ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Френтис
Он заскреб пальцами, пытаясь зацепить веревку, оттянуть от горла, разорвать. Мужчина в красных доспехах снова рассмеялся и пнул Френтиса в живот, вышиб воздух. Веревка сдавила глотку и не дала вскрикнуть.
— Не дергайся больше, — предупредил он и шагнул ближе. — Она не хочет, чтобы тебя покалечили.
Он поставил обутую в сапог ногу на грудь Френтису, придавил к полу. Пара приятелей, тоже в красных доспехах, поднесла кандалы.
— Она сказала, что ты можешь выбрать, кого из твоих друзей оставить в живых, — но лишь одного, — сообщил держащий веревку красный и надавил сильней.
Френтис попытался пнуть того, кто присел у ног, но тот поймал его за щиколотку и тут же с ужасной силой придавил ногу к полу. Второй схватил руки, завернул за голову и успел прицепить кандалы на одно запястье.
— Не могу понять, отчего она так тебя хочет, — спокойно проговорил красный, безразлично глядя на распростертого на полу Френтиса. — Она могла бы иметь любого из нас…
Что-то звякнуло, и у ухмыляющегося красного из виска вырос арбалетный болт. Голова дернулась, расслабившиеся губы пробормотали что-то невнятное, и тело свалилось на пол. Брызнуло стекло. Иллиан влетела через окно ногами вперед, с мечом в руках, приземлилась рядом с Лемерой, полоснула красного, держащего руки Френтиса. Тот проворно уклонился, но лезвие оставило глубокую рану на лбу. Сидевший у ног вообще остался невредимым, уклонился от удара, перекатился и вскочил на ноги уже с мечом в руках. Зато руки и ноги Френтиса оказались свободными.
Он мгновенно поднялся на колени, свистнула цепь, обвилась вокруг ног. Он дернул, свалил врага на пол и прыгнул, ударил ногами в голову. Шея с хрустом переломилась. Френтис подхватил меч врага и повернулся к Иллиан, отчаянно отбивающейся от третьего красного. Тот давил и наседал, все с той же сводящей с ума ухмылкой, как и его товарищи. Френтис хлестнул цепью, враг уклонился с изяществом, посрамившим бы и куритая, но открылся для удара в шею. Выпад Иллиан красный с легкостью отбил, но не успел парировать удар Френтиса по ногам. Лезвие зашло так глубоко, что заскрежетало по кости. Красный чертыхнулся, но на лице появилась не злоба, а выражение легкого интереса и отчасти даже восхищения. Он с уважением посмотрел на Френтиса — за мгновение до того, как меч Иллиан пронзил горло.
— Брат! — внимательно разглядывая его, крикнула она.
— Я невредим. Ты охраняла мою комнату? — спросил Френтис и подошел к трупу с переломанной шеей.
Ключ от кандалов отыскался в сапоге.
— Мы охраняли по очереди. На крыше снаружи есть удобная полка.
Он посмотрел на Лемеру, лежащую на простынях в расползающемся кровавом пятне, будто в распускающемся цветке. Она сказала, что выбрала умереть свободной…
— Брат, я знаю, что вы не нарушили клятву, — сказала Иллиан, заметившая, куда он смотрит. — Лемера сказала мне, что ей просто было хорошо рядом с вами.
Френтис надел рубаху и брюки, потянулся за сапогами.
— Что снаружи? — спросил он.
— Все спокойно. Никаких признаков тревоги — пока я не услышала шум здесь.
Иллиан подошла к первому убитому, присела на корточки и потянула за болт. Тот с чмоканьем и скрежетом вышел из черепа.
— Кто они?
— Их называют арисаями, — пояснил Френтис. — И я не сомневаюсь, что их тут гораздо больше.
Он взял свой меч и подбежал к окну, обшарил взглядом пустые улицы до стены, где ходили по парапету часовые. Ничего.
Хм, а вот городская канализация… Он посмотрел на забранный железной решеткой слив на мощенной брусчаткой улице. Арисаи ждут там, чтобы удостовериться в исполнении приказа императрицы. Ее воля — превыше всего.
Он вдруг понял, что если бы не предупреждение во сне, то сейчас лежал бы связанным, а все пришедшие с ним умирали бы. Она предупредила не случайно. Она хотела, чтобы ее арисаи не справились.
Френтис окинул взглядом комнату с трупами. Что ж, значит, остальные еще не подозревают о неудаче плана.
— Позовите Дергача, Лекрана, мастера Ренсиаля и Текрава, — велел Френтис. — Пусть придут быстро, но тихо!
