Звонит телефон. Я беру трубку: «Алло?» Нет ответа. В который раз только это дыхание. Сдавленное, дрожащее. Глухо гудящее. Кладу трубку. Я чувствую себя пристыженной, будто в чем-то виновата. С чего бы? Мне одиннадцать лет. С тех пор как родители развелись, в телефонной книге остались мы с мамой. Два женских имени, рядом – номер. В Баварии восьмидесятых это действовало на некоторых мужчин как приглашение. Сегодня у каждого мобильный, и в телефонных книгах давно нет нужды. Озабоченным стало сложнее находить по телефону незнакомок, которым можно навязывать собственную похоть. Чему я очень рада. Меня только удивляет, как подобное сексуальное приставание вообще может функционировать: нет ведь ни касаний, ни взглядов, нет даже слов. Одно дыхание. Но его посыл недвусмысленный.
Связь секса и дыхания прямая. Переплетаясь друг с другом, мы не только чувствуем прикосновения и вдыхаем запахи. Мы слышим и дыхание: поверхностное, быстрое, неровное, – даже ощущаем, как оно касается уха или груди. Бóльшую близость трудно и представить. Это возбуждает. Порнофильмы не отличаются ни замысловатым сюжетом, ни содержательными диалогами. В мейнстримном кино, как правило, лишь стоны героини сигнализируют: я кончаю. До сих пор наука игнорировала значимость этих звуков. Они рассматриваются в основном как сопровождающие, а не как независимые сигналы. Неужели дыхание при сексе не выполняет иной функции, кроме как возбуждать в мозге нейроны, способствующие повышенному обеспечению кислородом соответствующих мышц и тканей влагалища и пениса? В животном мире известны примеры того, как звуки приуготовляют секс. Вот благородный олень: кто может чаще издавать рев во время года, тот с большей вероятностью будет услышан, – некоторые самцы ревут до тысячи раз в сутки. Большие поганки соревнуются особо низкими голосами. Самцы дроздовидной камышовки завоевывают самку, если владеют самым обширным вокальным репертуаром. Гнатонем Петерса из семейства мормировых, из-за свисающего хоботка названный также нильским слоником, привлекает самок щелкающими звуками из наполненного воздухом плавательного пузыря. Не говоря уж о некоторых видах птиц и грызунов, которые сигнализируют акустически: я готов. Несколько лет назад британские исследователи, занимающиеся изучением берберских обезьян, обнаружили заинтересованность самцов имитацией призывных криков самок, проигранной через громкоговорители. А о медвежьих павианах известно, что самцы во время случки издают победные возгласы – может, для того чтобы синхронизировать движения, а может, чтобы отпугнуть других самцов. Возможно, женским сигналам просто еще недостаточно уделено внимания?
В то время как животным достаются только звуки, люди могут вербально высказывать свои потребности. Без этой возможности поставщики секс-услуг по телефону не могли бы предложить своим клиентам многого. А парам, которые в силу обстоятельств редко видятся, оставалось бы лишь передавать свои сексуальные мысли через сообщения в WhatsApp (что, может, и предпочтительнее для миллениалов, ставящих чаты выше телефонных звонков). Возможность озвучить сексуальные желания вслух бывает, однако, весьма полезна. В 1993 году Антиохский колледж искусств в штате Огайо заполонил первые полосы убойными заголовками. Для того чтобы оградить своих студентов от нежелательных сексуальных домогательств, предписывалось во время свиданий получать одобрение на каждый следующий шаг. «Хочешь расстегнуть блузку, получи "да"; хочешь взяться за грудь, получи "да"; хочешь продвинуть руку вниз, получи "да"», – гласило распоряжение дирекции, распространенное по громкоговорителю. За это нововведение школа получила по полной. Однако некоторые студентки одобрили новую политику: не из-за этих якобы защищающих мер, а из-за того, что почувствовали секс «лучше, разнообразнее, более захватывающим и удовлетворяющим», с тех пор как могли четко сформулировать свои потребности.
У кого нет слов, тот может выразить себя в паравербальной коммуникации – «ах!» или «ох!». Даже такими скупыми средствами партнер способен задать направление, не произнося: «Вперед! Правее! Остановись! Давай!» – на манер регулировщика на перекрестке. Дыханием мы даем понять партнеру, на какой стадии находимся: в процессе или на исходе. У женщин, как и у мужчин, эти возгласы связаны с сокращениями гладкой мускулатуры в тазовом дне. Возможно, благодаря им мышцы даже расслабляются. В британском опросе восемьдесят процентов женщин заявили, что во время секса они имитируют усиленным дыханием оргазм, который – им уже понятно – не будет достигнут. Ради стимуляции партнера. Хотя мужчины на пути к оргазму выражают себя сдержаннее, они чаще ловятся на симуляцию счастья, чем женщины. В опросах они оценивают такие акустические приемы как стимулирующие – и не слабее прикосновений. Звуки стонов могут подстегнуть оргазм, даже если они в какой-то степени притворные.
