Энн знала, что они не поладят, с момента, как увидела Грэйс перед зданием железнодорожной станции Киммерстон. Что-то в этой тощей сучке её взбесило. То, как она сидела там, глядя прямо перед собой, словно ничто на свете не заслуживало её внимания, словно она одна что-то значила. Энн вообще-то не обязана была быть при ней таксистом. Питер собирался сам её отвезти, но позвонил ей в последнюю минуту и включил свои чары, которые, по слухам, заводили фригидную Рэйчел, но не работали на Энн.

– Что ж, – ответила она, – это едва ли мне по пути. – Поскольку она жила в Ленгхолме, ближайшая к исследовательскому центру и Киммерстону деревня была в тридцати милях.

– Да ладно тебе, Энн. Тебе ведь не сложно, правда?

– Я потребую возместить расходы на бензин.

Она чувствовала, что нельзя отказывать. Неподходящий момент.

Энн выехала впритык и опоздала на десять минут. Грэйс уже ждала снаружи. Был полдень, и на станции было пустынно, грязновато. Оставшиеся с прошлого года кашпо всё ещё были полны коричневого мха и сухих корешков, пара банок из-под колы валялась в канаве. Энн злобно подумала о том, что бы она сделала с детьми, которые разбрасывают мусор. Грэйс, должно быть, поняла, что это за ней, но когда машина подъехала, не двинулась с кованой железной скамьи. Она, казалось, полностью ушла в свои мысли. Или просто ленилась оторвать от скамейки задницу. Энн пришлось опустить стекло и прокричать:

– Ждёте Питера Кемпа?

Тогда Грэйс расплела длинные ноги и встала. Не торопясь, хотя Энн ждала с заведённым двигателем. Энн вышла, открыла багажник, и Грэйс забросила рюкзак, не говоря ни слова, даже не улыбнувшись.

«Не пошла бы ты!» – подумала Энн, но она носила на лице маску вежливости автоматически, как очень дорогие духи, которые дарил ей любовник. Она протянула руку над коробкой передач.

– Энн Прис, – сказала она. – Я ботаник.

– Грэйс Фулвелл. Млекопитающие.

– Не одна из тех Фулвеллов? – шутя спросила Энн, потому что Грэйс точно не могла быть одной из тех Фулвеллов, иначе она бы о ней слышала. – Холм-Парк-Холл? Хозяева всего, что попадается им на глаза.

Грэйс странно посмотрела на Энн.

«Корова надменная», – подумала Энн. Она уже сталкивалась с такими людьми, как Грэйс, раньше. Получат пару степеней и думают, что лучше всех остальных. Радости не прибавлял тот факт, что Грэйс была моложе её на добрых лет десять, и она сказала:

– Извини. Откуда тебе было слышать о них, если ты не местная? Фулвеллы – влиятельная семья в этой части страны. Им принадлежит большая часть горной местности. По крайней мере, создается такое впечатление.

– Правда?

– Ага. Они мои соседи. Вроде того.

Грэйс отвернулась со страдальческим выражением на лице.

– О, – сказала она, – понятно.

– Издалека ехала?

– Из Ньюкасла. Сегодня. – На вопрос Энн она, по сути, так и не ответила.

По пути в Бейкиз Энн старалась поддерживать диалог, но Грэйс отвечала односложно, так что она тоже замолчала. Они проезжали через Ленгхолм, когда Грэйс внезапно выпрямилась. Словно проснулась от глубокого сна.

– Что это за место? – спросила она требовательно.

Энн ответила.

– Ленгхолм? – В ее голосе прозвучало удивление, как будто она не верила своим ушам.

– Мне ли не знать, прожила здесь десять лет.

– Просто я ожидала другого, – пробормотала Грэйс.

– Чего ты ожидала?

– Не знаю, чего-то поопрятнее, полагаю. Чего-то красивее.

– Бог мой, откуда такие представления?

В Ленгхолме не было ничего красивого. Дома с террасами были выстроены вдоль горного хребта, открыты северному ветру. Краска на здании паба потускнела, словно её вычистили песком, колонки на заправке заржавели. У этого места было больше общего с шахтёрскими посёлками Дарема ближе к югу, чем с рекламными картинками Национального парка в туристической брошюре Нортумберленда.

– Конечно, – продолжила Энн, и ей самой показалось, что она как будто защищается, – на самом деле мы живём не в деревне.

Когда дорога спустилась к церкви и полоса леса наконец дала какое-то укрытие, Энн указала на Прайори. Семейное гнёздышко. Бледный камень дома был частично скрыт деревьями, но отсюда открывался прекрасный вид на сад. Энн замедлила ход, чтобы Грэйс могла восхититься им. Даже сейчас, пока ещё не все распустилось, сад выглядел чертовски хорошо. Десять лет тяжёлого труда ушло, но это того стоило. Грэйс едва взглянула.

– И Холм-Парк-Холл? – спросила она. – Где он?

Энн проигнорировала её. Всё равно она старалась сосредоточиться на карте. Она раньше никогда не ездила на машине в Блэклоу. Те контракты, над которыми она работала до этого у Питера Кемпа, были на побережье, и они с Джереми не слишком близко общались с Беллой и Даги Фёрнесс. Они вращались в разных кругах. Если у Беллы и Даги вообще был какой-то круг. В деревне они считались замкнутыми. Белла не была в доле в разработке месторождения и никогда не ходила в церковь. Хотя, подумав об этом сейчас, Энн вспомнила, что как-то видела Беллу в церкви.

Она вдруг вспомнила женщину в большом пальто, сгорбившуюся на задней скамье – дыхание вырывается облачками пара, по щекам текут слёзы. Должно быть, это было предыдущее Рождество, детская постановка вертепа, вечное нестройное «Вдали в вертепе», Мария и Иосиф, полные благоговения перед звездой, суетящиеся ангелы с блестящими крыльями и мишурными нимбами. Всегда душещипательно. Даже Энн на Рождество иногда задумывалась, не лишилась ли она чего, не родив детей.

Возможно, подобные мысли пришли в голову и Белле. К моменту встречи с Даги ей уже, видимо, было поздновато заводить семью. Впрочем, по мнению Энн, это едва ли могло служить поводом, чтобы устроить сцену на публике, и она обрадовалась, когда Белла выбежала сразу после службы – не придётся говорить с ней.

Когда они приехали в Бейкиз, Энн на мгновение совсем забыла про Беллу. Рэйчел ждала их. Она выглядела уставшей, словно спала не раздеваясь. Огонь не зажигали, так что горячей воды не было. Энн раздражённо взглянула на неё.

– Боже, – сказала она. – Ужасно выглядишь!

Рэйчел вытерла лицо рукавом, словно сопливый мальчишка, и объявила им обеим, что Белла мертва, повесилась в амбаре. Образ заплаканной женщины средних лет на задних рядах в церкви снова встал у Энн перед глазами, и хотя она не была суеверной, ей показалось немного зловещим, что она так ясно представляла себе Беллу по дороге на ферму. Она задумалась, не было ли это своего рода предостережением.

На следующий день Энн не торопилась выйти в поле. Она никогда не бывала особенно бодра по утрам, и потом – это же не птицы. Растения никуда не денутся.

Она уже посмотрела крупномасштабные карты и примерно знала, где расположит свои стометровые площадки. Питер предоставил данные о ландшафте со спутников, но требовалась проверка на местности. Ей нравилась идея проверки на местности, мысли о том, чтоб нагнуться поближе к земле, сделать всё правильно.

Энн быстро миновала двор фермы – она не была чувствительной, но вспоминать о Белле, покачивающейся на верёвке в амбаре, не хотелось, – и направилась к переправе. На скрытом со стороны дороги берегу уже появились бутоны первоцветов и фиалки, и солнце грело ей спину. С места повыше ей открылся вид на старый рудник, и Энн подумала, что было бы интересно исследовать участок поближе к нему. На старом перекопанном известняковом грунте может быть совсем другая растительность. Однако сегодня ей хотелось отыскать участок торфяного болота, который Питер пометил на карте как достойный исследования. Она ушла с дороги и зашагала по открытому склону холма. Дорогу, рудник и дом на ферме уже не было видно. Она даже не могла разглядеть никаких электрических столбов.

Существовала конкретная процедура, предписывающая, как приступать к этому исследованию. Здесь не требовалось просто разгуливать по холмам с лупой и садовой лопаткой.

Когда Энн впервые пришла в это дело, она пренебрегала правилами, думая, что они составлены учёными, привыкшими к многоступенчатой служебной иерархии, которым хотелось отпугнуть новичков. Затем Питер отправил её на курсы по классификации растений Великобритании, и она ухватила суть.

Каждый участок исследования представлял собой стометровый квадрат, внутрь которого произвольно помещались пять пробных площадок в два квадратных метра каждая – их ограничивали конструкции из деревянных рам. Произвольность обеспечивалась тем, что вы становились в середину большого участка и кидали первый «квадрат», отправлялись на место его приземления и оттуда кидали следующий, пока все пять не оказывались на земле. Пять таких квадратов составляли зону исследования.

Сегодня времени у неё хватало только на то, чтоб пометить вехами из рюкзака стометровый квадрат, но именно это больше всего нравилось Энн: подробное исследование, распознавание растений внутри рам, отмечание густоты произрастания. Она любила ковыряться в сфагновом мхе, ища растения вроде клюквы, подбела, нартеция, припадая так близко к земле, что чувствовала запах торфа, насекомых на своих пальцах. Энн всегда надеялась наткнуться на нечто необычное, что-то непростое для распознавания. Что-то, что поставило бы на место этих чёртовых учёных.

Не то чтобы на этой работе была большая вероятность наткнуться на что-то такое, думала она, вбивая колышек в землю, налегая на него всем весом, потому что ей не хотелось, чтоб его снесло первым же порывом ветра. Этот участок болота может быть интересным, но, имея представление о местной земле в целом, она не ждала никаких потрясающих находок. Большая часть топи была давно осушена, а земля, которую арендовали под сельское хозяйство фермеры из Холм-Парка, была так выщипана овцами и кроликами, что стала гладкой и зелёной, как стол для бильярда. Энн вообще не была уверена, что этому проекту нужен ботаник. Впрочем, может, это была идея Годфри Во.

Когда она выпрямилась, долина наполнилась звуком: военный самолёт с базы BBC Великобритании прогудел над головой, так низко, что казалось, потянись она вверх, почувствовала бы пальцами движение воздуха.

Энн Прис впервые увидела Годфри Во, главу компании «Карьеры Слейтбёрн», на встрече в церкви Святой Марии в Ленгхолме. Встреча была созвана разработчиками для разъяснения структуры проекта. Они говорили, что в прессе циркулирует много нелепых слухов и что, когда жители деревни поймут истинную суть нового карьера, они, скорее всего, поддержат план.

Несколько жителей деревни спросили Энн, собирается ли она на встречу. Казалось, они полагали, что она может оказать какое-то влияние на процесс принятия решений. Возможно, потому, что у неё была репутация женщины дерзкой и умеющей постоять за себя. А может быть, это было связано с её необъяснимым сходством с Камиллой Паркер-Боулз. Они были так похожи, что ходили слухи, что Энн и в самом деле любовница принца, инкогнито. Разумеется, сама мысль об этом была нелепа. Она жила в Прайори в Ленгхолме с мужем с тех пор, как они поженились. Саму Энн всегда раздражало это сравнение. Она была моложе Камиллы лет на десять.

Энн явилась на встречу не для того, чтобы доставить удовольствие своим деревенским знакомым, а из собственного интереса. Больше всего в Прайори она любила сад и вид на долину Блэклоу. Именно там должен был располагаться карьер. Энн с самого начала стало ясно, что по сути планировалась промышленная застройка. Будут новые дороги, дуговые лампы, постоянный звук работающей техники. Один только шум сведёт её с ума. И потом – что станет с садом? Она представила, как осадок известняковой пыли медленно убивает её деревья и цветы, её малиновые кусты и овощи, несмотря на все усилия.

Энн попыталась убедить Джереми пойти с ней на встречу.

– Подумай, как упадет стоимость дома, – сказала она. Однако Джереми решил, что у него важная встреча в Лондоне, так что она пришла одна.

Она села в первый ряд в части зала, отведённой для делегатов. Хотя Энн опоздала, стул для неё оставили свободным, поскольку ожидалось, что она выскажется за всех.

