Декарт, поставленный с ног на голову
Эмпирическая наука – проблема индукции – невозможность надежных суждений – я думаю, значит, я сомневаюсь – оптимального достаточно
Современная эмпирическая наука, какой мы ее знаем и любим, – дитя эпохи Просвещения. В этот период в истории культуры человек начал искать выход из лабиринта собственной незрелости и постигать мир самостоятельно, как писал Кант. В рамках воззрений Байеса и наших размышлений о восприятии и познании эту задачу можно было бы сформулировать так: вновь полученные данные должны стать более значимыми, чем эвристика и априорная вероятность. Особо стоит отметить заслуги в формировании науки шотландской ветви Просвещения, и прежде всех, философа Дэвида Юма.
Им была предпринята смелая попытка путем наблюдений выявить закономерности развития событий и на их основе спрогнозировать еще ненаблюдаемые явления в пространстве и времени. Амбициозное и рискованное дело, но обреченное на провал. Нельзя доказать, что солнце взойдет завтра, только тем, что оно так делает уже миллиарды лет. Хотя это и кажется наиболее вероятным способом, но он не работает. Недоказуемость стала позднее центральной проблематикой индукции.
Индукция в теории познания – это способ рассуждения от частных фактов и положений к общим выводам. На сегодняшний день господствует единство во мнении, что индукция по разным причинам невозможна. В первой части книги мы констатировали, что в мире есть случайности и квазислучайности, которые в равной мере чинят препятствия точному прогнозированию событий. Одно лишь это обстоятельство в состоянии погасить пламя разгорающейся попытки индуктивного рассуждения.
Даже если бы во вселенной все работало в соответствии со строгими законами и предсказуемо, нет никаких гарантий, что эти законы неизменны. Ведь относительное их постоянство всего лишь наблюдение, которое в любой момент может рассыпаться. С тех пор как почти 300 лет назад Дэвид Юм сформулировал свой безрадостный вывод, философы тщетно бьются над ним.
Однако же все не так уж печально.
Как нам уже известно, ошибки – часть нашей природы, а следовательно, и коллективного восприятия законов природы в научном познании. Невозможность надежных суждений – не результат преподавания ложных знаний в университетах, а наличие границ познания.
Прежде чем мы поговорим о последствиях этих ограничений: само утверждение, что надежные суждения невозможны, представляется таким же ненадежным. На первый взгляд парадокс, но это впечатление обманчиво. Как солнце, возможно, завтра решит не всходить, так и невозможность надежных суждений может быть упразднена божьим декретом или в результате космической катастрофы. Во всяком случае, мы можем так записать и считать, что это вероятно.
Однако сам вопрос, как заметить, что некоторый научный вывод стал надежным, показывает, что наше мышление отправляет нас в очередной раз в загадочную область. Ведь ощущения надежности знания недостаточно, так как у наших чувственных данных семь пятниц на неделе. И как сильно отличался бы мир от знакомого нам, в котором стала возможной индукция?
Индукция в теории познания – это способ рассуждения от частных фактов и положений к общим выводам.
В свое время Декарт сделал центром своей философии сомневающееся Эго. Оно, согласно объяснениям ученого, несомненно, существует, так как сам факт сомнения указывает на то, что где-то там внутри есть «Я», которое его испытывает. Однако после столетий изысканий в области философии и нейрологии это Эго местами растворилось и даже, кажется, не существует как таковое. День, когда мы включим машину, которая хоть и имеет убеждения и восприятие и умеет подвергать их сомнению, но не обладает никаким «Я», еще не наступил, но его легко себе представить. Во всяком случае, мы можем сформулировать эту гипотезу и противопоставить одному мысленному эксперименту другой.
А может, перевернуть Декарта с ног на голову, объявив зерном познания не сомневающееся воображаемое Эго, а само сомнение? Ведь сомневаться можно во всем. И только то, что во всем можно сомневаться, несомненно. Однако оставим эти игры разума и займемся практикой. С помощью нее можно быстро избавиться от большинства экспертов по философии.
Прежде чем мы увидим, как практический поиск законов природы справляется с проблемой индукции, вспомним предостережение Вольтера: лучшее – враг хорошего. Невозможность индукции не играет никакой существенной роли ни в нашем восприятии, ни в науке. Ее философская проблема в меньшей степени заключается в принципиальной возможности и в большей в вопросе, как такого рода невозможный процесс может быть продуктивным. Ведь, хотя выведение общих правил из частных фактов невозможно с точки зрения доказательной базы, мы постоянно именно этим и занимаемся, и очень успешно.
То, что надежность познания в принципе не существует, – не говорит о том, что метод нерабочий, а указывает, где проходят границы этого познания. Они одинаковы для всех методов. Фатальная ошибка всех систем, построенных на чувствах и верованиях, будь то банальная интуиция, абсурдная теория заговора или религия, состоит не в том, что они неверны, а в утверждении, что якобы они вовсе не ошибаются, потому что их истины не подчиняются законам этого мира.
Аналогично тому, как не бывает духа, свободного от законов природы, на них влияющего, не бывает и моделей мира, не подчиняющихся законам познания и исключающих ошибки. Цель всякой эмпирической науки – не в нахождении нерушимых доказательств существования объективной реальности, а в как можно более достоверном описании ее.
Методы, с помощью которых современная наука это делает, в общем и в частности похожи на те, которые мы использовали для описания восприятия. На основе теорий и моделей строятся точные прогнозы того, что должно произойти при определенных, точно описанных обстоятельствах. Наука аккуратно воссоздает эти обстоятельства и перепроверяет, сбывается ли прогноз. Если да, то теория подтверждается, если нет – считается в целом несостоятельной. Требующая стараний и терпения задача ученого состоит в том, чтобы выявить ошибки и устранить их.
