Весь мир и новые коньки

То, что мы с тобою Двое на свете знаем, Разве узнает лекарь? Разве узнает колдун?

Ян Чжу

Вильям отложил перо и потянулся. Размял уставшие пальцы и удовлетворённо покосился на лежащие перед ним на столе исписанные бумажные листы. Перевёл взгляд на викинга.

– Ну, как? Что скажешь, Яльмар?

Викинг взял один листок, некоторое время смотрел в него, явно не понимая ни строчки, затем со вздохом положил обратно и потянулся за кувшином.

– В толк не возьму, почему эта история тебя так зацепила, – сказал он, подливая себе пива. – Подумаешь, одни порезали других. Обычное дело.

– Ну, не скажи. По-моему, это ужасно интересно. Такая интрига, такая, знаешь ли, раздвоенность души! Вдумайся хотя бы, как должен чувствовать себя принц, зная, что на престоле сидит убийца его отца. А мать с ним заодно! Потом, он ведь не знал, какой ему явился дух, добрый или злой…

– Да брось, Вильям, – Яльмар отмахнулся, сморщившись, будто съел что-то кислое. – Какая разница? Твой принц совсем не так умён, как ты расписал, чтобы всё так подстроить.

– Но он же был прямой наследник! Сам посуди: он должен был воссесть на трон, а так ему пришлось снова ждать…

– Нет, ты не понял. Отец его был старший брат из двух, а по закону младший мог наследовать трон, только если у старшего нет детей.

– Но сын-то у него был!

– Но он тогда был несовершеннолетним! К тому же, дядя и не отрекался от него – принц по-прежнему наследовал престол. А впрочем, как сказать…

– Вот-вот! Пока трава растёт, лошадка с голоду помрёт.

Яльмар нахмурился, умолк и, окончательно запутавшись, махнул рукой:

– Да ну их с этими делами! Папаша у него и сам был тот ещё козёл. И помер не как все. Небось, утрахался в саду и там задрых. А что? Бывает. Я вот тоже, помнится, однажды…

– Отчего в саду-то? – опешил Вильям.

– Чтоб жена не засекла.

– Слу-ушай, Яльмар! – бард внезапно оживился. – А она, случайно, не того?.. Не на сносях была?

Несколько мгновений варяг тупо смотрел на Вильяма.

– Кто? – наконец спросил он.

– Королева.

Варяг захохотал.

– Ну, ты даёшь! От кого?

– От брата королевского. А иначе что ж они так резво поженились?

Яльмар пожал плечами:

– Мне почём знать? Я над ними свечку не держал.

– Так. Ладно, – бард нахмурился и что-то вычеркнул в своих записках. – Ребёнка убираем… А принц о смерти короля как узнал?

– Опомнись! Вся страна об этом знала, а ему сказать забыли, что ли?

– А может, – задумчиво сказал Вильям, – его в Дании не было?

– Как это не было?

– Ну, как… Не знаю, как! Уехал он куда-нибудь, короля в его отсутствие и отравили. И когда послали за ним, он думал, что править едет, а приехал – там уже без него разобрались.

– Ну что ты плетёшь?! – фыркнул Яльмар. – Что ты плетёшь? Напридумывал невесть чего. Такого и не бывает вовсе. Он если и жалел о чём, так, наверное, что сам папашу первым не прихлопнул. Ещё неизвестно, какой из него самого получился бы король…

Крышка чердачного люка негромко хлопнула. Оба обернулись.

Тил быстро спустился по лестнице, остановился, коротко взглянул на одного, на другого, лёгким шагом подошёл к столу и с ногами влез на лавку.

– А, вот и наш белоголовый приятель! – добродушно ухмыльнулся Яльмар, разворачиваясь к мальчишке лицом. – Ну и как там дела на крыше?

Повисла тишина.

– Снег идёт, – сказал наконец Тил тихо, но так неожиданно, что бард невольно вздрогнул. Голос мальчишки прозвучал холодно и отстранённо. Вильям вдруг почувствовал себя неловко.

Яльмар, казалось, ничего не заметил.

– А вот слыхал я, будто эльфы колдовать большие мастера, – задумчиво продолжал он. – Как у людей получается, я видел, а вот у вас – не доводилось. Может, ты нам чего покажешь?

– Яльмар, – Вильям тронул его за руку. – Не трогал бы ты его…

– А чего? – обернулся тот. – Я ж просто так, чтоб время скоротать.

Тил не ответил. Вместо этого встал и в три шага оказался у стола. Взял лютню Вильяма (бард машинально отметил непривычную, нечеловеческую пластику его движений) и протянул её Яльмару.

– Сыграй, – сказал он.

– Что? – не понял тот.

– Я говорю: сыграй на этой лютне.

Варяг недоумённо принял в руки инструмент. Повертел его, коснулся струн. Лютня тренькнула.

– Я не умею.

– Но я прошу тебя.

– Да не умею я! – Яльмар растерянно взглянул на Вильяма. – Я и держать-то её не знаю как.

– Это просто, – чёрные маслины детских глаз смотрели прямо, без подвоха. – Одной рукой нужно дёргать струны, другой – перебирать лады, и вот отсюда польётся прекрасная музыка.

– Я не могу, – варяг вздохнул и вернул лютню Вильяму.

Тил вздохнул и покачал головой.

– Вот видишь, какое чучело ты из меня делаешь? На мне ты готов играть, ты думаешь, что мои лады ты знаешь. А в этой штуке три ореховые доски и восемь струн… и голос, над которым ты не властен! – Тил помедлил и закончил, неожиданно повысив тон: – Чёрт возьми, ты думаешь, на мне легче играть, чем на этой лютне?

Сказавши так, он развернулся и ушёл. Яльмар проводил его взглядом и повернулся к Вильяму. Бард сосредоточенно скрипел пером. Приметил движение Яльмара и поднял голову. Глаза его вдохновенно поблёскивали.

– А может, он не спятил, – вдруг сказал он, – а только притворился сумасшедшим?

– Кто?!

– Принц датский.

– Тьфу на тебя с твоим принцем! – Яльмар сплюнул и так резко наклонил кувшин над кружкой, что пиво хлынуло через край. С раздражением потряс рукой: «Чума на оба ваши дома…» и слизал с пальцев липкие капли.

Дверь корчмы распахнулась. Вошёл Жуга, взъерошенный и мокрый. Отбросил капюшон. Выглядел он несколько пришибленно. Вильям помахал ему рукой, Жуга рассеянно кивнул в ответ и заскользил взглядом дальше, ища, как вскоре выяснилось, Золтана.

– Хагг! – позвал он. – Хагг, где ты?

– Что случилось? – Золтан появился на лестнице. – А, это ты…

– Мне надо кое-что тебе сказать.

– Так говори.

Жуга покосился на Яльмара и Вилли и покачал головой:

– Не здесь. Идём со мной, расскажу по пути.

Золтан нерешительно подёргал себя за ус.

– Может, завтра?

– Нет.

Жуга помедлил, шагнул к стене, снял с гвоздя свой меч и привычным движением перебросил его за спину. Протянул через плечо ремень, застегнул пряжку. На Золтана он больше не смотрел.

– Пойдём сейчас.

* * *

– Чёрт возьми, Золтан, ты мог меня хотя бы предупредить!

Жуга и Золтан быстрым шагом шли по улице. Хагг скосил глаза на травника и отвёл взгляд.

– И что бы это изменило? – спросил он.

Тот не ответил, и некоторое время они шли молча, сжатые ущельем узкой улочки. Ветер разыгрался не на шутку. Чтоб разговаривать, порой приходилось кричать. Дребезжали ставни. Шаги редких прохожих глухо стучали по мостовой. Толстая серая крыса перебежала дорогу и нырнула в подворотню, травник задумчиво проводил её взглядом.

– Не знаю, – наконец сказал он. Откинул капюшон и сгрёб мокрые волосы в горсть. – Не знаю, но что-то изменило бы. Яд и пламя! – он ударил кулаком в ладонь. – Слыхал я про парней, которые рубашке и штанам предпочитают юбку и корсет, но обычно это видно сразу! Да и потом, ведь известно, где их можно встретить. А тут… Походка! Жесты! Манера говорить! А ноги? Не у каждой женщины такие! Да и на вид она разве что в талии широковата, а так… Ты не поверишь, Золтан, но я в неё чуть не втрескался.

– Почему не поверю? – пожал плечами Хагг. По лицу его скользнула тень улыбки. – Очень даже поверю. Не пойму лишь, как ты догадался.

Жуга нахмурился.