Встречу вёл член местного совета, юрист из Киммерстона. Энн узнала его и помахала рукой. Он проигнорировал её, и Энн решила, что, возможно, сюда пришла его жена, сидит в задних рядах. С самого начала он продвигал мысль о том, что региону необходимо промышленное развитие, поскольку ощущается острая нехватка работы.

– Мы теряем нашу молодёжь, – объявил он.

Высокопарный кретин, подумала Энн.

С самого начала ей стало понятно, что он старается убедить присутствующих в необходимости строительства, одновременно создавая впечатление человека беспристрастного за счёт абстрактных намёков на экологические противопоказания. В конце концов терпение Энн лопнуло. Она подготовилась заранее. Она робко подняла руку и встала, мило улыбаясь.

– Простите, можно задать вопрос председателю?

Казалось, советник Бенн нервничает, но едва ли он мог отказать.

– Скажите, пожалуйста, советник Бенн, где вы живёте?

Он запнулся, прежде чем ответить:

– Не думаю, что это имеет значение в данном случае.

Энн взглянула на него. Он начинал лысеть, был слегка близорук. Хорошо ещё, что он специализировался на законах о собственности и трудоустройстве. В уголовном суде его бы разорвали на части.

– И всё же. Просветите меня. – Она слегка повернулась, чтобы посмотреть на собравшихся. Энн всегда знала, как управлять толпой. Раздался выжидательный ропот. Советник, моргая, смотрел в зал.

– Я живу в деревне с южной стороны Киммерстона. Но только потому, что я не местный…

– Деревня Холистоун?

– Не понимаю, какая связь между моими личными данными и обсуждаемым делом. – И он был настолько глуп, что и правда не понимал. На мгновение Энн стало совестно – он был такой лёгкой мишенью, но она слишком наслаждалась происходящим, чтобы остановиться.

– Могу я процитировать пассаж из «Киммерстон Газетт» от двадцать первого июля? Заголовок гласит: ЖИТЕЛИ ХОЛИСТОУНА ПРОТЕСТУЮТ. Статья посвящена ходатайству Британских угольных подрядчиков о карьерной разработке. Позвольте спросить вас, вы помните это ходатайство, мистер Бенн? Дело было два года назад.

Он продолжал смотреть на аудиторию. Паника, похоже, лишила его способности мыслить рационально. Его рот был открыт, как у рыбы, но оттуда не раздалось ни слова. Она беспощадно продолжала:

– Скажите мне, мистер Бенн, не были ли вы заместителем главы организации, известной как ХОКР – Холистоунское общество по борьбе с карьерной разработкой?

Это подтолкнуло его заговорить связно. Он рявкнул:

– В самом деле, я никому не позволю вот так перехватывать контроль над встречей.

– У меня есть доказательства, – весело сказала Энн. – Письма из ХОКРа с вашей подписью местным сторонникам. Не думаю, что вы в силах это опровергнуть. И мне кажется очень необычным, мистер Бенн, что вы так озабочены созданием рабочих мест для молодёжи в нашей деревне и так не хотите предоставлять то же право вашим землякам. Уверена, карьерная разработка тоже обеспечила бы рабочие места.

Она села. За её спиной раздались одобрительные крики, аплодисменты, пару раз свистнули. Поделом Дереку Бенну. Сохраняй он хоть какую-то объективность как председатель встречи, Энн не стала бы поднимать вопрос о ХОКРе. Бенна никогда особенно не заботила карьерная разработка, он даже не явился на большинство встреч. Его участие в группе дало ему алиби, предлог, чтобы выбираться из дома, когда он встречался с Энн. «Боже ты мой, – подумала она, – и что я в нём нашла?»

После встречи группа протестующих отправилась в паб обсудить дальнейшую стратегию. Стояла середина лета, и было ещё светло. Энн предпочла бы быть у себя в саду, однако прошлась с ними через дорогу к «Ридли Амс». Жизнь в Прайори подарила ей определённый двойственный статус в деревне. Ответственность. Она не была в одной когорте с Фулвеллами из Холм-Парка. От них не ждали, что те будут участвовать в жизни деревни, разве что изредка откроют церковную летнюю ярмарку. Но при этом у неё был вес в обществе.

Энн, к примеру, предложили должность старосты церкви Святой Марии, хотя она почти никогда не посещала церковь. Казалось, вместе с домом положена и должность. Раз Энн отказалась, было решено, что она высокомерная корова.

В пабе было шумно и суматошно, и очень быстро Энн пришлось взять инициативу в свои руки. Некоторые хотели организовать петицию. Она их отговорила.

– Смотрите, – заявила она. – На петиции особого внимания не обращают. Организаторы проекта получают их постоянно. Они знают, что люди подписывают бумажки, толком не прочитав их, или потому, что не хотят отказывать. Нужно организовать личные протестные письма. Они весомее.

Когда она села, Сенди Бейнс, владелец заправки, застенчиво поинтересовался, не хочет ли Энн выпить.

– Я думала, что карьер в ваших интересах, – сказала она. – Грузовикам же надо будет где-то заправляться, правда?

Казалось, эта мысль никогда не приходила ему в голову, и она с удовольствием заметила, что он исчез, как только принес ей джин-тоник. Он попался в ловушку общедеревенской подозрительности по отношению к переменам и незнакомцам. Энн сомневалась, сможет ли это изменить даже перспектива личной выгоды.

Затем к ней подошёл невысокий мужчина, чьё имя она никак не могла запомнить, живший в современном уродливом коттедже по пути в деревню.

– Послушайте, – сказал он. – Мало кто из нас может высказаться. Мы бы хотели, чтоб вы вступили в наш комитет. Ну, это, говорили за нас.

У него была голова, похожая по форме на овечью, и густые курчавые белые волосы. Ей представилось, что это вышло у него как «бе-е». Она вспомнила, что, кажется, когда-то он работал мясником. Энн любезно отказалась. Несмотря на то что она поддерживала проект и любила хорошую перепалку, было понятно, что скоро ей всё это наскучит. Наскучат все эти люди. Энн допила свой джин-тоник и встала, собираясь уходить.

– Муж будет меня искать. – Хотя она знала, что даже будь Джереми дома, ему плевать.

Энн немного постояла на улице, наслаждаясь пением последних птиц. Кто-то делал барбекю. Она поняла, что голодна, и почти вернулась в паб, потому что, хоть Милли и была паршивой хозяйкой, ни черта не понимавшей в том, как обслуживать клиентов, Энн сегодня вроде как героиня, и ей бы подали хоть тарелку сэндвичей.

Затем, почти беззвучно выехав из тени, перед ней остановилась блестящая чёрная машина. Стекло с урчанием опустилось. Она увидела Годфри Во и поняла, что он, должно быть, ждал её.

– Миссис Прис, – сказал он так, словно оказался здесь случайно. – Скажите, могу ли я вас подвезти?

Она сразу же узнала в нём владельца компании, занимающейся карьером. Она уже видела его на трибуне во время собрания. Его представили, но он едва произнес пару слов. Когда Энн смотрела на него из зала, он явно чувствовал себя не в своей тарелке в своём сдержанном костюме и отполированных туфлях – он напомнил ей кандидата на собеседовании, который очень старается угодить.

– У меня есть своя машина, спасибо.

Обшарпанный старый «Фиат». Когда она выходила замуж за Джереми, предполагалось, что где-то на заднем плане есть деньги. Всё обернулось немного не так.

– Мне бы очень хотелось с вами поговорить. Вы ужинали? Может быть, я мог бы угостить вас. – Он говорил робко и немного напоминал того пожилого мужчину в пабе.

– Меня так легко не подкупить.

– Нет, конечно, нет! – Он воспринял её слова всерьёз и был шокирован.

Энн улыбнулась. При плохом освещении она могла немного напоминать Камиллу Паркер-Боулз, но ей было известно, как действует её улыбка.

– Что ж, – сказала она. – Почему бы и нет? – Было уже слишком темно, чтобы заниматься садом, к тому же ей стало любопытно.

– Вы поедете со мной? Или, возможно, вы бы предпочли поехать за мной на своей машине? Я думал о «Джордж».

Отлично, подумала она. «Джордж» называлась простенькая гостиница в соседней деревне, повар там создавал шедевры из местных ингредиентов.

– Нет, я лучше поеду с вами, если вы не против подвезти меня потом обратно сюда.

Внезапно она поняла, что не хочет, чтобы он приглядывался к страшненькому «Фиату». Что-то в нём заставило её почувствовать желание впечатлить. Тогда она решила, что дело в его деньгах.

– Расскажите мне о себе, – сказала Энн. Она наклонилась через стол, поставив локти на белую скатерть. Горели свечи, за что она была благодарна. Недавно она заметила несколько морщин над верхней губой и знала, что платья без рукавов ей уже противопоказаны. Они были не в «Джордж», а в другом ресторане, в другой вечер. Годфри Во позвонил ей утром.

– Я подумал, что мы должны снова увидеться. Последняя встреча мне показалась очень полезной. Я хотел бы услышать все ваши предложения относительно того, как сделать карьер привлекательным для местных жителей.

Но Энн сказала ему, что здесь, в ресторане, она больше хочет поговорить о нём самом.

– Особенно нечего рассказывать, – ответил он, хотя ей было видно, что просьба ему приятна. Он говорил с местным акцентом, немного заикался. Он был очень застенчив. На их первой встрече Энн поняла, что если дело когда-нибудь дойдёт до соблазнения, инициативу ей придётся взять на себя. Ей придётся быть активным партнером. Они, наверное, были ровесниками, но в нём было что-то чуднóе и подростковое. Она ожидала заурядного хамоватого бизнесмена, а не мальчика и была тронута.

Он продолжил, бормоча так тихо, что ей пришлось наклониться, чтобы расслышать его.

– Я вырос в Киммерстоне. В одиннадцать провалил экзамен и пошёл в государственную среднюю школу. Я никогда хорошо не учился. Не видел смысла. Не то чтобы я дурака валял. Просто всё равно было. В пятнадцать я ушёл из школы и отправился работать на карьер-каменоломню в Слейтбёрн. Тогда размах был не тот, не то что сейчас. Старик готовил отёсанные камни для каминных полок, декоративные стены, надгробия, вы можете себе представить. Он утратил к этому интерес, к денежной стороне, по крайней мере. Ему нравилось возиться с камнем и резцами, но проверка неоплаченных счетов его не волновала. Мне представился шанс купить место. Всегда любил зарабатывать деньги, даже в школе.

Он улыбнулся, будто извиняясь. Возможно, Энн казалась ему одной из экологических активистов, у которых вата вместо мозгов и равнодушие к деньгам.

– Вот, собственно, и всё. Нам удалось расшириться. Такая же удача, как и всё остальное. Повезло оказаться в нужном месте в нужное время. Вы понимаете. – Он резко замолчал. – Слушайте, не следует мне так много говорить о себе. – Как будто он прочитал этот совет в журнале.

– Вы женаты? – спросила Энн, решив, что, возможно, колонка с советами попалась ему в журнале жены. Кольца на нём не было, но она подумала, что он женат. Он выглядел как женатый мужчина.

Он помолчал, и она ожидала услышать ложь, но ответ был:

– Да, на Барбаре. Она редко бывает на людях.

– Какая странная фраза! – Настолько странная, что Энн попыталась заставить его сказать что-то ещё, но он отказался.

– Я замужем, – сказала она наконец, вызывающе потягиваясь. – И я всё время бываю на людях.

Почему-то это замечание его смутило. Он не ответил и потянулся наполнить её бокал. Она уже выпила большую часть бутылки. Он предложил её подвезти.

– Вы из этих краёв? – спросил он. Он был очень вежлив, словно они только познакомились. – Я имею в виду, вы родились здесь?

– Недалеко отсюда.

Она терпеть не могла вспоминать прошлое. Энн всегда считала своих родителей отвратительными людишками. Её отец был директором подготовительной школы для мальчиков. До того, как ей самой пора было пойти в школу, она росла в атмосфере мелочной тирании и бессмысленных обычаев, соревновательных игр и фальшивых традиций. Её мать командовала остальными жёнами, а отец командовал всеми вообще.

– Куда вы тогда ходили в школу? В гимназию, наверное. – Ей показалось забавным, насколько вопрос образования был для него важен. Она презирала людей с дипломами, но, кажется, для него это был способ определить, что за человек перед ним.

