Герта

«Речь с помощью молчания – также речь, знание с помощью незнания – также знание».

Ленцзы

Весь следующий час варяг пил, ел и рассказывал. Опытная в подобных делах хозяйка сумела найти компромисс между желаниями и возможностями и приказала выкатить не бочку, но бочонок, что вполне устроило всех. Постепенно проснулись и гномы, которые вчера улеглись спать прямо на полу; Эльдон и Браги сперва недоумённо косились на пришельца, но когда Орге, едва продрав глаза, с радостным воплем полез к Яльмару обниматься, успокоились и тоже подобрались к столу. А спустя ещё пару минут заявился и Вильям, ночевавший с силачом в соседней комнате.

– А где Арнольд? – полюбопытствовал Жуга.

– Да ну его, – бард отмахнулся. – Спит как убитый после вчерашнего.

– Так разбудил бы.

– Сам проснётся. Его будить – себе дороже…

Новостей у Яльмара была куча. Он пригнал в Цурбааген свой кнорр «по последней воде» и теперь, сбыв товар, строил планы на новое плавание.

– Обратно через проливы не пойду, – говорил варяг, облизывая жирные пальцы. – Неладно что-то в датском королевстве. Разборки дворцовые… Ну их. К тому же, из Норвегии идут войска, прямо через Данию – наш принц на Польшу походом двинулся. Туда сейчас соваться не с руки. А перевозить солдат и без меня найдётся кому.

– Откуда ты всё это знаешь? – Золтан обратился в слух.

– Да не поверите, такая приключилась история! Шли мы недавно к Британским островам пограб… гм!.. поторговать. Так вот. Идём мы, значит, и вдруг нагоняем корабль. Ну, кораблик так себе, шнява голландская, три локтя поперёк… но под датским флагом! Разобрало меня: дай, думаю, взгляну, в чём дело. Ну, пока мы с ними э-ээ… разговаривали, какой-то парень – прыг мне на палубу! Тут мы и отвалили. А он и говорит: я принц датского королевства. И срочно нужно ему обратно в Данию. Ну, говорю ему, может, там у себя в Дании ты и принц, а здесь на корабле командую я, а мне надо совсем в другую сторону. А он денег посулил, печатку показал… Смотрю, вроде, не врёт.

Теперь уже и Вильям заинтересовался и подсел поближе.

– Разговорились мы, – продолжал варяг. – Нормальный оказался парень, только малость не в себе. Ну, он мне и нарассказывал! Папаша у него недавно помер, думали, что сам загнулся. Так вот, принцу, якобы, видение было, будто отравили короля. Папаша заявился и сказал, мол, влили мне в ухо белену, пока я спал в саду. И влил не кто-нибудь, а брат родной папашин. Женился на его вдове и сел на трон. Ну, принц в бутылку и полез.

– Не знаю, что за видение ему явилось, – задумчиво пробормотал Жуга, – а только вряд ли это правда. Если в ухо соку белены влить, ничего хорошего, конечно, не выйдет, но и помереть от этого навряд ли кто помрёт.

– Ну, может, я чего напутал, – снисходительно кивнул варяг, – может, принцу влили, он и взбеленился. Сам знаешь, каково бывает духам верить. Он и решил узнать, кто прав, кто виноват, и вообще как дело было. Только перемудрил малость и замочил одного. Родственнички шум подняли, дядя его в Англию и отослал – испугался, наверное, что и его до кучи пришибут.

Здесь Яльмар прервал свою историю и потянулся наполнить кружку, чем и поспешил воспользоваться Вильям, нетерпеливо ёрзавший на протяжении всего рассказа.

– Ну и плыл бы он себе в Англию! – с горячностью воскликнул бард. – Что же он к тебе прыгнул?

– Так это суть моего, к чему я веду, – терпеливо разъяснил варяг. – Он там стащил письмо. С ним двое ехали с письмом от короля, а в том письме датский король просит английского, чтоб его племянничка по прибытии на острова – того. На виселицу, значит. Чтоб не шумел и государство не позорил. А принц письмо возьми и подмени. А тут и я подвернулся.

– А дальше?

– А дальше – всё. Пришлось крюка давать на Данию. Больше я туда ни ногой, пока там смута не утихнет. Мало ли чего… Пускай сперва разберутся, кто, кого, зачем.

– Уже разобрались, – сказал угрюмо Золтан. – Неделю тому назад Торфин Храбрый вошёл в Данию, и в тот же день твой приятель принц зарезал короля и сам загнулся на дуэли. И королева умерла. Знатнейшие собрались на собрание… Там теперь новая династия.

– Вот как? – хмыкнул Яльмар. – Забавно… Хотя и жаль. Я ждал от принца большего – крепкий был парнишка. А кто теперь там?

– Торфин.

– Ишь ты, где пристроился… Он тоже со своим папашей не в ладах был, потому на Польшу и полез… Ну, хоть что-то прояснилось. А вы, я вижу, тоже не скучали без меня? Дракона, вон, заимели.

Дракон с самого начала привёл варяга в совершеннейшее восхищение.

– Один и Фрея! – говорил он, подливая себе пива и косясь на лежащего у камина Рика. – Вот это морда, зашиби меня Мьёльнир! Надо будет заказать такую же мне на нос… В смысле, на нос корабля. Деревянную. Где ты его достал, такого золотого, а, Жуга?

– Дракон мальчишкин, – рассеянно ответил травник. – Слушай, Яльмар, а тебя-то сюда каким ветром занесло?

– Веришь ли, сам не пойму! – развёл руками тот. – Я ведь отчего и принцу датскому поверил, что мне и самому видение было. Ложусь я спать, и тут вдруг, представляешь, появляется тип с двумя зонтами. Я хвать топор, а он хихикает и говорит мне так: ты, Яльмар, чем за топоры хвататься, лучше, говорит, зайди на обратном пути в Цурбааген, всё равно мимо поплывёшь. А заодно загадку разгадаешь. Какую, говорю, загадку, крапивное семя? А вот какую, говорит: «В корчме у Лиса Лис из Лисса» – что такое? И пропал! У меня такого никогда в команде не было, чтобы так шутить. Думаю: может, ещё кто запрыгнул? Обыскали весь корабль сверху донизу – нету! Я всю ночь потом заснуть не мог, думал.

– Ну и что надумал?

– Ничего. Пришлось плыть. Зато теперь не жалею. Ведь недаром сказано:

 

Крюк большой

к неверному другу,

хотя под боком живёт.

А к доброму другу

Дорога легка,

хотя до него далече.

 

– Олле? – Золтан вопросительно взглянул на травника. Тот кивнул. – Вот тебе и ладья. Всё сходится.

– Что сходится? – с подозрением переспросил варяг.

– Стойте, стойте, – Вильям непонимающе переводил взгляд с одного на другого. – Олле-то при чём? Он что, и к нему… тоже?

Золтан хотел ответить, но в этот миг дверь распахнулась и в комнату буквально ворвалась Агата. Жуга впервые видел хозяйку корчмы в таком смятении.

– Золтан! – выпалила та с порога. – Там, в комнате, Линора…

– Что? – травник вскочил.

– Я проверить пошла, как она. Бульону ей принесла…

– Да что с ней, наконец?!

– Нет её!

Золтан переменился в лице, затем, поражённый внезапной догадкой, сорвался с места и выскочил в коридор. Через секунду хлопнула дверь комнаты, в которой спал Арнольд. Травник опрометью кинулся за ним, Яльмар с гномами – за травником. В итоге все застали Хагга стоящим в комнате над грудой свёрнутых вещей, с которой он сдёрнул одеяло.

Арнольд исчез.

– Так вот отчего он так долго не вставал… – пробормотал Вильям.

Золтан разразился проклятиями.

– Нет, каково? – он отшвырнул одеяло и принялся нервно ходить из угла в угол. – Удрал! И девчонку с собой уволок. Ладно, – он сорвал с гвоздя свой плащ и обернулся на пороге. – Ждите здесь, я скоро вернусь. Быть может, мы их ещё найдём.

Яльмар нахмурился.

– Может мне кто-нибудь объяснить, что тут происходит? А, Жуга?

Травник потёр лоб с такой силой, что на коже осталось красное пятно. Взгляд, брошенный им на викинга, был усталым и беспомощным.

– Не сейчас, – сказал он. – Чуть позже. Чёрт, как голова болит… Мне срочно нужно протрезветь.

Викинг хмыкнул.

– Будь мы в море, я бы посоветовал тебе сесть погрести.

– Я знаю способ не хуже.

* * *

– Резче, Тил, резче! Замах короче, ладонь… Я те понагибаю голову, я те понагибаю! На меня смотри! Ладонь свободней, пальцы крепче. Серединой палки отбивайся, концом… бей… вот… так.

– Ай!

– Что, не нравится? Уж если вертишься, так спину прикрывай. Так. Хорошо! Хоро… Гм!

Ладонь мальчишки вывернулась, посох звонко загремел по мёрзлой земле.

– У, ч-чёрт… не успел. Посох дальше не двигается…

– А он и не двинется. Тил, не должно быть остановок. Ты бьёшь, потом уходишь в сторону, делаешь отскок, а посох убираешь за плечо. Приходится вертеть его обратно, ты теряешь время. Смотри сюда: шаг правой, разворот и дальше – на перехват, только не через плечо, а через голову… Следи за ногами! А дальше или хватом снизу, или сбоку, или с разворота, если нужно трахнуть посильней.

Тил шмыгнул носом. Потёр ушибленный локоть.

– А если левая?

– Что – левая?

– Нога. Если я с левой ноги начну?

– Всё так же, но в другую сторону, а то занесёт. И двигайся спокойней, ты теряешь равновесие.

– Да это… Палка в сторону ведёт.

– Тил, не мели чепухи! Сто раз тебе говорил: бьёт не дубинка, а рука, посох лишь её продолжение. Держи за середину – концы уравновесят друг дружку. Удар получится слабее, зато быстрее и короче.

В морозной тишине раннего утра слышался отрывистый стук – кружась, подскакивая и скользя в застывших лужах, травник и мальчишка разминались в узком промежутке заднего двора. По мнению Жуги, лучшего средства от похмелья не существовало, вдобавок Телли не мешало вспомнить кое-что из пройденного. На заиндевелых верёвках, натянутых с забора до стены, парусами задубели простыни и наволочки. Тил подозревал, что травник нарочно выбрал для тренировки это место, ибо Агата пригрозила всеми карами, буде они запачкают бельё, а грязная палка, которую мальчишка уронил уже раз пять, то и дело норовила засветить в висящее полотнище.

– Легко тебе говорить, – буркнул Тил, лизнул разбитые костяшки пальцев и перехватил палку поудобнее. – Сам так мечом рубишься…

– Умеешь палкой, сумеешь и мечом, – сказал Жуга. – А впрочем, ты прав… Но меч это всегда вызов, а враг не должен заранее знать, на что ты способен. У нас в горах говорят: «Умеешь считать до десяти – остановись на восьми». Клинок для тебя пришлось бы делать на заказ, а подходящую палку найдёшь где угодно. К тому же меч – не игрушка.

– Им убивают, – сказал Золтан, подойдя так тихо, что оба вздрогнули от неожиданности. – Кончайте прыгать, и идёмте со мной.

– Дай хоть обсохнуть. Ты нашёл Арнольда?

– Нет, но это подождёт. Сейчас есть дело поважнее.

– Тилу тоже надо идти?

– Ему тем более.

Ходить по городу с драконом было слишком опрометчиво. Поразмыслив, Рика оставили в «Пляшущем Лисе» под присмотром Орге и его приятелей и вскоре уже шагали вверх по узким улочкам, направляясь к окраине. Телли нервничал, но Золтан заверил его, что всё будет в порядке. Яльмар идти не захотел, сославшись на неотложные дела.