– Это трудно объяснить… – пальцы его сплелись в замок. – Я чувствовал: что-то не так. Меня насторожило то, что она живёт одна, без мужа и без слуг. И это в городе, где замуж выдают в двенадцать лет!

– Ну и что такого? Бывает так, если нет приданого.

– Не мели чепухи! – фыркнул травник. – Бесприданница, которая живёт в отдельном доме, носит шёлк и горностая? Ты с ума сошёл, так не бывает. Потом, она ужасно много знает. Женщина не может столько знать.

– Она волшебница, – напомнил Хагг.

– Пусть даже так, всё равно. Вы в городах ужасно строго содержите жён. «Три К – Kirchen, Küchen, Kinder» – так ведь у вас говорят? Где им получить такие знания? Они тут ходят, не поднимая глаз, на улице им нельзя ни посмеяться, ни поболтать с подружками. А Герта… Разве она такая? Повстречай я такую женщину где-нибудь в деревне, я бы мало удивился, но здесь…

Он помолчал, раздумывая на ходу. Потряс головой и продолжил:

– Но догадался я только сегодня. Мне руки подсказали.

– Руки? – Золтан поднял бровь. – Э-ээ… В каком смысле? Ты её…

– Руки, – сердито взглянув на него, повторил Жуга, – значит руки. Её руки. Она пересаживала розы – ну, из одних горшков в другие – и я вдруг подумал: а не слишком ли она сильна для девушки? Но это так, ерунда, я бы позабыл об этом, если б не огонь. Видишь ли, Золтан, огонь – не женская стихия.

– Много ты знаешь! – хмыкнул тот. – Хороший волшебник может работать с чем угодно.

– Так-то так, – согласился Жуга, – но каждый выбирает то, с чем ему легче работать. А Герта пользуется огнём почти всегда.

– Да-а… – Золтан остановился, сложил руки на груди и прислонился к каменному парапету. Потеребил усы. – Уделал ты меня, Жуга. По-честному сказать, я не думал, что об этом так несложно догадаться. Ну, хорошо. Допустим, ты бы знал всё это. Выслушал бы ты её с таким вниманием? Внял бы ты её советам? А? А может быть, послал её подальше?

Травник не ответил. Вместо этого замедлил шаг и огляделся.

Они остановились на мосту. Было холодно. Смеркалось. С запада шёл шторм, в порту шумел прибой, и даже здесь, в канале, волны пенились барашками. Брызги долетали до прохожих. Плащ травника плескал и хлопал на ветру. Баржи качало. Плетённые из пеньки кранцы вдоль бортов пружинили в береговой гранит, гася удары. На краткий миг Жуга ощутил себя таким же канатным валиком, оказавшимся меж двух кораблей, которые давно бы разнесли друг друга в щепки, если бы не он.

– Кто он такой… она такая?

– Его зовут Кай Хансен. Не хочу тебе рассказывать всю его историю, скажу лишь, что ещё мальчишкой он попал к местной волшебнице; она его украла прямо с улицы, когда он с друзьями катался на санках. Хедвига де ла Тур, белая ведьма. Она была сумасшедшей. Держала его взаперти, била, заставляла носить женскую одежду… Немудрено, что он не решался сунуть нос на улицу в таком виде. Бог знает, чего она хотела, Герта мне об этом никогда не говорила. Но у парня были все задатки, чтобы стать чародеем. Она обучила его всему, что знала, до многого он сам дошёл – когда сидишь один среди книг, то делать нечего, кроме как читать. Когда она умерла, дом отошёл Герте.

– Они… Она с ним… – травник замешкался. – То есть, я хочу сказать, они с ним спали – эта Хедвига или кто-нибудь ещё?

– Нет, – Хагг повернулся к травнику. – Ни с кем и никогда. Девственность ценится в магии. Тем более, – он усмехнулся, – что если девственницу в наше время ещё можно отыскать, то девственника – вряд ли.

– Что было потом?

Золтан пожал плечами:

– Не знаю. Я не знаю. Должно быть, у парня что-то сдвинулось в голове. Шутка ли – полжизни проходить в девчачьей юбке. Жить по-другому он уже не мог. Так или иначе, но ему пришлось выйти на улицу. Мальчишку Кая все забыли. Так появилась Герта. Никто ничего не заподозрил. А те, кто захотел пощупать, что у неё под платьем, дорого за это поплатились.

– Никто и ничего?

– Кроме меня.

– Когда это случилось?

Веки Золтана опустились.

– Давно.

Волна взметнулась вверх, порыв ветра швырнул в них клочья пены.

– Плохое время, – Золтан вытер ладонью лицо. – Мокрая зима. Начало декабря, а лёд ещё не встал. В другие годы в эти дни народ уже давно бы катался на коньках.

– На чём катался?

– На коньках. Такие штуки, как ножи. Их привязывают к башмакам и бегают по льду. Наверное, ты слышал поговорку: «Die verlt gaat op scaetsen» – «Мир катится на коньках»? Так вот, это про них.

Он помолчал. Перевёл взгляд на травника.

– Вот я и спрашиваю тебя: этот человек принял тебя как друга, помог тебе в беде и не попросил никакой платы. Неужели после этого тебе так важно, что у него между ног?

Жуга медлил с ответом.

– Ты говоришь о Гертруде то «он», то «она», – сказал он наконец. – Как мне теперь её звать?

– Ты сам ответил на свой вопрос, – вздохнул Золтан. – Человек, это ведь не только его естество. Одной одежды тоже недостаточно. Она живёт как женщина, двигается, говорит и мыслит как женщина. Те, другие, которые в тавернах подрабатывают шлюхами, они играют в это. Плохо ли, хорошо, но играют. Притворяются. А она не играет. Взгляни правде в глаза: Кай давно уже умер. Зови её Герта. Она будет тебе благодарна. Да, кстати, если говорить о любви… ты не одинок в своих страданиях.

– Что? – травник поднял голову. – Это ты о чём?

– О Вильяме. Похоже, он к ней тоже неровно дышит.

– Вилли?! Чёрт! – Жуга ударил кулаками в парапет. – Чёрт, чёрт! Только этого недоставало! Ну что за жизнь! Как только думаешь, что всё в порядке, всё тут же идёт наперекосяк.

– Похоже, то, как вы разделали Селёдку, произвело на него впечатление.

– Сопляк, – травник сплюнул. – Он так и не понял, насколько был близок к смерти. Да, это может добавить нам хлопот…

– Правду знаем только ты и я. Позаботься, чтобы Вильям не узнал.

Жуга медленно кивнул, глядя вниз, на холодную воду канала, и Золтан не стал продолжать разговор на эту тему.

– Я разузнал то, что ты просил, – сказал он вместо этого. – Цурбааген – город морской, молочные хозяйства здесь не в чести, сыров хватает привозных. Свой сыр здесь варит только Аксель Бауэр, причём три сорта. Говорят, вкусные, хотя я не пробовал. Это на восточной окраине, за сукновальней Гинбера. Выяснить было не так уж сложно. Вот только не могу взять в толк, зачем это тебе понадобилось.

– Там Арнольд.

– Что?

– Я сказал, что там Арнольд. Наверное, и Линора тоже там.

– С чего ты взял?

– Долго объяснять. Как туда пройти?

– Нет, погоди, погоди, – Золтан протестующе поднял руку. – Пусть даже ты прав, тебе нельзя туда! Наверняка он там не один. Я пошлю своих людей, они всё выяснят…

– Хватит, Золтан! – травник обернулся к нему с лицом мрачнее тучи. – Ты опять играешь в свою игру: всё у тебя по полочкам, всё расписано… А я так не могу! Твоя игра – это моя жизнь. Я боюсь опоздать. Ли плохо, но она ещё жива. Я должен успеть.

– Всё ещё хочешь вернуть её?

– Хагг, хватит! Хватит! – Жуга метнулся прочь от парапета. – Яд и пламя, как ты не поймёшь…

Отступая, он ненароком толкнул проходившего мимо человека. Обернулся, бросил устало: «Я извиняюсь» и двинулся дальше, но не тут-то было. Прохожий – одутловатый малый лет восемнадцати, добротно одетый и уже при мече, ухватил травника за полу рыжего плаща, рванул и развернул лицом к себе.

– Он извиняется! – воскликнул он и обернулся, апеллируя к дружкам, которые, как оказалось, следовали позади. – Ха-ха! Нет, вы только посмотрите на него! Он извиняется!

Те нестройно заржали. На скулах у травника заходили желваки.

– Я ведь, кажется, ясно сказал, что извиняюсь, – повторил он.