– Господи, нет! Меня послали в жуткую свалку на болотах в Северном Йорке. Ничему там не научилась.

Энн всегда описывала годы, проведенные на жуткой свалке, именно так, хотя понимала, что это не совсем правда. В школе была женщина, преподавательница биологии мисс Мастермен, которая казалась такой же одинокой и обособленной, как и любая из девочек. Она была молода, приехала прямо из колледжа, достаточно колючая. Шотландка, которая лучше чувствовала бы себя в районной средней школе, а не в этом готическом массивном здании. Даже тогда Энн было интересно, что она там делала. Сложно было представить мисс Мастермен распивающей дневной чай в обшитой панелями учительской со скучными старыми девами, которые составляли бóльшую часть персонала. И она определённо предпочитала своим коллегам компанию небольшой группы старших девочек. Она организовывала пешие походы на моховые болота и, выйдя из школы, казалось, расслаблялась. Мисс Мастермен носила с собой блокнот, полный карандашных рисунков. Линии были чёткими, картинки полны деталей. Она сбрызгивала их пахнущим грушевыми леденцами фиксатором, чтобы не размазывались.

Иногда мисс Мастермен организовывала вылазки за грибами. Вдали от школы она поощряла девочек называть её Мегги, но Энн всегда думала о ней как о мисс Мастермен. Они несли плетеные корзины и со сладким ужасом слушали, как она своим сухим голосом с эдинбургским выговором рассказывает истории о людях, по ошибке съевших ядовитые грибы. Как можно дольше затягивая с возвращением в школу, они разводили в сумерках огонь и жарили съедобные грибы, шампиньоны и белые навозники.

Сидя в ресторане и глядя на мерцающие огоньки свечей, Энн вспоминала, как пах дым от костра, какими были на ощупь оловянные тарелки с вмятинами, каков на вкус маслянистый сок, который они собирали корочками хлеба. Она кое-чему научилась у преподавательницы биологии. Она узнала, что не желает быть похожей на Мегги Мастермен, зависеть от девочек-подростков и грибов для забавы. А ещё – что обожает растения.

– Вы работаете? – ворвавшись в её воспоминания, спросил Годфри. – Или, может, у вас есть дети?

Как будто это взаимоисключающие вещи.

– Нет, детей нет. И нет постоянной работы. Обрывки то там, то сям.

Когда было туго с деньгами. Когда загадочные сделки Джереми провалились. Очень скоро после свадьбы Энн узнала, что Джереми гей, склонный к аффектации и театральным жестам. Конечно, ему уже было известно об этом, когда они поженились, но, возможно, он полагал, как старый архиепископ Кентерберийский, что правильная девушка его исцелит. Она была уверена, что в его действиях не было злого умысла или желания досадить, но были иные хитрости – например, он производил впечатление человека с деньгами. У Джереми и правда был Прайори, что в своё время звучало великолепно, но оказалось всего лишь фермерским домом с громким именем, который выстроили из камней церкви эпохи Тюдоров. И за дом он не заплатил, тот перешёл к нему от деда.

По природе своей Джереми был изумительно оптимистичен. Он ввозил из-за границы антиквариат, предметы искусства, книги. Обычно ему удавалось заработать достаточно, чтоб продержаться, но в последнее время Энн стала подозревать, что у него перестало получаться и это. Они никогда не обсуждали финансовые вопросы. Если она спрашивала о деньгах, он грозил толстым пальцем:

– Брось, старушка. Предоставь всё мне.

В последнее время он всё меньше строил планы относительно дома, всё меньше говорил об оформлении интерьера – обычно Джереми любил болтать о тканях и мебели. Энн задумывалась, уже не в первый раз, не шантажируют ли его его мальчики.

Однако необходимость работать ради денег вызывала у Энн возмущение. Требовалось приложить столько усилий, а вознаграждение было совсем невысоким. Это представлялось ей унизительным. Так, она могла провести целый день, благоустраивая чей-нибудь сад, а денег всё равно было бы недостаточно, чтоб оплатить этот ужин. То, что её ценят так низко, задевало её гордость. Энн обнаружила, что предпочитает работать волонтёром. Так она впервые встретила Питера Кемпа.

Она ответила на объявление в журнале Фонда дикой природы. Требовались люди с познаниями в ботанике для помощи в исследовании природы Англии. Её записали на курсы, где она проявила себя с лучшей стороны. С тех пор Энн регулярно работала на фонд волонтёром и наслаждалась каждой минутой. Это было как снова оказаться на уроках ботаники с мисс Мастермен.

Энн поняла, что во взгляде Годфри читается мольба.

Боже мой, подумала она. Ему хочется поговорить о своём отпрыске.

– А у вас? – спросила она, смирившись. – У вас есть дети?

Он ответил сразу же, с гораздо большим оживлением, чем когда речь шла о делах.

– У нас маленькая девочка. Фелисити. Ей почти десять. Очень развитая для своего возраста. По крайней мере, мы так думаем. Она всё ещё в местной школе в деревне; Барбара говорит, что там хорошие учителя. Потом посмотрим…

Энн незаметно зевнула в ладонь. Она почти ожидала, что он достанет фото, которое, без сомнения, держит в бумажнике. И всё же именно в этот момент она решила, что может позволить себе закрутить с ним интрижку. Он никогда не воспримет всё слишком серьёзно. Не будет разговоров о разводе, о том, чтобы съехаться. Он не сделает ничего, что может расстроить его дочь.

Теперь ресторан был почти пуст. Он находился в Киммерстоне, прямо на берегу реки. Они были вдвоём в помещении, почти целиком сделанном из стекла. От воды отражался холодный зелёный свет. Свеча на столе была единственным источником тепла в комнате.

– Вам нужно возвращаться? – спросила Энн. Она заговорила резко. В её голосе определённо не было ничего соблазняющего. Она перегнулась через стол и протянула ему длинную белую руку. Энн никогда не пользовалась перчатками, когда занималась садом или работала на объекте, и знала, что её руки не выдержат пристального внимания. На большом пальце осталось пятно, которое она не смогла вывести, остальные были исцарапаны, ногти ей пришлось обрезать. Но ей хотелось дотронуться до него. Годфри зачарованно смотрел на медленно приближающуюся к нему руку. Когда их пальцы встретились, она взглянула ему в лицо и увидела, что он покраснел и тяжело дышит.

– Итак?

Пальцы у него были жёсткие, как и у неё.

– Я не знаю.

– Барбара тебя ждёт?

– Я могу позвонить. Сказать, что меня задержали.

Он поглаживал её ладонь большим пальцем. Энн удивило, как подействовал на неё этот простой жест. Она думала, что постарела и пресытилась, и всё же вот, хочет этого прямого немолодого мужчину так сильно, что почти теряет сознание.

– Почему бы тебе этого не сделать? Джереми ещё в Лондоне, и ты мог бы зайти. Пропустить стаканчик. Если хочешь. – У неё едва получалось выговаривать слова.

Снаружи они немного постояли рука об руку. Энн чувствовала запах реки. Хотя они были далеко от побережья, в воде было немного водорослей и соли. Через дорогу завелась машина. На секунду это привлекло внимание Годфри, и она почувствовала, как напряглась его рука. Он отвернулся от света фар. Ей польстил этот приступ вины. Было видно, что неверность нелегко ему даётся. Ей пришло в голову, что, может быть, он в первые в жизни изменяет жене.

– Что ж, – сказала она. – Поедешь со мной?

Но до дома в Прайори они не доехали. Их первый секс случился на заднем сиденье «БМВ». Годфри свернул с дороги и припарковался в скрытом деревьями месте по пути к ферме. После, лёжа на кожаном сиденье, Энн смотрела, как лунный свет проникает сквозь летнюю листву. Она узнала деревья – это были боярышник и бузина.

Тем летом Энн виделась с Годфри регулярно, но тайком. Она была очень осмотрительна, что ей было отнюдь не свойственно. В прошлом она бравировала своими мужчинами. Джереми притворялся, что ему всё равно, и, возможно, так оно и было, хотя ему нравилось думать, что они эдакая счастливая пара рантье, которые предаются радостям семейной жизни и сельского досуга. Энн опасалась, что он будет смеяться, узнав о Годфри. Смеяться над костюмами из «Маркс энд Спенсер», вычурными золотыми часами, сверкающими ботинками. Несмотря на свои знакомства, Джереми был сноб. Годфри желал сохранить их роман в секрете ещё больше, чем она. Он не мог допустить, чтобы жена или ребёнок узнали о том, что у него есть любовница.

И поэтому Энн вела тот же образ жизни, что и раньше. Стояло жаркое сухое лето, и она проводила часы, работая в саду. Её лоб потемнел, как выделанная кожа, руки и шея покрылись веснушками, так что однажды она спросила Годфри:

– Я выгляжу минимум на шестьдесят. Как я могу тебе нравиться? – Она ждала саркастического ответа про то, что ему нравятся женщины постарше; однако он сказал:

– Ты мне не нравишься. Все намного, намного серьёзнее. – И Энн ему поверила. В начале осени она собрала первые яблоки, завернула в газету и сложила в коробки в гараже. И всё ещё ждала тайных встреч с нетерпением.

Той же осенью активизировалось протестное движение. Энн продолжала принимать в этом участие. Ей нравилось ходить на встречи, на которые приглашали Годфри. Стоя перед дверью ветхой церкви, она чувствовала нетерпеливое возбуждение, потому что знала, что он уже там. Иногда до неё доносился его голос, низкий и монотонный, когда он отпускал какое-нибудь замечание. Годфри, может, и не сдал экзамены, но все данные были у него в голове и он без запинки их воспроизводил, словно ребёнок, исполняющий любимую детскую песенку. Ей нравилось спорить с ним на людях.

Люди в комитете считали, что она терпеть не может Годфри Во.

– Да ладно вам, – сказал ей мужчина с овечьим лицом. – Переходить на личности не обязательно.

Годфри всегда был вежлив в этих перепалках. Наедине они никогда не обсуждали рудник. Энн казалось, что он чувствует облегчение, когда они притворяются, что испытывают друг к другу неприязнь. Его жена никогда бы не поверила, что он может влюбиться в такую агрессивную крикливую кикимору.

Однажды она увидела их вместе, Годфри и его жену. Даже ребёнок там был. Годфри отдал один из выработанных карьеров Фонду дикой природы, чтобы это место стало основой нового заповедника. Карьеры затопили и превратили в пруды. Директор фонда оптимистично рассуждал о тростниковых зарослях и заболоченных участках. Годфри выделил большие суммы на планировку и землю, но только что подал заявку на открытие огромного карьера в Блэклоу, так что в Фонде дикой природы царила некоторая нервозность. Каковы намерения Годфри Во? Является ли его пожертвование упреждающим ударом в надежде заполучить карьер без лишних проблем? Энн не знала ответов на эти вопросы, но ей было сложно поверить, что Годфри может быть коварным.

Благодаря подозрениям в отношении истинных намерений Годфри Во открытие нового заповедника прошло без всякой помпы. Энн слышала, как один из членов фонда, консервативная дама в кашемировом костюме, сказала другой: «Нам хотелось бы установить шатёр, но в данных обстоятельствах это едва ли допустимо».

Было время ланча, самое начало октября; день стоял тёплый, теплее, чем обычно летом. Заповедник располагался в низине. Равнины простирались до самого побережья. Хоть насыпь, сделанная из отходов с рудника, скрывала море от гостей, его присутствие ощущалось благодаря мерцанию на горизонте, огромному небу.

На берегу пасся скот, поглядывая вниз на празднество. Один из карьеров уже был полностью затоплен и привлёк крякв, лысух и камышниц.

Энн специально опоздала, чтобы пропустить речи, и присоединилась к людям, которые высыпали из одного из зданий – оно принадлежало руднику, и сейчас его переделали в туристический центр. Похоже, настало время церемонии открытия. Между двумя хилыми, недавно посаженными деревьями протянули ленту. Впоследствии здесь будет вход на парковку. Энн заметила спину Питера Кемпа и проскользнула к нему.

– Кому доверили честь?

Он удивлённо обернулся.

– Бог мой, женщина. Чуть до сердечного приступа не довела.

– Так кто из знаменитостей перережет верёвку?

– Девчонка Годфри Во. – Питер поморщился. – Отвратительно, правда?

– Слыхала, ты сам присоединился к толстосумам. А разве не начинал самостоятельно? Консалтинг, кажется, да?