– Напрасно ты затеял поселиться в Лиссе, – рассуждал вслух Золтан. – «Городской воздух делает свободным» – это только поговорка. Ты не еврей, чтобы тебе позволили жить в еврейской общине, не купец и не имеешь земельного надела. На что ты вообще надеялся?

– Я купил там дом, – напомнил ему Жуга. – А по закону жителем города считается тот, кто владеет хотя бы восьмой частью городского дома.

Золтан покачал головой:

– Это всего лишь закон, он ничего не меняет. Нормального бюргера из тебя всё равно бы не вышло: в гильдию мастеров тебя не приняли, пошлину ты тоже не платил… Напрасно улыбаешься, Жуга, цех – большая сила. Они повязаны с патрициатом  и монастырями, устанавливают цены, арендуют склады, причалы, дома. Нецеховой ремесленник не сможет выжить в городе, а чтобы постороннему вступить в цех, одних денег недостаточно – нужна ещё хорошая родословная. Даже если бы тебе это удалось, ты всё равно считался бы подёнщиком без права заводить собственный очаг, «вечным» подмастерьем… В общем, дурацкая была затея.

– Знаю, – отмахнулся травник. – Мне Рудольф об этом говорил. Хм, – он с интересом огляделся. – Здесь я не бывал. Куда мы идём?

– К одной гадалке. У неё здесь дом.

– К гадалке? – переспросил Вильям, который, прослышав о походе в город, увязался за ними. – Зачем нам к гадалке?

– Это только так зовётся, – рассеянно ответил Золтан. – На самом деле она занимается всем помаленьку – волшебством, гаданьем, собирает редкости, морские раковины, книги… Её зовут Герта, её здесь многие знают. У меня с ней давнее знакомство.

– Она нам сможет помочь?

– Надеюсь, что сможет. Она очень много знает.

С этими словами Золтан остановился возле кирпичной ограды, проход в которой закрывала маленькая дверца, и разговор прервался. Золтан ухватил массивное железное кольцо, с усилием потянул его, и дверь со скрипом отворилась. Травник с удивленьем поднял бровь:

– Она не запирает дверь?

– Нас ждут.

Дома на северной окраине Цурбаагена стояли не так плотно, как в центре или около порта. Улицы здесь были шире, попадались деревья. Кабаки и постоялые дворы остались далеко внизу. Здешние жители предпочитали уединение – каждый дом был окружён забором или каменной стеной, кое-где были даже небольшие сады. У Герты тоже был не особняк, но маленький, вполне приличный двухэтажный дом с разбитым подле цветником с дорожками и небольшой беседкой из камней, похожей издали на грот. Взгляд травника с любопытством скользнул по беспорядочной мозаике квадратных плиток под ногами и задержался на крашенной под бронзу каменной скамейке. Рядом возвышалась мраморная тумба солнечных часов с торчащим треугольником гномона. Увядший и присыпанный снегом цветник выглядел однообразно и уныло, но летом, наверное, был весьма уютен. Телли больше всего заинтересовали часы. Вильям тоже был не прочь их рассмотреть, но Золтан уже стучался в дверь, да и небо было слишком серое, чтоб время узнавать.

Послышались шаги, звякнула щеколда. Жуга ожидал чего-то необычного, что дверь откроется сама или ещё что в этом роде, но открыла им хозяйка. Это была высокая – почти с Золтана ростом, темноволосая женщина лет тридцати, совершенно не походившая на привычных рыночных гадалок. Одета она была небрежно, можно даже сказать, неряшливо – накидка с широченными рукавами и тёплый платок поверх ночной рубашки. На шее в три петли свивалась нить речного жемчуга. Травник принял бы её за служанку, не заговори с ней Золтан.

– Здравствуй, Герта. Впустишь нас?

Мигая от дневного света, гадалка поёжилась от холода и поплотнее закуталась в шаль.

– А, это ты… – хрипло сказала она. Оглядела остальных. – Что ж вас так много-то?

– Я же сказал, что приду не один. Так нам войти или как?

– Ну, заходите, раз пришли. Ноги только вытирайте. И на лестнице не упадите – у меня темно.

Сказавши так, она повернулась и скрылась в доме. Остальные направились за ней.

– Неважное начало, – шепнул травнику на ухо Вильям. Жуга пожал плечами и ничего не ответил – он давно привык не судить о людях с ходу.

Ступеньки скрипели. Дом был тёмен и тих, в застоявшемся воздухе витал сладковатый запах жжёных благовоний. Вдоль лестницы, на стенах, отражая свет, блестела дюжина тарелок красной меди; на них была чеканка, но рисунки пропадали в мешанине символов и букв. Травнику уже доводилось видеть такое. То был звериный круг – небесный календарь, любимая игрушка колдунов и звездочётов. Он обернулся указать на них Вильяму, но вовремя сообразил, что тот их не увидит – слишком здесь было темно.

Тил вошёл последним и теперь неловко топтался на пороге, стряхивая с башмаков налипший снег. Потянулся закрыть дверь. Жуга услышал, как за его спиной зашуршала юбками и тихо вскрикнула Герта, как замедлил шаг, затем остановился Золтан, а после замерли все остальные. Травник обернулся.

Гадалка стояла, ухватившись за перила, глядя вниз, за спину травника. На её бледном лице с широко раскрытыми глазами медленно проступала улыбка – появлялась и вновь пропадала, как недоверчивый зверёк. Рука бездумно теребила ожерелье, будто ей стало трудно дышать.

– Светлый… – тихо выдохнула Герта.

Нить лопнула, и белый дождь жемчужных зёрен, сухо щёлкая, запрыгал по ступенькам.

* * *

– Elen sila lumenn omentilmo, mellon.

Слова срывались с губ гадалки торопливо, но при этом всё равно звучали плавно, даже когда она сбивалась. Это был язык певучий, лёгкий, с придыханием на гласных, смутно бередящий память своей похожестью на все другие языки. Золтан с интересом наблюдал за происходящим, не пытаясь вмешаться. Наконец Герта умолкла, и Тил, всё это время неловко переминавшийся у основания лестницы, угрюмо покосился на Жугу.

– Я что, должен ответить? – спросил он. Травник пожал плечами.

Гадалка растерянно переводила взгляд с Золтана на Телли и обратно.

– Не понимаю… – она нахмурилась. – Не может быть, чтоб я ошиблась… У меня плохое произношение, Золтан? Или он всё-таки не ситха? Кто он? Просто альб?

– Да нет, не альб, – ответил тот. – И произношенье у тебя, наверное, хорошее. Он просто тебя не понимает.

Герта удивлённо заморгала:

– Совсем-совсем не понимает?

– То есть абсолютно. Тил потерял память. Поэтому я и попросил тебя помочь.

– Ах, так… Тогда пройдёмте.

В комнате наверху был круглый стол, накрытый малиновой бархатной скатертью, четыре стула и камин, в котором теплился огонь. С окна свисали легкомысленного бежевого цвета занавески, отделанные по краям голландским кружевом и кисточками, у стены примостился погребец с застеклёнными дверцами. Больше здесь не было ничего, даже традиционного хрустального шара. Всё это совершенно не походило на обычное жилище гадателей, и Жуга слегка растерялся. Гадалка меж тем подошла к буфету, без лишних предисловий нацедила в бокал вина и, осушив его одним глотком, кивнула на стулья:

– Садитесь. – Потёрла виски, подняла взгляд на мальчика. – Как твоё имя?

– Тил.

– О, нет, не Тил, а…

– Телли, – поправился тот. – Меня зовут Телли.

– Ты один?

– У него живёт дракон, – вмешался Золтан. – Крылатый, золотой, шести шагов в длину. Зовётся Рик.

– Крылатый?! – обернулась Герта. – Ты сказал: «крылатый»?

– Да.

– Шести шагов… – задумалась она. – Маленький, летать ещё не может. Странно. Он с вами? – Все четверо дружно помотали головами. – Жаль, жаль. Ну, хорошо, взгляну на него в другой раз.

Она опять остановилась возле шкафчика и вновь наполнила бокал. Золтан нахмурился.

– Не пей вина, Гертруда, – с неудовольствием сказал он. – Нам нужно точное предсказание. Если мы не вовремя, то…

– Замолкни, Хагг! – резко бросила та, не дав ему договорить. – Что ты понимаешь в предсказаниях? Мне впервые в жизни повстречался настоящий эльф, а память вернуть и людям не всегда удаётся… Ладно, – она поставила бокал и обернулась: – Телли? Садись сюда, поближе к огню.

– Мне не холодно, – запротестовал тот.

– Всё равно садись. Мне нужен свет.

Она зажгла и укрепила в поставце тонкую, облепленную крошками лучинку. Заструился дым. Тил сжался в ожидании табачной вони, но принюхался и успокоился. Травник же, наоборот, недовольно нахмурил брови, но ничего не сказал. Гертруда между тем взяла с каминной полки медальон – каплю полированного серебра на цепочке и присела перед Телли на колени. Покачала медальоном у него перед лицом.

– Расслабься. Успокойся. Не закрывай глаза, следи, как движется вот это. И считай.

– Раз, два, три… – послушно начал Телли. Закончил дюжину и сбился: «Дальше не умею».

– Не страшно. Начинай с начала каждый раз.

– Хорошо… Раз, два…

– Про себя.

Она возилась с ним минут пятнадцать, после чего встала и потёрла пальцами глаза. Встряхнула головой. Нахмурилась.

– Не получается. Мешает что-то. Ну-ка, выйдите. Да-да, все трое. Вон в ту комнату. Золтан! Покажи им… ну, ты знаешь.

В соседней комнате был стол и полки, сплошь уставленные книгами, пергаментными свитками, поделками из серебра и янтаря и морскими диковинами – кораллами, черепашьими панцирями, морскими звёздами, раковинами, мёртвыми рыбами и осьминогами в залитых воском банках голубоватого стекла. На подоконнике и полках, в глиняных горшках росли домашние цветы. Везде всё было чисто и по-женски аккуратно.

Вильям при виде такого изобилия книг враз позабыл, зачем они сюда пришли, и осмелел настолько, что решился спросить:

– А можно я пока книги посмотрю?

Герта вопросительно скосила глаз на Золтана:

– Кто он такой, Хагг?

– Вильям. Он миннезингер .

– Ладно, пусть смотрит. Только проследи, чтобы он ничего не разбил.

И Герта задёрнула занавески.

Стул здесь был только один, и по молчаливому согласию никто не стал садиться. Золтан остановился у окна. Вильям двинулся вдоль полок, касаясь пальцем книжных корешков. Из-за тяжёлой драпировки еле слышно доносились голоса.

– Интересно она тут живёт, – заметил Жуга, обращаясь к Золтану. – Давно ты с ней знаком?

– Порядочно, – рассеянно ответил тот.

– Она сможет вернуть Телли память?

Взгляд, брошенный Золтаном на травника, показался Жуге укоризненным.

– Она пытается, – мягко сказал он. – И лучше, если мы не будем ей мешать.

– О, смотри! – Вилли подхватил за корешок и вытащил толстый том. – Амирдовлат Амасиаци, «Ненужное для неучей»… Жуга! Не хочешь почитать? Тебе должно быть интересно.

– А что это?

– Трактат по медицине.

Жуга смутился.

– Да не умею я. Вот разве что ты вслух прочтёшь.

– Вслух? Гм! Так… – Вильям раскрыл книгу наугад и начал читать: – «Базилик мелколистный. Лучший вид тот, что похож на чабрец. Природа его горяча и суха во второй степени. А некоторые говорят, что суха и холодна. Она помогает при излишках влаги в мозгу. А с холодной водой обладает вяжущими и смягчающими свойствами. Он открывает закупорку в мозгу и выводит пар. Закрепляет кишечник. Укрепляет грудь и лёгкие и очищает лёгкие от густой слизи. Помогает при лисьей болезни, если смазать соком. А если дать съесть с холодной водой или понюхать, то нагонит сон. И говорят, что его вредное действие устраняет кувшинка. Масргуз говорит, что он помогает при ожоге огнём. Но вызывает головную боль и заставляет много спать».