– А мне плевать, что ты сказал! – парнишка продолжал наседать на травника, с акцентом перекрикивая ветер. – Я не позволю… – он вынул меч. – И ты не сметь… не смеешь… Раз носишь меч, так вынимай его и дури… умрись как мужчина!

– Дуэль! Дуэль! – с восторгом подхватила пьяная компания. – Сражайтесь, чёрт дери!

От заводилы крепко разило табаком и пивом. Травник помедлил, исподлобья оглядел всех четверых.

– Что ж, – сказал он, – ладно. Пусть будет так.

Одним движеньем травник выхватил меч и с разворота перешёл в атаку. В три удара оттеснил противника к парапету и с коротким шорохом заплёл стальное кружево. Клинок забияки взлетел в воздух. Студиозус рванулся подхватить его, порезался и выронил опять, да так и остался стоять, глядя, как меч упал в воду и утонул.

– Моё почтенье, – травник отсалютовал, вернул меч в ножны и быстрым шагом удалился. Рыжее крыло плаща взметнулось на ветру и скрылось за углом. Три подгулявших парня оторопело смотрели ему вслед, забыв про своего дружка, который, пыхтя и ругаясь, зажимал порез на ладони. Золтан притворился, будто смотрит в сторону. Наконец они опомнились, шумно засуетились над раной и вскоре ушли.

Золтан задумчиво смотрел на переулок, в котором скрылся травник.

– Весь мир скользит по льду… – произнёс он негромко. – Может, не такая уж плохая штука эта АэнАрда? Неужели он таки понял, что нельзя делить людей только на чёрных и белых?

Мгновение он колебался, затем поглубже нахлобучил шляпу, запахнул плащ и решительно зашагал в другую сторону, бормоча себе под нос: «И сказал волк Красной Шапочке: «Вот эта дорога ведёт к твоей бабушке» и указал ей на длинную. А сам побежал короткой…»

С этими словами он ускорил шаг и растворился в мокрых сумерках зимнего Цурбаагена.

* * *

Снег сыпал серой пеленой, уже не крошками, но хлопьями. Стало ещё холоднее. Плащ травника набух водой. Проплутав примерно час, Жуга наконец выбрался на восточную окраину, где за маленькой церковью примостилось приземистое покосившееся здание сукновальни. От кладбища его отделял высокий полуразломанный забор, сквозь дыры в котором виднелись сараи, телеги и сваленный в углу двора мусор. В щелях меж ставнями мерцал неяркий свет. Работа здесь не прекращалась даже ночью. Плескалось колесо, сквозь шум дождя слышался приглушённый стук валяльных мельниц. Люди стремились урвать последние рабочие дни, прежде чем лёд скуёт ручей. Пахло жжёным деревом, мочой и мокрой шерстью, при каждом шаге под ногой хрустели головки ворсовальных шишек. Ошибиться было невозможно.

Дальше путь преграждала вода. Жуга огляделся в поисках моста или обходной дороги, ничего не нашёл и решительно полез через забор. Таиться не имело смысла – судя по истоптанной глине, этим путём пользовались часто. Жуга остановился, соображая, куда идти теперь. Этот район города был ему совершенно незнаком. Он двинулся в обход сукновальни, вскоре оказался у распахнутых ворот, прошёл сквозь них и дважды повернул. Чуть выше по течению ручья его взгляду открылся двухэтажный дом, отделанный фахверком с белой штукатуркой. Вывеска с надрезанной на скибку сырной головой, похожая на ухмыляющуюся рожу, говорила за себя: перед ним была сыроварня. Жуга помедлил у дверей, поправил меч и постучался.

После недолгой тишины послышались шаги.

– Кого там носит в такую собачью погоду?

Голос был слегка надтреснутым – говоривший был простужен. Жуга замешкался; он не подумал, что сказать заранее.

– Передайте Арнольду, что его ищет Лис, – сказал он.

– Какой ещё лис?

– Соломенный.

Возникла удивлённая пауза.

– Нету здесь никакого Арнольда, – опять занудили за дверью. – Проваливай. Если сыру нужно, завтра приходи.

– Да не нужен мне ваш сыр! – разговор помаленьку начинал Жуге надоедать. – На днях вы взяли нового работника. При нём девчонка. Скажи ему, пусть выйдет. Надо поговорить.

– Вот завтра и поговоришь. Давай дуй отсюда подобру-поздорову…

– Открыл бы лучше. Я ведь дуну, так домик развалится.

– Иди, иди.

– Ах, так…

Недолго думая, травник вытащил меч, коротким ударом вогнал лезвие между неплотно сбитых досок и методично принялся выпиливать замок. Сырое дерево крошилось с мягким хрустом.

– Э! Э! – засуетились с той стороны. – Ты чего? Куда пилой полез? С ума сошёл?! Ты мне всю дверь поломаешь! Ах, чтоб тебя… Да погоди ты!

Травник прекратил орудовать мечом. Залязгали засовы. Дверь распахнулась, в коридоре замаячила бледная физиономия привратника. Глаза его испуганно таращились во тьму.

– Кто здесь?

– Я уже представился, – Жуга отодвинул его плечом и вошёл. – Где люди?

– Наверху… Ох, господи, да что это делается…

– Дверь можешь закрывать: я один. Свет не нужен.

Обширное помещение первого этажа загромождали длинные столы и бродильные чаны. Над плитой виднелся край котла, вмурованного в печку, котёл прикрывала крышка. В углу громоздились мешки. Дальнюю стену занимали полки с посудой и этажерки с формовочными рамками. В воздухе витал кисловатый дух недобродившей сыворотки. Единственная лестница вела наверх, никаких признаков подвала не наблюдалось. Сверху слышались шаги, стук посуды. Спускаться никто, однако, не спешил. Жуга вложил меч в ножны и поднялся на второй этаж.

Рабочие и подмастерья в таких цехах обычно жили здесь же, спали в одной комнате. Так было и тут. Горел камин. Шесть человек сидели за столом у общего котла (хозяин, видимо, имел отдельный дом и уже ушёл). Шесть лиц повернулись к Жуге. Ложки замерли в воздухе.

Травник медленно оглядел всех шестерых.

– Я никого не трону, – сказал он. – Мне нужен работник, который пришёл к вам недавно с девчонкой. Где он?

Рабочие угрюмо переглянулись. Один сплюнул.

– Говорил я, что от этой девки будут одни неприятности, – сказал он, глядя мимо травника. – Так я и знал. А всё ты, Йоганн: «Сыр некому таскать! Воду некому носить!»

– Вон там они, – указал другой на дальнюю дверь.

Вопреки опасениям травника, все шестеро сидели как вкопанные, и даже когда он прошёл к двери, не двинулись с места.

На стук открыл Арнольд.

– Ты?! – он всмотрелся травнику в лицо. – Нашёл всё-таки…

– Где Линора?

Тот помедлил. Поглядел на рукоять меча, торчащую у травника над плечом. Отступил в глубь комнаты.

– Входи.

В тесной комнатушке было тихо и темно. Горела свеча. Линора лежала на кровати. Волосы девушки рассыпались по подушке, хрупкое лицо казалось бледным и безжизненным. Травник откинул одеяло, медленно и острожно развязал у неё на груди рубашку. Обнажилась маленькая острая грудь и ранка рядом с нею – небольшое тёмное отверстие. Ни гноя, ни крови. Дышала Нора очень медленно, кожа её была суха и холодна, пульс едва прощупывался. На прикосновения она не реагировала.

– Аннабель, – позвал негромко травник.

– Она тебя не слышит, – глухо сказал Арнольд, сжимая и разжимая кулаки. – Это моя вина. Я думал, что смогу её выходить, но ей так и не стало лучше.

Он помолчал.

– Мне кажется, она умирает.

Травник принакрыл свечу рукой. Тени заскользили по стене. Сквозь ярко-розовую плоть ладони проступили тёмные костяшки пальцев.

– Она переживёт и тебя, и меня.

– Ты… – Арнольд вскинулся и подозрительно прищурился на травника. – Что ты хочешь сказать? Ты можешь ей помочь? У тебя есть лекарство?

Жуга кивнул:

– Есть.

– И оно… – Арнольд облизал пересохшие губы. – Оно сейчас при тебе?

– Оно всегда при мне, – травник поднял взгляд. – Дай нож.

– Зачем тебе нож?

– Молчи и не мешай!

Жуга сбросил плащ и засучил рукав рубахи. Резко сжал-разжал пальцы, нацелил лезвие и одним коротким движением вскрыл вену. Закапала кровь, чёрная в свете свечи. Арнольд ошеломлённо наблюдал, как травник протянул руку и задержал её над приоткрытыми губами девушки. Потянулись минуты.