– А, это совсем другое.

– Разумеется, – сказала она. – Всегда так бывает.

– Будь со мной повежливее, Энни. Я мог бы найти тебе работу. Нормальную оплачиваемую работу. У меня есть контракт с ЭОП Блэклоу.

– Господи! – воскликнула Энн. – Как тебе удалось? – Это произвело на неё впечатление. – Разве они не искали кого-то с именем?

– Я лучший, Энни. Вот и всё, что им требуется знать. – Он сделал паузу. – Так работа тебе не нужна?

– У меня нет образования.

– У тебя есть навыки. Мне доверили сбор данных, и я могу нанимать кого пожелаю.

Энн всё ещё раздумывала, главным образом о том, как поведёт себя Годфри, услышав эту новость, когда объявили об открытии. Отец вёл за руку Фелисити Во. Она была пухлой старомодной девочкой с щеками как у хомяка и длинными завитыми волосами. Он протянул ей садовые ножницы, и она попыталась перерезать ленту. Это было непросто, поскольку ножницы оказались совсем тупыми. Наконец Годфри помог ей, накрыв её руки своими. Раздался взрыв аплодисментов.

Годфри повернулся к женщине, стоявшей перед толпой. Вероятно, жене. Энн отпила тепловатого вина, когда все подняли бокалы за заповедник, и посмотрела на неё.

Энн придумала образ Барбары Во. Ей представлялась пухлая, скучная женщина. Годфри встретил её в старших классах. Домашняя жизнь их была ужасна, разговоры редки. Секса у них не было, наверное, с зачатия чудо-ребёнка, и, согласно этой выдумке, дочь была единственным, что объединяло пару.

Энн сразу увидела, что совершенно неправильно оценила ситуацию. Прежде всего, Барбара была серьёзной соперницей. Она была дорого одета, выглядела ухоженно. У неё были скулы, за которые некоторые женщины бы многое отдали, и волосы, завитые мягкой волной. В сравнении с ней Энн ощутила себя костлявой, неопрятной.

Она увидела, как Барбара и Годфри обменялись парой слов, затем Барбара отошла от него и направилась по траве к Энн. Энн разозлилась, решив, что Годфри всё-таки рассказал жене об интрижке. Может, он беспокоился о секретности, только чтобы сохранить имидж уважаемого человека. Может, они были одной из тех отвратительных пар, у которых нет друг от друга секретов. Энн приготовилась к скандалу.

Однако Барбара, казалось, хотела быть дружелюбной. Она нервно улыбнулась. Энн почувствовала натянутость, очевидное напряжение. Барбара слишком бытро говорила. Улыбка уступила место хмурому выражению, которое казалось на этом лице привычным.

Так она невротичка, торжествующе подумала Энн, радуясь, что может наклеить ярлык, чувствуя своё превосходство. Она решила, что Барбара не представляет серьёзной опасности. Теперь, когда они стояли рядом, было очевидно, что они почти ровесницы. Вероятно, Барбаре было под сорок, когда она родила.

– Мисс Прис. Можно вас на пару слов…

– Конечно.

– Просто хотела сказать, как восхищаюсь работой, которую вы делаете. Окружающая среда очень важна, вам не кажется?

Энн потребовалось всё её самообладание, чтобы не выдать своего потрясения. Это было последнее, чего она ожидала.

– О, конечно, – ответила она лишь с лёгким намеком на фальшь. Бросив взгляд через плечо Барбары, она увидела Годфри, который рассеянно глядел на коров. Ей было очевидно, что он в панике.

Бабара горячо продолжила:

– Я только хотела сказать вам, что ни я, ни мой муж не осуждаем ваше противодействие открытию карьера в Блэклоу. Мы очень заинтересованы в сохранении природы, и, если экологическая оценка подтвердит, что угроза существует, могу вас заверить, что проект будет приостановлен. Мы не станем ждать официального расследования.

– Хорошо. – Энн не знала, что добавить. – Что ж, спасибо вам. – Она была сбита с толку, поскольку, хоть и по-прежнему считала Барбару невротичкой, эта женщина явно говорила искренне. А ещё ей показалось странным, что Барбара могла так властно говорить о делах компании. Годфри никогда не упоминал жену в связи с этим, и Энн она виделась примерной северной жёнушкой, сидящей дома и стирающей носки, не лезущей в финансовые дела мужа.

– Вы участвуете в бизнесе мужа? – спросила она. Возможно, Барбара пару раз в неделю забегала поработать в офис.

– Мы партнёры. Не то чтобы я играла активную роль после рождения Фелисити, хотя Годфри, конечно, со мной советуется. Вначале всё было иначе. Я выросла на этом деле. Мой отец был собственником нашего первого объекта в Слейтбёрне. Когда мы поженились, он вышел на пенсию, и мы его сменили. Было нелегко. На самом деле мы были в ужасном напряжении, работая весь день, только чтобы удержаться на плаву. Впрочем, оглядываясь назад, я полагаю, что мне это нравилось. – Она улыбнулась. – Ещё больше мне понравилось, когда мы стали получать немножко денег и смогли перевести дух.

Казалось, Барбара ушла в свои мысли. Она снова нервно нахмурилась и начала скручивать бумажную салфетку, которую всё ещё держала в руках. Энн подумала, что Барбара как будто косяк скручивает, хотя это едва ли было в её стиле.

Энн было интересно, почему Годфри никогда не признавался, что женился на дочери босса. Возможно, история про одиночку, который пробивал себе путь к успеху, просто звучала лучше. Её это не возмущало. Она сама всё время рассказывала небылицы о своём прошлом. Правда была такой неприятной.

Секунду они стояли молча. Вокруг них разговаривали и смеялись. Было выпито много тёплого вина. В общем гуле Энн услышала голос Питера, ясный, как у школьника, с отличной дикцией:

– Невилл! Что ж, всё прошло очень мило, правда? Ты должен быть доволен.

Ленгхолм был местом маленьким, так что Энн слышала о Невилле Фёрнессе. Сын Даги, который окончил колледж и задрал нос. Сперва работал управляющим в Холм-Парке, затем его наняли в «Карьеры Слейтбёрн», потому что, как говорили, он знал, как разговаривать с крупными земельными собственниками. Вскоре было объявлено о сделке между Годфри и Фулвеллами. Она видела Невилла, когда он ещё жил в одном из пабов на землях имения. Она взяла за правило выгуливать собаку на лужайке в те часы, когда он обычно выходил на пробежку, старалась вовлечь его в разговор, но ничего из этого не вышло. Энн постаралась разузнать, была ли у него женщина, но, видимо, не было. Она внезапно поняла, что Барбара Во смотрит в том же направлении. Но если во взгляде Энн на смуглое мускулистое тело читалось откровенное восхищение, то Барбара смотрела враждебно, даже испуганно.

Барбара потянулась и схватила Энн за руку.

– Приходите повидать меня, – сказала она, – в Элдервинни. Это название дома. Мы всё ещё живём в Слейтбёрне. Вам любой подскажет, где это. Я хочу поговорить с вами. Заходите на кофе. В любое время. Я редко выхожу.

Она почти повторила слова Годфри, которые тот произнёс, когда впервые упомянул имя жены. Барбара не сказала «до свидания». Она поцеловала Энн в щёку и убежала обратно к Фелисити. Энн поражённо смотрела ей вслед.

«Возможно, мне стоило зайти к ней, – подумала Энн. Она уже вбила последний колышек. Завтра вернётся с квадратами. – Это могло быть забавно. Полагаю, я всё ещё могу это сделать, рассказать Барбаре о том, как продвигается исследование. Не то чтобы Слейтбёрн был очень далеко. Интересно, как отреагирует Годфри».

На следующий день не переставая шёл дождь, так что они все вместе отсиживались в коттедже. Энн пришлось выстрадать час брюзжания Рэйчел о том, что это отличная возможность немного прибраться, затем её терпение лопнуло. Она поехала на обшарпанном «Фиате» в Ленгхолм. Дождь был так силён, что ей пару раз пришлось останавливаться, чтобы дворники убрали воду с лобового стекла. Энн позвонила Годфри из телефонной будки рядом с заправкой.

Намного удобнее было бы вернуться в Прайори, но там был Джереми, а Энн была невыносима мысль о том, что он станет приставать к ней по пустякам. Последние пару недель он твердил, что им нужно затянуть потуже пояса. Он даже заговорил о том, что можно продать Прайори. Только тогда она поняла, как много значил для неё дом. Сама мысль о том, чтобы бросить сад, пробуждала в Энн жажду крови. Она почти сказала Джереми, что вышла за него замуж только из-за Прайори, но сообразила, что в тот момент это было бы глупо. Одна из его знаменитых сделок ещё может состояться.

На звонок ответил парнишка, у которого, кажется, ещё ломался голос.

– Алло! Компания «Карьеры Слейтбёрн». Чем могу вам помочь?

Когда Энн сказала, что хочет поговорить с Годфри, возникла пауза, затем зашептались. В ней немедленно проснулась подозрительность. Наконец парень снова заговорил:

– Извините, мистер Во сейчас не может подойти к телефону.

– Когда он сможет подойти?

– Не раньше завтрашнего вечера. Он на конференции.

– Где?

Парнишка, казалось, растерялся.

– Извините, – сказал он, – я не знаю.

Именно тогда Энн в приступе досады позвонила Барбаре. Ей хотелось отплатить Годфри за то, что он не подходил к телефону, за то, что она чувствовала себя такой несчастной. Он ничего не сказал ей о конференции. Сперва она набрала номер справочной. Это почти заставило её передумать. Если номера семьи Во нет в открытом доступе (а, вероятнее всего, так оно и было), то ей лучше бросить эту затею. Но соединили почти сразу, и, прежде чем она успела передумать, Барбара ответила коротким – Во. Ответ был так похож на собачий лай, что Энн на секунду отвлеклась. Когда же она заговорила, ей удалось звучать так уверенно, словно они были старыми подругами.

– Вы просили меня быть на связи. Решила, что лучше не приходить в гости просто так. Вы можете быть заняты.

Но Барбара Во не была занята. И она отлично помнила Энн, хотя они встречались всего раз, пару месяцев назад. Она настояла, чтобы Энн пришла к ней домой сейчас же.

– Приходите, если вы свободны. Останьтесь на ланч. Это замечательно. Фелисити проводит день с подружкой, а Годфри в командировке на два дня.

«Что ж, если он лжёт, – подумала Энн, – то лжёт нам обеим».

Годфри никогда не приглашал Энн к себе домой. Как-никак, Барбару отличало то, что она никогда не выходит на люди. Похоже, что, даже случись ей иногда запланировать поездку за покупками или поход в кино, она легко могла отказаться от этой идеи. Возможно, это было чем-то вроде заболевания. Однако Энн всё равно знала, где они жили. Она из любопытства проехала мимо, увидела достаточно строгий современный дом из серого камня с серой шиферной крышей. Энн разбила бы строгие линии ползучими и вьющимися растениями, но сад Во был традиционно аккуратным. Там была лужайка, изогнутые бордюры, которые сейчас оживляли симметричные группки крокусов и подснежников наряду с кустарниками. Единственной каплей воображения был дом на дереве, прибитый к кривому платану. Хотя платформа, на которой был построен дом, располагалась всего в трёх футах над землёй, к ней вела деревянная лесенка. Энн подумала, что Годфри, вероятно, сам построил этот дом для Возлюбленной Фелисити. Недавно она начала так думать о ребёнке, слова с заглавной буквы вызывали у неё ассоциации с неизвестным святым или мучеником.

Когда она приехала, дождь всё ещё шёл. Парадная дверь открылась до того, как она вылезла из машины. Барбара стояла на пороге. Энн побежала по гравию ей навстречу и остановилась в холле, стряхивая воду с волос. На Барбаре были голубые джинсы, но они были так не похожи на те, что носила Энн. Эти джинсы бы не выцвели на коленях и не порвались на заднице. Поверх джинсов Барбара надела тёмно-синий шерстяной свитер. Лицо её было аккуратно подкрашено, в воздухе витал намек на аромат духов. Энн раздумывала, не заехать ли в Прайори, чтобы переодеться, но не хотела столкнуться с Джереми. Помимо джинсов на ней были футболка с длинным рукавом и непромокаемый плащ. Она была без макияжа, а корни волос не помешало бы подкрасить. Сейчас они казались скорее серыми, чем каштановыми.