– Занятно… Только почему всё в кучу? А ну, зачитай ещё.

– «Жир слона. Если человек смажет им тело, то звери не приблизятся к нему».

– Не знаю, проверять не доводилось.

– «Ох горе, свербит, полезти мыться…» А, нет, это переписчик, на полях… А, вот ещё интересно: «Жир крокодила. Гегианос говорит, что если его салом смазать место его же укуса, тотчас же успокоит боль и исцелит».

– Чьим салом? Гегианоса?

– Да нет, крокодила.

Травнику припомнилось чучело огромной ящерицы, виденное им в доме мага Бривеллиуса. Он хмыкнул и с сомнением покачал головой:

– Может, оно и так, а только вряд ли это поможет, если цапнет крокодил: сдаётся мне, там мазать будет уже нечего.

– «Лисий жир. Успокаивает ушную боль. Если растопить с маслом лилии и кусочек жира положить в ухо, то успокоит также и зубную боль. А если смазать им кусочек дерева или щепку и положить в каком-нибудь углу дома, то все блохи соберутся там. Испытано».

– Однако… – травник выглядел ошарашенным. – Знаешь, Вилли, ты там этого… того. Пожалуй, хватит. Как-нибудь в другой раз почитаем.

– В другой раз так в другой раз, – согласился бард, захлопнул книгу и продолжил своё путешествие вдоль полок.

Из-за драпировки вдруг донёсся топот ног, негромкий смех и быстрая скороговорка. В разговор двоих как будто вмешался третий. Жуга встревоженно приблизился к двери, потихоньку сдвинул занавеску и замер, где стоял. Замахал рукою:

– Золтан, посмотри.

Хагг приблизился бесшумным шагом, заглянул в приоткрывшуюся щель и с удивлённым лицом повернулся к травнику:

– Ты уверен, что это он?

– Он самый.

– Если бы сам не видел, ни за что бы не поверил! Откуда он взялся?

От книжных полок донёсся радостный возглас Вильяма:

– Эй, посмотрите, что я нашёл!

Жуга и Золтан зашикали на него и вновь приникли к дырке в занавеске.

* * *

– Телли… Телли, ты меня слышишь?

– Да, я слышу.

– Год назад… Ты вспоминаешь, что случилось год назад? Ты можешь рассказать, как ты сюда попал?

– Вода… Её там очень много. Дверь… В прошлый раз она была непроходима, я думал…

– Что ты думал? Телли, что ты думал?

– Не должно… было… быть… Второй бросок через грань… Аи… аи рив’ен таил, таэсс ам’ен эллома… Эсс’аэдрин ам’ен…

– Ох, Господи, опять… Кьен… кьен… Чёрт, как это по-ихнему? Кьен аэдрив ам’ен? Тьен Рик?

– Эсс’а, тьен Рик.

– Рик – энно деа мэллон эс?

– Таисс’а неа мэллон… Рик – хиа лор ам’ен эллома. Ювин.

Герта откинулась на спинку стула перевести дух. Они говорили уже десять минут, то и дело переходя на эльфийский. Порою она не понимала, о чём речь, но главное сделалось ясно. В горле у Гертруды пересохло. Она потянулась за бокалом и испуганно вздрогнула, обнаружив, что в комнате, кроме них, есть кто-то ещё. Это был гибкий паренёк, затянутый от шеи до пят в цветастое трико; рядом с ним примостились два сложенных зонтика – чёрный и пёстрый. Он сидел на столе, качал ногой и с интересом наблюдал за происходящим, а когда обнаружил, что его заметили, захихикал и спрыгнул на пол.

– Ты откуда здесь взялся? – Герта еле нашла в себе силы, чтоб задать вопрос. – Кто ты такой?

– Я Олле, – с готовностью раскланялся тот. – Я прихожу, когда спят. Но сейчас спишь не ты, и я пришёл не к тебе. Эй, Тил! Ты слышишь меня?

– Слышу, – отозвался тот, не открывая глаз.

– Я Олле, ты помнишь меня? Настала твоя очередь. Я пришёл, чтоб сказать, что отныне ты больше не будешь забывать свои сны. Эй, ты меня понял?

– Да. Я понял.

– Ну, вот и отлично. А теперь – вспоминай.

И он хлопнул в ладоши.

А затем пропал.

* * *

– Он всё ещё не проснулся, Герта?

– Не знаю. Я не думаю, что он проснётся сразу – было очень непросто погрузить его в транс. Задал ты мне задачку, Золтан. Но я тебе благодарна. Нечасто узнаёшь за раз столько нового.

– У него глаза закрыты. Тил! Тил, очнись! Ты меня слышишь?

– Помолчи, Жуга.

– Этот парень с зонтиками… Олле… Такое впечатление, что он тут взялся из ниоткуда: я не видела, как он вошёл. Вы его знаете?

– Я потом тебе расскажу. Тебе что-нибудь удалось узнать?

– Очень немного. Его память, как дуршлаг, он многого не помнит, но дыры постепенно затягиваются фантомными воспоминаниями. Он думает, что потерял память после войны и тогда же нашёл яйцо дракона. На самом деле он – младший навигатор из клана зелёных эльфов. Очень интересная амнезия: без заикания и без потери речи. Глубинные пласты побиты здорово, поверхностные почти не затронуты. Так бывает очень редко.

– А почему он всё забыл?

– Была сильная травма при переходе. Я не поняла, какая – много незнакомых слов.

– Герта, брось прибедняться! Если кто и знает в этом городе язык Светлых, так это ты, иначе я обратился бы к кому-нибудь другому. Давай рассказывай.

– Ладно. Если вкратце, суть такова: они с Риком отрабатывали обряд перехода, но Врата почему-то оказались активными. Этого не должно было быть: их запечатали, очень давно. Произошёл пробой. Телли не был к этому готов, они натолкнулись на что-то – тут я опять не поняла, и теперь не могут найти обратный путь: Телли повредился в памяти, а Рик слишком молод – всего четыре линьки.

– Ясно, – нахмурился Жуга. – Одного я только не пойму: зачем ему нужен Рик?

– Драконы – великие мастера путей, – Гертруда перевела взор на травника. – Тил говорит, что переход возможен только в некоторых зонах, их называют Вратами. Чаще всего они находятся в воде и в воздухе: наземные Врата использовать опасно – неоднородная среда, несовпадение высот… Только Высокие эльфы могут своей волей открывать Врата и проводить сквозь них корабли, остальные нет. А драконы открывают их где угодно и когда захотят. Зелёные эльфы в дружбе с драконами и путешествуют на них. Но Рик нелетучий, так что это были водные Врата. Отсюда бредни про источник и яйцо.

– И что?

– В общем, всё. Да, чуть не забыла: дракон заляжет в спячку, если станет холодно. Он уже сейчас подыскивает подходящее убежище. Телли говорит, что Рик недавно полинял. Первое время после линьки шкура мягкая, и дракон растёт очень быстро. Если он не опробует крылья до зимнего сна, складки ссохнутся и затвердеют. Тогда он никогда не сможет летать.

– Никогда? – переспросил Жуга.

– Во всяком случае – до следующей линьки.

– Это сколько ждать примерно?

– Трудно сказать. Я думаю, лет сто или двести.

– Сколько?! – невольно вырвалось у Вильяма.

– Я не спрашивала, но, насколько мне известно, промежутки между линьками у дракона раз от разу возрастают. От вылупления до первой проходят дни, от первой до второй – недели, от второй до третьей – месяцы, потом в ход идут годы, а после – десятки лет. Молодой дракончик вылупляется фиолетовым, потом цвета сменяются обратной радугой: синий – голубой – зелёный… Ну и так далее. Вам понятно?

– Не совсем, – признался травник. – Все эти слова…

– Сейчас он жёлтый. В этом возрасте драконы учатся летать. Потом он подыщет себе подругу и снова сменит окрас.

– Я слыхал, что старые драконы чёрные как ночь, – вмешался Золтан.

Герта покачала головой:

– Чёрного дракона никто никогда не видел, – сказала она. – Но спорить с тобой я не стану. Кто знает, сколько лет живут такие существа?

– О, – вдруг раздался насмешливый голос из-за стола, – драконы живут долго. Вам и не снилось, как долго они могут жить!

Все обернулись и с изумлением уставились на Олле, который снова восседал на краешке стола, вертя в руках раскрытый зонт.

– Снова ты, – нахмурился Жуга. – Что на этот раз?

– Хотел уйти, но вы так интересно говорили… А Тил всё ещё спит.

– Что ты с ним сделал?

– Я? Да, в общем, ничего. Я просто забыл сказать вам об одной вещи: он не проснётся, если не позвать его по имени.

– Но мы же звали…

– Ой, – Гертруда сморщила лоб и потёрла виски. – Верно. Я забыла сказать: его зовут не Телли, просто это имя «всплыло» в первый момент и закрепилось в новой памяти. Тельри – так называется большой род Светлого народа.

– А его какое имя?

– Он не говорит. Не хочет говорить.

– Вообще, – вмешался Олле, – я бы мог вам помочь.

– Ты знаешь его имя? Откуда?

– Из снов, – просто ответил Олле. – Из его собственных снов.

– Олле, кончай загадывать загадки! – рявкнул Жуга, багровея лицом. – Не до того сейчас. Что весело во сне, то скучно наяву.

– А, верно, верно! – Олле закивал, прищурил глаз и погрозил травнику пальцем. – Но я-то вам снюсь. А может, и вы все кому-нибудь снитесь. Ладно, Лис, я позову его. А тебе, чтоб не скучал, загадаю ещё. Слушай:

 

Часы покажут нос и глаз

в холодном ноябре,

Лекарство при тебе сейчас

как муха в янтаре,

 

 

Попутчика себе найдёшь,

где скисло молоко,

Чужой корабль поведёшь

на запад далеко,

 

 

Когда засветится в воде

осенний солнца луч,

Конец игры настанет, где

кипит Драконов Ключ.

 

– А теперь прощайте. Оп!

Он захлопнул свой зонтик и, прежде чем Жуга успел сказать хоть слово, пропал без следа.

– О какой игре он говорил? – нахмурилась Гертруда.

– Я после расскажу, – угрюмо сказал травник и спросил, не оборачиваясь: – Кто-нибудь запомнил эту галиматью?

– Я записал, – несмело сказал Вильям. – Вот.

Он протянул раскрытый том, который прихватил в соседней комнате. На титульном листе свинцовой палочкой карандаша коряво были выведены строки.

– Идиот! – Герта выхватила книгу у него из рук. – Кретин! Нашёл где рисовать свои каракули… Золтан, кого ты притащил?

– Прости, Гертруда, – нахмурился Хагг, – но эти «каракули» сейчас важней любой книги. Если хочешь, я заплачу за чистку.

– А, ладно, – гадалка устало махнула рукой. – Свинец всё равно не стирается. Кстати, зачем ты её взял?

– Я хотел попросить почитать. Это Артур Брук. Я думал…

И в это мгновение Тил открыл глаза. Все сразу умолкли.

– Телли! – травник склонился к нему. – Как ты?

– Рик… – хрипло сказал тот. Сглотнул и посмотрел на травника. – Где Рик?

– Наверное, в корчме. Ты что-нибудь помнишь?

– Не знаю… – Телли медленно встал. – Нет… Не помню. Но у меня такое чувство, что я срочно должен найти Рика. Это очень важно. Я не знаю, почему.

– Я знаю, – сказал Жуга. – Пойдём. Я объясню по дороге.

* * *

– Всё, хватит! Яд и пламя, я сейчас с ума сойду.

Жуга вскочил из-за стола и нервно зашагал по комнате. Попавшаяся ему под ноги табуретка с грохотом улетела в угол. Золтан осторожно поставил на стол свою кружку. Нахмурился.

– Эй, возьми себя в руки! Я не хочу второй раз тратиться на ремонт.

