Глава 15

Вадим нежно улыбался, движения его были мягкие, ласковые. Полина чувствовала их изнутри, душа ее пела от восторга, плоть стонала от наслаждения.

Но Вадим вдруг вздрогнул, резко напрягся, лицо его застыло, глаза остекленели. И сам он окоченел, выгнулся в спине. Чья-то рука легла ему на плечо, с силой оттолкнула в сторону. Вадим упал, повернулся боком, и Полина увидела нож в его спине.

На нее навалился Миша, лохматый, небритый, весь в крови. Он вталкивался внутрь больно, грубо. Полина закричала, оттолкнула его и проснулась.

Антошка сидел в кроватке, плакал, глядел на мать. Полина сходила с ума у него на глазах. Он это как будто чувствовал, поэтому смотрел на нее совершенно осмысленно и даже плакал тихо.

Полина села, приложила пальцы к вискам, пытаясь восстановить душевное равновесие. Вадим не смеялся, не ходил по комнате, мама молчала, Миша не давал о себе знать, но тревожное ожидание не покидало ее.

Она легла, закрыла глаза, и кошмары снова навалились на нее. Сначала Миша зарезал Вадима, а затем она убила его самого. Было много крови, криков, стонов. Потом появился Кирилл, и Полина опять подняла его на вилы. Она в который раз переживала ужасы своего недавнего прошлого, испытала чувство полной беспомощности, когда оказалась под землей, в подкопе, который вдруг стал для нее могилой.

Полина барахталась, кричала. Антошка просыпался, она успокаивала его и себя, а потом возвращалась к своим кошмарам.

Проснулась она поздно, часы показывали половину десятого утра. Антошку давно уже пора было кормить. Кошмарные ночи выматывали ее, и с этим нужно было что-то делать.

Полина уже ходила к врачу, тот прописал ей таблетки, но они не помогали. Значит, нужно брать себя в руки без посторонней помощи, набрасывать на плечи ярмо, всерьез впрягаться в работу. Лето уже скоро, а у нее только треть огорода засажена, сорняк пышным цветом прет. И живность Полина не заводила, некому даже яичко снести. В доме давно уже не убиралась.

Полина поднялась, накормила ребенка, вышла во двор, глянула на огород. Да, надо за дело браться, но в ногах слабость после дурной ночи, и живот что-то разболелся. Нельзя ей перетруждаться, но придется. Что-то затянулась депрессия, ломать себя надо, загружаться работой под самую завязку. Тогда и кошмары отступят.

Но сначала надо умыться, причесаться, а то она совсем уже себя запустила.

Полина повернула к дому и увидела людей, которые шли от калитки. Дружка нет, предупредить о появлении гостей некому. Калитку, видимо, открыл дядя Леша, который замыкал процессию.

Их было трое: худенькая плоская женщина с глазами стервы, полный неуклюжий молодой человек в очках с искривленной дужкой и солидного вида пожилой мужчина с крупным носом, лоснящимся от подкожного жира.

Дядя Леша всем видом давал Полине понять, что сам он в эту компанию затесался случайно, исключительно по долгу службы.

Женщина была одета неважно – шерстяная кофта с растянутыми боковыми карманами, невзрачная дешевая блузка, старомодная юбка. Но на Полину она глянула как законодательница мод на деревенскую клушу. Эта особа ничуть не сомневалась в своем праве осуждать ее за ужасный внешний вид. Таких полномочий у нее не было, но Полина действительно выглядела неважно.

– Вы что-то хотели? – с недобрым предчувствием спросила она.

– Звонарева, старший инспектор службы опеки и попечительства, – скороговоркой озвучила женщина свою фамилию и должность.

Молодой человек в очках кивнул, присоединяясь к ней. То ли он тоже был Звонаревой, то ли, как и она, работал в службе опеки. Впрочем, Полину его личность не интересовала. Ее убивал сам факт вторжения в жизнь этой вот карательной службы.

