Мила и Игорь шли по городу. Воины из виртуального мира, оживленные Ашшуром юниты, исчезли все до одного. Остались руины города под названием Нижний Новгород.

Конечно, Милене горько было видеть то, во что превратился ее родной город, страшно было думать о том, сколько людей погибло в этих домах и на этих улицах. Но она никак не могла согнать с лица улыбку, не могла избавиться от радости облегчения, переполняющей ее. Ашшура больше нет! Нет больше этой дрянной гадины! Нет его подонков-юнитов, и больше не будет никогда!

Люди вернутся в этот город и снова отстроят его. Восстановят его всей страной, всем миром. Заграница нам поможет. На поясе у Милы висел плеер с радиоприемником, в ухе торчал наушник – она слушала новости. Уже передали, что в Нижнем Новгороде исчезли все захватчики. Пропали неожиданно, испарились в мгновение ока. Говорили и о том, что государственная комиссия во главе с самим премьер-министром вылетает в Нижний, чтобы оценить размеры катастрофы и приступить к восстановлению жилья. По предварительной оценке было разрушено около двадцати процентов жилых зданий. Мила удивилась этому – ей казалось, что разрушено гораздо больше. Но ей хотелось верить именно этой цифре. Двадцать процентов. Двадцать. Не так уж и плохо. Гораздо лучше, чем пятьдесят, или, скажем, восемьдесят. Ашшур ошибся – лес не вырастет на развалинах этого города. Лес – это, конечно, хорошо, но города тоже должны существовать.

Все ведущие страны уже заявили, что выделят большие средства на восстановительные работы в Нижнем Новгороде, инвестируют капиталы в развитие промышленности, построят самое технологичное, передовое, экологичное производство. "Мы сделаем из Нижнего Новгорода образцовый город будущего, – сказал президент. – Пусть нижегородцы знают – страна заботится о них"…

Бейлис добрался с Игорем и Миленой до Нижнего, а потом тепло попрощался с ними и отправился по своим делам. Их не хотели пускать в город, все еще закрытый, оцепленный войсками, но Иван договорился с военными, выбил три места в вертолете, отправляющемся в Областную больницу. Молодец Иван – с кем угодно общий язык найдет. Хотя… Милке показалось, что на удачный исход в немалой степени повлиял и Игорь, стоявший неподалеку и молчаливо наблюдавший за процессом переговоров. Возможно, Бейлис был только лишь прикрытием, антуражем, позволяющем сохранить видимость приличия. Игорю достаточно было приказать – и их посадили бы не то что на вертолет, а даже на ракету, отправляющуюся в космос. Приказам высших существ должно подчиняться без лишних раздумий.

Игорь не хотел давить на людей, пользоваться своими могущественными способностями открыто и нагло. Он все еще стеснялся своего нового статуса. Во всяком случае, так Миле показалось.

А чего тут стесняться? Это же замечательно – то, что Игорь – креатор. Он может теперь такое, такое… Даже представить трудно. И ничего плохого в этом нет, ведь он – не такой, как Ашшур, он не сумасшедший мизантроп с фашистским уклоном. Гоша – хороший, добрый! Он сделает много добра людям. Милка уговорит его открыться, заявить о своем чудесном даре. И тогда Гоша станет известным… Нет, это пожалуй, ни к чему. Пусть о способностях Игоря знают только те, кому это положено. Пусть они изучат Гошу и научат управлять своей чудесной силой, пусть они подскажут ему, в каких целях ее направить. И чего тогда стоит ему, к примеру, восстановить эти же развалины? Знай, корми его шоколадом…

Мила мотнула головой, отгоняя не в меру разрезвившиеся мысли. Бедный Гошка… Конечно, все не так просто. Все совсем не просто, все запутано до такой степени, что даже страшно становится. Гоша в жутком душевном раздрае – он и так склонен к депрессии, а события последних часов и вовсе довели его до крайней точки. Гоше нужна помощь – срочная, квалифицированная. Какая помощь? Помощь психолога или психотерапевта, как уж там они называются… Мила грустно вздохнула. Да нет, чего уж там, будем называть вещи своими именами. Психиатр ему сейчас нужен. Гоша уже не на грани нервного срыва – он в этом срыве и есть, в самом его центре, в воронке бешеного смерча, разносящего на своем пути все и вся. Срывающего крыши.