Он бессильно повис между Лекраном и Ренсиалем, цепь кандалов брякала по брусчатке мостовой. Товарищи поднесли его к решетке канализации в тени главного городского склада. На Дергача красный эмалевый нагрудник едва налез, потому бывший вор шел позади, старался укрыться в тенях. Френтис был уверен, что арисаи внимательно наблюдают за подходящими соратниками. Краткий опыт показал: до крайности опасно недооценивать арисаев, но у них есть и слабость. Они улыбаются так, будто им нравится бой, нравится драться и убивать — а упоение убийством мешает здраво мыслить.
Вблизи колодца из теней шагнул человек в красных доспехах. Френтис глянул на него сквозь полуприкрытые веки. Да, и этот усмехается.
— Никаких затруднений? — спросил человек по-воларски.
Смотрел он при этом лишь на Френтиса.
— Никаких, — согласился Лекран и сбросил Френтиса к ногам воларца.
— Я думал, что он справится по крайней мере с одним из вас, — сказал красный, присел на корточки, достал кинжал и трижды постучал рукоятью о решетку.
— Похоже, легенда слишком уж преувеличивает его возможности, — заметил Лекран и совершенно искренне ухмыльнулся.
Кто-то снизу поднял и отодвинул в сторону решетку, арисай крякнул и нетерпеливо помахал Лекрану рукой.
— Давай, скорей спускай его вниз, у нас много работы!
— Нет, — отвлекая внимание от заходящего сзади Ренсиаля, ответил Лекран. — Твоя работа уже закончилась.
Кинжал Ренсиаля скользнул по глотке, арисай упал на колени, схватился за шею — и рассмеялся, хотя кровь брызгала сквозь пальцы. Из колодца высунулась голова, арисай подтянулся — и рухнул назад в облаке кровавых брызг, разрубленный топором Лекрана.
— Ленивые ублюдки, за работу! — заорал Дергач.
Размахивая руками, он выскочил из темноты. В дальнем конце улицы показался Текрав с дюжиной помощников. Все катили бочки с маслом. Лекран приставил к губам рожок и выдул длинную пронзительную ноту. В одно мгновение город ожил. Вспыхнули факелы, и люди кинулись к назначенным местам с оружием в руках. Френтис рискнул заглянуть вниз и еле успел отдернуть голову — нож пролетел на волосок от лица. Из колодца доносилось шлепанье множества ног по воде, но никаких криков, сигналов тревоги либо паники. Неужели они не ощущают страха? Если так, то это скверная новость.
— Сколько? — подкатив бочку к люку, спросил Текрав.
— Все, — ответил Френтис.
Текрав перевернул бочку, Лекран выбил крышку топором. Ламповое масло хлынуло в колодец. За первой бочкой последовала вторая. Носильщики спешно тащили бочки к другим выходам из канализации.
Френтис посмотрел на крышу склада, где стояла Иллиан с факелом в руках и качала им. Это означало, что все выходы из канализации под контролем и там по меньшей мере рота бойцов.
— Больше нет смысла ждать, — сказал Френтис Текраву.
Главный квартирмейстер подошел к колодцу с пылающим факелом в руках.
— За Лемеру, — сурово произнес он и швырнул факел вниз.
Столб огня взметнулся футов на десять. Спустя несколько секунд он опал, но из колодца то и дело вырывались языки пламени. Френтис прислушался: ничего. Ни единого крика.
Он оставил Дергача с ротой караулить горящий колодец, а сам побежал с Лекраном и Ренсиалем к другому, где, кроме Ивельды, столпилась половина гарисаев, наблюдавших, как носильщики опорожняют бочки. Из дыры разило вонью горелого масла, валил дым, но было до жути тихо.
— Брат, если они там есть, то умеют тихо умирать, — заметила Ивельда.
Раздался крик. Гарисай отшатнулся от колодца с кинжалом в плече. А из канализации вылетел человек, брызжущий маслом и водой, — арисаи внизу выкинули собрата наружу, и он взлетел на пять футов над мостовой. В его руке сверкнул меч, сразивший одного гарисая и ранивший второго, но тут грудь арисаю разрубила алебарда. Один за другим из колодца вылетели еще двое. Они вертелись, разбрызгивали капли масла, рубили и кололи, стараясь отогнать гарисаев. Одного быстро прикончили, но второй держался, блокировал удары и наносил раны со смертоносной точностью. Подбежавший Френтис отбил клинок и пнул врага ногой в грудь. Арисай шлепнулся на колодец, растопырившись, а снизу тянулись руки его собратьев, чтобы снова вытолкнуть наружу. Ухмыляясь, арисай дерзко посмотрел Френтису в глаза.
Тот выхватил факел у гарисая и кинул арисаю на грудь, а затем пнул еще раз, сбросил врага в залитую маслом канализацию. Вырвавшаяся колонна огня была выше и мощней прежней. Френтис едва успел отскочить. Пламя обожгло волосы на руках.