– И что все это значит? – спросила Полина, загнанно посмотрев на Хворостова.

Он не мог защитить ее. Но пусть дядя Леша хотя бы объяснит, в чем она провинилась и чем это все может для нее закончиться.

– Да вы не переживайте, Полина… – Пожилой мужчина взял паузу, ожидая подсказки.

– Можно просто по имени, – разрешила она.

– Просто Полина, – пережевывая услышанное, проговорил мужчина.

Он не представлялся, но женщина и парень смотрели на него с замиранием, как на своего начальника. Может, это был самый старший инспектор службы опеки.

– Круги у вас под глазами, – заметил он и осведомился: – Не спите по ночам?

– Сплю хорошо, просто сильно устаю. Работы много, – ответила Полина и кивнула в сторону огорода.

– А мне кажется, что у вас бессонница. На почве нервного срыва.

– Ну нет.

– Кошмары по ночам снятся?

– Нет.

– Ну как же нет, если да. – Мужчина выразительно глянул на Хворостова. – Да вы не переживайте, Полина. Всему этому есть объяснение. Не правда ли?

– Это вы о чем?

– Домашнее насилие, убийство сожителя. Разве все это не должно было отразиться на вашей психике?

Полина усмехнулась, вспомнив, как умирала от жажды в темном подземелье, задыхалась в подкопе, который мог стать ее могилой. Все это теперь называется домашним насилием? Миша гонялся за ней с ножом. Это как называется? Отрезать бы нос этому умнику и посмотреть, как он это назовет.

– Может, и отразилось.

Она сдерживала себя, понимала, чем для нее может обернуться выплеск чувств и эмоций.

– Призраки в голове ходят, спать не дают, да?

– Уже не ходят, уже дают.

– А ребенок ваш где? – спросила Звонарева.

– В доме.

– Там есть кто-нибудь из взрослых?

– Нет.

– Сколько ребенку? Полгода?

– Восемь месяцев будет.

– Значит, сейчас ваш малыш находится без присмотра? – Звонарева покачала головой, с осуждением глянула на Полину.

– Я туда и обратно. – Полина показала пальцем за спину и ткнула им в сторону дома.

Она собралась идти к двери, но Звонарева встала у нее на пути и спросила:

– Почему ваш малыш находится без присмотра?

– Ну как же без присмотра? – Полина всплеснула руками. – Я же говорю, что на минутку вышла!

– За бутылкой вышли? – выдала вдруг Звонарева и гневно нахмурила брови.

– За какой бутылкой?! Что вы такое говорите?

– Да есть у нас такое подозрение.

– Нет никакой бутылки! И не было!

– Вы никогда не выпивали?

– Нет! – отрезала Полина.

– А чем вы занимались в тот день, когда убили своего сожителя?

– Чем я занималась?! – Полина с мольбой глянула на Хворостова.

Она слезно просила его остановить это издевательство, не доводить ее до греха.

Но дядя Леша делал вид, что смотрит на окно. Он даже улыбался, как будто видел за ним Антошку.

– Пить меньше надо, гражданка! – съязвила Звонарева. – Тогда и на людей не будете бросаться!

– На кого я бросаюсь?!

Полина не выдержала, вышла из себя. Ей действительно нужно было идти к Антошке. Для этого она должна была сдвинуть со своего пути досадную помеху. Так Полина и сделала. Она толкнула Звонареву и открыла дверь, ведущую в дом.

– На меня вот бросаетесь!

– Извини, я людей не увидела! – заявила Полина, зашла в дом, схватила Антошку, прижала его к груди.

Появился Хворостов, за ним Звонарева и парень в очках.

– Полина Леонидовна, ваше поведение нас настораживает, – с опаской глядя на нее, сказала женщина.

– Меня тоже настораживает ваше поведение. В моем доме.

– У вас нервный срыв, ваше психическое здоровье вызывает опасение.

– Вам самой лечиться надо!