Ерунда это! Мила сжала кулаки, заставила настроение свое, гуляющее вверх-вниз с широким размахом амплитуды, поползти в горку. Самое главное – они выжили! Игорь и Мила остались в живых, хотя шансов на это почти не было. Они будут жить долго-долго, и, конечно, счастливо. Потому что после того, что произошло, любая, даже крупная неприятность покажется жалкой мелочью, не серьезнее мозоли на пальце.

Психотерапевт, говорите? Найдем мы Гошке психотерапевта – самого лучшего. Все будет хорошо. Самое страшное уже позади.

– Гоша, милый, – сказала она, – ну чего ты такой мрачный? Не переживай, пожалуйста. Нет больше никаких ассирийцев, персов, скифов и прочей компьютерной дряни. Все кончилось.

– Ничего не кончилось, – Игорь остановился, уставился на Милу взглядом свинцовой тяжести. – Есть еще один ассириец – Хадди. Он не кончился, он так и сидит во мне. Ну правильно, куда ему деваться – он ведь мое порождение, мой вторичный продукт. И Слепое Пятно не кончилось, я чувствую это. Что там говорят по радио?

– Нижегородский слепун не исчез, стоит на прежнем месте, – неохотно произнесла Мила. – Да ладно, Гош, чего ты переживаешь-то? Черт с ним, с этим слепуном. Теперь он безвреден.

– Это мой слепун, – Игорь устало мотнул головой. – Он мой, этот проклятый кусок земли, вычеркнутый из реальности, он не исчезнет до тех пор, пока я не найду способа с ним справиться. И он вовсе не безвреден, Милка. Он будет исторгать из себя ту глубинную дрянь и грязь, которую я буду в него подсознательно проецировать. Ты слышала, что сказал Ашшур?

– Ашшур был психом, шизофреником. Сдох он, и слава Богу. Выкинь из головы то, что он тебе наврал.

– Ничего он не наврал, – мрачно пробормотал Игорь. – Я стал богом. Я – бог. Бог во младенчестве. Зевс в памперсах. Не хочу быть богом, противно это…

– Ну почему бог?! – выкрикнула Мила. – Ты – человек! Ну да, есть у тебя теперь какие-то там способности…

Они стояли на площади Минина. Древний краснокирпичный кремль, за столетия своей жизни претерпевший сотни вражеских набегов, без особых повреждений выдержал и эту, столь необычную напасть. А вот здания напротив кремля выглядели так, словно по ним палили из десятка гаубиц. Впрочем, вполне вероятно, что так оно и было. Памятник Чкалову свалился с постамента и лежал сейчас на спине, вверх лицом. Великий летчик смотрел в небо, излётанное им при жизни вдоль и поперек, и показывал облачным высям неприличный жест.

– Смотри, – Игорь простер руку вперед и на постаменте сшибленного памятника неожиданно появилась кудлатая овца. Она жалобно блеяла, испугавшись высоты. – Видишь овечку, Мила? Это я ее создал. Ты так умеешь?

Игорь щелкнул пальцами и овца взорвалась. Лопнула как живой воздушный шар, забрызгав черный камень пьедестала алой кровью. Мила вскрикнула.

– Я могу создавать живых тварей и убивать их по своему желанию, – сказал Игорь – не величественно, скорее уныло, даже нервозно. – В том числе и людей. Не веришь? Смотри!

Он снова поднял руку.

– Не делай этого! – крикнула Милена и повисла на его руке.

– Не буду. Не хочу. Но боюсь, что это не зависит от моего желания. – Игорь едва не плакал. – Я создам человеков и заставлю их убивать друг друга. Потому что боги всегда поступают именно так.

– Прекрати психовать! – завопила Милена. – Почему ты будешь создавать людей? Ты же этого не хочешь? Не хочешь и не будешь – все очень просто! Ты понял?