– Как долго… Сколько этого ей нужно? – прошептал Арнольд.

– Не знаю. Может быть, немного. Будем ждать. Ты зря ушёл из «Пляшущего Лиса».

– Я больше не играю в ваши игры! Для меня важнее Нора. Я и сейчас пустил тебя к ней только потому, что больше не было надежды. Если ты думаешь…

– Я ничего не думаю.

Голос травника был холоден и тих. Словно устыдившись собственного крика, Арнольд умолк. Перевёл взгляд на девушку.

– Почему это случилось? – спросил он. – Я никогда не видел, чтобы рана так долго не заживала. Из неё будто высасывают силы… Зачем ты это делаешь?

– Она искала кровь.

– Зачем? Я никогда не замечал за ней ничего такого.

– Её ранили, она не соображала, что делает. Её влекло чутьё. Так больная собака ищет целебную траву. Ей не надо было трогать Тила.

Жуга стоял, полузакрыв глаза. Кровь капала с руки. Арнольд всерьёз опасался, что травник сейчас упадёт; он даже подался вперёд, чтоб подхватить его, коль тот лишится чувств.

– Тил? При чём тут Тил?

– Он эльф. Их кровь – яд для таких, как Нора.

– Для таких, как… Я не понимаю, – взгляд Арнольда стал беспомощным. – Кто она?

Жуга не ответил. Как раз в этот момент Линора сглотнула. Кончик языка скользнул по окровавленным губам. Дыханье стало глубже. Ещё минута – и глаза её открылись.

– Кто… – Нора закашлялась и сделала попытку приподняться. – Где я?

Жуга убрал руку. Вгляделся в широко раскрытые глаза девушки.

– Это я, Ли. Я. Ты узнаёшь меня?

– Да.

– Как ты себя чувствуешь? Принести воды?

– Ещё… – еле слышно прошептала та. Глаза её неотрывно следили за кровоточащим надрезом, жадно провожая каждую каплю. – Дай ещё…

– Боже правый… – пробормотал Арнольд, глядя, как Линора приникла к ране. Кожа девушки порозовела. След от ранения стрелой затягивался буквально на глазах.

– Выйди, – коротко бросил ему Жуга.

– Что?

– Оставь нас. Выйди. Подожди снаружи. Я не причиню ей вреда.

После недолгих колебаний силач послушался и вышел.

Наконец Линора откинулась на подушку.

– Зачем… ты… пришёл?

– Так было нужно, – пачкая кровью рубаху, Жуга достал из-за пазухи загодя приготовленную тряпку и перевязал рану. – Ты что-нибудь помнишь? Тогда, в дороге?

– Стрела… И Олле. Олле говорил со мной… – Линора снова обвела глазами комнату. – Где я? Что со мной?

– Всё хорошо, Ли. Это сыроварня Бауэра в Цурбаагене.

– Сыро… варня?

– Да. Тебя принёс сюда Арнольд. Тебе опять понадобилась кровь, и ты укусила Телли. После было плохо.

– Телли… Почему его? – она откинулась на изголовье. – Он жив? Я ничего не помню… Ничего не помню. Где он?

Травник затянул зубами узел. Ничего не ответил.

– Что теперь со мной будет?

– Не знаю. Может быть, всё будет хорошо. Я думаю, Арнольд тебя не бросит до тех пор, пока…

Он не договорил и смолк. Повязка на его руке медленно набухала красным. Линора вновь сглотнула и отвернулась.

– Ты снял заклятие?

– Нет. Ты сама его разорвала. Я слишком поздно догадался, чуть не опоздал. Ты уже впадала в сон.

– Сон вампиров, – она содрогнулась. – Это ужасно. Всякий раз… Жуга, я себя сейчас чувствую так, будто это снова впервые. Я тебе не рассказывала… Он… его звали Тобиас, он был… был первый. Он тоже был такой, как я.

Жуга молчал.

– Они поймали нас, – продолжала та. – Мы были слишком неосторожны тогда. Мы умерли быстро и страшно и воскресли в разные ночи. Я никогда его потом не видела, но часто… часто… Мне страшно, Жуга!

– Это пройдёт, – травник мягко высвободил руку из её цепких пальцев. Провёл рукой по её тёмным волосам. Нагнулся, подобрал свой плащ. – Не вспоминай об этом. Будь осторожна и не бойся прошлого.

– Ты уходишь?

– Да. Я должен. Меня ждут.

– Жуга, не уходи… Не надо. Побудь со мной ещё немного.

Травник остановился в дверях. Покачал головой:

– Нет, Ли. Теперь ты свободна от меня – кровь породнила нас, она же разорвала наши узы. Будь счастлива.

Дверь за ним закрылась.

Арнольд с кувшином в руках встретил его у двери.

– Как она?

– Поправится, – сказал Жуга. – Ты пойдёшь со мной?

– Чего бы ради?

– Мы должны доиграть, нам нужна твоя помощь.

– Я не поеду с вами, – Арнольд помотал головой. – Никуда. Останусь с ней.

– Что ж, – Жуга помедлил. – Значит, так тому и быть. Мне жаль.

– Я найду тебя… – начал было Арнольд и осёкся под холодным взглядом травника.

– Прощай, – сказал тот.

Шесть рабочих и привратник сидели над остывшей похлёбкой. Лица у них были угрюмые и насторожённые. Травник, как ни ослабел от потери крови, нашёл в себе силы удивиться, насколько робкими оказались семеро здоровенных мужиков. Меч даже не потребовалось вынимать.

Пошатываясь, он прошёл мимо них, спустился по лестнице и вышел в ночь.

Никто не посмел его остановить.

* * *

Золтан спрыгнул на пол, отряхнул с одежды пыль и паутину. Помедлил, оглядел серые, искажённые лица и усмехнулся. Опустил арбалет.

– Господа сыровары, – он изобразил поклон, – я вас больше не задерживаю. Можете ложиться спать. Всего хорошего!

Он забросил арбалет за спину и обернулся:

– Герта! Идём.

* * *

– Ты его не видишь?

– Нет.

– Чёрт… Мы должны его догнать. На таком холоде он долго не протянет. Как думаешь, много он крови потерял?

– Думаю, порядочно. Примерно с тазик будет, бритвенный. По-твоему, мы правильно идём?

– Если только он опять не полез через забор. Дай мне арбалет.

– Не надо. Я сама.

– Дай, говорю. Не время спорить.

– Золтан, перестань! Я ничуть не слабее тебя, уж ты-то мог бы знать.

– Опомнись, Герта! Женщина с оружием! Ты сейчас похожа на разбойницу, нам только не хватает, чтобы кто-нибудь тебя увидел.

– Да кто нас сейчас увидит, кто? В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выставит. Ох, господи, холодно как, аж в затылке ломит… Она когда-то была с ним?

– Линора? Да. Жуга любил её, потом они разошлись, а когда он вернулся, она уже нашла себе другого.

– Бедный парень… Хотя это как посмотреть. Девочка – типичный вампир, но она не столь опасна, сколь непредсказуема. Странные создания. На самом деле кровь для них – не главное. Если вампира-мужчину подпитывает агония смерти, то женщину – экстаз любви. Это и проще, и безопаснее. Правда, бывают исключения.

– Он снял заклятие.

– Я знаю, я подслушивала. Навряд ли его можно снять, это бы её уничтожило – там слишком сильная основа. Что-то очень древнее… Скорее всего, вначале он тоже использовал кровь, а теперь просто перекрыл канал. Он быстро учится. Невероятно быстро для простого amico dei semplici.

– А что ты думаешь о нём самом? Как он тебе?

– Трудно сказать. Очень неглуп. Вспыльчив, как все горцы, но привык держать себя в руках. Уменья мало, но чутьё на уровне звериного. Огромная магическая сила. Грубая, спонтанная, совершенно дикая. Он как дыра в какой-то колодец. Ума не приложу, как он с ней справляется.

– Это ты серьёзно?

– Абсолютно. Представляешь, мне пришлось выбросить пентакль: он совершенно затупился. В магическом смысле, естественно.

– А, так ты всё-таки уговорила его.

– Да. Я… Постой-ка. Что это?

– Где?

– Вон, в переулке. Видишь, лежит?

Под тонким слоем снега проступали очертания человека. Хагг с Гертой перешли на бег.

Жуга скорчился у стены, прижав к животу перевязанную руку. Глаза его были закрыты, на бровях и ресницах серебрился снег. Золтан перебросил арбалет за спину, опустился на колено. Тронул за руку: «Живой». Они переглянулись. Золтан покачал головой, отвечая на немой вопрос.