– Чушь какая, – травник остановился и сжал кулаки. – Чтоб он провалился, этот Олле, с его шутками!

– Скажи спасибо, что он сказал хотя бы это.

– А что толку, Золтан, что толку? «Часы покажут нос и глаз» – как это понимать? Как часы могут это показать? Ну, нос ещё туда-сюда: быть может, это значит, что часы меня обманут, но – глаз… Странно. Необычно. Зачем?

– Не придавай этому значения. Такие предсказания всегда звучат туманно и становятся понятны, лишь когда сбываются.

– Тогда какой прок от них?

– Да никакого, если будешь бегать и орать!

Жуга покосился на Золтана, опустил глаза. Прошёлся пятернёй по волосам.

– Извини. Я просто устал. Ты прав, нет смысла беситься. Я подумаю об этом позже. Ты узнал, где Арнольд?

– Ещё нет. Из города он вряд ли уехал – слишком заметен. Он где-то очень хорошо залёг, должно быть, у своих друзей, иначе мои люди давно бы его сыскали.

– Н-да… Вилли, может, ты чего надумал?

Вильям, сидевший на другом конце стола, покачал головой:

– Не знаю… «Чужой корабль» – это может быть корабль Яльмара, если только ты уговоришь его куда-то плыть. «Попутчик», «Молоко»… Не знаю.

– «Драконов Ключ»… – Золтан сцепил пальцы. – Может, это тот источник возле Лиссбурга?

Сидевший у камина Телли поднял голову:

– Это значит, мы должны вернуться?

– Чушь, – нахмурился Жуга. – Он не кипит, это просто спокойный родник. Тут что-то другое.

– А «лекарство»? Может, снадобье из твоих запасов?

– Да я сто лекарств с собой таскаю! – взорвался травник.

– Жуга-а, – Золтан предостерегающе поднял палец. – Мы договорились.

– А? Да, да, извини, – он снова сел за стол. – Как Рик, Телли?

Тил отвёл свой взгляд. В глазах его блестели слёзы.

– Он засыпает, Жуга. Он засыпает.

Как бы подтверждая его слова, дракончик широко зевнул и завозился, поудобнее устраивая голову, как кошка, на передних лапах. Лежал он в странной позе – задние ноги были вытянуты параллельно длинному хвосту. Сложенные крылья покоились на спине.

– Видишь?

Жуга промолчал.

Они очень спешили, возвращаясь от гадалки, но спешка оказалась ни к чему – дракошка мирно спал под временным присмотром Орге и Агаты и вовсе не собирался исчезать. Тил ничего не помнил из того, что говорил Гертруде. Собственные слова оказались для него полнейшим откровением. Он молчал почти всю дорогу и лишь когда увидел Рика на прежнем месте, вздохнул с облегчением.

Дварагов тоже впечатлила история Телли.

– Так, значит, лаиквэнни, – хмыкнул Орге, скребя в затылке. – Вот видишь, Эльдон, зря ты бушевал – с зелёными вы никогда не воевали.

– Это уж точно, – согласился тот. – А вшё равно не по шебе.

Браги задумчиво глотнул из кружки.

– Значит, говоришь, если Рик не полетит до холодов, он вообще не сможет полететь?

– А может, так оно и лучше? – встрял в разговор Эльдон. – Летучий дракон – одно шплошное бешпокойштво.

– Думай, что говоришь! – рявкнул Орге. – Без него мальчишке не вернуться!

– Што верно, то верно… А может, ему прошто надо шкомандовать: «Лети»? А, Тил?

Телли помотал головой:

– Он не обучен такой команде, он ещё маленький… Да я её и не помню.

– Плохо дело, – Золтан побарабанил пальцами по столу. – Может, всё-таки вы трое вспомните, как научить летать дракона?

– Иждеваещща?

– И в мыслях не было… Н-да… – он повернулся к травнику: – Придётся тебе опять сходить к Гертруде. Вам есть о чём поговорить. И прихвати доску, может, она и насчёт неё чего посоветует.

– А ты, что, не пойдёшь?

– У меня дела, – он встал. – Возьми с собой, вон, Вильяма. Заодно и книгу отдадите. Ты ведь уже прочитал её?

– Да, – бард кивнул. – А стихи Олле даже переписал.

– Чёрт с ними! – Жуга треснул кулаком по столу. – Я их и так уже навек запомнил.

– Жуга-а…

– Всё, всё. Молчу.

– И правильно. Идите лучше разомнитесь, пока не стемнело.

Сказавши так, он встал и вышел. Тил и травник, переглянувшись, без слов взяли палки и последовали за ним на двор, оставив за спиной камин и душную корчму. Дул сильный западный ветер, луна вышла из-за туч. Небо над городом медленно темнело. Воздух был чист и прозрачен.

– Холодно, – поёжился мальчишка.

– Сейчас согреемся. Давай. Ты первый.

Два посоха скрестились раз, другой. Тил принял удар, повернулся, ударил – и посох травника, крутясь, взлетел в темнеющее небо. Упал и застучал по стынущей земле. Тил замер. Отступил назад.

Воцарилась тишина. Некоторое время они стояли неподвижно, затем травник медленно поднял голову:

– Как ты это сделал?!

* * *

– Ноябрь кончается, – Вильям плотней закутался в свой плащ. – До декабря остались считаные дни. Если что и случится с часами, то скоро. Ты слышишь? А, Жуга?

– Да.

Сыпал снег. Сырой промозглый ветер продувал насквозь. На улицах было тихо и безлюдно. Вильям и травник шли через канал. Камни старого моста обледенели и скользили под ногами. Жуга остановился и поправил капюшон. Вильям остановился тоже, облокотился на замшелый камень парапета, плюнул вниз и задумчиво проследил, как плевок снесло под мост: шёл прилив. Рябило. Вода в холодных пятнах масла качала на волнах объедки, мусор и пустую винную бутылку. Отражённые силуэты домов сливались в неровную зубчатую стену. На барже, ошвартованной у берега канала, дымила труба, горьковатый угольный дымок стелился над водой. Вильям в очередной раз подивился хитрости местных жителей: многие здесь жили на воде – в Цурбаагене было четыре больших канала и с десяток маленьких, а с обитателей барж налог на землю не взимался.

Со стороны порта, несомая приливом, выгребала лодка.

Травник молчал. Ему было не по себе от пустоты под рубахой – свой меч он теперь оставлял в корчме. «По городу с мечом не ходят, это раз, – сказал ему Золтан. – Ты не рыцарь и не дворянин, это два. Задержит стража – не отбрешешься. И потом, Герта не любит, когда к ней ходят с оружием, это три. Так что, не стоит лишний раз гусей дразнить».

Жуга предпочёл не спорить.

К мосту подбежала девушка. Помедлила, завидев прохожих, и поспешила перейти, держась другого парапета. Летящим шагом скрылась в снежной пелене. Вильям посмотрел ей вслед и вздохнул. Повертел в руках свёрток с книгой. Взгляд его серых глаз был непривычно задумчив и рассеян.

– Как думаешь, она нас ждёт?

– Кто ждёт? Гертруда?

– Да.

– Не знаю. А что?

– Да неудобно как-то. Грязные, немытые. Смотреть противно.

Травник усмехнулся, представив их со стороны: Вильям в полукафтанье с покушеньями на моду и какой-то хмурый рыжий тип, до глаз закутавшийся в плащ. И руки торчат из куцых рукавов едва ли не по локоть. Ни дать ни взять – заказчик и убийца обговаривают цену.

Вильяма, похоже, одолевали те же мысли.

– Приодеться толком даже не смогли, – проворчал он сквозь холод и ветер, – а ещё в гости к даме собрались… Ты, вот, к примеру, что на себя нацепил? – он дёрнул травника за полу рыжего плаща.

– Отстань.

– Ну, что это по-твоему? А?

– Шуба. Лисья.

– Всё б тебе хихикать…

– Не бойся, в обморок не упадёт. Сама вообще в халате гостей привечает.

– Побрился бы хоть!

– Завтра.

– Дремучий ты человек, Жуга, – вздохнул Вильям. – Ни такту в тебе, ни обхождения. Женщина – существо тонкое, деликатное, к ней особый подход нужен. Образованную женщину по нынешним временам нечасто встретишь, – он призадумался. – Обычно женщины глупы и безрассудны, но иногда способны на поступки, благородства удивительного, вот как Гертруда с этой книгой. А такого книжного собранья, как у неё, я давненько не видал.

– Что-то мне про книги верится с трудом, – хмыкнул травник. – Ты не влюбился часом, а?

– Да ну тебя! – отмахнулся бард. – У всех вас одно на уме. Ладно бы ты чего смыслил в любви, так нет, а туда же.

– Любовь – очень сильная штука, – задумчиво сказал Жуга, глядя вдаль. – Она поглощает тебя всего, без остатка, заставляет делать всякие глупости, отравляет, как яд… Я ненавижу это чувство.

– Дурак ты.

– Я знаю. Ладно. Я замёрз, пойдём.

Они прошли вдоль берега квартала два, свернули несколько раз и после недолгих поисков остановились у знакомой калитки.

На сей раз им открыли сразу. Сегодня Герта, не в пример себе вчерашней, выглядела лучше – красное с зелёным платье, волосы уложены в подобие причёски, на губах кармин. Разорванную нитку жемчуга сменила тонкая цепочка с медальоном.

– А, это вы…

– День добрый, – поздоровался Жуга. Вильям стащил с головы берет и не без галантности раскланялся. Гадалка кивнула в ответ.

– Сегодня нас только двое. Тил… Видишь ли, Гертруда…

– Я знаю. Золтан мне сказал, что Телли не придёт. Входите.

На лестнице Вильям обернулся.

– Видал? – он кивнул Герте вслед. – Это, по-твоему, халат? Эх, ты, деревня…

– Всё равно, – пожал плечами травник. – Серое ей не идёт.

В приёмной было натоплено, но в меру. Прислуги Герта не держала и всю работу, даже самую тяжёлую, по дому делала сама. Стол был завален книгами, пергаментными свитками и стружками от перьев, похожими на срезанные ногти. На краешке стола, к удивлению травника, примостился хрустальный шар. Был он маленький – с кулак, зеленоватого оттенка, непохожий на другие.

– Я думал, ты не пользуешься шаром.

– Я спрятала его вчера. Золтан предупредил, что у тебя с ними проблемы.

– Не то чтобы у меня, скорее, у них со мной. Хрупкие они, – он поднял взгляд. – А что ж сегодня-то?

– Проверить надо кое-что, одну теорию. Садитесь.

Она подвинула к себе стул, перебрала бумаги и вытащила один листок.

– Я посмотрела свои записи и книги, – начала она. – Это касается вашего друга с зонтиками.

– Олле? – вскинулся Вильям. – Что с ним?

– Это трудно объяснить. Что-то выбросило его из нашей реальности, но удар был недостаточно силён, чтобы он ушёл навсегда. Он слишком привязан к этому миру и постоянно возвращается. Но плоскость колебаний так растянута во времени, а инерция так велика, что Олле пробивает ткань нашего мира и снова уходит. И так раз за разом.

Жуга и бард переглянулись.

– Я ничего не понял, – сказал травник.

– Я тоже, – поддакнул ему Вильям. – Попроще можно?

– Можно. Представьте иголку и холст. Холст – это как бы мир, а иголка – Олле. Игла проходит через ткань, выходит с другой стороны, потом обратно… Теперь понятно?

– Вполне, – кивнул Жуга. – А нитка за иголкой тянется?

– Я не думаю, что он что-то «сшивает»: он, скорее, не игла, а шило – только дырки делает. Сны людей для него как маяк. А может, сны и есть уже дырки в ткани реальности.

– Его можно вернуть?