– Это ты ничего не понимаешь, – тихо сказал Игорь. – Ты что-нибудь знаешь о сознательном и подсознательном? Ничего, конечно. Я тоже знаю не так уж и много, но кое-что помню. И еще больше чувствую. Человек Игорь Маслов – это я, моя личность, сознательное начало. Но теперь я не только известный тебе Игорь Маслов. В подкорке моей сидит какая-то мразь, которая способна действовать помимо моей воли. Это побочный эффект способностей креатора. А может быть, и главный эффект – постепенно эта мразь сожрет меня, и не будет больше Игоря. Будет бог. Ашшур испортил меня своими вспышками, разбудил во мне зверя. Зверь пока слаб, потому что голоден. Он требует, чтобы я накормил его жратвой досыта, и тогда он начнет свое дело. Не ручаюсь, что дело это будет хорошим. Я вообще не могу сказать, что эта тварь будет делать. Не знаю. Логика его мне неизвестна.

– Эта глубинная тварь – Иштархаддон? – спросила Мила.

– Нет. Конечно нет. Хадди – это лишь маленький довесок моего разума, нечто вроде портативной детской компьютерной игрушки. Тварь в моем подсознании – это я. Я сам, только другой, неизвестный и непонятный мне самому. Пребывавший до сих пор в спячке, и вдруг разбуженный и получивший в руки страшное оружие. Я боюсь этого себя, Милка. Боюсь.

– Что мы будем сейчас делать? – хрипло спросила Милена.

– Поедем к Слепому Пятну.

– Зачем?

– Поедем. Так нужно.

На этот раз Игорь действовал без колебания и задержки. Взломал первую попавшуюся ему на глаза исправную машину – черную "Волгу" с крутыми кремлевскими номерами, вырубил вой сигнализации щелчком пальцев, завел двигатель без ключа за полминуты и рванул с места в карьер. Он спешил.

Игорь вел машину так уверенно, словно занимался этим всю жизнь. На этот раз за рулем был не Хадди, а именно Игорь – Милена чувствовала это. Откуда он приобрел навыки вождения? Научился, само собой. Теперь научиться чему-нибудь стало для него минутным делом.

Гоша давил на газ до упора на тех участках, что не были загромождены убитыми машинами. Там же, где проезд был перекрыт трупами автомобилей, он раздвигал их носом машины – не хуже чем бульдозером. Временами он даже шел на таран – Милка вцеплялась в такие моменты в ручку салона и закрывала глаза, вздрагивая от ударов. Бампер и капот "Волги" давно уже должны были помяться, однако сохраняли девственную целостность. Конечно, Гошка снова включил свою броню, окутал ей машину. Мила видела, что это давалось ему нелегко – он побледнел, весь покрылся испариной, дышал со свистом. Почему он не ел, почему держал себя на голодном пайке, дочерпывая последние остатки энергии?

Он не хотел подкармливать тварь. Боялся, что она вырвется на свободу.

– Игар, что будет теперь со мной? – неожиданно прорезался голос Иштархаддона, еще недавно едва ли не главного героя этой истории, а теперь задвинутого на самые задворки. – Ты – бог, в твоих силах отпустить меня.

– Молчи, Хадди, – просипел Игорь, протискивая длинное тело "Волги" между двумя машинами, лежащими на боку. – Я обещал тебе, что с тобой будет все в порядке, значит, так оно и будет.

– Ты можешь создать мне новое тело…

– Отвяжись! Пока мне не до тебя.

Милена смотрела в окно. Людей на улицах появилось немало – как уцелевших жителей города, так и военных. Как ни странно, Игорь беспрепятственно миновал все посты, во множестве появившиеся на дорогах. Впрочем, что в этом было странного? Возможно, что милиционеры вообще не видели их "Волгу". Во всяком случае, они никак на нее не реагировали, хотя останавливали все прочие машины.

Игорь пересек площадь Лядова, добрался до половины спуска к Оке и затормозил окончательно. Дорога была разворочена чудовищным взрывом. На дне гигантской воронки валялись несколько автомобилей, резко пахло мертвечиной.