– Нет, – сказал он. – Очень далеко. Несём к тебе.

Вдвоём они подняли травника, подхватили под руки с двух сторон и со всей возможной скоростью направились на север.

* * *

– Чёрт знает, что творится! Дурак! Мальчишка! Цирюльник хренов! Это же надо, до чего додумался – вену вскрыть! Чем ты думал? Ты мог замёрзнуть насмерть!

Трещал огонь. В маленькой комнате быстро теплело. Плащ травника, штаны и башмаки сушились на верёвке, а сам Жуга, укутанный в толстый вязаный шарф с узором из снежинок, сидел у камина и с угрюмым видом пил настой шиповника из чашки. Поднял взгляд.

– Чего ты бесишься? – сказал он хрипло. – Не замёрз ведь.

– Ага, конечно, – Золтан остановился, поворошил поленья сапогом и плюнул в камин. – Полежал бы, отдохнул и дальше пошёл. Хватит, слышали уже.

– Может быть, и так.

Золтан нахмурился, покачал головой.

– Ты обнаглел, Жуга. Ты что же, думаешь, если Олле наболтал ерунды, так с тобой уже и не случится ничего? Да если бы мы за тобой не присмотрели, чёрта с два бы ты оттуда выбрался! Думаешь, так бы они и сидели там, семеро по лавкам, если бы не мы?

Травник поставил пустую чашку рядом с креслом. Провёл рукой по волосам, кашлянул в кулак. Поправил шарф.

– Хагг, я устал, – сказал он. – Давай не будем больше об этом. Олле говорит загадками, но их можно разгадать. Пока он меня ещё не обманывал.

– Ну так обманет. Да и не о том я. Чёрт с ним, с Олле. Почему тебе так обязательно всё делать одному? Когда ты наконец научишься доверять другим?

– На себя посмотри.

– Что?

– Ничего. Я доверял когда-то, но теперь не верю никому. И хватит ходить за мной и делать из меня дурака.

– Да из тебя и не надо его делать! – Золтан снова потряс кулаками. – Нет, это поразительно, насколько порой правая рука не знает, что делает левая…

– Ну, хватит, – вмешалась наконец Гертруда, с любопытством слушавшая их разговор. – Завтра выясните, кто из вас дурак, кто нет. Моё предложение такое: вода уже согрелась, я сейчас лезу в ванну, потом, пока я буду сохнуть, мыться полезет Жуга. Золтан, присмотришь за ним, а то ещё утонет… Потом искупаешься сам. Тем временем я ужин соберу.

– Бр-р… – Жуга демонстративно содрогнулся. – Как сложно-то!

– Да уж, – поддакнул Золтан, – только женщина могла придумать такой зловещий план. А может, не надо его в ванну, вдруг у него опять кровь потечёт?

– Не потечёт. Впрочем, я могу попробовать заживить.

– Ну уж нет, – сердито фыркнул травник из шерстяных глубин шарфа. – Крови от этого не прибавится, а рука и так заживёт. Налей-ка лучше мне ещё вот этого, а то меня знобит.

– Ещё бы не знобило! – усмехнулась Герта. – Может, кофе сделать?

– Ну его.

– Раз так, я пошла.

Жуга и Золтан остались одни.

– Ты с самого начала знал, что это ей поможет?

– Кровь? – Жуга глотнул из чашки. – Нет. Мне Олле подсказал. «Лекарство при тебе сейчас», – помнишь эту строчку? Я долго голову ломал, что это за лекарство, а потом как стукнуло – ведь он сказал: «сейчас»! То есть, понимаешь, когда он мне всё это говорил, оно уже было при мне, вернее, во мне. А кто у нас больной? Ли, больше никого. Осталось только узнать, где она, а тут Яльмар со своим молоком и сыром. Вот я и догадался.

– А при чём тут сыр?

– А, – отмахнулся травник, – это Арнольд без ума от сыра. А Олле сказал: «Где скисло молоко».

– Он сказал: «Попутчика себе найдёшь», – уточнил Золтан. – И где он?

Жуга пожал плечами:

– Арнольд не захотел идти, но, может, ещё передумает, – он потряс головой. – Не знаю. И вообще, надо сперва решить, куда ехать, а потом уже думать о попутчиках.

– Ну, если ты всё ещё веришь Олле, то на запад.

– Легко сказать. А куда именно?

– Далеко.

– Понятно, – хмыкнул травник. – Куда подальше, в общем. Подай мне кувшин.

Золтан передал и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Вздохнул.

– У Герты в книгах надо посмотреть, – сказал он наконец. – А, вот и она. Гертруда! У тебя в хозяйстве карты есть?

– Карты? – Герта выглянула из-под полотенца, которым вытирала голову. – А, ты имеешь в виду Таро?

– Нет-нет, – поморщился Золтан, – я не о том. Морские карты. Нам нужно глянуть кое-что.

– Не знаю… Где-то были.

– Тогда моё предложение такое: сейчас я заталкиваю этого в ванну и присматриваю, чтоб он не утонул, ты вытаскиваешь свои карты и, пока я купаюсь, вы смотрите, что к чему. А после мы все вместе готовим ужин.

– Так мы никогда не поедим, – запротестовала та.

– И не выспимся, – добавил травник.

– Тогда решай сама. Жуга! Вставай, пошли.

…Вернувшийся травник застал Гертруду склонившейся над ворохом разрисованных пергаментных листов. На столе, на деревянном блюде были сыр, зелёные яблоки, коврига хлеба, холодный мясной рулет и маринованный язык.

– Сыр с сыроварни? – мимоходом поинтересовался Жуга, отщипнув кусочек.

– Угу, – кивнула Герта. – Золтан прихватил. Садись, закусывай. Я овощи поставила тушиться.

– Что с картами? Нашла чего-нибудь?

– Нашла. Только не знаю, чем это может вам помочь. Вот, взгляни сам.

На толстом, пожелтевшем от времени свитке пергамента каллиграфически были выписаны в столбик названия. Местами была добавлена ещё пара строк, а в целом всё выглядело как список товаров в лавке.

– Что это?

– Пейтингеровы таблицы, – пояснила Герта.

– Да, но зачем они?

– Ну, это список населённых мест и описание берегов. Они очень старые и надёжные, но для плавания в открытом море не годятся. А вот карты. Эта самая древняя, но здесь ты морей не найдёшь. Здесь тоже, зато здесь части света: Европа слева, Африка справа и Азия вверху. Они неточные, но для школ ещё годятся.

– Азия, Африка… – растерянно повторил Жуга. – А это что за парочка? – он указал пальцем.

– Адам и Ева в райском саду.

– М-да… – Жуга прошёлся пятернёй по волосам. – Сдаётся, так мы никуда не приплывём. Разве что в райский сад. А поновее нет чего-нибудь?

– Есть, конечно. Только они ничем не помогут – слишком сложные. А что касается запада, там только море.

– Покажи.

– Вот, – Герта расстелила на столе лист пергамента и придавила загнувшийся краешек арбалетом. – Карта Макробио. Вот Британия. Южнее – Испания и Португалия, а дальше – Африка и Антиподы через океан.

– Анти… кто?!

– Не важно. А вот арабские карты, у этих всё наоборот – Европа с Азией внизу, а Африка – вверху. Есть ещё навигационная карта, но она только для Северного моря. Здесь, в основном, вода и обозначенные мели и течения.

– А мы где?

– Мы? Сейчас найду. Гаага… Роттердам… Остенде… Вот.

– А вверху что?

– Там острова. Ирландия, Исландия… Но это уже север, Дальняя Тула.

– Дальняя? – хмыкнул травник и задумался. – Дальняя… А это что внизу за клин?

– А, это Индия, это уже восток.

– То есть как это? – опешил травник. – Запад, запад и вдруг – восток?

– Это долго объяснять. Земля, она ведь круглая, и если плыть в один конец, то рано или поздно окажешься на другом.

– Яд и пламя, ты меня совсем запутала. В жизни не думал, что Земля такая большая. Но должен же он где-то кончаться, этот запад! – Жуга помедлил. – Куда ехать-то?

– Честно говоря, не знаю, – призналась Герта. – Но затея мне не нравится. Моря и так опасны, а зимой вдвойне. Одни штормы чего стоят, о пиратах я вообще не говорю. А ведь есть ещё левиафаны, дельфины и разные прочие чудища – кракены, морские змеи…

– Про морских единорогов я слыхал, об остальных не знаю. Но ведь плавают люди, значит, и я смогу. Хотя, конечно, не хотелось бы зимой.