– Не знаю. Слишком мало данных. Возможно, эти колебания затухают. Но вообще, судя по вашим рассказам, он там вполне освоился. Похожий случай был лет сто, сто пятьдесят тому назад – парнишку звали Рип ван Винкль. Он ушёл в лес и пропал. А после кто-то похожий на него стал являться детям перед сном. С мешком влезал через трубу по верёвке и сыпал им в глаза песок, чтобы заснули. Потом он объявился, спустя почти сто лет, ничуть не постарев, и всё прекратилось. Хотя песочного человечка поминают до сих пор.

– Странно, – проговорил задумчиво Вильям. – Мне Олле рассказывал стишок про человека с верёвкой и мешком, который исчез в лесу. А у меня на родине поют колыбельную про Вилли Винки: «Крошка Вилли Винки ходит и глядит, кто не снял ботинки, кто ещё не спит…»

– Наверное, это тоже был он, – Гертруда заглянула в пергамент. – Ещё упоминается человек, который капал в глаза спящих сладким молоком, но это было так давно, что даже нет ссылки на время. Вообще, такие случаи редки. Во-первых, нужен очень мощный первоначальный импульс, чтоб покинуть этот мир мгновенно и живым, а во-вторых, сны – притягательная штука, но не каждый человек способен в них существовать. Для этого нужен особый склад ума, такое, знаете ли, чувство равновесия…

– Он канатоходец.

– А, тогда понятно. Жаль, я не знаю, что случилось.

– Может, это поможет? – Вильям полез в кошель и достал наконечник стрелы. – Я… гм… Олле исчез, когда в него попала стрела. У неё был точно такой наконечник.

Гертруда осторожно попробовала пальцем остриё. Нахмурилась.

– Откуда это у вас?

– Мне дал Рудольф из Лиссбурга. Принёс штук десять.

– У него их целый бочонок, – подтвердил Жуга. – Я не знаю, что это, но если он не врёт, их сделал маг по имени Эйнар.

– Эйнар? – переспросила Герта. – Эйнар Орчиз? Который высвистывал ветер?

– Не знаю. Рудольф говорил, что этот Эйнар хотел стать дельфином и однажды исчез.

– Тогда это он. Интересно. Очень интересно! Могу я это взять на пару дней?

– Разумеется, – кивнул Вильям.

– Я вот ещё что хотел, – Жуга достал мешок и выложил на стол дощечку. – Что ты скажешь вот об этом?

– АэнАрда! – воскликнула Герта. – Я думала, их уже не осталось.

– По-моему, я это уже слышал, – пробурчал Жуга. – Это всё?

– Золтан намекал, что у тебя есть для меня какой-то сюрприз, но такого я не ожидала. Превосходный экземпляр! – Глаза Гертруды светились восхищением. – К тому же, в фазе активации… Уже конец игры?

Травник вздрогнул.

– С чего ты взяла?

– Всего пять фигур осталось.

– Их и было пять. С самого начала.

– Не понимаю, – нахмурилась та. – Должно быть восемнадцать. Сколько сделано ходов?

– Я не считал. Десяток или два.

– И все – с пятью фигурами? Невероятно! – Герта вскочила и направилась к камину. Оглянулась запоздало. – Ты позволишь мне взглянуть на фигуры противника?

У травника отвисла челюсть.

– Это можно сделать?!

– Да, конечно… – Гертруда осеклась на полуслове и нахмурилась. – Постойте, постойте. Так вы не знали? Как вы тогда играете?

Жуга вздохнул.

– Никак.

* * *

– Ну и ну… Как вам это удалось?

Курился дым. Ароматическая палочка светилась красным огоньком. Над доской, на тонкой и высокой проволочной треноге покоился хрустальный шар. Свет шести свечей, установленных в углах доски, отражался в глубине хрусталя и зеленоватым, чуть мерцающим сиянием струился вниз. Повсюду за пределами стола царила темнота – Гертруда занавесила окно, а огонь в камине догорел. Дым от курительной свечи стелился над столом, и в его тяжёлых стынущих клубах проступали очертания невидимых фигур. Жуга и Вильям боялись шевельнуться и дышали в сторону, чтобы не разрушить призрачную картину.

– Одиннадцать фигур, – сказала Герта, – и на удивление хорошая позиция!

– У кого хорошая позиция? – невольно вырвалось у травника.

– У белых. Взгляни сам: пешка на проходе и прикрыта ладьёй, белый воин запер чёрного и готовится атаковать левый фланг, лис взял на вилку воина и дневного охотника, а дракону ничего не угрожает.

– Ты действительно так думаешь? – Жуга с сомнением потёр небритый подбородок. – Одиннадцать к пяти – не тот расклад, с которым можно выиграть.

– У чёрных численный перевес, но позиционное преимущество на вашей стороне. Пусть ходит пешка или лис, потом – размен ферзей…

– Размен… чего?

– Ферзей.

– Ты говоришь про воинов?

– Какая разница? У вас пешка на проходе.

– Ну и что?

– Да ничего! – фыркнула Герта. – Пешка на последней линии становится кем хочет. Как можно этого не знать?

– А кто играет, в смысле – двигает фигуры?

– В АэнАрде все играют.

– Нет, но кто начал игру?

– Как кто? – Герта с недоумением взглянула на Жугу. – Дракон, конечно!

– Наш?! – Вильям выпучил глаза. – Или…

Он не договорил. Воцарилась тишина. Взоры всех троих остановились на другом крае доски, где в клубах седого дыма вырисовывалась фигура чёрного дракона.

– Не может быть… – пробормотал Жуга. Обхватил голову руками. – Яд и пламя, не может быть…

– Пожалуй, хватит, – Герта притушила свечи и помахала ладонью, разгоняя дым. – Душно. Вы запомнили, где что стоит? Откройте кто-нибудь окно.

Вильям кивнул, шагнул к окну, рывком раздвинул шторы. Поморгал, привыкая к свету, и вдруг насторожился.

– Жуга, – позвал он, – Герта! Кто-то лезет через стену.

– Где? – вскочил Жуга. – Яд и пламя… Должно быть, это те, что шли за нами.

– Шли за нами? – Вильям поднял бровь. – Где? Когда? Я никого не видел.

– Я видел. Герта, ждёшь кого-нибудь?

– В гости через стену не лазают, – та прищурилась. – Хотя постойте. Сдаётся, одного я знаю: Герман-Селёдка. Мерзавец, каких мало. Интересно, что ему здесь нужно?

Травник машинально сунул руку под рубаху и выругался.

– Чёрт… Я не взял меча. Герта, у тебя есть что-нибудь… – Взгляд его упал на хрустальный шар. Он протянул руку:

– Можно?

Герта не успела ответить. Внизу загрохотали сапоги, а через миг три человека уже ворвались в комнату.

– Ага! – довольным голосом объявил, входя, четвёртый, видимо, Герман, о котором говорила гадалка. – Он в самом деле тут. Эй, ты, рыжий! Слышь, чё. Собирайся. С нами, значит, пойдёшь. И чтоб без глупостей!

В руках у него был арбалет. Заряженный и взведённый.

Травник подбросил в ладони хрустальный шар и поднял взгляд.

– С чего ты взял, что я с вами пойду? – холодно осведомился он.

– Сказал, пойдёшь, значит, пойдёшь. С тобой говорить хотят.

Подельники Селёдки заухмылялись.

– Ты слишком много себе позволяешь, Герман, – сухо сказала Гертруда. – Или забыл, что с тобой случилось в прошлый раз?

Казалось, тот заколебался, даже немного побледнел, но уходить, похоже, не был намерен.

– Ты, Герта, молчи лучше, – сказал он. – Мне с тобой враждовать неохота. Ты не знаешь, кто это такой.

– А мне плевать, кто он такой. Он у меня в гостях.

Герман вытянул руку.

– Энтот парень года полтора назад навёл здесь такого шороху, что у нашей братии до сих пор руки чешутся. Потом собрал себе кодлу и промышлял на дорогах…

– Это был не я, – сказал Жуга. – Тот парень украл моё имя. Я убил его.

– Во-во, – кивнул Селёдка, – от подельников избавился! А после в Лиссе вырезал в корчме двенадцать человек.

– Сколько-сколько? – брови травника полезли вверх. – Уже двенадцать?

Приятель Германа – коротконогий парень в кожаной куртке, стоявший у окна, сердито сплюнул. Лицо у него было круглое, с редкой бородёнкой неприятного тёмно-рыжего оттенка. Он вынул нож – широкий крис с истёртой рукоятью и махнул им в сторону двери.

– Скажи спасибо, что ты здесь, – сказал он. – Кабы не Гертрудин дом был, прямо тут порезали бы… А ну, кончай болтать. Пошли!

– А этого? – указал другой на Вильяма.

– А про него ничё не говорили.

– Лови! – вскричал Жуга и ничком рухнул на пол.

Шар взвился в воздух. Гертруда мигом укрылась за столом, рванула Вильяма за руку. Тот упал. Герман вытянул руку, поймал хрусталь и недоумённо на него воззрился. Поверхность шарика играла радужными бликами, искрилась, вихрилась яркими снежинками. Селёдка полюбовался шариком и сунул его в карман.

– А ничё игрушка. – Поднял взгляд на травника. – И чё? Сыграем в мячик?

– В ящик он сыграет, – снова сплюнул тот, что стоял у окна.

Остальные загоготали. Только Герман остался серьёзен.

Жуга поднялся, несколько обескураженный. Помедлил и шагнул к двери.

– Постой, – Гертруда ухватила его за рукав.

– Не надо, – бросил тот, высвобождая руку. – Лучше, если это будет… не здесь.

Трое расступились, пропуская травника, и двинулись за ним. Селёдка обернулся на пороге. Повёл арбалетом.

– А вы сидите тихо. Слышь, Гертруда, чё я говорю? Не лезь, куда не просят. Пояли? Покедова.

Едва закрылась дверь, Вильям и Герта бросились к окну.

– Ах, сучий выкормыш! – Гертруда топнула ногой. Схватилась за оконную защёлку, ударила кулаком. – Ах ты, селёдка вонючая! Чтоб тебе жопу разодрало… Вильям! Помоги открыть окно!

Вильям, не ожидавший от неё подобных выражений, покраснел, но бросился на помощь. Вдвоём они расковыряли шпингалет и распахнули створки. Травник и остальные в этот момент проходили мимо беседки.

– Жуга! – истошно выкрикнула Герта. – Хрусталь! Не надо разбивать! Там…

Двое идущих обернулись на крик, и травник рванулся вперёд.

Первым повалился тот, что шёл слева. Второй взмахнул тесаком. Жуга мгновенно уклонился, нож пробил толстый верблюжий плащ и застрял. Жуга перехватил под руку нападавшего, вывернул, ударил локтем, закружил и короткой подсечкой бросил его на землю. Хрустнула кость, упавший вскрикнул коротко и страшно и обмяк. Меж тем упавший первым выхватил из-за голенища клинок и бросился в атаку. Блеснула сталь. Жуга ударил, крутанулся вправо, влево, путаясь в плаще. Второй, размахивая крисом, прыгнул на травника со спины. Ударил. Промахнулся. Ударил снова и попал. Плащ травника окрасился кровавым, он упал, и все трое смешались в свалке.

– В стороны, сукины дети, в стороны! – вопил Селёдка, брызжа слюной и прыгая вокруг дерущихся. Арбалет в его руках дёргался, выцеливая травника.

– Щас я его, падлу!..

Жуга рывком поднялся на колено, вывернул руку с зажатым в ней ножом и коротко, два раза пнул лежащего в лицо. Перекатился на спину, лицом к другому нападавшему, согнул проворно ноги и опять ударил – теперь уже в грудь. Подброшенный, бородач упал спиной на тумбу солнечных часов и замер, проколотый, как бабочка булавкой. Мгновение удивлённо пялился на штырь, торчащий из груди, попытался сказать, но тут у него горлом хлынула кровь, и он умолк. Крис выпал из его руки и воткнулся в снег.