Энн отметила начищенный деревянный пол, лестницу с аксминстерским ковром с цветочным узором и запах кофе. Барбара казалась одновременно полной энергии и беспокойной. Она говорила быстро, и Энн, стряхивавшая воду с волос, не совсем разбирала слова. Теперь, когда она уже была здесь, идея перестала казаться хорошей. Она это затеяла, чтобы немного развлечься; теперь же она придумывала достойный предлог, чтобы уйти. Однако Барбара уже отвела её в большую гостиную и говорила, наверное повторяя сказанное в коридоре:

– Я так рада, что вы смогли прийти. Меня кое-что беспокоит. Как замечательно совпало, что вы позвонили. Вы, наверное, самый подходящий человек, чтобы об этом поговорить. – Затем она замолчала, осознав, что это не самый обычный разговор. – Извините. Это грубо. Садитесь же. Хотите выпить? Шерри или, может, кофе? Я думаю, я буду кофе.

Энн чувствовала, что выпить ей точно не помешает, но ответила, что тоже будет кофе.

Когда Барбара вышла из комнаты, Энн постаралась взять себя в руки. Она решила, что у неё хватит духа выдержать это до конца без большого вреда для себя. Она сидела в удобной комнате, которая лучше бы гармонировала с домом постарее. Здесь не было ничего ветхого, однако мебель была крепкой, тяжёлой, достаточно тёмной. Стояла дровяная печь и пианино у стены. На подставке – раскрытая книга детской музыки. На другой стене висел карандашный рисунок Возлюбленной Фелисити. Энн подумала было, не дело ли это рук самой Барбары, но рисунок был достаточно неплох, и она решила, что нет. Девочка хмурилась, словно сосредоточившись на проблеме, с которой ей было никак не справиться.

Барбара принесла кофе в стеклянном кувшине с фильтром. Она заметила, что Энн смотрит на рисунок.

– У вас есть дети, миссис Прис?

– Пожалуйста, называйте меня Энн. Нет, детей нет. – Она, не подумав, продолжила легкомысленным объяснением, которое всегда давала в подобных ситуациях: – Никогда не ощущала в них потребности.

Барбара выглядела шокированной, словно, подумалось Энн, гость пукнул за обеденным столом, но немедленно сказала:

– Как замечательно, что вы пришли.

Энн налила себе кофе, но не ответила. Она думала, что единственной темой, которую Барбаре могло захотеться обсудить с ней, были её отношения с Годфри, но враждебности не ощущалось. Скорее наоборот, Энн даже становилось неловко от того, как Барбара благодарна за визит, пусть даже Энн и не нравились дети.

– Дело довольно деликатное. – Она села, держа руку на кофейнике. – Этот новый карьер. Не уверена, что это хорошая идея.

Энн была застигнута врасплох.

– Простите?

– Полагаю, вы считаете меня вероломной, раз я обсуждаю это с вами в отсутствие моего мужа, но я бы сказала то же самое, будь он здесь. Я уже говорила ему это. Карьер кажется мне ошибкой. Он отпугнёт многих наших клиентов. Он плохо скажется на нашем имидже. Я в этом бизнесе намного дольше, чем Гофф. Для меня это важно.

– Почему, по-вашему, он так настаивает на строительстве?

Энн никогда не задавала Годфри этот вопрос – ей бы и в голову не пришло называть его Гоффом, – но сейчас он показался ей интересным. Будь она на его месте, ей бы разработка, вся эта драма, даже конфликт приносили чувство радостного возбуждения. Однако Годфри был не похож на неё. Он не был жадным, и ему никогда не нравилось быть в центре внимания. Возможно, его толкал вперёд страх, что иначе бизнес окажется в состоянии стагнации.

У Барбары, впрочем, были другие предположения.

– Я не думаю, что у него есть какой-то личный интерес. Невилл Фёрнесс убедил его, что это единственный способ удержать бизнес на плаву.

– Невилл Фёрнесс? – Энн нужно было это обдумать.

– Он работает на Гоффа. Вы, должно быть, видели его на некоторых собраниях, он очень смуглый.

– Да, – ответила Энн. – Я знаю.

– С тех пор как Невилл начал работать на нас, Гофф стал тревожным и беспокойным. И я его совсем не вижу.

«Этой загадке у меня есть объяснение», – подумала Энн. Она осторожно сказала:

– Вам кажется, что подчинённый может оказывать на него такое влияние?

– Наверное, обычно нет, но… – Она замолчала, и внезапно её настроение снова переменилось. – Давайте пообедаем. Вы не против поесть на кухне? Ничего особенного, просто достала кое-что из морозилки. И, боюсь, у меня только бумажные салфетки. Не хотите бокал вина? Я положила в холодильник мюскаде.

Энн последовала за ней. Они уселись за круглый сосновый стол в углу кухни – фотографии таких столов обычно размещают в журналах, что лежат в приёмной у зубного. Энн отметила, что поверхности сверкают, что на полу, выложенном итальянской плиткой, ни пятнышка, и предположила, что у Барбары есть уборщица. Впрочем, она не завидовала. В обстановке Прайори чувствовался уровень. Здешняя же чистота отдавала безликим пригородом.

Однако еда её впечатлила. Барбара, может быть, и достала ароматный луковый пирог из морозилки, но готовила его явно сама. Сверху пирог был украшен помидорами и пармезаном и сеточкой из анчоусов и оливок. Они ели его с салатом и тёплым плотным хлебом, вероятно домашним. На приготовление этого ланча ушло много сил. Энн, сама часто стремившаяся впечатлить, задумалась, какова цель Барбары.

– Вы говорили о вашем муже и вашей с ним компании.

Барбара очень быстро допила бокал вина. Лицо у неё раскраснелось. На мгновение Энн подумала, что она снова сменит тему, но та набрала побольше воздуха и продолжила:

– Я считаю, что Невилл лично заинтересован в открытии карьера именно в Блэклоу. Его семья владеет примыкающей землёй.

– Да, – сказала Энн, – я знаю.

– И теперь, насколько я понимаю, его мачеха мертва.

– Она совершила самоубийство.

– Вы знали Беллу Фёрнесс? – требовательно спросила Барбара.

– Не слишком хорошо. Мы встречались пару раз.

– Она управляла фермой. Теперь всё перейдёт к Невиллу.

– Значит, вы были знакомы? – Энн не удивилась. В деревнях, где люди живут так далеко друг от друга, Во и Фёрнессы почти соседи.

– Я слышала о ней.

– Ну и что вы думаете? Что Невилл продаст ферму «Слейтбёрн», если компания получит разрешение? Поэтому он так заинтересован в продвижении карьера? В других обстоятельствах спрос на фермы в горах невелик.

– Я не думаю, что он продаст землю. Он слишком осторожен. Самый удобный подъезд к карьеру – через территорию фермы, и он будет брать за это деньги. Любой другой маршрут означает строительство новой дороги. По сути, он смог бы почти требовать у Гоффа выкуп, взимая слишком большую плату за проезд техники вниз по дороге.

– Годфри должен понимать, чем это грозит.

– Должен, да.

– Но? – Энн собрала маслянистый луковый сок с тарелки кусочком хлеба. Барбару, казалось, это отвлекло. Фелисити, вероятно, уже в совершенстве освоила умение вести себя за столом.

– Но там, где дело касается Невилла Фёрнесса, он, похоже, теряет всю свою деловую хватку. Мне хочется знать, почему Гофф так охотно принимает советы Невилла. Это не похоже на моего мужа. Обычно он человек осторожный. Он сам принимает решения в нужное время.

– Чего именно вы боитесь? – Энн неохотно отставила пустую тарелку и положила локти на стол. – Шантажа?

Барбара, казалось, снова пришла в замешательство, хотя сложно было сказать, что стало тому причиной – локти Энн на столе или мысль о том, что её мужа могут шантажировать.

– Нет, – неуверенно сказала она. – Конечно, нет.

Что ж, подумала Энн, хоть один камень с души.

– Я только хотела сказать, – продолжила Барбара, – если вы или члены вашей команды обнаружите что-то, что может повлиять на результаты исследования, или благодаря вашей работе разработку остановят… – Она замолчала. – Это ведь пойдёт на пользу нам всем, правда?

Это было сказано так мягко и обыденно, что только у двери, собираясь выйти под дождь, Энн, не став объектом подкупа или шантажа, все же почувствовала, какой неприятный остался от этих слов осадок.

Энн ехала в коттедж через Ленгхолм, когда увидела, что навстречу ей едет «Ренджровер» Ливви Фулвелл из Холм-Парка. Ливви резко затормозила и мигнула фарами. Энн на секунду подумала, что видавший виды «Фиат» потерял какую-то жизненно важную деталь, но Ливви, казалось, просто хотела проявить симпатию. Энн удивилась. Обычно они близко не общались. Конечно, Ливви знала, кто она такая. Их представили друг другу, когда Энн впервые приехала в Прайори и Ливви, недавно выйдя замуж, только начала управлять большим домом. Иногда они сталкивались на улице. Ливви махала ей из «Ренджровера», если ей случалось быть в милостивом расположении духа, или обменивалась с Энн парой слов, когда забирала пособие на ребёнка с почты. Но заводить близкое знакомство она явно не стремилась. Энн мастерски считывала подобные сигналы, общаясь с людьми, и понимала, что Фулвеллов не стоит, скажем, приглашать на ужин.

Сегодня, однако, Ливви была непривычно разговорчива. Она вышла из «Ренджровера», оставив дверцу широко открытой, хотя та перекрывала дорогу, а малыш, пристёгнутый на заднем сиденье, вопил во всё горло. Обыкновенно на заднем плане маячила какая-нибудь няня, но Ливви сама возила детей в детский сад, отводила покупать обувь, организовывала вечеринки на дни рождения. Теперь двое старших уехали в школу, но все каникулы она посвящала им. Такое создавалось впечатление. Энн однажды подслушала разговор Роберта с Джереми на каком-то благотворительном событии:

– Мы собираемся в Австрию. Ливви обожает лыжи, но настаивает, что надо взять с собой маленьких мерзавцев. Черт возьми, да она просто чудо!

Ливви была моложе мужа, ей ещё не было и тридцати пяти. Похоже, её взяли в жены, когда она была совсем молоденькой, благодаря безупречной родословной. У неё была фигура школьницы, короткие кудрявые волосы, которые выглядели так, словно она только вышла из душа, и широкая дружелюбная улыбка, которая располагала к ней людей. Хорошо знавшие семью люди утверждали, что у нее жёсткий характер и именно она стоит за происходящим в Холм-Парк.

– Я так рада, что увидела тебя. – На Ливви был связанный вручную хлопковый свитер и куртка «Барбур». Дождь перестал, и куртка была расстёгнута. Спереди на свитере было пятно, как будто ребёнка на него вырвало. – Давно хотела тебя пригласить как-нибудь к нам выпить кофе.

До начала работы над проектом Энн была бы рада получить это приглашение. Теперь же она думала о том, что скажет Рэйчел, если узнает, что она согласилась. Карьер Слейтбёрн будет разрабатываться на земле Холм-Парка. Это было совместное предприятие. Поддерживать связи с руководителями работ было задачей Питера. Или Рэйчел. Точно не скромного работника по контракту. Ливви одарила её одной из своих широких улыбок.

– Я хотела, чтобы ты знала, как ценно для нас то, что вы делаете. Роберт и я, мы оба восхищаемся этим. Я хочу сказать, что Прайори кажется таким уютным, а ты всё бросила, чтобы временно поселиться в том коттедже. Я имею в виду – мы чувствуем, что мы на одной стороне, правда. В Холм-Парке ведь будут жить наши дети, так? Если вы найдёте что-то важное там, в холмах, мы будем последними людьми в мире, которым захочется это уничтожить.

Крики ребёнка звучали всё громче.

– Боже мой, у нас не получится поговорить сейчас. Всегда знала, что после Гарри нам надо было остановиться. Двоих кому угодно достаточно. Или, может быть, так сложно потому, что был большой перерыв.

Но Энн не казалось, что ей так уж тяжело. Она выудила малыша из детского кресла и прижала к бедру, чуть покачивая, пока продолжала говорить. Крики утихли.

– Ты завтра сможешь? Примерно в одиннадцать? Или с твоей работой не согласуется?

Теперь Энн сделалось любопытно. К чёрту Рэйчел.