Со стороны порта донесся шум. Там тесно сбившаяся группа бойцов пыталась отразить нападение арисаев, выбравшихся из большого туннеля, выходящего к морю. Бойцы еще держались за счет численного превосходства, но с каждой минутой арисаев становилось все больше, и они забирали жизни каждым ударом меча.
— Вы — со мной! — скомандовал Френтис Ивельде. — Ночь будет долгой.
К утру Виратеск лежал под липкой пеленой серо-черного дыма, оседавшего грязью на кирпичах и плитах, на лицах и одежде изможденных, отчаявшихся бойцов. Люди бесцельно бродили по улицам, сидели, сбившись в кучи, кое-кто плакал от ужаса и изнурения, но большинство просто молчало, глядело ничего не видящими, широко раскрытыми, пустыми глазами.
— Семьсот восемьдесят два убитых и четыре сотни раненых, — доложил Тридцать Четвертый.
— А их сколько? — полируя ветошью лезвие топора, спросил Лекран.
Хотя бывшего куритая покрывал особенно толстый слой копоти, топор уже сверкал.
— Мы насчитали больше сотни тел, — ответил Тридцать Четвертый. — Но, судя по запаху, много погибло в канализации.
— Семь за одного, — настороженно глянув на Френтиса, пробормотал Дергач. — Брат, это плохой расклад.
— А у нас хоть когда-то был расклад лучше?
Подошел Плетельщик. За ним вели единственного захваченного арисая, крепко связанного несколькими цепями. Пленник тряс головой и тихонько лукаво посмеивался, а освобожденные варитаи печально глядели на него.
— На нем не сработает, — сообщил Плетельщик.
— Его узы настолько прочны? — спросил Френтис.
— Они слабее, чем у варитаев. Он сам — испорченный и душой, и телом. Если мы уберем узы, то выпустим в мир ужасное зло.
— Тогда давайте выудим из него, что можно, и покончим с этим, — предложил Лекран и указал кивком на Тридцать Четвертого.
— Он ничего не скажет, — возразил Плетельщик. — Любая пытка для него — всего лишь очередное развлечение.
— Вы можете исцелить его? Исправить его искалеченную душу? — спросил Френтис.
Плетельщик посмотрел на арисая, судорожно сцепившего руки. Френтис не поверил своим глазам. Безжалостный смеющийся убийца — и напуган?
— Возможно, — ответил Плетельщик. — Но последствия…
— Я так понимаю, во время исцеления что-то переходит от исцеляемого к вам?
— Да, — подтвердил Плетельщик и сухо улыбнулся. — Если хотите, я могу попробовать.
— Нет, — решил Френтис, вытащил кинжал и подошел к арисаю.
Тот сразу повеселел, искренне заливисто рассмеялся.
— А она и сказала, что с тобой будет весело, — заявил раб.
— Она дает вам имена? — спросил Френтис.
— Иногда, тем, кого ей приходит в голову отличать, — пожав плечами, ответил раб. — Однажды она назвала меня Псом. Мне понравилось.
— Ты знаешь, что она послала тебя сюда на смерть?
— Тогда я счастлив, что верно послужил ее цели, — ответил арисай и твердо, спокойно, даже с некоторым достоинством посмотрел в глаза Френтису, хотя едва удерживался от смеха.
— Отчего они сделали тебя таким? — спросил Френтис, сам удивившись внезапному порыву сочувствия.
Плетельщик был прав: этого человека переделали в нечто совершенно нечеловеческое.
Ухмылка раба стала откровенно издевательской.
— А ты разве не знаешь? Твоя жизнь на арене многому научила их. Нас производили десятилетиями, тренировали, испытывали разные способы связи, стараясь превратить в идеальных убийц. Но раньше не получалось. Наши прародители выходили либо слишком дикими, либо подобиями куритаев, смертоносными, но ограниченными, требующими постоянного надзора. Мое поколение тоже оказалось неудачным. Как и полагается, мы оставили свое семя в подходящих женщинах и ожидали казни. Затем явился ты, наш спаситель, блестящий пример преимуществ жестокости, дисциплины и хитроумия, необходимых истинному убийце. Когда она послала нас сюда, то сказала, что мы встретимся с отцом. Признаюсь, я счел это честью.
— Значит, вас еще по меньшей мере девять тысяч, — задумчиво проговорил Френтис.
На мгновение арисай перестал улыбаться и нахмурился, словно ребенок, которому задали трудный и неприятный вопросе.
— Да уж, до совершенства еще далеко, — заметил Френтис, шагнул за спину раба и приставил острие кинжала к основанию шеи. — Что ты знаешь о Союзнике?