– Дальше пойдем пешком, – сказал Игорь, открывая дверцу. – Вот он, слепун, во всей своей красе. Ждет меня, своего благодетеля. Сейчас я тебя приголублю, детка моя, красавчик мой слепенький. Поглажу тебя, почешу тебе за ушком…

Игорь бормотал какую-то чушь, карабкаясь по траве на обрыв. Милка молча ползла за ним. Ей было очень страшно. Игорь выбрал опасное место – склон, разрушенный оползнем, обрывался здесь острым краем и на десяток метров шел вниз отвесной вертикальной стеной. Игорь встал на самом краю. Он шатался как пьяный, ветер трепал его черные длинные волосы.

– Эй, ты, Слепое Пятно, – крикнул он. – Ты в курсе, что я тебя создал? Ты мое! Ты мой полигон для научных экспериментов! Теперь я могу населить тебя теми, кого захочу!

Он размахивал руками, производя какие-то магические пассы. Он страдальчески морщился, прикладывая невероятные усилия. Милена с ужасом смотрела на него.

– Ты с ума сошел! – закричала она. – Не создавай там ничего! Уничтожь эту дрянь! Уничтожь ее навсегда!

– Дура! – крикнул Игорь, беспредельное отчаянье сквозило в его голосе. – Я и пытаюсь уничтожить слепун! Пытаюсь убрать эту мерзость. Но у меня ничего не получается!

– Может быть, тебе надо поесть? – Мила нащупала в сумке пакет с сухим пайком, выданным в пункте эвакуации. – Ты слишком ослаб. У тебя не хватает сил.

Игорь опустил руки, повернулся к Милене.

– Поесть, говоришь? – он усмехнулся мрачно, криво. – Хочешь, я скажу тебе, что случилось? Подведу итоги…

– Я и так знаю…

– Ни черта ты не знаешь! Ашшур думал, что изобрел технологию, позволяющую сознательно управлять реальностью. Изменять ее по своему желанию и проекту. Но на самом деле все это неуправляемо! – Игорь яростно махнул рукой в сторону Слепой Земли. – Это материализованный бред, это воплощенный кошмар! Это злокачественное психическое заболевание. Люди не должны заниматься этим! Не должно быть никаких креаторов! Не должно!

– Гоша, успокойся!

– Я уже успокаиваюсь. – Игорь неожиданно улыбнулся. – Я совсем успокоился. Пока, Милка. Прости меня за все.

Милена не успела среагировать. Игорь резко развернулся и прыгнул с обрыва.

– О боги! – истошный крик разнеся над откосом. – Не дайте мне умереть!!!

Кричал не Игорь. Кричал Иштархаддон.

Вопль оборвался тяжелым ударом далеко внизу.

Милена не помнила, как спустилась вниз, к дну обрыва. Она вся исцарапалась, вся перемазалась коричневой глиной. Она едва переводила дыхание. Она плохо осознавала, что делает – действовала в полусне, едва удерживаясь на зыбкой границе между явью и обмороком.

На земле лежали два переломанных тела в почти одинаковых позах – с беспомощно подмятыми под себя руками, с окровавленными головами. Два.

Два тела. Одно – тощее, худосочное. Второе – крепкое, с буграми мощных мышц. Игорь и Хадди. Оба не подавали признаков жизни.

Она приложила ухо к груди Игоря – сердце его слабо билось. Сердце Иштархаддона из рода Слышащих Иштар молчало. Остановилось.

Дрожащими пальцами Мила извлекла из сумки мобильный телефон. Набрала номер – не сразу, с третьего раза.

– Иван, – сказала она, всхлипывая, – приезжай скорее. И скорая помощь нужна. Игорь разбился.

Слепое Пятно истаивало в воздухе и очертания города все явственнее проступали через него, занимая то место, что было положено ему изначально. Очертания города не древнего, но современного. Города под названием Нижний Новгород. Кирпичные и панельные дома, асфальт дорог, длинные трубы заводов.

Заречная часть города, похороненная под слепуном, пролежавшая под туманным мороком в течение трех с половиной недель, возвращалась к реальности.

Мила очухалась в больничной палате. Рядом с ней сидел доктор Павел Иванович Рыхтик. Держал ее за запястье, щупал пульс.

– С возвращением, Людмила, – сказал он. – Как вы себя чувствуете?

– Плохо… Голова кружится… Что со мной?