Дыхание для каждого из нас – насущная необходимость. Не получить воздуха – смерти подобно. Но есть люди, осознанно жаждущие такого события. Для них удушение – стимуляция. Вот Пит. Историк культуры сегодня встречается с доминанткой, чтобы из него «выбили дух». Мне позволено присутствовать. Для меня это первый визит в БДСМ-студию. Госпожу Пита – которую знаю только по псевдониму Эмма Стил – я зауважала уже по телефону: «Шестнадцать ноль-ноль. Ни на пять минут раньше. Вовремя!» Поэтому уже четыре минуты топчусь перед серым берлинским многоквартирным домом и не решаюсь позвонить. Наконец – шестнадцать. Прохожу задним двором и на одном из подъездов читаю табличку: «Люкс GbR». Звоню. За дверью нечто вроде комнаты ожидания: комод, стул, неработающий уличный фонарь. На стене – ревущий олень и неоновая реклама пива «St. Pauli» пивоварни «Астра». Чувствую себя Алисой, нырнувшей не в ту кроличью нору. Коридор ведет в другой задний двор. Обрамленный цветочными клумбами и едва защищенный от посторонних взглядов из темных оконных глазниц, под раскидистым деревом прячется садовый домик. В дверях стоит блондинка. Босая, розовый топ, модные «мамины джинсы», ненакрашенная – разве что ярко-розовая помада на губах. «Виктория, – представляется она. – Тебе назначено?» Если она и ожидала клиента мужского пола, виду не подает.
Внутри с верхней лестничной площадки на меня взирают пустые глазницы – на полке выстроились в ряд маски. Главным образом это противогазы, но под ними еще и черный адский единорог со зловещими красными кольцами очков и серый латексный волк. Рядом стоит шкафчик с выдвижными ящиками, на каждом маркировка, как у консультанта по налогам: «Бюстгальтеры», «Корсажи», «Помпы»… «Подожди здесь, – говорит Виктория и открывает следующую дверь. – Я предупрежу Эмму, что ты пришла». Комната, куда меня привели, затемнена двойными шторами. Только через открытое окно пробивается немного света и слышен глухой шелест покрышек об асфальт – позади дома автобан. Пахнет деревом и свечным воском.
Обстановка не такая устрашающая, как я себе представляла. У кирпичной стены деревянная кровать с синим балдахином и такой же простыней. В тон ей бархатное кресло и деревянный стул у столика. Даже поцарапанная парта не заставляет меня думать о шикарных ролевых играх – за похожей я сидела на математике и географии. Но чем дольше я оглядываюсь, тем больше помещение раскрывает себя (и меня – от каждого шага скрипят половицы). В каркас кровати вмонтированы кольца. Подходящие веревки болтаются на мясницких крюках, вколоченных в стену. Четыре зеркала расположены так, чтобы клиент видел себя со всех сторон: висит он на карабинных крюках, спускающихся с потолка, или привязан к кровати. Возле ящика со стикером «флисовые одеяла» еще один: «НС респираторы/маски». За дверью Эмма Стил хранит прищепки, собачьи ошейники, определенный кожаный инвентарь и противопожарную кошму – интересно, на какой случай? В напольной вазе вместо обычных сухих растений любовно скомпонован букет из выбивалок для ротанговых ковриков. Да, у госпожи есть стиль.
Шаги на лестнице предвещают ее появление. Изящная дама в умопомрачительно высоких лаковых сапогах протягивает мне руку: «Рада познакомиться». С коротко стриженными светлыми волосами и помадой цвета спелой вишни, Эмма Стил могла бы сойти за клавишника поп-группы восьмидесятых – разве что прикид неподходящий. Темно-зеленая блузка застегнута над пышным декольте. Маленькие крючочки удерживают черную юбку на бедрах. Мы садимся за столик. Стил уже тринадцать лет работает доминанткой и дает мастер-классы интересующимся БДСМ. «Дыхание играет в нашей профессии большую роль, – говорит она. – Когда я контролирую дыхание, то контролирую поток энергии в теле. Глубокое или частое дыхание меняет ощущения, восприятие. Поэтому во время моих сессий я требую от клиента дышать определенным образом». Разумеется, ее услугами пользуются в основном мужчины, но бывает, что и женщины. Всем за тридцать. Отвечая на мой вопрос, Стил начала с ограничения, то есть дросселирования дыхания: «Оно происходит автоматически, когда человек надевает противогаз или латексную маску. Для некоторых клиентов это особая форма подчинения. Другие, хоть и глядят мне в глаза, ищут особого экстаза, возникающего из-за кислородного голодания в головном мозге. Третьи вольны сказать: я, мол, благодаря этому переживаю потрясающий оргазм. И всё это совершенно законно».
Успокаивающим тоном приветливой косметички Стил объясняет мне, что здесь будет происходить. «Если хочешь, можешь тоже надеть маску, – добавляет она. Я пока воздержусь. – Объект еще в душе. Пойду, гляну, готов ли он». Объект – нескладный мужчина за пятьдесят, с трехдневной щетиной и в очках. «Привет, я Пит!» – радостно сообщает он. Снимает клетчатую рубашку и бежевые шорты. Выскальзывает из трусов. Стоит передо мной с безволосой грудью и висящим пенисом. Воодушевленный, будто мы, двое студиозусов, сидим рядком в туристическом автобусе, летящем в неизведанные края, с Эммой Стил в роли вожатой. «Вы давно знакомы?» – спрашиваю я. Своего рода эквивалент невинному: «Вы отдаете предпочтение этому сопровождающему?» Пит с готовностью отвечает: «Три года». Стил прерывает нашу светскую беседу. «Надень одну из твоих масок!» – приказывает она Питу. Тот роется в своем рюкзачке и вытаскивает кучку резиновых лоскутов: «У меня тут одна с металлическим глянцем, миленько полупрозрачная. Или маску дьявола? Хотя сего дня она, наверное, некстати». Стил властно указывает на одну из разложенных на столике: «Эту». Пит натягивает черную латексную балаклаву. Она сидит на голове как кондом, более прозрачный со стороны лица. Его черты словно растворяются под мягко мерцающим материалом. Только рот и глаза четко видны в прорезях. Два крошечных отверстия у ноздрей пропускают немного воздуха. Я слышу, как дыхание Пита становится тяжелее. Или это от возбуждения? Наше путешествие начинается.