Пес воспрянул духом, когда лезвие коснулось шеи, и рассмеялся.
— Мне известно лишь обещание, которое она дала нам от его имени в тот день, когда выпустила нас из подземелий. «Все ваши мечты воплотятся в явь», — сказала она. Мы ждали так долго и видели так много снов. Отец, если тебе случится встретить ее, скажи ей, что я…
Френтис вогнал лезвие по рукоять. Арисай по имени Пес выгнул спину, затрясся и упал замертво.
— Я скажу ей, — заверил Френтис.
— Почему?
Вопрос застиг ее врасплох, палец снова соскользнул, и еще одно пятнышко крови появилось на натянутой ткани. Женщина спокойно рассмотрела воткнувшуюся в палец иглу. Увы, плоть, будто снег, полностью лишена чувств. Вышивка вышла скверной, неуклюжей детской попыткой подражать взрослым. Конечно, велико искушение обвинить оболочку и онемевшие пальцы, но ремесло вышивания никогда не давалось женщине. Память о детстве смутна, от нее уцелело очень мало, но сохранился образ статной дамы с лицом хищной красоты, умевшей необыкновенно вышивать — с ясностью и красотой, равной лучшим картинам. Добрая дама. Они сидели и вышивали вместе, дама направляла маленькие руки девочки, прижимала к себе и целовала за удачный стежок, смеялась над частыми ошибками. Женщина уверена, что этот кусок памяти — настоящий. Но мысли постоянно уходят от имени той дамы, от ее судьбы. Мысли сбиваются, плывут, делаются мрачными, девочка лежит в кровати и хнычет, глядя на дверь спальни…
За балконом скрипят веревки и шкивы.
— Любимый, у меня высокая гостья, — сообщает женщина. — А императрица не должна пренебрегать своими обязанностями.
— Почему? — повторяется холодный настойчивый вопрос.
— Любимый, ты узнаешь, — обещает она.
В ее разуме крутятся образы, обрывки увиденного — его драгоценный дар. Из канализации Виратеска вырываются языки пламени, арисаи дерутся, убивают и умирают с ожидаемой яростью и упорством. Один, горящий с головы до ног, хохочет, убивая, и продолжает хохотать, когда его пронизывают стрелы.
— Я знаю, что у тебя есть еще девять тысяч, — говорит он. — Где они?
Она судорожно вцепляется в вышивку. Ее тело пронизывают волны восторга, чудесное возвращение утраченной близости. Так оно было во время их совместного путешествия: восхитительная смесь любви и ненависти. Каждое убийство делало их ближе. Как же отчаянно бьется сердце — будто зверь в клетке! До сих пор женщина считала, что новая оболочка способна лишь на самые примитивные чувства, — но, конечно же, он, любимый, может разбудить это тело.
Кабина дергается, останавливается у балкона, женщина видит новую гостью — и тут же ощущает тревогу любимого. Женщину затопляет ревность, она думает, стоит ли немедленно отправить смазливую гостью вниз, в полет с высоты. Но та окидывает взглядом Лиезу, песнь шепчет на ухо — и императрица понимает, что страхи беспочвенны.
— Оставь ее в покое! — кричит любимый. — Только тронь ее, и ты никогда больше не увидишь меня!
Она сопротивляется порыву поддаться его ярости, позволяет сердцу остыть, чтобы ответить с холодной отстраненностью. Любимый, чем быстрее ты придешь ко мне, тем больше у нее шансов на выживание.
Она морщится. Только что обретенная близость меркнет — любимый справляется с гневом. Его мысли мрачны, он неохотно принимает реальность. «Так где же арисаи?» — не унимается он.
— Я лучше скажу тебе, где их нет, — говорит она и с трудом подавляет лукавый смешок. — Их нет в Новой Кетии.
— Идиоты, — окидывая колонну наметанным взглядом, заключает Дергач. — Они даже не высылают разведку на фланги.
— С какой стати? — говорит Френтис. — Они же попросту идут победным маршем на Виратеск.
— Чуть больше четырех тысяч, — возвращая подзорную трубу Френтису, сообщает Тридцать Четвертый. — Три батальона варитаев, разрозненные куритаи. Остальные — наемные вольные мечники и призывники из Новой Кетии. По моим прикидкам, это почти все военные силы, оставшиеся в провинции.
— Идиоты, — тряся головой, повторяет Дергач.