Жуга приподнялся на локтях и перевёл взгляд на Германа. Вытер губы рукавом, выплюнул кровь.

Стрела смотрела ему в лицо.

– Ну, рыжий, – оскалился Селёдка, – повезло тебе. Но теперь мой черёд ходить.

– Нет, – глухо сказал Жуга. – Мой.

Вильям так и не понял, что произошло. Раздалось глухое «Бум!», живот у Германа лопнул красным месивом, кровавые ошмётки разлетелись во все стороны, а то, что от него осталось, рухнуло на снег. Когда Гертруда с Вильямом выбежали во двор, Селёдка был мертвее мёртвого. Жуга сидел возле мраморной тумбы часов, поддерживая одной рукой другую. По виску и плащу его стекала кровь.

– Куда тебя ранили? – Герта опустилась перед ним на колено.

– Жить буду, – травник поморщился. Повернул голову. – Как там эти?

– Один жив, остальные дохлые, – Вильям приподнял одного, другого, шагнул к часам и замер как вкопанный.

– Жуга… – выдохнул он. – Посмотри!

Травник обернулся.

Снегопад прекратился. Солнце вышло из-за туч, и длинная тень от гномона наискосок пересекла лицо распятого убийцы.

Сердце травника замерло.

Часы показывали нос и глаз.

* * *

Ран было три, из них лишь одна, на руке, внушала опасения. Крис, «пламенеющий клинок», оружие далёкой Азии, попавшее к османам, а затем в Нидерланды не иначе как по южному пути контрабандистов, несмотря на малую величину, в умелых руках рубил не хуже сабли. Остальная кровь принадлежала Герману или его подельникам.

– Ты страшный боец, Жуга, – задумчиво сказал Вильям, помогая Гертруде перевязывать раны. – Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так дрался.

Травник поднял голову.

– А ты хотел, чтобы я дал себя убить?

Вильям не ответил. Гертруда накладывала бинт плотно и тщательно. Кровь постепенно останавливалась.

– Как ты догадался про шар? – спросила она. – Постой, не говори, я сама. Сперва ты хотел его взорвать, но ничего не вышло, так? Потом, на улице, ты сообразил, что в прошлые разы шары взрывались, только если ты пытался выдать малый импульс…

– Герта… Ох! – Жуга уселся поудобнее и с укоризной покосился на гадалку из-под повязки. – Оставь свои учёные словечки, я их всё равно не понимаю. Я и в первый раз хотел, чтоб грохнуло, а он вдруг взял и заиграл. Ну, в смысле – засветился. Мне и подумалось: ну как это и есть проверка на магический талант? Вот я его и тронул чуток… Ох, яд и пламя, третий шар в этом городе!

– Я так и думала, – Герта удовлетворённо кивнула. – Ты плохо различаешь цвета?

– Откуда ты знаешь?

– Иначе ты не обозвал бы моё платье серым. Похоже, что в магии с тобой творится то же самое. Ошибка в восприятии. Ударное заклятие в твоём исполнении не больше чем забава, и наоборот. Ты раньше за собой подобного не замечал?

Жуга покраснел.

– Всякое бывало, – неловко буркнул он. Пошевелил рукой, поморщился. – Угораздило же. Не повезло.

– Наоборот, повезло – легко отделался.

– Тоже верно.

– Что с трупами делать будем? – хмуро спросил Вильям. – Три человека, как-никак.

– Я скажу Золтану, за ними придут. И с этим тоже разберутся, – Герта кивнула в угол, где всё ещё лежал без чувств второй оставшийся в живых участник драки. – Ведь нарывались уже, а всё не впрок.

– Нарывались? – поднял голову Вильям. – А… И что ты сделала в прошлый раз?

– Когда? Ах, это… Эхолайла. Я сделала так, что Герман стал повторять все звуки, которые слышал. Простейшее заклятие, не стоит разговора. Потом он умолк и год молчал как рыба. За это его, кстати говоря, селёдкой и прозвали. – Она повернулась к травнику: – Как ты себя чувствуешь?

– Хреново, – тот поморщился. – Но это ерунда. Мне бы только до трав своих добраться. А магией себе всё равно не поможешь, ослабеешь только.

– Нет, так нельзя, – нахмурилась Гертруда. Встала и расправила платье. – Сядь поудобней, я сейчас тобой займусь. Вильям! Разматывай бинты. Только осторожно. Я сейчас.

Она ушла и вскоре вернулась, неся горшочек и флакон прозрачного стекла. Промыла травнику порезы на ноге и голове, смазала ладони конопляным маслом и сосредоточилась. Пальцами прошлась вдоль краёв раны, одним движеньем их сомкнула и накрыла ладонью.

– Больно?

– Нет.

– Хорошо, – кивнула она и зашептала.

Жуга почувствовал, как теплеет кожа под её пальцами. Появилось давление, затем возникло ощущение Силы. Тонкое, почти неуловимое. Шли минуты. Жуга недоумевал, как с помощью такой ничтожной малости можно что-то сотворить. Он слушал сбивчивые лёгкие слова целительных заклятий и, к своему стыду, не мог понять их действия. Меж тем боль из виска ушла, а вскоре Герта отняла ладони, оставив затянувшуюся рану, и занялась следующей. Когда она кончила возиться с ногой и стёрла высохшую кровь, травник был вынужден признать, что никогда не видел такой мастерской работы.

Гертруда выглядела уставшей. Дыханье её участилось, лоб усеивали бисеринки пота. Когда она добралась до раны на руке, то ограничилась тем, что приостановила кровь и сомкнула края.

– Всё. Хватит. Слишком глубоко, – она встряхнула руками. – Сразу заживить не получится. Могу ещё немного успокоить боль, но и только.

– Не надо, – травник покачал головой.

– Тогда придёшь ещё раз. Завтра или послезавтра.

– А так и так прийти придётся, – он неуклюже подобрал свой плащ. – Ты ещё про наконечник не рассказала. Вилли, помоги перевязать.

– Что ж, ладно. Доску свою можете забрать. А, кстати… Хм…

Гадалка вдруг умолкла. Наклонилась над дощечкой. Подняла взгляд на травника. Тот всё понял без слов. В горле у него пересохло.

– Лис? – одними губами спросил он. – Это лис?

Гертруда и Вильям переглянулись.

– Он угрожал двоим… Что там стояло?

– Охотник, – сказала Герта. – Это был охотник.

* * *

– Чёрт побери, Жуга, с тобой одни проблемы! Стоит оставить тебя одного и вот, пожалте – три трупа среди бела дня. Будто у меня без этого хлопот мало! Как тебя угораздило влипнуть?

Был поздний час. Посетители ушли, корчма закрылась, и только травник с Золтаном сидели в пустом зале. Жуга и Вильям пришли уже давно, а вот Золтан заявился лишь под вечер и никак не мог успокоиться. Гертруда, как и обещала, известила его о происшествии, и весь остаток дня Хагг пытался замять дело. Естественно, настроение его от этого не улучшилось.

– Перестань кипятиться, Золтан, – поморщился Жуга. – Во-первых, я был не один, там были Вилли и Гертруда. А во-вторых, не я начал драку.

– Всё равно. Только сумасшедший с голыми руками кинется на четверых головорезов.

Травник пожал плечами:

– А что мне оставалось делать? Разбираться полюбовно? Сам же настоял, чтоб я оставил меч. И потом, – он усмехнулся, – может, ты не поверишь, но я знал, что останусь жив.

– Не мели чепухи! – сердито оборвал его Хагг. – Как можно знать такие вещи?

– Нет, правда. Помнишь, что напророчил Олле? А ведь ничего пока не сбылось. Правда, часы, но это было после.

Золтан поднял бровь:

– Олле? И ты кинулся в драку только из-за бредней этого придурка?

– Всё равно выбора не было. Драться в доме у Герты я не захотел – о ней в стишках ничего не говорилось. Насчёт себя я был уверен, что останусь жив, а вот их с Вильямом запросто могли убить. Я отошёл подальше, ну и… вот.

– А если бы тебя изувечили? Отрубили руку? Выкололи глаз? Твоему дурацкому «пророчеству» это нисколько бы не помешало сбыться.

– Да, приятного мало, – согласился травник. – Так ведь не отрубили же!

– Да пойми ты, – Золтан перестал ходить и оседлал табурет, – такие дела не решаются на месте. У воров свои законы. Я наверняка сумел бы вытащить тебя, а у этого Селёдки куча дружков, и все они теперь мечтают порвать тебя на части. Этого ты хочешь? Этого, да?

– Ну, извини, – Жуга развёл руками, – в другой раз предупреждай пораньше. А то я человек дремучий, городскому обхождению не обучен. Я ж не знал, что ножиком у вас здесь только так махают, для важности, а так-то мухи не обидят…

– Тьфу, язви тебя холера! – Золтан плюнул и охватил голову руками. – Я ему слово, он мне десять!

Жуга приподнял кувшин. Вопросительно взглянул на Золтана:

– Пить будешь?

– Чёрт с тобой, наливай…

Воспользовавшись затишьем, Агата поспешила принести ужин – омлет и суп со шкварками, в котором плавали белые квадратики леббенча . Разговор прервался, и оба принялись за еду. Было слышно, как шумит ветер за окном.

– Странно она живёт, эта Гертруда, – задумчиво проговорил Жуга, поглаживая раненую руку. – Ни прислуги, ни кота. Обычно ведуньи любят кошек. Сколько ей лет?

– Не много, – уклончиво ответил тот. – Нет и тридцати. Сильно порезали?

– Гертруда зарастила. Я никогда не видел, чтоб так ловко управлялись с магией. Ты знаешь, я почти не верил, что такое бывает. Она же сил почти не тратит, а заклинание работает. И хорошо работает! Лучше, чем у меня.

– Известно, – Золтан усмехнулся. – У неё всегда так. Это ты, дурак, кувалдой лупишь комаров – сила есть, ума не надо. А у неё всё тонко, по-научному.

– Она училась у кого-нибудь?

– Сам спросишь, – буркнул Хагг. – Захочет, расскажет. Смотри только не пожалей потом.

– И имя, – травник вдруг нахмурился. – Да, ты знаешь… Это у неё не имя. Ему хочется, чтоб её звали Гертой, а на самом деле…

– Кому? – Золтан перестал жевать.

– Ну-у… – Жуга неопределённо покрутил завязанной рукой. Поймал взгляд Золтана, смутился и пожал плечами: – Имени, наверное. А в самом деле, странно. Вот чувствую, а объяснить не могу!

– Ну и не мели чепухи! – сердито оборвал его Хагг. – Лучше скажи, где Тил?

– На крыше.

– Опять с драконом?!

– Нет, один. На звёзды смотрит. Просил не мешать.

– Да-а… – Золтан побарабанил пальцами по столу и вздохнул. – Дивный народ эти эльфы…

* * *

Примерно около полудня Телли понял, что разбудить дракона не удастся. Неугомонный Орге предлагал кучу способов. Они раскрывали окно, надеясь, что разбудят Рика холодом, потом, наоборот, подбрасывали дров в камин, надеясь сделать то же самое при помощи тепла, поливали его водой, шумели так, что сотрясалась корчма, дёргали Рика за крылья и хвост и даже пытались напоить его пивом, разжав драконьи челюсти каминными щипцами. Всё было тщетно – чаще всего дракончик лениво приоткрывал один глаз, укладывался поуютнее и снова засыпал. Дошло до того, что Орге предложил опять устроить нападение на Тила, чтобы дракон пришёл на помощь, и уже подговорил Эльдона и Браги спрятаться в коридоре. Дело испортила Агата: завидев дварагов, сидящих в засаде с топорами наголо, она смекнула, что затевается очередное разрушение, и долго гоняла их мокрым полотенцем. К полудню все четверо окончательно выбились из сил и оставили эти попытки, тем более что Рик, скорее, дремал, чем спал по-настоящему. А часом позже вернулись от гадалки Вильям и Жуга, и всем стало не до дракона. Пока угрюмый травник занимался раной на руке, а Вильям в очередной раз пересказывал, что произошло, Тил почувствовал, что больше не может, и ушёл проветриться на крышу. Его исчезновение заметили не сразу, и когда Жуга нашёл его, уже темнело.