Старейшее из известных описаний асфиксиофилии – в переводе с греческого нечто вроде «радость в отсутствии пульса» – пришло не из научных трудов, а из беллетристики. В романе «Жюстина, или Злоключения добродетели» 1787 года маркиз де Сад изображает возникновение эрекции через повешение. Феномен, явно открытый во время широко практиковавшихся тогда публичных казней. В 1838 году дублинский доктор Дж. Макартни писал своему коллеге: «Я также наблюдал два случая сильнейшего приапизма у двух мужчин, принявших смерть через повешение». Очевидно, зрители подобных казней делали собственные выводы: уже в XVI веке проститутки пробовали бороться с мужской импотенцией, ограничивая тем доступ воздуха, отмечено в одном – весьма скупом – исследовании по теме. Во всяком случае, достоверно известно, что в 1793 году, через два года после первой анонимной публикации «Жюстины» в Париже, композитор Франтишек Котзвара умер в лондонском публичном заведении от повешения. Проститутку, найденную с ним, обвинили, но позже оправдали.
В одном из ранних учебников по медицине описывается случай нечаянного самоповешения двенадцатилетнего мальчика в XIX веке, во время его экспериментов с удушением. Подростки склонны к нарушению границ. Игры с обмороками или затягиванием косынки на шее – не что иное, как ограничение дыхания, – курсируют по школьным дворам мира. Школьники одновременно душат друг друга или нажимают на сонную артерию, пока не наступает короткий обморок. У этих игр редко бывает сексуальный подтекст. Скорее, дело в желании испробовать новые состояния сознания, – возможно, пережить экстаз. Выход из обморока способен вызывать чувство эйфории – своего рода наркотическое опьянение без наркотика. Почему организм реагирует на кислородное голодание ощущением счастья, изучено недостаточно. Обычно такие проявления наблюдаются лишь в случае тяжелой болезни или опасного ранения. Возможно, природа дает нам толику добра, чтобы дурманом умягчить смертельную борьбу за жизнь. Разве не все мы желаем уйти «счастливыми и ублаженными»?
Школьницей я тоже разок попробовала эксперимент с ограничением дыхания. Кто-то из одноклассников прослышал, как устроить себе обморок. На большой перемене мы гипервентилировали за мусорными контейнерами и жали друг другу на грудь. Ничего не вышло: потому, наверное, что знали только по слухам и, на счастье, понятия не имели, как всё делается. Во всяком случае, в обморок никто не упал. Интерес прошел сам собой. Сегодня дети могут посмотреть на YouTube, как их сверстники в России или Индонезии отправляют себя в «нокаут». Особенно опасно, когда они экспериментируют, оставаясь дома одни. В 2009 году в Германии такой смертельный случай попал на первые полосы газет, поскольку четырнадцатилетний мальчик удушил себя прямо за компьютером. Когда мать его обнаружила, на мониторе было открыто руководство по странгуляции. Полезный вклад вносят в интернете такие форумы общественных организаций, как французский APEAS или G. A. S. P. из США, которые занимаются просветительской работой и обучают родителей, как говорить об опасности таких «игр» с детьми. Это чрезвычайно важно. Объяснить, как функционирует дыхание и что происходит, когда оно останавливается, не просто. Но дети интересуются этим, они понимают, что дышать – значит жить. Вот и пробуют, как далеко можно зайти в контроле дыхания, а с ним и жизни. Ребенок склонен считать себя неуязвимым. Чего мы не знали, проводя опыты на школьном дворе: у головного мозга колоссальная потребность в кислороде. На сотню граммов мозговой ткани требуется от трех до пяти миллилитров в минуту. Это около двадцати процентов нашего общего потребления в состоянии покоя. Хотя по сравнению с оставшимися органами наш мозг почти ничего не весит. Когда прекращается доступ кислорода, он использует собственные запасы энергии. Но они минимальны – всего на двадцать секунд. Если кислород перекрыт полностью, уже через несколько секунд отключается сознание – своего рода защитный механизм организма. Как правило, оно возвращается, как только подача кислорода возобновляется. Однако три – шесть минут без этого жизненно необходимого газа наносят клеткам мозга необратимый ущерб. Защемленная вена провоцирует разрыв кровеносных сосудов в мозге вследствие повышения давления, как при инсульте. Пережатая сонная артерия ведет к неврологическим повреждениям. Ограничение доступа кислорода – определенно не игра.