Местность к западу от Виратеска оказалась почти лишена пригодных для засады лесов и гор, столь любимых Френтисом. Однако разведка мастера Ренсиаля обнаружила мелкую долину среди полей в шести милях от города у прибрежной дороги в Новую Кетию. За южным гребнем долины можно было спрятать армию. Поля с высокой кукурузой — отличное укрытие для лучников, а высохшие стебли вспыхивают от малейшего огня. Кавалерия во главе воларской колонны не обратила внимания на длинную, в милю, полосу выжженных полей в сотню ярдов шириной по обеим сторонам дороги. Люди Френтиса все утро заботливо выжигали ее. Те, кто имел опыт фермерства, заверили Френтиса, что подобные палы обычны для здешнего сельского хозяйства и вряд ли привлекут внимание тех, кто никогда не работал на земле.
— Но кто-нибудь обязательно прорвется, — сказал Френтис Дергачу с Иллиан. — Если их будет больше, отходите, образуйте защитный строй.
Он тяжело посмотрел в глаза Иллиан.
— Дело решится на флангах, нет нужды в лишней демонстрации отваги.
— Конечно, брат, — с трудом подавив злость, проговорила Иллиан.
Он оставил ее и ее людей прятаться среди кукурузы, а сам отправился за край долины, где ожидал с кавалерийским отрядом мастер Ренсиаль. Воларцы не видели смысла обучать рабов верховой езде, но кое-кто научился еще в прошлой, дорабской жизни, в основном — народ из Королевства и несколько альпиранских пленников. Поэтому повстанцам удалось сформировать эскадрон легкой конницы в триста мечей. За конницей притаилась тысяча пехотинцев — те, кому не досталось приличного оружия, хотя кое-кто и обзавелся мечами и кинжалами павших арисаев. Основная же масса пехоты под руководством Лекрана и Ивельды стояла на левом фланге, готовая атаковать вслед за гарисаями, когда придет время.
Френтис уселся на захваченного в прошлой битве жеребца, хорошо вышколенного, как и все воларские боевые лошади, но уступавшего скоростью и агрессивностью орденскому скакуну. Мастер Ренсиаль тщательно тренировал людей и коней, и Френтис был уверен, что конь не подведет при атаке.
Френтис пришпорил коня и въехал на гребень. Конечно, воларцы хорошо видели силуэт всадника на фоне неба, но теперь уже не важно, обнаружат его враги или нет. Передовые ряды воларцев прошли пал. Френтис выдернул меч и поднял над головой, лучники в поле встали и уложили стрелы на тетивы. Всадник впереди колонны развернул коня, отчаянно замахал горнисту — но было поздно.
С поля вынеслись четыре сотни стрел и ударили в центр колонны. Закричали люди, вразнобой затрубили горны. Стрелы наделали сумятицы, но потерь нанесли мало — упало всего около дюжины солдат. Заорали офицеры, воларцы поспешно выстроились в боевой порядок. Как обычно, первыми справились варитаи. Три батальона построились за минуту. Френтис с удовольствием отметил, что рабы встали в центр колонны. То есть фланги держат наемники и свежие призывники.
«Дергач прав, — заключил Френтис. — Этими людьми командуют идиоты».
Пока воларцы строились, лучники осыпали их стрелами и не перестали, когда горны протрубили атаку. Френтису не требовалось лично руководить лучниками, те хорошо понимали, что следует делать дальше. Хотя кукуруза высохла до хруста, Френтис все равно позаботился о том, чтобы разложить на поле груды политых маслом дров. Лучники без труда поразили их зажженными стрелами, и в мгновение ока поднялась стена огня. Им строго приказали выпустить пять стрел с началом воларской атаки, а затем бежать под прикрытие огня, хотя многие упорно продолжали стрелять. Пламя быстро набрало силу, толстое облако дыма закрыло поле боя.
Френтис кивнул мастеру Ренсиалю и сорвал коня в галоп. По обе стороны от придорожного пала в зарослях выжгли еще пару полос достаточной ширины, чтобы вместить полный эскадрон конницы и тысячу пехотинцев. Несмотря на это, из-за густоты дыма скакать оказалось непросто. Конь пугался пламени, ржал. Френтис снова пришпорил его, погнал скорее — и вдруг выскочил из дыма к паре напуганных воларских кавалеристов. Френтис проехал между ними, рубанув налево и направо, услышал синхронные крики боли и поскакал дальше.
Все смешалось. Пелена дыма поднималась и опускалась по капризу ветра. Когда прояснялось, Френтис рубил всех воларцев, каких видел, когда дым густел, ехал наугад, стараясь сориентироваться по крикам и лязгу железа. Иногда на глаза попадался мастер Ренсиаль, убивающий со всегдашним артистизмом. Его лошадь буквально танцевала от малейшего движения поводьев, сбивала с толку посмевших угрожать человеку, которого Френтис считал лучшим кавалеристом в мире.