– Послушай, Жуга, – Гертруда подалась вперёд, – почему ты всё время говоришь «яд и пламя», когда другие, скажем, чёрта поминают?

– Да тебе что за разница? Мальчишкой был, змея покусала. Дед выдавил яд, а остатки выжег. Гвоздь раскалил и выжег. И приговаривал: «Запомни, парень, яд и пламя завсегда друг дружку ломят».

– Ну и что?

– Да ничего. Запомнилось. Я орал, а он всё говорил, говорил… – травник помолчал и после паузы закончил: – Вот так всю жизнь потом и выбираешь – или смерть, или боль. Яд или пламя.

Отряхиваясь, в комнату вошёл Золтан и наклонился над столом.

– А вот и я. Ну, как, разобрались? О, да у вас тут весь мир на столе разложен! Чего надумали?

– Ничего нового, – вздохнул Жуга. – Одно понятно – надо плыть. И чем скорей, тем лучше. Рик засыпает, а игра ещё не кончена. Да и Тил в последние дни чудит… Поговорить бы с ним, да некогда.

– Плыть надо, это факт, – поддакнула Герта и задумалась, – хотя я не представляю, где мы найдём такого идиота, который рискнёт плыть зимой на запад.

Золтан и Жуга переглянулись.

– Я думаю, искать не придётся, – сказал травник. – Есть у меня на примете один. И знаешь, Герта, он совсем не идиот.

* * *

– Один и Фрея, ты с ума сошёл! Я что, по-твоему, похож на идиота? Если это шутка, то дурацкая. Нет? Тогда сама затея дурацкая. И вообще, Жуга, что с тобой творится в последнее время? Я тебя не узнаю. Раньше ты ступить на палубу боялся, а теперь собрался плыть невесть куда. Притом когда – зимой! Нет, ты определённо спятил. Да не знаю я земель западнее, я тебе не Эрик Рыжий, я туда не плавал. Что ты мне тычешь эту доску? Да будь их хоть штук десять, этих досок, я бы всё равно не поплыл. Если тебе так хочется, садись на эту свою доску и плыви! Размахивает тут своей доской… Исландию ему подавай. А что, если мы не дойдём? Если в пути пропадём? Что… Да плевать мне на деньги, мертвецу деньги не помогут. Ну и что, что зимой цены дороже? Да. Нет. Не знаю. Отстань ты со своим драконом! Хватит с меня ваших волшебных штучек, Хёг вас задери… Ха! Карта… Карта – это ещё не земля, это лист бумаги. Ты только посмотри, какие морды там нарисованы. Что? Ветры? Ну если ветры, тогда пусть. Да был я, был в Исландии. Что возил? Доски возил, лес. Дерево. Да не растёт там ни черта, вот и возил! Был викинг, да весь вышел, я теперь честный торговец. Британия? При чём тут… А, понятно. Ну, это если здесь железом загрузиться и стеклом, и после – на Стил Ярд, в Британию, там железяки обменять на дерево, потом в Исландии стекло и дерево – на шерсть, а шерсть потом везти в Норвегию… Не-ет, вы с ума сошли. И ты, и Золтан. Корабль просто так не снарядить, где я вам столько денег возьму? Товар-деньги-товар, без этого никак. Дело должно крути… Сколько?! Гм! Однако… И что я всё время с тобой так вожусь, сам не пойму. И ведь не угомонитесь, я вас знаю – другой корабль наймёте и потонете к чертям… Ну, что примолкли? Так мы плывём или не плывём? Я не хотел?! Когда?

Все возражения и аргументы травника тонули в громогласных рассуждениях: варяг, если кого и слушал, то самого себя. Спор, как и ожидал Жуга, оказался бурным, но на удивленье плодотворным. Казавшаяся сперва безнадёжной затея травника всё больше обретала плоть и кровь. Уже через час загоревшийся новой идеей Яльмар промочил горло двумя-тремя кружками пива и отправился в порт проверить, как там его кнорр.

Едва лишь дверь за викингом закрылась, Золтан в изнеможении откинулся к стене.

– Уф, надо же! – он вытер пот. – Уговорили! Сам себе не верю.

– Да, с Яльмаром спорить – себя не уважать, – признал Жуга. Тронул пальцем шесть параллельных царапин, оставленных на столешнице шипастым браслетом викинга, и вздохнул. – Знаешь, Золтан, я вот думаю порой: если двух таких свести, что будет?

– Что будет, что будет… – хмыкнул тот. – Драка будет. Потом попойка. Или наоборот – сперва попойка, а потом драка.

– А потом?

– А потом ничего не будет. Что сразу не сломают, на завтра оставят. Надеюсь, ты не собираешься устроить подобное в моей харчевне?

– Боже упаси! И в мыслях не было, пока ты не сказал…

– Слушай, Жуга, я когда-нибудь тебя убью с твоими шутками! Так, ладно. Полдела сделано, очередь за деньгами. Ну, положим, сотни две я с должников стрясу… Чёрт, всё равно маловато будет. Да, всякое мне приходилось делать, но корабли снаряжать!.. Ещё с полсотни, правда, можно наскрести – есть у меня один купчишка на примете, Йозеф Рабль. Попался мне однажды: торговал поддельным шафраном. Если бы о том узнали, то сожгли бы на костре вместе с негодным товаром или в землю живьём закопали. Я его тогда отмазал, но пообещал, что как-нибудь приду… А ты что делать думаешь?

– У меня – вот, – травник протянул Золтану мешочек.

– Аллах милосердный! – охнул тот, заглядывая внутрь. – Цехины Соломона! Я их раньше видел только на рисунках… Это же целое состояние! Где ты их раздобыл?

– В пустыне. Помнишь, я про собак рассказывал? Здесь пятьдесят монет. Но тратить их нельзя – стоит их разменять, появятся собаки.

– В самом деле? – Золтан поднял бровь. – Тогда зачем ты их взял?

– На всякий случай. Врагам подкинуть или ещё для чего. Я мог бы взять тарелку, золотую цепь или кувшин, но тогда решили бы, что я кого-то обокрал. А так это просто деньги. Потом, они и места меньше занимают.

– Вот, значит, куда тебя занесло… Да, это нам без пользы. Хотя постой… Есть! Придумал. Мы сможем их использовать, не тратя.

Травник опешил.

– Как это?

– Увидишь.

Травник нахмурился, хотел ещё спросить, но тут дверь комнаты распахнулась, и на пороге показался Тил. Выглядел он несколько растерянным. За спиной его маячил Вильям.

– Жуга, – позвал Тил, завидев травника, – иди сюда. Тебе надо это увидеть.

* * *

Утробный голос викинга гудел и грохотал, как ветер в штормовую ночь, отбрасывал назад, лишь только открывалась дверь. Его собеседников не было слышно. Тил вздохнул и отступил в глубь комнаты, решив дождаться более удобного момента для разговора.

Комната была пуста. Три гнома, посовещавшись, заявили утром, что «гостевание слегка подзатянулось», после чего собрались и ушли, к вящей радости хозяйки. Дракон спал. И только Вильям с задумчивым видом сидел у окна, перебирая струны. С тех пор, как травник вернул ему наконечник стрелы, а после долго говорил о чём-то за закрытой дверью, Вильям сделался задумчив и молчалив.

Ждать было холодно. Тил придвинул свечу, накрыл её руками. В ладонях отразился жар, растёкся, побежал к плечам. Тил бросил взгляд на доску, мерцавшую в полутьме полированной костью фигурок. Дверь хлопнула, подуло сквозняком. Пламя заплясало. Тил закрыл глаза. Не помогло. Три язычка, кружась, зелёным эхом пламени светились в темноте закрытых век. В груди образовалась пустота. Жар передвинулся к вискам. На краткое мгновенье Телли овладел испуг, затем из глубин прошлого пришло умение гасить фальшивый страх; он двинулся вперёд и вновь увидел свет. В клубящемся дыму искрились тени, язычки свечей размножились, распались на куски, окрасились в три цвета. Мир раскатался в плоскость, сотни линий уходили в никуда. Свет. Темнота. Огонь. Он вдруг почувствовал себя другим – упругим, лёгким, гибким, с головы до кончика хвоста закованным в броню, растянутую струнами звенящих сухожилий. Миг слияния прошёл неслышно, незаметно, и Тил с замирающим сердцем ощутил вдруг странную привычность этого момента.