Про Пита я знаю, что на его сексуальность повлияли события детства. Свои предпочтения он внезапно обнаружил, когда дрался с двумя подружками. Одна из девочек прижала его к полу, а другая села ему на лицо. То прежнее чувство насилия над собой он до сих пор ищет в сексуальных отношениях. Вот он стоит, голый, в одной маске, перед Эммой Стил. Доминантка накладывает ему резиновый жгут на пенис и яички. «Ты понял: я могу сделать с тобой всё, что захочу? – она щиплет его за соски. – Дыши!» Пит, отчаянно хохотнув от боли, падает на колени. «За мной! – Стил чеканит каждый шаг по паркету. – Расстилай!» Она протягивает Питу нечто черное, похожее на мешок для трупов, знакомый по криминальным сериалам, только в латексном исполнении: с петлями для связывания и молниями, сходящимися на уровне груди. Пит ногами вперед залезает в мешок, укладываясь на спину. Стил заправляет его плечи и застегивает молнию до горла. «Не слышу, как ты дышишь! – Объект почти полностью упакован в латекс, дышит ртом, глубоко и глухо. – Следи, куда направляешь дыхание! Каждый вдох между анусом и гениталиями. Я контролирую тебя. Ты ведь знаешь, лишу в любой момент». – «Да, госпожа».
Она достает веревки. Надежно крепит мешок к кровати: «Дыши громче! Быстрее!» Пит начинает шумно гипервентилировать. Эмма Стил сама натягивает латексную маску, застегивает на затылке. Маска, как и у Пита, просвечивает. Барочный узор обрамляет глаза. Черты лица расплываются под второй кожей. Она стоит у кровати в образе ожившего манекена из шикарной витрины. Доминантка во всю длину ложится на беспомощного Пита, своим весом сдавливает его грудную клетку. Теперь ему приходится преодолевать сопротивление, чтобы наполнить легкие воздухом. Стил начинает дышать в его ускоренном ритме, – видимо, чтобы подбодрить. Для моих ушей звучит как секс вдвоем – без контакта кожей к коже. Слишком тесная близость не способствует свободному дыханию. Можно ли дышать в экстазе?
«Теперь тридцать раз так быстро, как можешь!» – требует доминантка. Я опасаюсь, что ее объект потеряет сознание. Иногда гипервентиляция предшествует обмороку. Является ли он следствием, изучено недостаточно. В 1963 году американский ученый Герберт Зальцман заставил тринадцать подопытных мужчин гипервентилировать полные шестьдесят минут; ни один не отключился. В 2008 году нидерландский невролог Роланд Д. Тийс провел эксперимент с одиннадцатью добровольцами, которые после гипервентиляции два раза по пятнадцать минут не показали симптомов обморочного состояния.
Пит вздыхает. Стил лежит на нем и дышит синхронно. Три долгих, особо глубоких дыхательных движения похожи на стоны оргазма. «Напряги все мышцы!» – приказывает доминантка и вдруг резко сжимает ладонью горло Пита. Становится невозможно тихо. Даже автобана не слышно – окно закрыто. Только где-то на спрятанных часах тикает секундная стрелка. Я насчитываю двенадцать секунд. Двое вместе выдыхают. Пит сопит как спящий, одолеваемый ночными фантазиями. Стил садится рядом на кровати. Дает ему пососать палец, обтянутый черной кожаной перчаткой. Другой рукой зажимает ему нос. Когда отпускает, он выглядит готовым отдаться полностью. Шепчет: «Спасибо, госпожа». Я не уверена, благодарность ли это за доступ к воздуху или за паузы между вдохами.
Стил достает серебристые зажимы для сосков, которые точно предвещают рваные раны, черный противогаз и упаковку чего-то красного. Стейк с кровью? Натянуть противогаз на латексную маску не так-то просто. Стил сражается с ним, встав коленями на кровать, пока Пит лежит явно без возможности вдохнуть. Нижняя маска чмокает, из трупного мешка доносится стон. У меня отваливается челюсть. И это удовольствие? На лице определенно останутся пятна. На мгновение партнеры выходят из роли. «Плохо сидит на носу», – замечает Пит, словно на примерке очков у окулиста. «Так лучше?» – спрашивает Стил, растягивая резину. Когда всё наконец на своих местах, она в награду прижимает его голову к своей груди. Две трубки привинчиваются к маске. Через ту, что на затылке, Стил будет накачивать противогаз. Теперь Пит в БДСМ-баллонете. Дышать он может только через вторую трубку, свисающую спереди. Мне это представляется всасыванием воздуха через соломинку. Сперто. Непродуктивно. Эмма Стил расстегивает молнию на его груди, прилаживает зажимы для сосков. Мне не видно, но, кажется, они не держатся. Раздается гомерический смех: «Да ты перепотел! Мне это нравится». Дифирамбы поту? Меня бы от одного вида передернуло. Стил невозмутимо прищемляет соски пальцами. Объект в мешке трепыхается, но двойной слой латекса приглушает его стоны. Стил рукой поглаживает отверстие трубки, через который Пит дышит. Интересно, как он себя чувствует в тугой влажной резиновой тюрьме, отрешенный от нас, от своей обыденной жизни, от живительного кислорода? Заходится ли его сердце от страха? Или, наоборот, ему спокойно в безопасном месте? До появления на свет мы погружены во влагу в темноте материнского чрева, получая кислород только через пуповину. Мы, конечно, не можем этого помнить. Наша долговременная память, судя по всему, начинает делать верные зарисовки лишь на втором году жизни. Однако опыты с крысами показали, что инфантильная амнезия, свойственная млекопитающим, гасит не всё, что животные переживают в первые дни после рождения. А может быть, в нас таятся и предшествующие воспоминания, хоть и смутные. Стил сидит на краю кровати, прямо в изголовье, склонившись к Питу. Не только ее жесты, поглаживания по голове и воркование напоминают мне мать у постели ребенка. Он тоже отдается всему, что она делает, с доверчивостью, на которую вряд ли способен взрослый. Доверяет свое тело и ниточку, на которой держится жизнь: дыхание. В твердой вере, что она знает, как ими распорядиться.