Хворостов покачал головой, с укором глянул на Полину. Нельзя ей было пререкаться. Она и сама это понимала. Но ведь Полина успокоилась. Остались только круги на воде. Еще чуть-чуть, и будет тишь да гладь. Если Звонарева прекратит ее донимать.

– Да, конечно, я обязательно пройду психиатрическое освидетельствование, – проговорила женщина. – Но и вам необходимо обследоваться. Существует опасение негативного психического воздействия на вашего ребенка. С вашей стороны.

– Нормально со мной все будет.

– Тем не менее мы должны оформить акт об отобрании у вас ребенка в связи с непосредственной угрозой его жизни и здоровью.

– Что?! – Полина взвилась, схватила ножницы, лежащие на столе, замахнулась на Звонареву. – Давай, отбирай!

– Полина! – Дядя Леша взял ее за руку мягко, но крепко, посмотрел в глаза. – Не надо. Не усугубляй!

Он попробовал разжать пальцы, в которых она держала ножницы, но не смог этого сделать.

– Я никому не отдам Антошку! – заявила Полина и подумала о том, как бы двинуть его коленкой в промежность.

Это ведь Хворостов привел к ней службу опеки. Сначала участковый узнал о привидениях, о священнике, о таблетках, которые прописал ей доктор, а потом принял меры.

– Давай-давай, доказывай свою невменяемость! – подкузьмил ее дядя Леша.

Полина мотнула головой, остолбенело глянула на него. Неадекватность, невменяемость – это приговор для нее. Она ведь это знала и раньше. Знала. Тогда почему не может успокоиться? Ради своего ребенка Полина просто обязана взять себя в руки.

Но как ей быть, если эти люди уже забирают у нее Антошку?

– Сейчас члены комиссии составят акт, затем отправят его прокурору. Если тот откажет, то Антошку тебе вернут. А как прокурор может отказать в ходатайстве о лишении родительских прав, если ты ведешь себя как сумасшедшая?

– Прокурор должен отказать, – заявила Полина.

– Откажет и вернет тебе Антошку. Если ты сейчас успокоишься.

– Я уже спокойна. – Полина разжала пальцы, и Хворостов смог забрать у нее ножницы.

– И ребенка отдайте, – сказала Звонарева и с опаской протянула к ней руки.

– Обещайте, что моего сына никто не обидит, – произнесла Полина и заставила себя улыбнуться.

– Да, конечно!

Мать заставила себя разжать руки, отпустить Антошку. Малыш заревел. Сердце Полины сжалось как боевая пружина. Ей жутко захотелось врезать кулаком в лоб Звонаревой, но она кое-как сдержала себя.

Звонарева схватила ребенка и рванула с ним на выход с таким видом, как будто украла его. Полина инстинктивно потянулась за ним, но Хворостов удержал ее.

– Если ты сейчас не успокоишься, то никогда больше не увидишь Антошку, – заявил он.

– Я его увижу!

– Увидишь! Если пройдешь психиатрическое освидетельствование и будешь признана дееспособной. Ты меня понимаешь?

Полина кивнула, сжала в кулак нервы, как кучер – поводья лошади. Она уже совершила ошибку, поддалась на провокацию Звонаревой. Больше ничего подобного не произойдет.

Направление в психиатрическую лечебницу ей выписал тот самый пожилой мужчина, который усомнился в ее душевном здоровье. Обследование она могла пройти вне стационара, в поликлинике у психотерапевта. Но освидетельствование уже началось, за ее реакцией на происходящее наблюдали эти люди. Она должна была это понимать.

С таким вот настроем Полина и отправилась в город, в психоневрологическом диспансере записалась на прием к врачу и поехала в больницу, куда был помещен ее сын. По пути она настраивала себя на сдержанность, но едва не взорвалась, когда узнала, куда делся Антошка. Оказывается, его забрала отсюда Варвара, которая не имела никаких прав на это.

Полина колотилась от гнева, набирая номер сестры, но услышала ее голос и призвала себя к спокойствию.

