления эффекта не следовало делать паузы между первой и второй порциями. Данилов и не стал.

Головная боль начала убывать.

«А сегодня, в принципе, удачный день, – подумал он. – Недорого купил отличную шапку, встретил хорошего человека, сейчас вот закажу еще сто пятьдесят, выпью и пойду домой…» Идти к Елене не хотелось, а больше было некуда. Чтобы не впасть в хандру, Данилов постарался не думать о доме. Было здорово сидеть вот так в кафе и никуда не спешить. Благословенный субботний день!

Когда мир вокруг стал подрагивать и расплываться, Данилов рассудил, что пора встать и уйти, но подумал об этом как-то равнодушно, без особого желания покидать теплое место, с каждой рюмкой казавшееся ему все более уютным.

Подсчитав деньги, Владимир заказал официантке еще сто грамм водки и два бутерброда с ветчиной и сыром. Наслаждаясь умиротворением, Данилов постарался придать лицу довольное выражение и посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Да, давно он себя таким не видел.

Пора было идти, но следовало немного взбодриться перед уходом.

– Вы можете принести мне очень крепкий чай? – попросил он официантку.

– Пачка на кружку? – ее лицо удивительно красила улыбка. – Или полегче?

– Ложка на кружку, – улыбнулся в ответ Данилов.

Денег хватило на все – и на оплату счета, и на чаевые официантке. Даже еще осталось около тысячи рублей.

Труднее всего было дойти до выхода на улицу: непослушные ноги норовили вели Владимира во все стороны разом. Обошлось благополучно, как говорил Петрович, водитель со «скорой»: «Пошатало, но не уронило». На холоде Данилов слегка протрезвел, и походка его стала по-обычному твердой.

«Жаль, что звезд не видно», – подумал он, бросив взгляд на черное небо. Зачем ему были нужны сейчас звезды, Владимир не знал. Просто хотелось, чтобы они были.

День и впрямь оказался удачным: дома никого не было. «Наверное, ушли в гости», – подумал Данилов и очень некстати вспомнил, что на днях истекает срок Елениного «ультиматума», а он так еще и не разобрался ни в своих чувствах, ни в своих желаниях.

Захотелось полюбоваться собой в обновке. Покупка оказалась очень удачной – собственное лицо в меховом обрамлении очень понравилось Данилову. Сквозило в нем нечто такое… романтическое и в то же время мужественное. «Красавец мужчина в полном расцвете сил, – отметил Данилов. – Увы – недооцененный и недолюбленный, но это уже по не зависящим от него причинам. Совершенно не зависящим».

– А что разбираться в чувствах? – спросил Данилов у своего отражения. – Все будет так, как она захочет. Хочет – останется со мной, не захочет – уйдет к дру… нет, уйти придется мне, но это ведь ничего не меняет? Я не слабохарактерный, я просто очень умный. Верно?

«Кто бы сомневался… Конечно же верно. Насильно мил не будешь, а тратить оставшуюся жизнь на склеивание разбившегося горшка, в котором когда-то было счастье, нет смысла. Проще обзавестись новым. Или вообще жить без счастья, так даже спокойнее», – раздумывал напившийся доктор.

Владимир подмигнул своему отражению. Отражение подмигнуло в ответ – задорно и ободряюще.

Есть не хотелось, пить тоже. Хотелось спать, но перед сном потянуло сделать что-нибудь по хозяйству. Данилов перебрал в уме варианты и остановился на стирке. Джинсы, в которых он проходил последние дни, свитер, кое-что по мелочам… В итоге стиральная машинка оказалась полной. Данилов засыпал порошок, выбрал режим стирки и включил машинку. Все, пусть стирает, вытащить можно утром. Теперь немного постоять под душем и лечь спать. Положить голову на подушку, укрыться одеялом и забыть на время обо всем – и о плохом, и о хорошем.

Во сне все было хорошо. Во сне они втроем – Данилов, Елена и Никита, – гуляли по морскому берегу, холодному, совершенно не пляжному, вроде как балтийскому. Елена то и дело прижималась к Данилову и глядела на него влюбленными глазами, отчего у Владимира приятно кружилась голова. Никита шел впереди – подбирал камешки и бросал их в воду.

Всем было очень хорошо. Так, как раньше. Так, как было совсем недавно. Так, как должно было быть.

Хорошее настроение не исчезло со сном, а осталось с Даниловым еще на несколько минут. До тех пор, пока он не вспомнил о господине Калинине, новом начальнике Елены.

Жена лежала рядом, повернувшись к Данилову спиной. Казалось бы – только руку протянуть; но какой далекой она была. Далекой и чужой.

По дыханию Елены Владимир догадался, что она не спит. Проснулась от еле слышной трели будильника в мобильном телефоне Данилова и теперь притворяется спящей, избегает общения, ждет, когда он уйдет в фитнес-клуб. Что ж, если хочется притворяться – никто не запрещает.

Данилов собирался тихо, стараясь не шуметь – поддерживал игру, предложенную любимой женщиной. Позавтракал традиционной яичницей с сыром, попутно вспомнив мамины пирожки с мясом и картошкой, запил еду кофе и прихватил с собой пакет с пряниками – на обед. Входную дверь придержал, чтобы не лязгнула, и ключ в замке поворачивал плавно, бережно. Лишь отойдя метров на сто от подъезда, позволил себе пошуметь – громко и с огромным наслаждением произнес длинную фразу, в которой цензурными были только предлоги. Фраза была обо всей его жизни, когда-то казавшейся такой счастливой.

Больно терять любимую женщину, а уж во второй раз – особенно.