– У вас ничего страшного. Пара царапин. Причина вашего обморока – нервное истощение. Придется вам попить таблеточки, походить на укольчики, массажик вам назначим…

– А как он? – Мила приподнялась, попыталась сесть, но головокружение свалило ее обратно на подушку.

– Кто из них?

– Игорь.

– Игорь Маслов жив. Сотрясение мозга, перелом лучевой кости, но в целом не так уж и плохо, если учесть падение с такой высоты.

– А Иштархаддон?

– Это брат Игоря? Странное имя…

– Да, он. Он погиб?

– Да, к сожалению. – Рыхтик тяжело вздохнул. – Он умер сразу. Перелом шейных позвонков.

Мила закрыла лицо руками и заплакала навзрыд.

Хадди, бедный Хадди. Игорь убил его. Исторг из себя и убил. Бедный Игорь. Как же он будет жить дальше, зная, что убил свою половинку?

Игорь лежал на кровати, с головой, обмотанной бинтами. Тощие руки. Грудная клетка с выпирающими ребрами. Да, это был Игорь Маслов. Но не тот Игорь, которого знала Мила в этой жизни. Скорее, худосочный Игорь из гошиного сна.

– Милена, – сказал Игорь, близоруко щурясь. – Я рад видеть тебя, госпожа моя. Я совсем плохо вижу. Кажется, теперь мне придется носить очки.

– Гоша, – Мила присела на краешек кровати и погладила его тощую руку. – Милый мой. Как ты, Гошенька?

– Я слабый. Совсем слабый. Мне не нравится это хилое тело.

– Зачем ты это сделал?

– Это не я. Это он. Он не захотел быть богом и убил себя. Может быть, он был прав.

– Не понимаю… – Мила вздрогнула, наклонилась ближе к Игорю, пристально вгляделась в него. – О чем ты, Гоша?

Он положил руку на ее шею, притянул ее ухо к своим губам.

– Я не Игар, – прошептал он едва слышно. – Я – Иштархаддон.

Она вырвалась, отпрянула.

– Перестань дурачиться, Гоша! У меня и так крыша едет.

– Я Хадди, – сказал он, устало прикрывая глаза. – Я так и думал, что ты мне не поверишь. Но тебе придется поверить в это, и побыстрее, дабы не подвергать меня опасности. Стражники Дикой страны интересуются мной. Они уже приходили ко мне и спрашивали о моем погибшем, неизвестно откуда взявшемся брате. Я обманул их, я назвал себя Игорем. И еще я сказал им, что ничего не помню, что у меня плохо с головой. Ты не выдашь меня, Милена?

– Нет, нет… – Мила облизала губы, соленые от слез, текущих по лицу. – Ты будешь со мной, Хадди… Игорь. Мой Гоша. Я научу тебя жить в нашем городе.

– Он не обманул меня, – Хадди слабо улыбнулся. – Он в самом деле оказался богом, хотя я и не верил ему. И он выполнил свое обещание. Я буду жить в вашей стране. Больше я не стану называть ее дикой. Теперь это моя страна.

– Ты… Ты – креатор?

– Нет. – Хадди качнул головой. – Я не такой человек, как вы, но я стану таким. Обычным. Я не креат… – Он запнулся, выговаривая трудное для него слово. – Не креатор, не создатель, не бог. Креатором был Игорь, но он ушел. Ушел туда. – Хадди махнул здоровой рукой. – Ушел на Верхнее небо. Там, среди богов – его место. Он не захотел оставаться здесь.

– Почему?

– Ты сама знаешь почему. Он был хорошим человеком. Очень хорошим. Но он не знал, сможет ли стать хорошим богом. И он ушел. К сожалению, он забрал с собой мое хорошее тело. Но я не обижаюсь на него. Я смогу сделать сильным и это тело тоже. Я знаю, как сделать это.

– Он просто умер, – сказала Мила. – Я надеюсь, что он просто умер. Это страшно, но я желаю ему, чтобы он просто умер. Потому что я люблю его. Я не хочу, чтобы душа его оставалась бессмертной в виде какого-то там бога. Он заслужил успокоение.

– Я тоже люблю его, – сказал Хадди. – Да исполнятся желания Игоря. Пусть ничто не тревожит его в Царстве мертвых. Он достоин покоя.