– А, вот ты где.

На заметённой снегом крыше было холодно и тихо. Тил сидел на самом гребне, обхватив колени и прислонившись к тёплой трубе. Бросил взгляд на травника и отвернулся.

– Не замёрз? – Жуга подошёл и опустился рядом. Проследил за взглядом паренька. Смотрел Тил в сторону гавани, где на холодном рейде темнели силуэты трёх последних кораблей.

– Как твоя рука? – спросил тот вместо ответа.

– Рука нормально. Заживёт. Ты что там увидал?

– Да это… – Тил поплотнее запахнул овчину кожуха и помолчал. – Грустно отчего-то.

– А что весёлого на крыше? – усмехнулся травник.

– Я не об этом. Лето кончилось, и вообще… Не знаю, что мне дальше делать. Устал я от всего этого. Домой хочу.

– Куда домой?

– Куда-нибудь. Где можно жить спокойно. Ходить по улицам без опаски. И чтобы Рик летать умел, – Тил с грустью посмотрел на травника. – Ты знаешь, Жуга, наверное, он уже никогда не полетит. Мне так кажется.

Жуга помедлил.

– Я не стал говорить при остальных, – сказал он, – но тебе про это надо знать. Это про доску.

– Отстань ты со своей доской!

– Нет, ты послушай. Гертруда показала мне… нам с Вильямом чёрные фигуры. Те, которые против нас. Там тоже есть дракон. Это они играют, он – и Рик.

– Что ты плетёшь! Рик вообще к доске не прикасался. Он спит.

– Наверно, в этом и дело, – проговорил задумчиво Жуга. – Мы трогаем фигурки, но сдвинуть их не можем. А Рик… Кто знает, что он делает в своих драконьих снах! Мы для него только фигурки на доске, но от нас зависит, выиграет он или проиграет.

– А я? – Тил поднял взгляд. – Я тоже для него только фигурка?

– Да он и сам – фигурка на доске. Забыл?

Тил помолчал. Холодный ветер развевал его белые волосы.

– А что будет, когда он проиграет? Или выиграет?

– Это знают только двое: Рик и тот, другой. – Жуга встал. – Пойдём-ка вниз. Чайку попьём, согреемся. Агата пряники печёт медовые, страх какие сладкие. Пошли.

– Ты иди, а я не буду. – Телли отвернулся. – Ну их. У этих гномов только и разговоров, где какие камни встречаются да как лучше сталь гравировать, а как напьются, сразу хвать за топоры и ну спорить, чей лучше. Стол разрубили, скамью разрубили… Скоро корчму пополам разрубят. Они что, все под землёй такие двинутые?

– Не все, – пряча улыбку, отозвался Жуга. – Другие ещё хуже.

– То-то и оно. А здесь свежо, просторно, дышится легко. Звёзды светят…

Травник поднял голову. Звёзд сегодня и впрямь было много. Темнеющее небо словно обсыпали светящейся пылью. Луна, вчера ещё растущая, сегодня округлилась окончательно. Во взгляде Тила была непривычная задумчивость, казалось, он уже забыл о травнике. Жуга почувствовал в груди немое беспокойство – эхо той странной влекущей тоски, что отражалась в зрачках Телли холодной россыпью звёзд; он потоптался неловко, чувствуя себя лишним, и стал спускаться.

Внизу-то его и поджидал вернувшийся от Герты Золтан.

– Чёрт побери, Жуга, с тобой одни проблемы! – без предисловий начал он. – Стоит оставить тебя одного…

Жуга вздохнул и потянулся за кувшином.

* * *

Всю ночь Жуга не мог заснуть, да и на следующий день его одолевало беспокойство. Он вспоминал вчерашние события и всё яснее чувствовал, будто что-то упустил, догадку или наблюдение, которым не придал значения, а теперь забыл. Наконец он решил, что корень всех бед – считалка Олле. После того, как сбылось предсказание насчёт часов, дурацкие стишки вертелись в голове и не давали покоя. «Молоко, – раздумывал Жуга, бродя по двору. – Что значит «где скисло молоко»? Мало ли, где оно может скиснуть… У любой кухарки. Да хотя бы здесь. Опять же лекарство…»

Все иносказания Жуга отбросил сразу – после часов стало понятно, что канатоходец говорит о чём-то конкретном. Где-то действительно сейчас скисало самое обычное молоко, скорей всего – чертовски много молока, раз Олле так на это напирал. А у Жуги и вправду было при себе некое лекарство, способное кого-то исцелить. Кого? И от чего? Жуга не знал. И если с кораблём и прочим можно было обождать, то эти две вещи ждать не могли: история с часами убедила травника, что лучше подготовиться к ним заранее.

К обеду вдруг пожаловал Яльмар, как всегда, весёлый, шумный и голодный. Затащил за стол Жугу и Вильяма, швырнул парнишке из прислуги пару талеров и потребовал всего самого лучшего и побольше, после чего увидел перевязанную руку травника и помрачнел:

– Это чего?

– Так, – отмахнулся Жуга, – вчера кое с кем поцапались в городе.

Варяг заинтересованно подался вперёд.

– А ну, рассказывай.

– Вон, пусть Вильям расскажет. У него складней получится.

Вильям с готовностью взялся за дело. После пяти вчерашних пересказов история обросла новыми подробностями, а в изложении барда стал проглядывать высокий штиль. Он делал страшные глаза, то повышал голос, то понижал его до заговорщицкого шёпота, выдерживал многозначительные паузы, махал руками и пару раз порывался даже вскочить на скамейку. Яльмар цокал языком, прихохатывал и восторженно хлопал себя по ляжкам, между делом уминая горячее мясо.

– Здорово, зашиби меня Мьёльнир! Жаль, меня с вами не было. А кстати, что ты там про эльфов?..

Жуга по мере сил поведал Яльмару про Телли и про то, что с ним произошло. История дракона и мальчишки-эльфа впечатлила викинга гораздо меньше, но всё равно заставила задуматься.

– Зелёные человечки, говоришь? – хмыкнул он. – Как же, помню. Я как-то с другом на спор пить затеял. До середины бочки добрались, тут они отовсюду как полезут! Сначала он мне: «Яльмар, видишь?» Я ему: «Нет», а пару ковшиков добавил – тоже увидал…

– Да я не про этих, – поморщился травник и вновь пустился в объяснения.

– А, понятно, – наконец кивнул викинг. – Что ж ты сразу не сказал? Это надо обмозговать. Эй, парень, – он поманил пробегавшего мимо слугу и сунул ему менку. – Принеси-ка нам ещё кувшинчик. И мяса на решётке, и мозгов с горошком. Ну и чего-нибудь ещё.

– Э, Яльмар, – усмехнулся травник. – Да ты, никак, разбогател?

– Тс-с! – Викинг скорчил серьёзную мину, поднял со скамейки и водрузил на стол свой мешок. Дёрнул завязки. Жуга заглянул внутрь…

…И отшатнулся при виде пяти витых стержней из кости.

– Единорожьи рога, – ухмыльнулся Яльмар. – Э, да что это с тобой? Позеленел весь. На вот, глотни.

Непослушными пальцами Жуга нащупал кружку. Сжал её и поднял взгляд. Видимо, в глазах у него отразилось что-то такое, что заставило Яльмара тревожно заёрзать.

– Э, э, ты чего? – он завязал мешок. – Да перестань ты дёргаться: не настоящие рога-то. От морских единорогов. Мы их на севере с две дюжины поймали, мясо съели, а рога я приберёг. Как чувствовал, что пригодятся. Вот, сбываю понемногу, чтобы спрос не подорвать. От яда, правда, не помогают, но пока никто не жаловался.

– Ещё бы! – усмехнулся Вильям. – Те, кому не повезло, молчат.

Травник медленно приходил в себя. Глотнул из кружки. Руки всё ещё дрожали.

– Дурак ты, Яльмар, – выдохнул он. – Предупреждать надо!

– А чего?

Подошёл и подсел к столу Золтан.

– Здорово, Яльмар. Тебя, говорят, поздравить можно. Об чём шумим?

– Да вот, Вильям про вчерашнее рассказывал.

– Нашли чем хвастать. Сами чудом уцелели, и мне опять заботы.

– Брось, Золтан, – отмахнулся мореход. – Подумаешь, прирезали паршивцев. Один! Да с ними только так и можно. Если делать дело, без этого никак: молока не сквасишь – сыра не получишь.

Жуга поперхнулся пивом.

– Что?! – вскричал он. – Что ты сказал?

Воцарилась тишина. Травник оглядел встревоженные лица друзей и встал.

– Вот что, Золтан, – проговорил он медленно. – Ты можешь разузнать, где в городе делают сыр?

– Какой сыр?

– Самый лучший.

* * *

– Ну вот, похоже, всё в порядке, – Герта потрясла руками, будто стряхивала невидимую воду, отступила и полюбовалась своей работой. – Думаю, повязка больше не нужна.

Жуга вывернул руку и скосил глаза на шрам. Разрез под красной корочкой стянулся окончательно. Боль ушла.

– На удивление хорошо заживает, – задумчиво продолжала Герта, вычищая кровь из-под ногтей. Пальцы у неё были длинные, сильные, с короткими и гладкими ногтями, ладонь была скорее квадратная, нежели удлинённая. – Не поднимай тяжёлого и не дерись, а то разойдётся.

– Я знаю, – травник опустил рукав рубашки.

– Было бы неплохо посмотреть твою ауру. Золтан говорил, что ты иногда занимаешься магией. Когда подобное…

– Не сейчас, – уклончиво ответил Жуга, не желая признаваться, что не понял, о чём идёт речь. – Раздеваться неохота. Расскажи мне лучше о стреле.

К удивлению травника, Гертруда громко рассмеялась.

– Раздеваться совершенно не обязательно, – сказала она наконец. – Но если ты не хочешь, я не буду. А вот стрела, которую вы мне принесли, действительно оказалась предметом удивительным. Подожди здесь, я сейчас вернусь.

Гадалка вышла, и Жуга остался в одиночестве.

Сегодня он пришёл сюда один. Гертруда спустилась открыть ему, с руками, выпачканными в земле, в холщовом фартуке поверх поношенного платья, на сей раз действительно серого. От неожиданности Жуга даже забыл поздороваться. Гадалка поймала его недоумённый взгляд и улыбнулась.

– Проходи, – она отступила, пропуская травника вперёд. – Я цветы пересаживаю. Подождёшь в гостиной или пойдёшь со мной?

– А далеко идти?

– Нет, что ты! – рассмеялась та. – В оранжерею. Вон туда.

За кабинетом оказалась ещё одна комната – длинное помещение с камином и широким створчатым окном на потолке, через которое внутрь проникал дневной свет. Комнату заполняло бесчисленное множество горшков и ящичков с цветами, травами и даже с маленькими кустиками роз. Отдельно стояли кадки с лекарственными растениями. Жуга с порога разглядел шалфей, ромашку, розмарин и базилик, оранжевые лепестки календулы и ещё добрую дюжину трав, совершенно ему неизвестных. Воздух здесь был тёплый и влажный, напитанный цветочным ароматом, который раньше травник принимал за запах курительных палочек.

– Да у тебя тут целый огород, – с оттенком уважения сказал Жуга. – Вот уж не думал, что всё это можно разводить под крышей, да ещё зимой!

– Мне по лесам слоняться некогда, – Гертруда выкопала целый куст вместе с корешками и землёй и мотнула головой. – Если ты передашь мне во-он тот горшок, дело пойдёт быстрее. А потом займёмся твоей рукой.