Была игра. Движение в тумане. Неслышно утекало время. Фигурки оживали, тёмные, безликие и в то же время странно знакомые – уже не фигурки, но фигуры. Телли знал, что ход он сделал, очередь за противником, и когда одна фигура двинулась к другой, со страхом понял, что́ сейчас произойдёт. Защита – хитроумная, невероятно сложная защита белых запуталась сама в себе. Он потянулся вперёд…

Огонь обжёг ладони. Тил вскрикнул и с шипением втянул сквозь зубы воздух. Потряс руками. Послышался сухой отрывистый стук, Телли машинально бросил взгляд на доску и оцепенел: фигурка воина лежала на боку.

Тил повернул голову и взглядом встретился с открытыми глазами Рика.

Дракон проснулся.

Он хотел есть.

* * *

Фигурка воина из жёлтой кости в загорелых пальцах травника казалась белой ослепительно. Жуга держал её осторожно, но крепко, словно боялся, что она вдруг выскользнет из рук и убежит. Только теперь Тил углядел повязку у него на руке – плотную, широкую, испятнанную кровью. Вчера её не было. Телли разобрало любопытство, но расспросить Жугу он не решился – травнику сейчас явно было не до того. Золтан принёс ещё одну свечу, но зажигать её не стал, вместо этого перенёс доску на подоконник. Туда же, соответственно, переместились остальные и сгрудились у окна. Дракон остаться в комнате не пожелал и тоже перебрался вниз. Его жёлтые с прозеленью глаза были лишены всяческого выражения. Тил вздрогнул и отвёл взгляд.

Все молчали, ожидая, что скажет Жуга. А тот вертел фигурку так и сяк, рассматривал её со всех сторон и на просвет, выстукивал ногтем. Одно мгновение казалось, что он намеревается попробовать её на зуб, однако до этого не дошло, и травник, так и не найдя каких-либо изъянов, поставил её на стол. Посмотрел растерянно на Золтана.

– Отвалилась… – пробормотал он. Прошёлся пятернёй по волосам. – Это чёрт знает что, Золтан, она отвалилась! Отпала! – он обернулся: – Тил, как это случилось?

– Я задел, она упала, – угрюмо ответил тот. О том, что было до того, Тил предпочёл умолчать, но Жугу, похоже, устроило и такое объяснение, тем более что Вильям молчаливым кивком подтвердил его слова.

– Но почему? Ведь что-то произошло!

– Я думаю, размен, – вмешался неожиданно Вильям. – Ты помнишь, что сказала Герта? Подумай сам, ведь воины стояли рядом. Воин белых срубил чёрного, а потом одна из чёрных фигур срубила его самого.

– Но это же Арнольдова фигурка! Значит, он решил выйти из игры?

Золтан покачал головой:

– Выйти из игры нельзя, его срубили. Осталось только четыре фигуры, – он помолчал. – Игра кончается, Жуга. Вам придётся дальше играть без него.

– Размен… – Жуга нахмурил лоб. – Срубили… Но это значит, что перед тем, как воины… Яд и пламя! – он ошарашенно уставился на Золтана. – Линора!

Он шагнул к двери. Хагг заступил ему дорогу.

– Пусти.

– Не ходи туда, – сказал Золтан, – не надо.

Челюсти травника сжались.

– Уйди с дороги! Ты ничего не понимаешь. Я должен быть там.

– Это ты ничего не понимаешь! Ты один раз уже побывал там. Хочешь ещё? Ты ничего не сможешь сделать, ничем не сможешь им помочь. Ты…

Жуга ударил первым. Золтан вскинул руку и отбил. Оба смешались в быстрой схватке, ударились о стену, повалились на пол. Замерли на миг, нелепо вывернув друг другу руки, вырвались и вновь обменялись ударами – молча, коротко, почти неуловимо. Сцепились снова. Двигались они так быстро, что взгляд не поспевал за ними. Золтан увернулся, пропустил удар, а в следующий миг вскрикнул и с грохотом отлетел в угол. Привстал, держа одной рукой другую, с удивлением взглянул сначала на неё, потом на травника. Вся схватка не заняла и десяти секунд, Телли и Вильям не успели даже рта раскрыть.

– Дурак, – сказал вдруг голос в тишине.

Травник обернулся.

В распахнутых дверях корчмы стояла Герта. Помедлила мгновенье, быстрым взглядом обвела корчму и шагнула через порог. Сбросила шаль на плечи.

– Что ж ты встал? – сказала она. – Давай продолжай в том же духе. Стукни теперь меня, если хочешь. Я так и знала, что случится нечто подобное. Что произошло, Золтан? С чего переполох?

Золтан медленно встал, всё ещё с недоумением разглядывая руку. Покосился на Жугу, который с угрюмым и слегка растерянным видом стоял в стороне, и снова повернулся к Герте.

– Воин вышел из игры, – сказал он коротко, – слетел с доски… – Хагг поморщился и опустился на скамейку. – Чёрт, Герта, он мне, кажется, руку сломал.

– Ах вот оно что! – хмыкнула та, переводя взгляд на Жугу. – А ты не придумал ничего лучшего, кроме как на друзей бросаться? Опять решил, что можешь всё исправить? Ты что же, думаешь, можно провести всю игру без потерь? Ты тоже хорош, Золтан. Не надо было его останавливать. Пусть бы шёл.

В голосе гадалки звучали раздражение и злость. Жуга по-прежнему молчал, глядя, как Гертруда осматривает и ощупывает руку Золтана. Тот кривился и сосал воздух через стиснутые зубы.

– Мне… казалось, что я должен быть там, – сказал наконец травник. – Даже если Нора и Арнольд… покончили друг с другом.

Последние слова дались ему с трудом, Вильяму показалось, что отчасти это прозвучало как вопрос. Гертруда покачала головой.

– Я ничего о них не знаю, – сухо обронила она. – И ходить на сыроварню не советую, вряд ли они ещё там. Взгляни, – она кивнула на его повязку, – у тебя опять кровь пошла. Ну что мне с вами делать? Вы как дети оба, и ты, и Золтан. Вы договорились насчёт корабля?

Золтан кивнул.

– Да. Яльмар согласился плыть.

– Яльмар… – Герта нахмурила брови. – Кто он? Из Исландии?

– Норвежец. У него свой кнорр.

– Что ж, это хорошо. Раз так, может, и доплывёте. Во всяком случае, скоро узнаете, так ли ваш приятель хорош, как вы думаете. Если нет, пойдёте на дно, и тоже очень скоро… Гм! В самом деле перелом. Причём, в двух местах… Тил, Вильям! Попросите у хозяйки чистых тряпок и дощечку поровнее. Кстати говоря, где ваш дракон?

Все торопливо огляделись. Рика в корчме не было.

– Должно быть, наверху, – предположил Вильям. – Хотя я не видел, чтобы он карабкался по лестнице…

Из-за стены донеслись гулкий медный звон и грохот бьющейся посуды. Тил охнул, сделал круглые глаза и опрометью бросился на кухню.

* * *

Ближе к ночи стало холодать, Золтан растопил камин. От Агаты еле удалось отбиться – дракон так похозяйничал на кухне и в кладовке, что часть припасённых для похода денег пришлось потратить на приобретенье новой утвари и припасов взамен уничтоженных. Вдобавок, Рик разворотил плиту, и ужин пришлось готовить на открытом огне. Впрочем, такой опытной хозяйке, как Агата, это не особо мешало – из кухни доносились аппетитные запахи, и даже в зале было слышно, как скворчит на решётке горячий флеккен . Остро пахло чесноком. Корчма была пуста. В межсезонье, с наступлением холодов посетителей становилось всё меньше, и теперь до самой зимы здесь не ждали постояльцев. Жуга сидел в угрюмом одиночестве, грел ноги у камина и потягивал из кружки подогретое вино (винный погреб Рика, к счастью, не заинтересовал). Настроение у него было самое скверное.

Тил снова забрался на крышу. Каждую ночь, если та была ясной, его всё сильнее влекло под открытое небо; он ничего с собой не мог поделать, да, похоже, и не хотел. Рик отяжелел от внезапной сытости, спать не залёг, но тягу к приключениям потерял. Гертруда с Золтаном ушли поговорить наверх, Агата кашеварила, и только Вильям, словно тень, бродил по корчме, скрипел во тьме пером и уныло вздыхал. Яльмара не было, травника бард по-прежнему сторонился, к Тилу подходить стеснялся, а Золтана побаивался. В итоге большинство своих новых опусов он зачитывал Рику, который оказался самым благодарным слушателем. Во всяком случае, он никогда не спорил.

– Сидишь?

Гертруда медленно спустилась в зал и подошла к камину. Травник поднял взгляд. Отвёл глаза.

– Сижу.