Тем не менее всё это отнюдь не безопасно. «Не могу себе представить, чтобы странгуляция или компрессия не несли риска остановки сердца», – написано в эссе Джея Уайзмана, «хиппи-мишки» и опытного адвоката БДСМ-сцен в США. Под определение БДСМ подпадают разные виды сексуальных игр, в том числе садомазохизм и бондаж, признающие причинение боли и нанесение ран. Такие практики, как ожоги, порезы или электрошок, Уайзман считает вполне безвредными – при согласии всех участников и соблюдении мер безопасности. Однако методы, перекрывающие доступ воздуха, он рассматривает как более чем сомнительные: «Никогда не знаешь, в какой момент человек потеряет сознание, пока этот момент не наступит. А потому обморок предельно трудно предсказать».
Такая неопределенность стоила жизни Майклу Хатченсу, солисту австралийской рок-группы INXS, который – предположительно ненамеренно – повесился на ремне в отеле Сиднея. И актеру Дэвиду Кэррадайну, которого в 2009 году горничная нашла в шкафу с затянутой вокруг шеи веревкой. Жертвами подобных аутоэротических «случаев смерти» становятся преимущественно мужчины: они конструируют подвесные и удушающие механизмы, с помощью которых случайно убивают себя. Только в Германии фиксируется в год примерно сто случаев погибших таким образом, дома в одиночестве. Возможно, их значительно больше: зачастую близкие одевают их, прежде чем вызвать полицию. Самоубийство не столь позорно, как несчастный случай при мастурбации с удушением.
«Голову вверх!» – командует доминантка объекту. Она освобождает Пита от верхней маски, и тот с облегчением втягивает воздух. «Не стоит благодарности, – усмехается Стил и оборачивается ко мне: – Не хочешь примерить?» Ее голос мягок как шелк. Их безбоязненная связь трогает меня, но я не хочу быть ее частью. Однако любопытно, что же чувствует Пит – хоть приблизительно. Так что я выбираю кроваво-красную маску, Стил достает ее из упаковки и надевает мне на голову.
Латекс ложится на мою щеку как теплая ладонь. Через носовые отверстия воздуха поступает больше, чем я ожидала. Смотрюсь в зеркало: там отражается морщинистый инопланетянин из «Звездных войн», так называемый дресселианец, только в моих шмотках. «С твоего согласия я застегну молнию? Если подашь руками знак, открою снова», – успокаивает Стил. Маска плотно прилегает к моему лицу. Мир исчезает за латексной пленкой. С каждым вдохом маска становится теснее, при выдохе ослабевает. Наверное, так работают жабры. «Сконцентрируйся на дыхании. Замечаешь: воздуха внутри постепенно становится меньше? Просто отпусти свои мысли», – голос Стил звучит деловитее, совсем как у моей учительницы йоги. Прислушиваюсь к отзвуку, пока втягиваю в себя оставшийся под маской кислород. Наверное, с каждым вдохом я поглощаю сейчас больше углекислого газа. Обычно его содержание в воздухе ниже одного процента. Если при таком показателе происходит незначительное повышение, существенного влияния на организм он еще не оказывает. Его концентрация должна приблизиться к двум процентам, чтобы хемосенсоры реагировали на него. Тогда сосуды расширяются, особенно капилляры. Через них проходит больший поток крови. Дыхание углубляется: при вдохе объем воздуха в легких увеличивается на тридцать процентов. Начиная с четырех процентов содержания углекислого газа в воздухе, дыхание учащается – организм стремится избавиться от него. Если такой воздух вдыхать долго, «тяжелеет» голова, появляется предчувствие головной боли – состояние, для восприимчивого человека уже крайне дискомфортное. В 1918 году исследователь Алан Драри пригласил в свою лабораторию в Кембриджском университете солдат, участников Первой мировой войны, которые, как мы сейчас бы сказали, страдали посттравматическим стрессовым расстройством. В определенных ситуациях они испытывали удушье; в переполненном метро, в подвальных помещениях или кинотеатрах – паническую атаку. Драри рассадил сорок три ветерана и контрольную группу в две аудитории, где они в течение двенадцати минут дышали обычным воздухом. Затем подал туда воздух с четырехпроцентным содержанием углекислого газа. В контрольной группе участники вздыхали в среднем на 2,8 раза больше, чем раньше, – для Драри показатель обычного внутреннего напряжения. Во второй группе он насчитал дополнительных вздохов в среднем 7,5. Помимо этого, свыше восьмидесяти процентов солдат сообщили о симптомах, «идентичных» или «сходных» с их паническими атаками. С тех пор наблюдаемое Драри воспроизводилось в различных опытах, в том числе с возвратным дыханием. Как раз то, что происходит в моей маске. Доза определяет ядовитость. Углекислый газ вызывает паническую атаку у предрасположенных к ней индивидуумов. Но и психически устойчивые люди при его высоком содержании проявляют признаки стресса. Начиная с шести процентов, у некоторых наблюдаются болезненные ощущения при вдохе. Тахикардия, слабость, нарушение зрения, головокружение и спутанность сознания могут сопровождать передозировку углекислого газа. С десяти процентов начинается шум в ушах и жжение в глазах; озноб, повышенные потоотделение и кровяное давление. Возможно, отказывают мышцы – одна из причин запрета при экспериментах с контролем над дыханием: DON’T TRY THIS AT HOME (ALONE). Разумеется, есть люди, которые выдерживают высокие концентрации от пяти до десяти минут. Но у большинства подгибаются ноги, и они падают на колени. При двенадцати процентах одолевает сонливость. Всё тело трясет, начинаются судороги. Тошнота подступает к горлу. Свыше семнадцати процентов – пять минут до обморока, затяжной потери сознания и, в конечном итоге, смерти. В Германии около сорока миллионов свиней каждый год так проводят свои последние минуты – отравлением углекислым газом их готовят к промышленному забою.