Воларцы вели себя по-разному. Кто-то удирал при виде Френтиса, кто-то бросался в драку. Когда дым сгустился в очередной раз, напал куритай, не смутившийся плохой видимостью. Конь куритая был на две ладони выше коня Френтиса, и, когда тот уклонился от удара, меч врага разрубил конскую шею. Животное заржало, вздыбилось, испустив фонтан крови. Френтис вовремя спрыгнул, приземлился на ноги и тут же метнул в куритая нож. Лезвие вонзилось в лицо над челюстью, но атаке не помешало.
Френтис перекатился, стараясь подрубить ноги жеребцу. Но куритай оказался хорошим наездником и в нужный момент свернул. Когда враг разворачивал коня для следующей атаки, Френтис метнул нож в конский круп, подбежал, прыгнул — и орденский клинок разрубил наруч у запястья. Куритай скатился с коня, вскочил, развернулся, к Френтису с мечом в руке, даром что из обрубка другой руки хлестала кровь. Френтис услышал знакомый рык позади и опустился на колено. Кусай и Чернозубая прыгнули на врага, Кусай впился в глотку, а Чернозубая проткнула клыками ногу.
Френтис не стал ждать окончания спектакля, побежал сквозь дым в поисках противников. Вскоре в уши ударил оглушительный рев и лязг. Пехота ломала батальон вольных мечников. Их строй был уже разорван в центре. Похоже, пехота атаковала в лоб, с отчаянной яростью рубила, колола и секла топорами и косами.
Вольные мечники пытались держаться. По приказу офицеров перегруппировывались, старались сохранить строй, много рабов пало под ударами коротких мечей. Но все же батальонный строй так и не восстановился, а слишком уж многие наемники помнили, что их дома ожидает семья, и надеялись еще долго жить с нею. Ожесточенное сопротивление вдруг ослабло, солдаты группками и поодиночке убегали в дым. На Френтиса выскочил ошалевший от ужаса парень, уставился, выпучив глаза, поскользнулся, шлепнулся на спину. Меч он, наверное, уже выбросил. Френтис на мгновение замедлился, посмотрел на перекошенное от ужаса лицо, на губы, лепечущие невнятные мольбы о пощаде, и сурово указал на запад. Парень на мгновение замер, затем неуклюже вскочил и помчался прочь, не переставая на бегу молить о пощаде.
— Держать строй! — закричал Френтис своей увлекшейся пехоте, продолжающей колоть и рубить трупы. — Собраться и встать в строй!
Разумно сочетая крики, пинки и толчки, Френтис кое-как привел людей в чувство. При виде вождя те, кого назначили сержантами, пришли в себя и выстроили свои роты в боевой порядок. У многих теперь появились мечи и кавалерийские пики.
— Держите ровный строй, пока не выйдете из дыма! — приказал Френтис и пошел к центру воларского порядка.
Строй держался, пока бывшие рабы не услышали лязг и крики боя. Затем раздался дружный кровожадный вопль, и пехота кинулась в драку. Френтис знал, что приказы уже не будут услышаны, и побежал вместе с остальными. Дым расступился и открыл плотную стену варитаев. Поверх выставленных копий смотрели равнодушные лица солдат-рабов.
Френтис прыгнул в последний момент, ударил ногами в нагрудник, опрокинул врага на спину, сам приземлился перед строем, тут же заколол двоих, со смертоносной точностью ударил между пластин доспехов. Освобожденные быстро заметили возможность, и в пролом строя хлынул поток вопящих мужчин и женщин. Но, в отличие от вольных мечников, варитаи не были подвержены столь полезной врагам панике. Пронзительно зазвучал горн, варитаи дружно отошли на двадцать ярдов и снова встали плотным строем. Френтис увидел пару офицеров: коренастого здоровяка с горном, судя по доспехам сержанта-ветерана, и тонкого парня в шлеме с гребнем младшего офицера.
— Стоять! — подняв меч, скомандовал Френтис пехотинцам, собирающимся для новой атаки.
Все были пьяны от ярости, каждое перемазанное сажей лицо дышало отчаянной жаждой боя, с оружия капала кровь. Люди дрожали от возбуждения и предвкушения убийств.
— Брат, мы можем совладать с ними! — грубо выкрикнула женщина на языке Королевства.
В одной руке она сжимала меч, в другой — кинжал. Оба клинка были красными от крови. Френтис не сразу распознал в чернолицей фурии Лиссель, свечного мастера из Рансмилля.
— Госпожа, вы уже достаточно поработали сегодня, — сказал ей Френтис. — На гребне стоят сестра Иллиан и Плетельщик. Пожалуйста, позовите их сюда.
Про себя он добавил: «Нам следует возместить потери».