Герта оглянулась, развернула к камину скамейку и села напротив. Сложила руки на коленях.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – помолчав, сказала она.

Жуга усмехнулся.

– Что ты можешь знать!

– Напрасно ты так, – мягко сказала та. – В конце концов, нетрудно догадаться. Я знаю, что у тебя было с той девочкой. Мне Золтан говорил. Не стоит корить себя за это: ты сделал всё, что было в твоих силах.

– Я убил её.

– Неправда.

– Да?

– Освобождение не значит смерть. Ведь кто-то потом убил Арнольда. А у неё был выбор – быть с тобой, что означало остаться прежней, или уйти.

– Она меня никогда не любила, – глухо бросил травник и отвернулся.

– Есть вещи поважнее, чем любовь. Я знаю, ты ненавидишь этот город. Здесь вы были счастливы и здесь же расстались. Тебе, жителю вершин, все города представляются скопищем скверны и безумия. И всё же, ты не прав. Да ты и сам это понимаешь, иначе бы тебя сюда не тянуло. Чаще всего тебе видна только одна сторона, но есть и другая. Народ живёт здесь скученно и тесно, но городские стены защищают от врагов. В каналах грязь и рыбьи потроха, но эта рыба кормит всю округу. Цеха воняют и дымят, сукно замачивают с золой и мочой, но после из него шьют добротную одежду. Моряки грубы и глупы, каждый носит нож за пазухой, зато они видят далёкие страны. Породистые суки из высшего света обряжаются в шелка и спорят, у кого из них модней огранка бриллианта, но у девчонки, которая по утрам разносит молоко, в глазах больше света, чем в этих камнях. Пьяные студиозусы калечат друг дружку на дуэлях после kneipe , а пока заживают раны, пишут стихи, которые переживут их лет на сто, а может, и больше. Ты видишь Цурбааген грязным и унылым, а на холме недалеко отсюда глухонемой художник рисует на холсте безумно дивный, чудный город. И это тоже он.

– Ну и что?

– А то, что каждый человек – это не только то, что ты о нём думаешь.

– Ну и что? – с упрямым вызовом повторил Жуга.

– Да ничего, – вздохнула Герта. – А я-то надеялась, ты хоть что-то поймёшь.

Травник помолчал. Провёл ладонью по лицу.

– Послушай, Герта, – сказал он, глядя в сторону, – я знаю, что у тебя была нелёгкая судьба, но это ещё не значит, что тебе можно меня поучать. Я тоже пережил немало. Твоей сумасшедшей ведьме такое и не снилось, что я пережил.

– Может, и не снилось. Это не мешало ей проделывать разное… – Герта содрогнулась и умолкла. Потом продолжила: – Однажды, например, я пробыла в подвале несколько недель, одна, в темноте и тишине. Я перевспоминал всю жизнь, разучился говорить, и даже имя своё забыла… и когда вышел, это был… была уже не я. Tabula Rasa . Это было будто второе рождение. А после она взялась за меня всерьёз. Учила меня двигаться и говорить, дала мне имя, научила, как вести себя. Я делала всю работу по дому, и если что-то было не так, она била меня нещадно. А если ты живёшь как женщина, то рано или поздно в душе ею становишься. Всё это происходит медленно и незаметно. Мне же не с чем было сравнивать. Я видела, что отличаюсь от неё, но ничего не помнила из прежней… прежнего себя.

Жуга нахмурился:

– Но я не понимаю… То есть, я хочу сказать, ты всё-таки не женщина. Ох, извини. Знаешь, Герта, я до сих пор не знаю, как к тебе относиться… Зачем она всё это делала?

– Её влекла природа магии. Сам мир её уже не интересовал, и люди тоже. Что ей было до какого-то мальчишки! Думаю, тебе не нужно объяснять, что магические способности мужчин и женщин различаются, хотя бы в силу их природы. Мужчинам больше удаётся магия творения, женщинам – преображения. Удел мужчины – начало, женщины – развитие. Хедвигу эта ограниченность бесила. Она хотела вывести универсального мага, как выводят редкие цветы, но слишком поздно поняла, что для этого необходимо стереть границу между полами. Ей самой было уже поздно меняться, и тогда она нашла меня. Точней сказать – украла.

– Разве нельзя было сбежать?

– Мальчишка постепенно изменялся. Дети завистливы, жадны и трусоваты. У ведьмы было много хитростей, чтобы его привлечь, – Гертруда усмехнулась. – Знаешь, что она мне посулила, если я буду хорошей? Весь мир и новые коньки. Не больше и не меньше.

– Ну и как?

– Оказалось, нельзя иметь всё сразу. Я не знала, как и ты, что мир такой большой. Мальчишки уже нет, а девчонка выросла. Коньки ей стали не нужны. А мир оказался слишком велик и опасен, чтобы можно было владеть им безнаказанно. Когда ты овладеешь миром, мир начинает владеть тобой.

– А иначе нельзя?

– Нельзя.

– А я?

– Ты всё ещё не хочешь выбирать, – она помедлила, – а придётся.

Зал погрузился в тишину. Поленья в очаге осели, блики заиграли на лицах, искры бросились в трубу. Снаружи подморозило. Жуга задался вопросом, как Тил выдерживает холод и не пора бы затащить его обратно, и вообще, простужаются ли эльфы, и в этот миг в дверь постучали.

Жуга и Герта переглянулись.

– Что за чёрт? – пробормотал негромко травник. – Открыто же… Эй, кто там? – крикнул он. – Не заперто, входите!

Стук повторился. Травник встал и подошёл к двери. Из щели потянуло холодом, в камине загудело. Жуга отворил и отступил, ошеломлённый.

– Ты? – выдохнул он.

Нора слабо улыбнулась.

– Мы не хотели заходить, – сказала она. Смуглое лицо её казалось в лунном свете необычно бледным. – Но и уйти вот так…

– Мы? – не понимая, переспросил Жуга. Радость от того, что девушка жива, сменилась ощущением тревоги. Что-то было не так. – Что значит «мы»? – он выглянул наружу. – Кто здесь?

– Я.

Арнольд шагнул из темноты и замер. Вся его растерянность и злость ушли, силач был неподвижен и спокоен.

– Так вы живы! – выдохнул травник. – Значит, ты всё-таки передумал. Что же мы стоим, – засуетился он, – идём скорей к огню!

Он двинулся вперёд, схватил Линору за руку и отпрянул, ощутив под тонкой тканью леденящий холод.

– Прости, – сказала она, поправляя рукав. Потупилась. – Я не могла по-другому. Так… Так было нужно. Мы пришли попрощаться.

Жуга перевёл взгляд на Арнольда.

– А ты…

– И я, – тот коротко кивнул и вдруг улыбнулся. – Так будет лучше, Лис. Поверь.

– Вы с ума сошли… – выдохнул Жуга. Бессильно прислонился к косяку, покосился на запястье, перевязанное тряпкой. – Да вас убьют!

– Об этом поздно говорить, – внезапно сказала Герта у него из-за спины. Травник вздрогнул. – Их уже убили. Так ведь, девочка?

Линора кивнула. Арнольд неторопливо оглянулся, положил ей руку на плечо.

– Пора, – сказал он. – Нам нельзя здесь оставаться. Этот чеснок…

– Погоди, – она стряхнула его руку. Посмотрела травнику в глаза. – Жуга, ты… Я хотела сказать… Прости меня, если можешь.

Она коротко коснулась пальцами его щеки, потом вдруг быстро повернулась и шагнула в темноту. Жуга рванулся за ней, но рука Гертруды легла ему на плечо и задержала на пороге.

– Постой…

– Отцепись!

Он вырвался и выскочил наружу. Остановился, изумлённо озираясь: улица была пуста, лишь мостовая серебрилась инеем.

– Аннабель! – крикнул он. Эхо заметалось меж домами. Он закружился, бросился вперёд, потом назад. Остановился.

– Аннабель!!!

– Не надо, – Герта вышла на крыльцо. – Не зови. Они уже не люди.

Травник не ответил. Гадалка помедлила.

– Так ты идёшь или нет?

Жуга запрокинул голову и долго стоял, уставившись на выщербленный диск луны, пока не зарябило в глазах. Перевёл взгляд на Герту, замершую в дверях, на Золтана, на Телли и Вильяма, с беспокойством выглядывающих у неё из-за спины. Кулаки его разжались.

– Что ж… раз так… должно быть, ты права. – Он потряс головой. – Вот только раньше надо было выбирать, раньше… А теперь всё уже решили за меня.

Он помолчал и после паузы закончил:

– Не знаю, как весь мир, а вот коньки, похоже, я уже отбросил.