– Нет, – ответила она. – В одиннадцать отлично.

– Замечательно. – Ливви снова улыбнулась. В её голосе прозвучало облегчение? Или торжество – ведь она справилась с задачей? Затем она ловко пристегнула ребёнка и уехала, посигналив на прощание.

Днём по средам и воскресеньям Холм-Парк был открыт для посещений. Энн однажды заплатила свои три фунта, чтобы взглянуть на сады, которые, откровенно говоря, ничего особенного из себя не представляли, но внутрь никогда не заходила. Подойдя к дому на следующий день, она не поняла, куда идти. Возможно, стоило обогнуть здание и зайти сзади. Энн представлялось, что эта кофейная вечеринка будет делом неформальным. Они, скорее всего, сядут на кухне, ребёнок будет делать что-нибудь творческое и неопрятное красками, а собаки развалятся на полу.

Но Ливви стояла перед домом, болтая с полной молодой женщиной, и когда Энн засомневалась, парковаться ли на общественном участке, знаком показала ей ехать вперёд. Они не воспользовались роскошной парадной дверью с каменными ступенями и портиком, но через чёрный ход Энн тоже не повели. Рядом было два крыла, примыкавшие к главному зданию под прямым углом, пониже и не столь устрашающие, и её проводили в вестибюль одного из них.

– Я только что попросила Арабеллу отвести чудовище на прогулку, – сказала Ливви, – так что мы можем спокойно поговорить.

Сегодня Ливви была одета элегантнее, впрочем, как подозревала Энн, не только ради неё. Она слышала, что на Ливви лежала большая часть бизнеса усадьбы. Наверное, у нее в тот день были деловые встречи. Сделка со «Слейтбёрн» была её идеей. Роберта беспокоило, что это может сказаться на охоте, и он не проявлял особенного энтузиазма. Он считался человеком мягким и просто выступал в качестве финансовой поддержки.

– Как дела у Роберта? – спросила Энн.

– Уехал по делам. Проблемы с одним из арендаторов. Просил извиниться за него. Он правда жалеет, что не смог присутствовать.

Они пили кофе не на кухне, а в милой небольшой гостиной. На бледно-жёлтой обивке диванов и стульев, должно быть, было видно любое пятно, и Энн подумала, что детям вряд ли разрешают играть здесь. После того как Ливви внесла поднос, наступила минута неловкого молчания, которую она, видимо, сочла промахом со своей стороны, потому что снова улыбнулась и сказала извиняющимся тоном:

– Не верится, что у нас столько общего, и всё же мы так редко встречаемся.

Энн не ответила.

– В любом случае меня очень интересует этот ваш проект. Как именно всё устроено?

– Нас трое, – ответила Энн. – Три женщины.

– Удивительно, правда?

– Возможно. Я ботаник. Рэйчел Лэмберт отвечает за птиц, а Грэйс наш эксперт по млекопитающим.

– Грэйс?

– Грэйс Фулвелл. Полагаю, никакой связи с Фулвеллами, но интересное совпадение.

– О, в телефонном справочнике Нортумберленда полно Фулвеллов. Мы повсюду. Думаю, мы связаны так или иначе. Откуда она?

Голос Ливви звучал беспечно, но она была искренне заинтересована.

– Я не знаю. Она не слишком общительная. – Энн подумала, что говорила сейчас как настоящая стерва. Ей не хотелось бы создать впечатление, что проект разваливается. По крайней мере – не перед Ливви Фулвелл. – Когда вы живёте и работаете буквально друг у друга на головах, как мы, личное пространство очень важно.

– О да! – Словно ей раскрыли великую тайну. – Я понимаю.

Энн рассказала Ливви о процессе исследования, объяснила систему вех и квадратов. Ливви внимательно слушала и задавала вопросы. Энн поняла, как ей удавалось убедить менеджеров охотничьих федераций, арендаторов и бизнесменов вложиться в дело.

– А где именно вы планируете проводить исследования?

– Я бы прошлась по паре вересковых пустошей, конечно, по торфяным болотам и, думаю, по одному квадрату рядом со свинцовым рудником. Иногда выемка грунта меняет кислотность почвы. Там может найтись что-нибудь интересное. Вы не против?

– Боже, нет! Работайте, где сочтёте нужным. Доступ полностью открыт. Я вчера объяснила, что считаю, что мы на одной стороне. – Она сделала паузу. – Полагаю, пока слишком рано говорить о каких-либо результатах?

– Очень рано. Я ещё не начала прорабатывать детали.

– Аа. – Она казалась разочарованной, и Энн решила, что наконец обнаружила причину, по которой её пригласили на кофе. Или Ливви не терпелось дождаться полного отчёта, или же она настолько стремилась всё держать под контролем, что хотела увидеть результаты до того, как их получит Питер Кемп.

– Что ж, обязательно заходи ещё. Может, когда обнаружишь что-то интересное, о чём стоит поставить нас в известность.

У Энн осталось ощущение, что ею манипулировали, и ей не хотелось, чтобы эта уверенная молодая женщина думала, что она хозяйка положения, поэтому она заговорила о Невилле Фёрнессе, неуклюже сменив тему:

– До этого мы говорили о связях и родстве. Я думаю, в таком маленьком округе, как наш, неизбежно, что все так или иначе связаны, но и правда кажется совпадением: Невилл Фёрнесс работал на вас, а затем перешёл в «Слейтбёрн». И у него есть свои соображения относительно фермы Блэклоу. Думаю, у него большие планы.

– Разве не ужасно! – Ливви широко раскрыла глаза, демонстрируя потрясение и сочувствие. Замечание Энн о переходе Невилла из Холм-Парка в «Слейтбёрн» она проигнорировала. – Бедный Невилл. Мы ему так сочувствуем. Когда похороны?

– Завтра.

– Мы не знали, стоит ли идти. Поддержать его. Но мы не были знакомы с миссис Фёрнесс и подумали, что в данных обстоятельствах ему приятнее быть лишь с семьёй и близкими друзьями.

– Я думаю, что он возьмёт на себя управление фермой, – сказала Энн.

– Думаю, да.

– Холм-Парк не заинтересован в покупке Блэклоу? – Эта мысль внезапно пришла Энн в голову. Она удивилась, что не задумывалась об этом раньше. – В этом случае, если вы получаете разрешение на планирование карьера, вы будете контролировать доступ к нему.

– Не знаю, рассматривали ли мы вообще такой вариант, – легко ответила Ливви. – Это территория Роберта, не моя.

Энн почувствовала, что та готовится перевести беседу на что-нибудь более безопасное, возможно, снова на ребёнка или расспросы о здоровье Джереми, так что быстро задала вопрос.

– Как тебе Невилл Фёрнесс? – спросила она заговорщическим тоном сплетницы. – Он ведь был у вас управляющим? Мы пару раз встречались, но я не совсем поняла, что он собой представляет.

Ливви была слишком хитра, чтобы попасться на такую уловку.

– Невилл? – сказала она. – О, он потрясающий парень. Звезда. Мы очень расстроились, что потеряли его.

Затем она вновь перевела разговор на домашние дела. Мальчики только вернулись в школу после пасхальных каникул, и она по ним ужасно скучает. В самом деле, будь в округе какая-нибудь приличная школа, не пансион, она бы без всяких разговоров забрала их, что бы там ни думал Роберт.

Ровно в двенадцать часов вернулась молодая женщина, которую Энн видела раньше. Сперва они услышали скрип колёс прогулочной коляски по гравию, затем увидели её, взглянув в большие окна гостиной. Ребёнок спал – руки раскинуты, рот широко открыт.

– Извини, – сказала Ливви. – Надо пойти и забрать сорванца. Арабелла сегодня работает только до обеда, но не думай, тебе не обязательно уходить.

– Всё в порядке, – отозвалась Энн. – Мне пора возвращаться к работе. – Она знала, что Арабелле назвали точное время, когда нужно вернуться с ребёнком. Ливви дала Энн час. Не больше.

Ей не хотелось сразу же возвращаться в Бейкиз. Рэйчел будет спрашивать, где она была, и Энн, видимо, придётся сознаться в братании с врагом. Она решила заехать в Прайори, забрать почту, закинуть пару вещей в стиральную машину. Возможно, позвонить в офис Годфри и проверить, вернулся ли он с конференции.

Дорога, которая вела к деревне, когда-то была обсаженной деревьями аллеей – по ней обитатели Холм-Парка шли через парк к дому. Теперь поля по обе стороны от дороги были огорожены и возделаны. В конце стояла пара одноквартирных домов, построенных в двадцатые как жильё для работников повыше рангом и их семей. У обочины стояла Грэйс Фулвелл и смотрела на эти дома, словно зачарованная.

Энн сбросила скорость и остановилась. Грэйс не оборачивалась. Казалось, она не видела или не слышала машину. Энн опустила стекло, заставила себя сделать голос подружелюбней.

– Что ты здесь делаешь?

Грэйс обернулась, пришла в себя.

– Я гуляла по участку реки возле деревни. Я раньше слышала о Холм-Парке. Ванберг, верно? Решила, что сделаю крюк, чтоб взглянуть на него.

Стоило ей повернуться к аллее, и с места, на котором она стояла, открылся бы прекрасный вид на дом, но внимание Грэйс приковала не архитектура Ванберга, а скромные коттеджи и аккуратные садики. А именно – одноквартирный дом слева, с детскими качелями и вращающейся стойкой для сушки белья во дворе. Даже сейчас её взгляд возвращался к нему.

– Ты шла пешком? – требовательно спросила Энн.

Грэйс кивнула.

– Бейкиз отсюда в двенадцати милях, даже напрямик через холмы. Я могла тебя подвезти. Или Рэйчел. Странно, что она сама не предложила, когда ты сообщила ей, куда собираешься.

Грэйс повернулась. Лицо её слегка порозовело.

– Тогда я не знала, куда пойду.

– Ай-ай-ай, – сказала Энн. – Негодница.

Но Грэйс, казалось, не слышала.

– Ну, по крайней мере, я могу отвезти тебя обратно.

– Нет, – откликнулась Грэйс. – Всё в порядке. Я ещё не закончила.

Энн пришлось оставить её в том же положении – она не отрывала взгляда от дома, немного прищурив глаза, словно смотрела сквозь видоискатель камеры.

«Что ж, – подумала Энн. – Такие у неё похороны».

– Чёрт побери!

Женщина, зашедшая в зал прощания крематория, должно быть, старалась не шуметь, но порыв ветра подхватил дверь и с шумом захлопнул. Энн думала о чём-то своём, богоугодные слова её не волновали, и она вздрогнула, словно очнувшись от сна. Хоть вырвавшееся у неё ругательство было совсем тихим, она ощутила неодобрение Рэйчел. Вместе с остальными собравшимися она обернулась и увидела, как в проходе появилась женщина средних лет, которую словно тоже принесло ветром. Энн восхищённо следила, как та идёт к скамье. Её, казалось, не волновали любопытные взгляды, поднявшийся шёпот. Эта женщина точно знала, как появиться эффектно.

После, пока Энн ждала Рэйчел снаружи, она снова увидела женщину. Она избегала других скорбящих, проскользнув мимо них без видимых усилий, хотя в зале казалась такой большой и неуклюжей. Затем она уселась в «Ренджровер», припаркованный рядом с главным входом, чтобы можно было уехать пораньше. Значит, это не арендатор из фермеров, поняла Энн. Несмотря на плохо сидящую одежду и пакеты из супермаркета, эта женщина была небедной. Возможно, родственница Беллы. Они были примерно одного возраста, могли быть сёстрами. Сходство также прослеживалось, но не во внешности, а в выражении лица, неприветливом, замкнутом, совсем не располагающим.

– Это сестра Беллы? – спросила она Рэйчел. – Та, с сумками, которая вызвала восторг публики?

– Не знала, что у неё есть сестра. – Казалось, Рэйчел была уязвлена, словно у неё единственной в мире было право знать, остались ли у Беллы Фёрнесс родственники.

– Я тоже не знала. Просто догадки. Решила спросить. – Она остановилась. – Слушай, я пойду. Гулянку в «Белом олене» я не выдержу и Беллу толком не знала. Кроме того, это же её выбор? Она этого хотела.

– Если пару минут подождёшь, я тебя подвезу.

– Не стоит. – Ей было не по себе в здании крематория, и она уже чувствовала, что близится очередная лекция Рэйчел.