«Каждый человек, подобно луне, имеет свою неосвещенную сторону, которую он никому не показывает» – известный афоризм Марка Твена. А что, если игры с ограничением дыхания – моя темная сторона? Головой, упрятанной в латекс, я сканирую свое тело в поисках признака повышения углекислого газа в крови. Голова не кружится? Пальцы не немеют? Что это за жгучее покалывание между лопатками? Ах, это же перцовый пластырь, который утром наклеила от ломоты в спине. Я бы хотела что-нибудь почувствовать, какую-то эмоцию, хоть намек на экстаз, – всё-таки я нахожусь в БДСМ-студии в латексной маске… Но я, как размазня, сопя стою перед доминанткой. Может, маска недостаточно плотная? Через застежку проникает воздух? Или я слишком трепетно отношусь к своему дыханию, чтобы взять его под контроль? «Хочешь расстегнуть маску?» – спрашивает Стил. Я отрицательно повожу рукой. Она хихикает. Звучит забавно – словно подружка веселится в примерочной, когда ты натягиваешь несуразное платье. Она снова поворачивается к Питу. Еще немного терзает его пальцами. В последний раз сжимает горло. Ноги в мешке сучат. Когда позволяет ему вдохнуть, открывает мешок и хватает под гениталиями: «Выдохни сюда!» Опять приходят на ум занятия йогой. На санскрите эта поза называется мула-бандха – корневой замок. Не практикующий йогу знает ее и как «тазовое дно». Напрягая мышцы промежности, вы удерживаете энергию в теле. Или, цитируя индийского гуру Б. К. С. Айенгара: «Йог пытается таким образом достичь истинного источника творчества». Известно ли это Эмме Стил?
Она гладит Пита по лицу. «Медленно попрощайся с мешком, с маской, с передачей контроля, – освобождает его голову от латексной личины, расстегивает мешок для трупов. – Привет!» Ее голос преисполнен любви и нежности. Оба тихонько смеются. Пит мокрый от пота и гормонов, по щекам текут слезы. «Это так прекрасно, – говорит он едва слышно. – Так прекрасно отдать свое дыхание. Так расслабляет». Передышка не затягивается. «Сейчас будет больно», – предупреждает Стил. Она развязывает жгут на его гениталиях. Он стонет – на сей раз точно от боли. Через несколько минут он уже в состоянии держаться на ногах. Доминантка обнимает его. То, как эти двое смотрятся сейчас: радостно, интимно, глубоко погруженными в себя, – впечатляет меня куда сильнее, чем всё происходившее в последние шестьдесят минут. «Хочешь пить, да? – Она подает ему, присевшему на кровать, стакан воды. – Как ты? Хочешь мне что-то сказать?» Он отвечает: «Благодать. Как медитация. Только всегда немного с болью».
Пит исчезает в душе, Эмма Стил – в кухне. Она возвращается с блюдом сластей. Он – одетым. Оба в прекрасном настроении сидят рядышком на кровати и хрустят печеньем с начинкой «PRINCE», пока я задаю свои вопросы. «Как пристрастие к передаче контроля влияет на половую жизнь?» – «У меня часто возникает желание поиграть с дыханием, занимаюсь этим с другими, иногда сам с собой. Тридцать лет назад я признался своей тогдашней подружке, что практикую БДСМ. Поверьте, было так же трудно, как признаться, что ты гомик, гомосексуалист. Сегодня я живу нормально со своими партнершами». – «Люди вроде нас тогда считались извращенцами», – вставляет Эмма Стил. Пит кивает: «Сейчас это почти что мейнстрим». Я продолжаю спрашивать: «Во время ограничения воздуха вы достигаете оргазма?» Стил заверяет: «Само собой. Некоторых объектов мне даже не надо касаться. Сегодня вот было так интенсивно, что я отказалась от дополнительной стимуляции». Пит кивает: «Раньше я искал в экспериментах с дыханием сексуальное удовлетворение. Сейчас этот аспект уже не играет первостепенной роли. Я наслаждаюсь умением дышать под Эммой, подчиняться ее руководству. Для меня дыхание превращается в нечто материальное. В большинстве культур "пневма" или "спиритус" означают не только дыхание, но и дух, нечто нематериальное: "Дух, как ветер, веет где хочет", – сказано в Библии. Для меня же дыхание – это то, что соединяет тело и дух. При ограничении дыхания чувствуешь их как единое целое». Пит может задерживать дыхание на три минуты – это выше среднего. Когда он «погружается», Стил внимательно следит за ним: «Я считаю его вдохи и во время пауз не дышу вместе с ним. Конечно, стопроцентной гарантии нет, ведь функционирование легких зависит от того, в какой ты сегодня форме. Но мы знакомы так давно, что я знаю, сколько он выдержит». Тут я не могла не возразить: «Разве можно различить наслаждение и несчастный случай, когда человек упакован в мешок под двумя масками?» Стил улыбается: «По тому, насколько сильно он трепыхается или как затихает; я прерываю сессию в последний момент». – «А оказывать первую помощь вы умеете?» – «Это должен уметь каждый, практикующий БДСМ». – «Я чувствую, что она всё время со мной, а не блуждает мыслями где-нибудь, – добавляет Пит. – Сегодня было просто гениально. Я чувствовал себя в мешке как в коконе. Становился всё более податливым, душой и телом превращался в себя обновленного». – «И сердцебиение не участилось?» – удивляюсь я. «Один раз я чуть не поддался панике, когда вторая маска сначала не встала на место. А так я всегда был в себе, всегда с ней. Такое умиротворение, что не хотелось вообще возвращаться… Мне не хочется об этом говорить. – Он надолго умолкает, а потом едва слышно добавляет: – Казалось, я могу навсегда ускользнуть».