Выкапывать растения Жуге было не впервой, а вот сажать не доводилось. Он с любопытством пронаблюдал, как гадалка насыпала на дно горшка золы, расправив корни, аккуратно разместила куст, добавила земли и примяла пальцами.

– Пожалуй, всё, – она заглянула в опустевшую кадку. – Вовремя мы: ещё неделю-две – и кадку бы разворотило. Взгляни, как стенки раскрошились.

– А поливать разве не надо?

– Растения сразу после пересадки не поливают – слишком много ранок на корнях, могут загнить. Пойдём.

Она ополоснула руки, без слов вручила травнику кувшин с водой и удалилась. Вернулась она, уже переодевшись в небесно-голубое, отороченное белым мехом платье и сразу принялась за дело.

Теперь, рассматривая рану на руке, Жуга не удивлялся, но всё равно не мог понять, как это было проделано.

Наконец послышались шаги, Герта вошла и положила наконечник перед травником.

– Вот. Возьми, – она расправила юбки и опустилась на стул. – Отдашь Вильяму. И знаешь, что, – она потеребила подбородок, – скажи ему, чтоб подыскал для своих стрел что-нибудь другое, а это спрятал подальше.

Жуга насторожённо покосился на треугольный кусочек металла. На тёмном бархате сталь отливала синевой, но выглядела совершенно обыденно. Он взял наконечник и вновь не ощутил ничего особенного. Перевёл взгляд на гадалку.

– Я ничего не чувствую. Никакого волшебства. Он отравлен?

– Нет, яда нет. А вот волшебство как раз есть. Заклятие латентно, то есть сейчас оно в спящем состоянии. Его нетрудно обнаружить, если постараться. Попробуй, например, нагреть его. Возьми щипцы.

Жуга подчинился. С минуту он держал кусочек стали над чадящим фитильком, затем достал и осторожно потрогал.

– Холодный.

– Так часто бывает с предметами, заряженными магией. Смотри ещё.

Она подвинула шкатулку с притираниями, вынула щепотку пудры и рассыпала её по столу. Вокруг наконечника образовалось белое неровное кольцо, но на само железо не попало ни пылинки.

– И подобных тестов много, – Герта отряхнула руки. – Наверное, ты и сам когда-нибудь ими пользовался.

– Мне не приходило в голову, – признался Жуга. – Ну, хорошо, это мне понятно. А в чём суть самого заклятия?

– Трудно сказать, – Гертруда пожала плечами. – Чары очень сложные, многоступенчатые и, как я уже сказала, спящие. Я не смогла в них разобраться. Невозможно понять, какая нитка в середине клубка, пока не размотаешь его. А активировать такое заклятие может только очень мощный выплеск энергии.

Слова Гертруды всё больше настораживали травника. За напускным спокойствием проглядывало нечто иное – волнение, тревога, даже страх. Он не мог понять, лишь чувствовал: он снова что-то упускает. Перед глазами маячили руки гадалки, выкопанный куст… Жугу не покидала мысль, что он уже испытывал подобное, при очень странных обстоятельствах. Ему вдруг стало душно. Травник распустил завязки ворота.

– В твоём рассказе, – продолжала Герта, – есть одна зацепка: история Эйнара. В большинстве случаев магия затевается во исполнение желания. Волшебник тратит на это очень много сил, всякий раз подобные действия связаны со смертельным риском. Чародеи издавна бьются над поиском источника магической подпитки, но чаще расходуют собственную силу.

– Хватит ходить вокруг да около, Герта, – хрипло сказал Жуга. – Откуда берут такую силу? Что может её дать?

– Жизнь. Ты мог бы догадаться сам: оружие всегда забирает жизнь. Я кое-что слыхала про Эйнара. Маг такого уровня вполне мог создать артефакт, способный выполнить единственное, самое заветное желание, забирая взамен всю энергию жизни. Ему было всё равно, что потом. Ты говорил, будто у него была мечта стать дельфином? Я думаю, он им стал.

Травник был потрясён. Он не мог не признать, что Эйнар нашёл поразительное и страшное в своей простоте решение проблемы. Желания уравнивались в цене, ты вставал перед выбором: либо жить, смирившись с тем, что твоя мечта никогда не сбудется, либо получить то, что хотел, но потерять себя. Но дело было даже не в этом. Человек мог мечтать стать правителем мира, а на деле всего лишь хотеть, чтоб загнулся поганец сосед. Если Олле в глубине души хотел дурачиться и веселиться безнаказанно, остаться навсегда ребёнком, скользить по грани между сном и явью, он получил такую возможность.

– Яд и пламя, – пробормотал Жуга. – Их же там полбочонка… Куда ему столько?

Гертруда пожала плечами:

– Возможно, Эйнар сделал несколько пробных партий. Думаю, на дне лежат первые, ещё неудачные экземпляры. Но меня в этой истории взволновало другое.

– Что?

– Подумай сам. Ведь это наконечник для стрелы, а стрела – дистантное оружие. Убивает на расстоянии. Эйнар не мог стрелять в себя.

– Так, значит…

– Да. Его убили.

Оба умолкли и уставились на лежащий на столе наконечник.

– Вот потому я и советую вам спрятать его подальше. Никто не вправе решать чужую судьбу. И никто не знает своих желаний.

Прошло немало времени, прежде чем травник решился нарушить молчание. Он сунул наконечник в кошель, завязал его и положил в карман.

– Послушай, – он провёл рукой по волосам. – Эта самая аура… Как ты собиралась её смотреть? Что для этого надо?

– Да ничего не надо, просто посиди спокойно. Вот. Смотри сюда.

Она выставила на стол небольшое квадратное зеркальце, и на травника с той стороны стекла уставилось его отражение. Жуга помедлил и отвёл глаза. Вновь затеплились свечи, гадалка занавесила окно и зашептала. Травнику подумалось, что Гертруде без помощи свечей редко удавалось колдовство. Жуга нахмурился – что-то было не так. Огонь…

Он перевёл взгляд на зеркало и еле сдержал крик. В первый миг ему показалось, что волосы у него на голове встали дыбом. Но тут же стало ясно, что волосы ни при чём – мерцал сам воздух. Свечение было матовым, неярким и неоднородным, в нём были полосы разных цветов, отростки, щупальца, всё это двигалось, лениво извивалось, колыхалось, словно водная трава. Одни были длинными, другие короче, концы иных и вовсе уходили в темноту. В зеркале Жуга казался чудищем, Горгоной в мужском обличье.

– Что это?

– Засорённая аура, – вздохнула Герта. – Хвосты, обрывки заклинаний. Проще говоря, следы занятий магией. Всё, как я предполагала.

– Но как… откуда… Почему?

– Неосторожность. Неопытность. Магия щедра на неожиданности. Ты похож на паука, к которому пристают кусочки каждой его новой паутины. Плетёшь сеть за сетью, а следы заклятий тянутся за тобой, и ты теряешь силу. Будь у тебя её чуть меньше, ты бы уже давно умер. Тебя в последнее время не одолевает усталость? Чувство безнадёжности? Тоска? Упадок сил?

Жуга оторопело кивнул и в этот миг увидел в руке у Гертруды нож с широким, потемневшим от времени лезвием. Гадалка перехватила тревожный взгляд травника и успокаивающе положила ладонь ему на плечо.

– Не бойся, – мягко сказала она, – это пентакль, он из серебра. Он ничего не отрезает, только рвёт магические связи. Ты позволишь?

Нож запорхал в её руках. Жуга угрюмо наблюдал, как «прядь» за «прядью» опадают и растворяются в темноте трепещущие линии волшебного огня. Он не чувствовал в себе никаких изменений, но само зрелище захватывало дух и заставляло сердце учащать свой бег. Всё напоминало игру, но что-то говорило травнику, что это не игра. Герта не лгала. Шуршал шёлк платья. Движения гадалки были лёгкими, уверенными, чуть напряжёнными. Он всмотрелся в отражение её лица в зеркале перед собой – неброские, крупноватые черты, сосредоточенный взгляд серых глаз и руки, уверенной хваткой держащие нож…

Руки, без усилий удержавшие горшок с землёй, который весил фунтов десять…

Он вдруг понял, что казалось ему странным в имени гадалки.

Принадлежность рода.

– Герта, – медленно проговорил он, с каждым словом холодея от своей догадки. – Ответь мне на один вопрос.

– Спрашивай.

– Ты… мужчина?

Рука с зажатым в ней серебряным ножом замерла над его затылком и медленно опустилась. В зеркале отразилось бледное и грустное лицо.

– Да.

* * *

Сны.

В последнее время Тил успел забыть, сколь много значит для него неуловимая ткань сновидений, успел забыть то чувство, когда широкий парус сна вдруг схлопывается в чёрный лепесток, мгновенно уносимый вихрем пробуждения. Сны раньше не тревожили его – бесцветные пустые ночи проходили мимо тихо и спокойно, исчезая навсегда. И лишь теперь, когда в глубинах памяти стало оживать прошлое, в его душу заползла неясная тревога, порождённая невозможностью вспомнить сны.

А в том, что они были, Тил не сомневался. И причиной для уверенности оказались даже не слова Олле, а что-то другое. Это «что-то» поселилось в глубине его души, такое отстранённое и в то же время близкое, что становилось не по себе от такой раздвоенности. Раньше, если щемило сердце или накатывала грусть, Тил привычно отсылал причину беспокойства к жизни до войны, предпочитая об этом не думать и даже не пытаясь вспоминать. Дверь в прошлое была закрыта даже в снах, и это было благом для него. Он был здесь своим, и этот мир принадлежал ему, а он был частью этого мира. Был – и всё.

Но сны учили думать по-другому.

Во сне ты долго и упорно вышивал рисунок, а поутру, проснувшись, выяснял, что вышивал невидимый узор невидимой иглой, и только пальцы помнят работу. Но узор-то от этого не исчезает.

Во сне события воспринимаешь не так, как наяву. Бывает, например, приснится человек с пятью головами, а ты и думаешь: «Ну, пять голов. Так и надо, так и должно быть». А поутру ломаешь голову, почему вся эта чушь и несуразица казалась во сне такой естественной. И подползает пугающая в своей простоте мысль: а я ли видел этот сон?

Кто в глубине души на самом деле видит сны?

Нас двое или я один?

И кто из нас «я»?

Ветер с гавани, холодный и сырой, гулял над крышами, ерошил волосы мальчишки, выдувал тепло из-под овчины кожуха. Ставшим уже привычным усилием Тил подавил озноб и вновь задумался – откуда у него это умение? Не спать, когда надо не спать, спокойно сносить холод и ветер, думать о нескольких вещах сразу… И звёзды. Телли поднял голову. Узор созвездий был теперь как музыка, звучал неуловимо высоко прозрачной стынущей мелодией. А где-то в глубине души, как эхо, отзывалась тонкая струна. Иногда она звучала чисто, иногда – нелепым диссонансом, а порой и вовсе дребезжала как жестянка. Смех и колокольчики, капель и грохот водопадов, посвист ветра в звёздных лучах… Мелодии сплетались, расходились и сходились вновь. «Так и надо, так и должно быть», – думал он.

А потом опускал глаза и в сотый раз спрашивал себя, почему вся эта чушь и несуразица кажется ему теперь такой естественной.

Но до этого не было дела никому. Даже Жуга, и тот его не понял. В последние дни Тил ловил себя на мысли, что все людские заботы стали казаться ему мелкими и нелепыми. Он изменялся. Память тела оживала быстрее, чем память ума. Но и та память не была мертва: она спала. И видела сны. Он чувствовал присутствие своего дракона там, внизу – немое спокойствие уснувшей мощи, и ему было тревожно-хорошо. Маски опадали, как увядшие листья. Тил с гибельным восторгом ощущал, как растворяется во времени мальчишечье сознание, и ему на смену через сны приходят ум, расчёт и память навигатора. Он и хотел, и боялся этого.

– Я возвращаюсь, – сказал негромко он.

Налетевший порыв ветра сорвал с губ его слова и унёс во тьму.