Она отправилась было по широкому тротуару к центру города, когда сзади остановилась машина Годфри. Она предположила, что он избавился от жены – возможно, та приехала на своей машине, – и собиралась забраться на переднее сиденье, когда увидела, что там уже сидит Барбара Во. Это перепугало Энн до смерти.

– Миссис Прис, здравствуйте, – сказала Барбара через открытое окно. – Мы можем подвезти вас в город? – Затем: – Барбара Во, наверное, вы меня не помните. Мы встречались на открытии заповедника Фонда дикой природы.

– О да, – ответила Энн. – Разумеется.

Годфри смотрел прямо поверх руля. Идея притормозить явно принадлежала Барбаре. Она не рассказала мужу об уютном ланче в Элдервинни и хотела убедиться, что Энн не упомянет его, если они столкнутся в «Белом олене». Энн это полностью устраивало. Импульсивный звонок Барбаре уже казался ей проявлением детской злопамятности. Ей бы не хотелось, чтобы Годфри об этом узнал.

– Вы едете в отель, миссис Прис? – спросила Барбара, пока Энн забиралась на заднее сиденье машины. – Полагаю, мистер Фёрнесс пригласил всех.

– Нет, я не слишком хорошо знала Беллу. Пришла на похороны, только чтобы поддержать Рэйчел. Она была так расстроена.

– Могу я тогда отвезти вас в Ленгхолм? Я оставила свою машину в деревне, и мне не придется делать большой крюк. Я только туда и обратно.

– Я собиралась немного побыть в Киммерстоне. С начала проекта у меня особенно не было возможности…

Барбара казалась разочарованной, и Энн на мгновение забеспокоилась, что та предложит устроить девчачью вылазку на ланч, пройтись вместе по магазинам. Вместо этого она сказала:

– Конечно, я понимаю.

Годфри высадил Барбару первой на стоянке у спортивного центра.

– Я выйду здесь, – сказала Энн. – Тут недалеко.

Однако Барбара не согласилась и настояла, чтобы Годфри отвёз её, куда она пожелает. Так что Энн отправилась с ним на автостоянку во двор за «Белым оленем». Когда он пошёл в отель, чтобы, как он выразился, отметиться, она неторопливо перешла дорогу и направилась в кофейню в соседнем переулке. Она уже успела выпить капучино и прочитать старый «Космополитен», до того как Годфри вернулся за ней.

Он повёз её на ланч на юг графства, где когда-то были верфи и угольные шахты и где они точно не могли встретить знакомых. Кроме того, там Годфри чувствовал себя как дома. Для Энн же это было похоже на путешествие в другую страну. Заколоченные магазины, мусор на улицах, женщины с голыми ногами, толкающие перед собой коляски с грязными детьми, – всё, казалось, находится за миллион миль от Ливви Фулвелл и Холм-Парка, и от этого захватывало дух.

Однако даже здесь Годфри нашёл особое место. Этот ресторан был настоящим сокровищем, очень маленький и скромный, он располагался между старомодным парком и пристанью, где швартовался паром. Паром отвозил приезжавших за покупками обратно в маленькую деревню на другой стороне устья реки. Раньше здесь были конторы начальника порта, и маленький зал ресторана, просто обставленный, с фотографиями подлодок и капитанов, напоминал офицерскую столовую. Теперь, в два часа дня, здесь было пусто.

Владелец сразу узнал их и отвёл к любимому столику.

– Желаете выпить чего-нибудь? – спросил он. – Как обычно? Вы сегодня торопитесь?

Иногда они торопились. От Киммерстона был час езды, а у Годфри бывали назначены встречи.

– Нет, – ответил Годфри. – У нас свободна вся вторая половина дня.

Так что владелец принёс им напитки, меню и ушёл обратно на своё место за барной стойкой, к книге. Он читал «Братьев Карамазовых». Он поднял взгляд только раз, чтобы крикнуть:

– Повар сегодня в отличной форме. Можете смело брать любое из фирменных блюд.

Повар мог быть не в духе. Он был алкоголиком, обычно в завязке, и подвержен внезапным приступам ярости. Они улыбнулись.

– Извини за то, что сегодня произошло, – сказал Годфри. – Барбара настояла.

– Всё в порядке.

– Она бы заподозрила что-то, откажись я остановиться.

– Она ведь ничего не подозревает? – Это было единственное объяснение, которое нашла Энн приглашению Барбары тогда, в заповеднике Фонда дикой природы. Возможно, ей хотелось получше узнать противника.

– Нет, конечно, нет.

– Как прошёл… – Энн не знала, как это лучше назвать. «Банкет» напоминал о свадьбе, а «поминки» были слишком весёлым словом для фуршета в «Белом олене», – …мероприятие.

– Нормально, наверное. Я почти сразу ушёл.

– Как Невилл, держится? – Наверное, враждебность Барбары передалась ей, потому что простой вопрос против её воли прозвучал с оттенком сарказма. Годфри, казалось, не обратил на это внимания.

– Белла Фёрнесс была ему мачехой, не матерью. Не думаю, что они были особо близки. Не стоит ждать, что он будет огорчён.

– Нет, – сказала Энн. – Я не удивлена. Он всегда казался сухарём.

– Я не говорю, что ему всё равно. Он организовал для неё вполне достойное зрелище.

– Это как-то скажется на твоих планах на карьер? То, что Блэклоу теперь в руках у Невилла?

– С чего бы это?

– Доступ к карьеру станет в сто раз легче, если он даст тебе разрешение на использование дороги.

Он, нахмурившись, внимательно изучал меню. На мгновение ей показалось, что он вовсе не ответит.

– Я не уверен, что нам стоит обсуждать карьер, это неэтично. – Годфри говорил шутливым тоном, но его слова всё-таки звучали как предостережение. Энн могла понять, почему Барбара чувствовала себя исключённой из процесса.

– Что ты хочешь сказать?

– Я могу повлиять на результаты твоего исследования.

– Ах да! – воскликнула она. – Верно. У нас роман уже почти год, но разговор о Невилле Фёрнессе с большей вероятностью повлияет на мои суждения, чем это. Брось.

– Нам надо быть осторожными. Из-за этого.

– Я знаю! – Её разозлило, что он высказал это вслух. Затем что-то в его голосе, в том, как он опустил глаза в меню как раз тогда, когда она должна была встретить его взгляд, заставило её спросить: – Почему ты об этом заговорил? Кто-то что-то сказал?

– Нет.

– Но ты считаешь, что кто-то мог догадаться?

Он пожал плечами.

– Я имею право знать, тебе не кажется?

– Наш первый раз в Риверсайде. Когда мы вышли вместе, мне показалось, что я узнал машину на другой стороне дороги. Нас могли видеть. Это всё.

– Кто? Чья была машина?

– Невилла Фёрнесса.

– Ох! – вскричала Энн. – Просто замечательно! – Затем ей пришло в голову, что идея Барбары, считающей, что Невилл заставляет Годфри продвигать проект строительства вопреки его собственному мнению, может иметь под собой основания. Годфри бы на многое пошёл, лишь бы не огорчать жену и ребёнка.

– Невилл что-то сказал? – требовательно спросила она.

– Нет.

– Даже не напрямую? Он мог бы сколотить состояние на этой интриге.

– Даже не напрямую. – Ответ Годфри прозвучал раздражённо. Он никогда не говорил с ней в таком тоне.

– Извини, – сказала она. – В чём дело?

– Таких разговоров мне дома хватает.

– Каких разговоров?

– Барбара думает, что Невилл оказывает на меня слишком большое влияние. Ей никогда не нравилась перспектива строительства карьера. С тех пор как мы начали разрабатывать проект в деталях, она просто ни о чём другом не может думать.

– Может, она права!

– Нет, ты не понимаешь. Невилл не такой. – Он протянул ей меню. – Слушай, нам надо сделать заказ. Род будет задавать вопросы. – Хотя у Рода был вид человека, полностью поглощённого Достоевским. – Как насчёт этого? Кефаль, запечённая с луком шалот и молодым картофелем.

– Да, – сказала она. – Мне всё равно.

Они сидели в молчании, пока не принесли еду.

– Скажи мне, – начала она наконец. – Допустим, Невилл Фёрнесс не шантажист, но какой он вообще?

– Обычный, приличный парень. Немного одинокий. Немного застенчивый. – Он улыбнулся. Энн видела, что ему хочется ей угодить. – Ему не помешала бы хорошая женщина. Будь он таким монстром, каким рисует его Барбара, неужели, ты думаешь, я бы нанял его?

– Может быть, и нанял бы, если бы решил, что он полезен.

– Нет, – ответил он тихо. – Разумеется, я хочу, чтобы бизнес рос. Так я измеряю то, что делаю, свои достижения. Но не любой ценой.

– Почему он ушёл из Холм-Парка?

– Не знаю. По крайней мере, не знаю точно. Я могу рассказать тебе, как это произошло, если тебе интересно.

– Да, – откликнулась Энн с вызовом. – Мне интересно, если ты не против.

– У меня была пара предварительных встреч насчёт карьера с Робертом и Оливией Фулвелл. Стратегия принадлежит им. По крайней мере, ей наверняка. Фёрнесс иногда принимал участие в обсуждениях. Он произвёл на меня прекрасное впечатление. У меня также сложилось впечатление, что он не очень доволен. Отношения между ним и миссис Фулвелл были… напряжёнными. Я предложил ему работу. Он согласился.

– Что об этом думала Ливви Фулвелл? – Его спокойное объяснение ободрило её. Энн начала расслабляться, ей была приятна мысль, что Годфри перехватил Невилла у Ливви.

– Не знаю. Это меня не касалось.

Ей в голову пришла идея.

– Ты не думаешь, что у них был роман?

– Я уже сказал. Это меня не касалось. – Он налил себе ещё бокал вина, что было не в его привычках. Годфри выглядел уставшим. Она отодвинула тарелку, на которой ещё лежали рыбьи кости, веточки тимьяна, и потянулась через стол, повторяя жест, который когда-то стал началом их близости.

– Прости. Я не должна была сомневаться в твоих суждениях.

Годфри, казалось, собирался что-то сказать, но в последний момент не нашёл в себе сил.

Они провели всю вторую половину дня в ресторане, выпили вина, затем ещё по паре чашек кофе. В конце концов Род взял с них деньги и попросил уйти. Он уже давно повесил табличку «закрыто» и запер дверь. Энн снова чувствовала, что Годфри готовится в чём-то признаться, но он собрался с духом для разговора, только когда они вышли на улицу.

Они отправились в центр города, к охраняемой стоянке, которой всегда пользовались. Энн, в ожидании, что он выплеснет то, что его беспокоило, взглянула на своё отражение в витрине магазина, где продавалась уценённая обувь. Она показалась себе такой ужасно старой, что подумала: «Он хочет избавиться от меня, вот что он хотел сказать. Вот почему он начал эту ссору». И в тот же момент Годфри заговорил:

– Барбара.

– Что с ней? – Беспокойство сделало Энн агрессивной, визгливой.

– Не уверен, что могу оставаться с ней. Только не навсегда.

– О чём ты говоришь?

Он остановился посереди тротуара. Вокруг них толкались женщины, дети, возвращавшиеся домой из школы. Поток людей бурлил вокруг, не обращая на них внимания. Они привыкли к парам, устраивающим сцены на улице.

– Я спрашиваю, что ты думаешь по этому поводу.

– Я не хотела вставать между вами. Этого не было у меня в планах.

– Нет. Дело не в тебе, а в Барбаре. Ты не представляешь, как сильно я ей обязан…

– Не женись ты на ней, всё ещё был бы ремесленником, высекал из камня?

– Не только. – Он сделался нетерпеливым, потому что сбивался с темы. Он повысил голос, но толпа всё шла мимо, не обращая внимания. – Я хочу сказать, что благодарности недостаточно. Я хочу сказать, что лучше бы я был с тобой. Не сейчас, а когда Фелисити немного подрастёт. Станет более независимой. Когда это дело с карьером устаканится. Мне нужно знать, что ты думаешь об этом.

Только тогда Энн поняла, что он её не бросает.

– Ты имеешь в виду открыто, на людях?

– Брак, если хочешь.