Он обошел выстроившихся почти идеальным кругом варитаев, всмотрелся в рассеивающийся дым, чтобы определить ситуацию на левом фланге. Вольные мечники разбегались во все стороны, гарисаи продвигались в строю во главе с Ивельдой и Лекраном. Френтис поднял руку, чтобы остановить их, затем повернулся и быстро пересчитал варитаев. Хм, три сотни. Вдвое больше, чем осталось в армии Френтиса.
Подошла Иллиан с арбалетом в руке. Из прикрытой повязкой раны на лбу, у самых корней волос, еще сочилась кровь.
— Куритай, — заметив взгляд Френтиса, сказала Иллиан и пожала плечами.
Он кивнул, посмотрел на варитаев и скомандовал:
— Ждать приказа!
Затем Френтис, не спуская глаз с воларских командиров, подошел ближе к строю варитаев. Коренастый сержант бесстрашно посмотрел врагу в глаза. Завидная отвага. Младший офицер рядом с сержантом, похоже, подобной отвагой не отличался и не пылал жаждой драки до последнего. Он был бледней мела и рыскал взглядом по окружившим его противникам.
— Вы остались одни! — крикнул Френтис. — Ваши офицеры погибли либо бегут в Новую Кетию. Если хотите присоединиться к бегущим, прикажите своим людям сложить оружие.
Лицо сержанта перекосилось в гримасе отвращения, он сплюнул и с тяжелым презрением выговорил:
— Раб.
Выпущенный Иллиан болт ударил в нагрудник под левой ключицей. На таком расстоянии стрела с легкостью пробила доспех и кость и вонзилась в сердце.
— Почтенный гражданин, а вы? — спросил Френтис.
Молодой офицер не мог оторвать взгляда от павшего сержанта, по щекам катились слезы. Офицер сейчас походил на ребенка, окруженного злыми опасными незнакомцами. Но юноша сумел подавить панику, взял горн у павшего и выдул неверный, срывающийся сигнал — но варитаи поняли. Они тут же сложили оружие и встали, равнодушные, как камни.
— Вы можете исцелить столь многих? — спросил Френтис у подошедшего со своими освобожденными Плетельщика.
— Брат, вы говорите так, будто у меня есть выбор, — тихо рассмеявшись, ответил Плетельщик и с привычной уже грустной улыбкой окинул взглядом ряды сложивших оружие рабов.
Новая Кетия горела. С ее тесных улиц поднимались высокие столбы дыма. Больше всего пожаров было у порта, откуда спешно уходили корабли. Все они очень низко сидели в воде. Один едва вышел за волнолом и перевернулся. По его омываемому волнами корпусу поползли крошечные, похожие на муравьев фигурки. Из южных ворот тянулась длинная вереница беженцев. В подзорную трубу Френтис разглядел, что большинство удирающих — растерянные и перепуганные, одетые в серое, согбенные под тяжестью домашней утвари, волочащие за собой воющих детей.
— Они могли хотя бы подождать, пока мы войдем в город, — проворчал Дергач.
— Одной битвой меньше, — заметил Френтис.
Его армия расположилась среди обширных руин на низком плато в миле к востоку от города. Тридцать Четвертый называл их остатками Старой Кетии, разрушенной века назад, в эпоху создания империи. Тридцать Четвертого с мастером Ренсиалем отправили утром на разведку. Вернулись они ближе к вечеру.
— Похоже, новости о нашей победе возымели странное действие, — рассказал Тридцать Четвертый. — Губернатор придумал истребить всех рабов, чтобы они не попали в наши руки. Но в городе вдвое больше рабов, чем свободных. Губернаторский план оказался, мягко говоря, неразумным. Восстание бушует уже три дня. Погибли тысячи, сбежало еще больше.
— Рабы держат город? — спросил Френтис.
— Лишь четверть его, — ответил Тридцать Четвертый и указал на район, задымленный сильнее остальных. — Но у них не хватает оружия, потери тяжелы. Мы пробрались к ним, встретились с их вождями. — Бывший раб улыбнулся. — Похоже, они наслышаны о Красном брате и с нетерпением ждут его.
— Одной битвой меньше, — пробормотал Дергач и встал.
На главной площади Новой Кетии на столбе висел труп с ногами, превратившимися в обгорелые головешки, с разодранным животом, с лицом, застывшим в гримасе боли. Несмотря на все увечья, Френтис узнал замученного. Варек говорил, что готов терпеть всевозможные мучения тысячу лет. Похоже, его не хватило и на час.
— Зачем с ним так поступили? — спросил Френтис.
Заместитель казначея Новой Кетии, тощий, одетый в черное, смертельно перепуганный и озадаченный тем, что еще жив, долго кашлял, прежде чем смог заговорить.
— Это приказ императрицы, — запинаясь, дрожащим голосом ответил он. — Приказ пришел еще до того, как бедняга вернулся.
«Ей не понравилось то, что он сказал мне», — разочарованно подумал Френтис.