Лишение воздуха способно давать наслаждение. Но и свободное дыхание может приносить его. Оно поддерживает седативные и возбуждающие системы в организме, активирующиеся во время секса. Когда вы отдыхаете, сидя на диване, кровоснабжение тканей влагалища уменьшается, парциальное давление кислорода снижается. Однако эротической сцены по телевизору или сексуального шепота на ушко достаточно, чтобы кровь прилила к стенкам влагалища и клитору, пещеристое тело которого увеличивается в одиннадцать раз. Дыхание и биение сердца учащаются. Вместе с кровью поступает и больше кислорода. Содержание кислорода в тканях в следующие двадцать секунд возрастает в четыре – восемь раз. Влагалище увлажняется и остается таковым, пока стимуляция продолжается, – в так называемой фазе плато, когда вся область гениталий набухает и чувства сконцентрированы там. Кровяное давление и частота дыхания повышаются вне зависимости от того, мастурбируете вы или занимаетесь сексом с партнером. Сила звуков тоже. Оргазм – быстротечное удовольствие, длящееся около тридцати сжатых секунд. После пика возбуждения кровяное давление снова понижается. Пока содержание кислорода в тканях вернется к изначальному уровню, может пройти до тридцати минут. Иногда женщины после высшей фазы могут вернуться в фазу плато – предпосылка к нескольким оргазмам за один цикл.
В спокойном состоянии мужского полового члена губчатое тело и пещеристые тела, отвечающие за эрекцию, также мало наполнены кровью. Об этом заботятся симпатические нервы – нервные сплетения, передающие сигналы для активизации. Симпатические нервы связаны непосредственно с мускулами в стенках артерий пениса, чтобы они оставались в тонусе и сдерживали приток крови. Иначе речь шла бы о длительной непроизвольной эрекции. Как только химические агенты-«посланники» в головном мозге – и среди них окись азота – сигнализируют о возбуждении, за дело берется парасимпатическая система. Антагонист симпатической, она регулирует фазы разрядки, в которые тело отдыхает. При сексуальном возбуждении именно она командует: «Расслабиться!» Как только мышцы ослабляют напряжение, в пещеристые тела приливает кровь. Половой член поднимается и крепнет – теперь снабжению кислородом нет преград.
Кислород нужен тканям влагалища и пениса так же, как мышцам рук и ног. Но без возбуждения в половые органы его поступает мало. Данные некоторых исследований показывают, что они теряют эластичность, если концентрация кислорода хронически низкая. У женщин это может быть следствием недостатка эстрогенов – например, в климактерический период, известный как «вагинальная депрессия». У половины мужчин, страдающих эректильной дисфункцией, кровоснабжение тканей полового члена находится на низком уровне. Курение тоже вредит кровеносным сосудам, в том числе и мельчайшим капиллярам. Дым сигарет или кальяна содержит окись углерода, которая прикрепляется к эритроцитам там, где должен быть кислород, и клетки недополучают его. Курить после секса (а особенно перед ним) крайне вредно. Сам половой акт с партнером или даже с несколькими, напротив, полезен для тканей как свежий ветер. Здесь действует то же правило, что и для всех других органов и групп мышц: «Use it or lose it». Вполне вероятно, организм помогает сам себе при «кислородном безветрии», посылая нам эротические сны и ночные поллюции. Даже у эмбриона в матке возникает эрекция.
Исследование израильских ученых представило первые данные, что эректильная дисфункция, возможно, поддается лечению кислородом. На крысах было сделано наблюдение: быстрая эрекция возникает, если их поместить в гипербарическую кислородную камеру. В этой камере воздух заменен чистым кислородом. Кроме того, как при дайвинге, она создает повышенное давление на организм. Таким образом в кровь поступает значительно больше кислорода. У добровольцев, прошедших гипербарическую оксигенацию (ГБО), также уменьшились проблемы с эректильной дисфункцией. Правда, следует предупредить человека, подумывающего о применении такой кислородной терапии: после нее пятая часть мужчин лечится по поводу баротравмы. Цена большего давления на пенис – давление на уши.