Следующим утром, когда он высадил её в конце дороги, ведущей к Бейкиз, Энн снова чувствовала себя пятнадцатилетней. Она не спала. Годфри внезапно заснул рано утром, а она лежала без сна, слушая его тихое дыхание. Они впервые провели ночь вместе. Но она чувствовала, что у неё хватит энергии, чтобы работать весь день. И что она сделает всё, о чём попросит её Годфри Во.

Если бы не эти периодические вылазки с Годфри, неделя после похорон свела бы Энн с ума. Оказаться взаперти в Бейкиз с двумя женщинами было хуже, чем вернуться в школу. Она даже задумалась, не переехать ли обратно домой – даже несмотря на то, что путь до исследуемых участков будет отнимать много времени, но Джереми приехал из Лондона и, казалось, надолго обосновался в Прайори. Он выглядел притихшим. Может быть, один из его романов пошёл наперекосяк или, вероятнее, одна из его деловых авантюр, но он был словно маленький мальчик, нуждающийся в утешении, и на это терпения у Энн не было. Только не сейчас.

С Рэйчел она бы справилась. Хоть Рэйчел и была раздражительной сучкой, бессердечной ханжой, она, по крайней мере, была в своем уме. Но когда Энн наткнулась на Грэйс, созерцающую коттеджи работников усадьбы Холм-Парк, ей стало ясно, что та совсем слетела с катушек. Энн не была взбалмошной фантазёркой, но когда она начала просыпаться ночью от шелеста пижамы Грэйс, от её мягких шагов по полу, это заставило её серьёзно забеспокоиться. Она бы не удивилась, если бы у Грэйс окончательно поехала крыша, и если кто-то и должен проснуться с перочинным ножом Грэйс под рёбрами, то уж Энн пострается, чтобы это была не она.

Так что в пабе она сообщила Рэйчел, что собирается переехать в кладовку. Там не было замка, но, по крайней мере, можно было подставить стул под дверь, и ей не пришлось бы терпеть ночные блуждания Грэйс. Поход в паб был идеей Рэйчел. Она прошла курсы менеджмента. Наверное, это казалось ей упражнением для сплочения команды. Но, поскольку Грэйс провела весь вечер в телефонной будке снаружи на улице, а Энн воспользовалась этим и высказала Рэйчел, что думает о Грэйс, затея слегка провалилась.

– Ты видела её записи? – испытующе спросила Энн. Она много выпила за короткий промежуток времени, хотя чувствовала неодобрение Рэйчел. Ей это было необходимо.

– Ещё нет. Только в общих чертах.

– Она витает в облаках. Прямо вот реально оторвана от реальности. Недавно я видела её в милях от зоны исследования. Откуда ты вообще её взяла?

Рэйчел пробормотала что-то невнятное – мол, решение Питера. Энн подумала, что навыков управления Рэйчел не приобрела, несмотря на курсы и степени.

На следующий день Энн почувствовала, что ей нужно встряхнуться. Классификация растительности шла хорошо. Квадрат на торфяном болоте оказался интересным. Там не было ничего особенного, способного представлять угрозу разработке карьера, но ей нравилось такое разнообразие видов. У неё было похмелье, и она могла себе позволить взять выходной.

В последний раз, когда она видела Годфри, он подарил ей мобильный телефон, чтобы они могли быть на связи. Рэйчел и Грэйс она об этом не сказала и в их присутствии держала телефон выключенным. Причин для секретности не было – можно было сказать, что она сама его купила, – но Энн знала, что скажет Рэйчел. Рэйчел сочтёт его общественной собственностью и предложит, чтобы каждый, кто собирается далеко в холмы, брал его с собой в целях безопасности. Стоит Энн возразить, и она будет выглядеть бессердечным монстром. Что ж, плевать на всех, подумала она. Не будь Питер Кемп таким жадным ублюдком, он бы им всем предоставил мобильные. Ещё одной причиной хотеть свою комнату была возможность заряжать телефон так, чтобы остальные не видели.

Тем утром Рэйчел уехала в Киммерстон на встречу с Питером и организаторами разработки. Грэйс, более собранная, чем обычно в последнее время, даже позавтракала с ними и сама предоставила информацию о том, что её целый день не будет. Как только они ушли, Энн позвонила Годфри по мобильному телефону.

– Вырвешься пошалить?

– Не знаю…

– Ты ведь не планировал быть на встрече с Кемпом, правда?

– Я не знал, что будет встреча. Наверное, Невилл договорился.

– Если Невилл такой хороший парень, как ты говоришь, пусть потянет её подольше. Уберёт Рэйчел с дороги и даст нам побольше времени.

– Я не могу его вовлекать.

– Почему? Если ему уже известно. – Она остановилась. – У тебя есть ручка?

– Конечно.

– Записывай список покупок. Можешь заехать в «Теско» по дороге сюда.

– Ты хочешь, чтобы я приехал в Блэклоу?

– А что такого? Их обеих нет.

– Ну… – сказал он. – Кто-нибудь может увидеть.

– И что? Ты вправе время от времени заглядывать на место разработки.

– Я хочу тебя увидеть.

– Тогда приезжай.

Годфри приехал нагруженный пакетами, как примерный муж. Казалось, в этой роли он чувствовал себя вполне комфортно. Энн решила, что он, вероятно, делает покупки для Барбары. Как примерная жена, она распаковала продукты. Он протянул ей полистирольный поднос с разделанной курицей в пищевой плёнке.

– Наверное, стоит положить их сейчас в духовку, если мы собираемся съесть их на ланч?

– Ты шутишь? Я займусь ими позже. Вот ещё, тратить время на готовку, когда мне удалось заполучить тебя!

Стоял серый туманный день, и она разожгла камин, чтобы устроить пикник. Годфри она заказала салат, хлеб, кусок сыра стилтон, оливки, шоколад.

– Вот это вот, – сказала она, – я люблю больше всего на свете.

– А меня?

– Тебя? – спросила она. – Ох, не думаю, что могу влюбиться в того, кто напрашивается на комплименты! – Но она отодвинула банку оливок и притянула его к себе.

Они уже дошли до неприличного этапа – он ещё не снял брюк, но они уже были расстёгнуты, а у неё лифчик болтался на одном плече, когда пришла Грэйс. Они услышали, как дверь кухни открылась, потом закрылась, и замерли. Тогда Годфри стал шарить вокруг в поисках одежды, но было уже слишком поздно. Она вошла и всё увидела. Она застыла в дверном проёме, уставившись на них – взгляд отсутствующий, не совсем сфокусированный, словно её мысли были заняты чем-то ещё.

Грэйс ничего не сказала. Даже «извините», что Энн сочла наглостью. Она просто развернулась и вышла. Энн захотелось дать ей уйти. Ну расскажет она, что Энн трахала Годфри Во в коттедже Бейкиз, и что? Потом она подумала, что это может осложнить ситуацию, и не только для Годфри. Энн застегнула лифчик и натянула топ. Грэйс стояла на кухне, писала на листке бумаги из своего блокнота.

– Я думала, ты не вернёшься, – сказала Энн.

Грэйс не ответила.

– И всё же, что ты здесь делаешь?

– Забыла оставить данные маршрута и время прибытия.

– Слушай, – начала Энн, – насчёт того, что только что произошло.

– Это не моё дело, правильно?

Она его не узнала, подумала Энн, иначе бы уже что-нибудь сказала.

– Не моё дело, с кем ты общаешься. – Теперь Энн уже не была так уверена.

– Слушай, – снова сказала Энн и услышала мольбу в собственном голосе. – Он женат. У него ребёнок. Никто не знает про нас. Ты ничего не скажешь?

Грэйс посмотрела на неё. Энн не могла угадать, что чувствует эта женщина. Может быть, презрение? Жалость? Зависть?

– Нет, – наконец ответила Грэйс. – Я ничего не скажу.

– Спасибо. – Энн удивило, что она почувствовала такое облегчение. Ей захотелось чем-то отплатить. – Я приготовлю ужин попозже, ладно? Для нас троих. Что-нибудь особенное. Пора нам постараться поладить. Хорошо?

Грэйс пожала плечами.

– Хорошо. – Она подошла к двери, остановилась, на лице мелькнула тень улыбки. – Тогда разрешаю вам продолжать.

За эту попытку пошутить, за то, что не укоряет, Энн готова была её обнять.

Однако когда она вернулась в гостиную, Годфри уже был полностью одет. Он застегнул рубашку под горло, завязал галстук.

– Что ты делаешь? Я от неё отделалась.

– Что она сказала?

– Ничего. И никому не расскажет. – Она сделала паузу. – И я ей верю.

– Не надо было мне приходить. Я говорил тебе, что это рискованно.

Он смотрел на неё с жалким видом, напоминая ей Джереми и раздражая её до такой степени, что она сказала:

– А я думала, ты хотел перестать скрываться. Не об этом ли ты говорил после обеда тогда, на побережье?

– Не сейчас. Не так. – Он оглядел неприбранную комнату с остатками еды, разбросанными по полу.

– Отлично! – выкрикнула она. – Просто отлично! Потому что у меня тоже нет серьёзных намерений. Никогда не было.

Они уставились друг на друга.

– Прости. – Она протянула руку, коснулась хлопкового рукава его рубашки. – Вино хоть допей. Наша первая ссора. Надо отпраздновать.

– Нет. – Затем мягче: – Я собираюсь прогуляться к свинцовому руднику. Тогда, если кто-то узнал машину, у меня будет предлог для того, чтобы находиться здесь.

– Кто её узнает? У тебя паранойя.

– Я хочу пойти. Хочу снова увидеть место объекта.

– Тогда я пойду с тобой.

– Нет, в самом деле, я лучше сам.

Она прошлась по гостиной, собирая остатки еды, складывая тарелки и столовые приборы, затем пошла наверх и постирала пару вещей в раковине ванной. День был не слишком подходящим для сушки, но она вынесла их на улицу и развесила на верёвке, думая, что оттуда увидит, как он возвращается через холм к коттеджу. Она бы не стала выходить специально для того, чтобы посмотреть. Ни Годфри, ни Грэйс не было видно.

Вместо этого Энн начала готовить овощную запеканку на ужин из продуктов, которые привез Годфри. Она поставила в плеере Энни Леннокс и включила её очень громко, так чтобы, вернувшись, он понял, что она совсем о нём не беспокоилась. Она сказала себе, что скоро он вернётся, запыхавшись, виноватый, раскрасневшийся. Она подумала, что он будет очень глупо выглядеть в холмах в одежде, которую надел утром для офиса.

Но Годфри, казалось, ушёл надолго, и для неё стало неожиданностью, когда она наконец услышала мотор его машины. Она выбежала во двор, но он уже уезжал на огромной скорости. Ей пришлось пройти по дороге и закрыть за ним ворота. Он поехал прямо к переправе, не потрудившись остановиться и закрыть их.

После она старалась дозвониться ему в офис, но его секретарь, наверное узнав её голос, сказал, что Годфри не отвечает ни на какие звонки.

Сперва её удивило, что Грэйс опаздывает. Ей показалось, что они пришли к взаимопониманию, она даже подумала, что в оставшееся время они могли бы лучше ладить. Затем она подумала, что Грэйс поступает так нарочно, давая Энн понять, что её молчание не должно восприниматься как должное. Она попыталась объяснить Рэйчел, что скорее всего волноваться не о чем, но Рэйчел настаивала на том, что сама пойдёт туда, кричала и устроила скандал.

Позже, когда совсем стемнело, а Грэйс так и не вернулась, Энн задумалась, не пошёл ли Годфри за ней и не напугал ли её. Раньше она бы сказала, что это совсем не в его характере – в любых обстоятельствах он был сдержан, безэмоционален, – но сегодня он вёл себя очень странно. Умчаться прочь, не поговорив с ней, отказываться отвечать на её звонки – это не было похоже на него. Энн решила, что Грэйс достаточно легко запугать. Было видно, что она уже на грани. Энн представилось, как она идёт к ближайшей дороге и ловит попутку до места, откуда приехала. Где бы оно ни было.

Под конец Энн больше не могла выносить мелодраматизм Рэйчел. Она делала вид, что всё в порядке, но паниковала из-за Годфри. Из-за того, что потеряет его. Раньше она не понимала, какой важной частью её планов на будущее он стал. Энн отправилась спать и, против своих ожиданий, очень быстро заснула. Она не слышала прибытия горной спасательной команды и узнала о смерти Грэйс следующим утром, услышав, как Рэйчел всхлипывает, сидя у подножия лестницы.