Варек казался таким целеустремленным, было бы интересно посмотреть, куда заведет его жажда мести. А теперь он стал одним из тысяч трупов, усеявших город, раздувающихся на солнце и влекущих сонмища мух, жужжащих среди невыносимой вони.
Тысячи человеческих историй, оборванных в самом разгаре.
Чтобы взять город, потребовались сутки тяжелых боев. Френтис медленно, но неуклонно шел с пехотой к порту, Лекран с Ивельдой усилили выживших повстанцев. Драться пришлось за каждую улицу. Вольные мечники и горожане яростно обороняли оказавшиеся под угрозой родные очаги. Но воинов оказалось слишком мало, неумело и наспех сооруженные баррикады были плохой защитой. Френтис скоро освоил тактику захвата крыш и выкуривания защитников огнем сверху, в то время как атаковавшие в лоб разбирали баррикады. Уцелевшие захотели устроить что-то вроде последнего героического боя в порту. Несколько сотен воинов укрылись за составленными ящиками и бочками и упорно отказывались сдаваться. Покончили с ними освобожденные варитаи: просто опрокинули бочки и забили ошеломленных защитников.
То, что осталось от губернатора, привязали к основанию столба. В отличие от Варека, останки превратились в совершенно бесформенное месиво. До карьеры политика губернатор был военным и решил встретить смерть с оружием в руках, обороняясь вместе с преданными охранниками на ступеньках своего особняка. Попытка геройства обрекла губернатора. Собравшаяся для последней атаки огромная толпа рабов мгновенно смела противников, но не распалилась до такой степени, чтобы немедленно убить всех. Губернатора взяли живым. Френтис видел результаты губернаторской идеи истребить всех рабов в Новой Кетии и не стал мешать продолжительной изобретательной мести уцелевших.
— Императрица — чудовище, — вяло, но с проблеском отчаянной надежды проговорил заместитель казначея.
— Она воларка, — сказал Френтис. — Вы — единственный имперский чиновник, оставшийся в городе. Потому я требую от вас, чтобы вы стали связующим звеном между нами и выжившим свободным населением. Оно сейчас под охраной в порту. Сообщите им, что они — свободные подданные Объединенного Королевства и находятся под его защитой. Я лично гарантирую безопасность всем, кто не замешан в здешних зверствах. Но вся собственность переходит к Короне для покрытия издержек войны. По Королевскому слову запрещается рабство в этой провинции. Любой повинный в рабовладении подлежит немедленной казни.
С тем Дергач повел несчастного в порт.
— Эй, добрый человек, не суетись ты так и не хнычь, — попытался бывший преступник утешить бывшего заместителя казначея. — Разве ты не понимаешь, какое счастье — увидеть рассвет нового дня в Объединенном Королевстве?
Френтис пробирался по улицам, усеянным трупами, обломками и всевозможным хламом, и вспомнил давний сон. Как теперь стало понятно, то было самым началом связи с существом, которое заместитель казначея считал чудовищем.
«Да, я была бы страшной, — сказала она, когда они с Френтисом глядели на усыпанный трупами берег. — Но какой бы жуткой меня ни сделала судьба, все же я — не он».
Френтис остановился возле тел матери и ребенка, лежащих у входа в булочную. Глаза маленькой девочки были распахнуты, она прижалась к матери, чуть приоткрыла рот, словно хотела что-то спросить и умерла, не договорив. На руках матери было множество ран. Женщина пыталась заслонить ребенка от обезумевшей толпы. Френтис подумал, что он на пару с императрицей успешно превращает кошмарное видение моря трупов в реальность.
— Брат?! — изумленно воскликнула глядящая на него Иллиан.
Он ощутил влагу на щеках и быстро вытер слезы.
— Сестра, в чем дело?
— Гарисаи обнаружили несколько сотен одетых в серое, прячущихся в подвалах под торговым кварталом. Городские рабы хотят добраться до них. Дело может принять скверный оборот, — доложила Иллиан.
Она заглянула ему в глаза, принужденно улыбнулась. А Френтис посмотрел на рану поперек ее лба. Тридцать Четвертый, как всегда, поработал на славу, мелкими ровными стежками соединил края раны. Но шрам останется длинный и глубокий.
— Он наконец-то перестал чесаться, — смущенно пояснила сестра и коснулась шрама кончиками пальцев.
Френтис подумал о том, что боль и смерть вокруг совершенно не подействовали на Иллиан. Она была права, орден — лучшее место для нее.
— Я прямо сейчас пойду туда, — пообещал он. — Скажи Дергачу, пусть соберет бригаду из местных свободных. Нужно убрать тела. Платить будем хлебом. Нельзя же заставлять людей работать ни за что.