– Антошка у тебя? – сквозь зубы спросила она.

– У меня. Я как раз собиралась тебе звонить.

Судя по звуковому фону, на котором шел разговор, Варвара ехала в машине.

– А раньше не могла?

– Ты позвонила бы в опеку, устроила бы скандал. Тогда твой Антошка остался бы в больнице. Ты была там, все видела. Это же кошмар!..

– Кошмар – это то, что сейчас происходит со мной наяву.

– Это же правда, что тебе снятся кошмары?

– И привидения по дому ходят. Можешь приехать, поговорить с Вадимом. Если хочешь.

– Шутишь? Хорошо, что ты на это способна. Значит, не все еще потеряно. Ты жалобу в прокуратуру написала?

– Жалобу?

Если Варвара хотела сбить Полину с толку, то ей это удалось.

– Да, жалобу. На неправомерные действия службы опеки.

Полина кивнула. Говорил ей Хворостов насчет прокуратуры, но она думала, что там все само разрешится. Прокурор рассмотрит вопрос, завернет ходатайство службы опеки. А как он это сделает, если со стороны Полины нет никаких претензий?

– Напишу!

– Давай поторапливайся, дело нужное. И в психиатричке хвост держи пистолетом. Здоровая ты, дееспособная, и Антошка должен быть с тобой. Поговорить с ним хочешь? – весело спросила Варвара, окончательно сбив Полину с толку.

Антошка находился рядом с Варварой, в детском кресле, Полина поговорила с ним, успокоила сердце. Связь оборвалась. Видимо, автомобиль Варвары вошел в зону неуверенного приема.

Перезванивать Полина не стала. Ей нужно было ехать в прокуратуру. До конца рабочего дня оставалось совсем немного времени. Жалобу она подала, ее зарегистрировали, приняли к рассмотрению.

Переночевала Полина в дешевой гостинице в многоместной комнате, а утром была в психдиспансере.

Вялый врач начал за упокой. Сперва он со скучающим видом, неохотно задавал Полине глупые, как ей казалось, вопросы, затем возбудился, заставил ее рассказать всю историю своих злоключений. Он постоянно перебивал Полину, пытался вызвать в ней чувство вины, давил на совесть, как будто это ее голос провоцировал видения и голоса в голове.

Полина понимала, что врач намеренно пытается вывести ее из себя, держалась в рамках. На вопрос о том, считает ли она себя не совсем здоровой, женщина ответила утвердительно. Если человек признает себя больным, значит, он уже как минимум не безнадежен.

Врач назначил ей стационарное лечение от депрессии с одновременным обследованием, и Полина отправилась в больничную палату. Тогда-то для нее дурдом и начался.

Одна пациентка чистила себе чакры, медитирующими движениями оглаживала свою ауру. Женщина с трясущейся головой с кем-то разговаривала, отстраненно скручивала в косичку прядь волос. Бабка в клетчатой косынке не сводила с Полины глаз, пыталась ее загипнотизировать. Еще одна женщина лежала поверх одеяла, прямо в одежде, сложив на животе руки. Она не шевелилась, очень убедительно изображала из себя покойницу.

Полине вдруг очень захотелось лечь рядом с ней. Нет, не умереть, просто пережить в небытии ужасающую данность своего положения. Как можно было жить в этом кошмаре, который из снов перенесся в реальную жизнь? Нужно быть очень здоровым человеком, чтобы не сойти с ума в психушке, а Полина этим, увы, похвастаться не могла.

Хочешь не хочешь, а держаться надо. Ясно же, что служба опеки наросла не сама по себе. Это Варвара все организовала, она же купила Хворостова. Дядя Леша дал Полине мудрый совет, и Варвара помогла ценной подсказкой, но это не добродетель, а хитрость, шитая белыми нитками.

Полина понимала, что должна брать пример со старшей сестры. Что ж, она готова была стать такой же умной и хитрой, как и Варвара.