Является ли стон своего рода кислородным лечением для тканей? Если и является, то не первостепенным. Секс – не просто биологическое действие. Эрос, чувственность для человека значат не меньше, если не больше. В отличие от основной массы животных мы можем заниматься любовью не сезонно, а в любое время. Фантазии и опыт влияют на удовлетворение так же, как и то, чтό мы в эти минуты чувствуем, пробуем на вкус и запах, видим, слышим. Многие эксперты сравнивают сексуальные ощущения с состоянием транса. Из этнографических наблюдений известно, что некоторые африканские племена могут впадать в экстаз с помощью дыхания. Посредством дыхания и суфиты, мистики ислама, манипулируют своим сознанием. Не является чем-то необычным гипервентиляция перед или во время оргазма. Только остается неясным, задает ли организм таким образом ритм – или это инстинктивное проявление удовлетворения. В среднем во время секса мы дышим так же учащенно, как танцуя фокстрот или сгребая опавшую листву. То есть довольно умеренно. Однако при сексе в лабораторных условиях замерялось даже до сорока дыхательных движений в минуту. При этом в крови уменьшалось количество двуокиси углерода и, соответственно, кровоснабжение головного мозга. Это слегка дурманит и обостряет чувства – приятно перед оргазмом. А громкий стон обеспечивает полный выдох. Тогда не только вы, но, чего доброго, и соседи переживают экстатический секс.
Стонать с крепко сжатыми губами невозможно. В то время как при сексе вдвоем большинство дышит открытым ртом, при мастурбации многие, наоборот, задерживают дыхание. Возможно, это связано с первым сексуальным опытом: подростки, как правило, живут еще с родителями, а потому оргазм должен быть быстрым и тихим. Напрягается всё: дно таза, живот, диафрагма. Даже голосовые складки плотно смыкаются наподобие пневмоклапана. Гхгхгхгхгх. Пфффффуу! Мозг запоминает такое редуцирование – даже если пик ощущается несколько механически, а не как совершенная волна. Глубоко дышать в направлении таза, даже когда накатывает оргазм, требует определенного навыка и поначалу может приводить к осечке. Зато потом сделает восприятие интенсивнее. «Мы привыкаем к удовлетворению с напряжением мышц в области таза. Такое наслаждение приводит к оргазму, при котором стимуляцией симпатической нервной системы выбрасывается дофамин, – очень прицельный оргазм», – сказала в одном интервью австралийский сексолог Оливия Брайант. Контролируемое дыхание, напротив, позволяет достичь более расслабленного состояния возбуждения, которое длится гораздо дольше. В тантре дыхание также играет ведущую роль. Тантра – это древнее учение в индуизме и буддизме, проповедующее соединение тела, духа и души, и исходит из представления, что всё в мире имеет общее происхождение. На санскрите это слово означает «структура» или «единство». Дыхание по данной идее – инструмент восстановления этой связи. В западной вариации на тему тантры – неотантры часто преувеличено ожидание супероргазма. Тот, кому традиционная тантра кажется слишком эзотерической, а неотантра слишком претенциозной, находит и на научном уровне указания на дыхание как на метроном в сексуальных отношениях.
Так, исследователи из Калифорнии в небольшом опыте показали, что пара, поддерживающая визуальный контакт, безотчетно начинает дышать в унисон. Биение сердца тоже синхронизируется – как в песне рок-группы U2: «Two hearts beat as one». Касания еще больше усиливают воздействие. Кроме того, согласно эксперименту ученых из Университета Колорадо в Боулдере, совместное дыхание также оказывает обезболивающее действие. Так что отцам, которые во время родов «просто» держат будущую маму за руку, не стоит недооценивать своего участия. Психолог Софи Бержерон, руководитель лаборатории сексуального здоровья Монреальского университета, рекомендует тантрическое дыхание, когда секс доставляет болевые ощущения. По разным оценкам, треть женщин испытывала их хоть раз в жизни. При так называемом спаренном или синхронизированном дыхании партнеры садятся друг против друга, соприкасаясь коленями, кладут на колени ладони и в спокойном ритме вдыхают и выдыхают вместе, – своего рода расслабляющая прелюдия. «Ожидание боли порождает страх, – пишет Бержерон. – Страх воздействует двояко: он сдерживает возбуждение, что препятствует увлажнению; это, в свою очередь, делает проникновение болезненнее; часто он ведет к непроизвольному сокращению вагинальной мускулатуры, что опять-таки делает проникновение болезненным, а иногда и невозможным. Поэтому при лечении мы отводим значительную роль техникам, снимающим страх, особенно дыхательным упражнениям и методам релаксации».
Дыхание углубляет любовь. Гармонизирует. Или просто добавляет звучности. Оно питает, красит, освежает кожу. Когда доходит до оргазма, выигрывает и головной мозг: все его отделы интенсивнее снабжаются кровью, насыщенной кислородом. По крайней мере, если его достаточно в помещении. Самцы тритона, помещенные в террариум со сниженным содержанием кислорода, сокращают время на сексуальную активность. Конечно, не стоит механически переносить результаты таких опытов на человека, но регулярное проветривание спальни сексу не повредит.