Страданию – бой!

Первый год жизни человека – это тот странный и загадочный период, когда мы еще ничего не понимаем об окружающем нас мире, но уже формируем свое «мнение» о том, как он к нам относится.

Вот представьте себе: человек еще ничего не знает ни о жизни, ни об окружающих его людях, но регулярно испытывает дискомфорт – ему больно, голодно, холодно. Да, мира он не знает и не понимает, но кое-что уже вполне определенно ощущает. Но ощущать что-то негативное и испытывать при этом позитивные ожидания – это, согласитесь, как-то странно. Если этому же ребенку тепло, сытно и приятно, тут уже совсем другая история! У него есть ощущение, что мир к нему относится хорошо, что он как бы внимательный к нему, отзывчивый, понимающий, доброжелательный и вообще – хороший.

Иными словами, то базовое отношение к миру, которое формируется у ребенка на первом году его жизни, – это фундамент будущего здания всей его психики. Не буду приводить здесь печальную статистику, но поверьте: одно дело – ребенок, который воспитывается в счастливой семье счастливыми родителями, и совсем другое – ребенок из Дома малютки.

Дети с угнетенными чувствами – это, как правило, дети с угнетенным интеллектом, обедненной мыслью.

Василий Сухомлинский

Впрочем, вряд ли в Домах малютки дети голодают или мерзнут от холода. Просто в общественных учреждениях ребенок получает то, что ему необходимо не тогда, когда ему этого хочется, а тогда когда подошла его очередь. И этот «зазор» между желанием и удовлетворением потребности – это не простое ожидание, которое для взрослого – своего рода норма, а период страдания. Причем самого настоящего страдания, которое и ложится в основу психологического отношения ребенка к миру.

Если в младенческом возрасте ребенок формирует позитивное отношение к миру, то дальше он стремится развивать эти «добрососедские отношения». И это естественно, ведь мир ему приятен и интересен. Если же в этом же возрасте ребенок оценивает окружающий мир отрицательно, то контакт с ним уже не представляется ему пределом мечтаний. Но однако же контактировать все равно приходится – куда от него, от этого мира, денешься? А каким будет этот контакт? Через силу, с подозрением, с чувством неуверенности, с постоянным ожиданием подвоха.

Какой же вывод из этого мы должны сделать? А вывод очень простой: на первом году жизни самое важное – не дать ребенку возможности привыкнуть к чувству страдания, помочь ему не застревать на проживании горя.

Нужно взять себе за правило думать следующим образом: ребенок не плачет, если у него все в порядке, своим плачем он сигнализирует нам о том, что мы должны оказать ему помощь. И тогда наша задача ясна и понятна: мы ищем причину страдания ребенка и устраняем ее. К счастью, ему пока не пятнадцать лет и количество его потребностей ограничено, а потому найти причину переживаний младенца, на самом деле не так уж и сложно.

Дети и придворные ошибаются много реже, чем родители и монархи.

Филипп Честерфилд

Помню, мы долго мучились с Сонечкиным дисбактериозом и уже нашли способы, которые позволяли быстро облегчить страдания ребенка, помочь ей успокоиться. Но в тот вечер ничего не помогало – укачивания, какие-то маленькие развлечения – все это давало эффект лишь на считанные минуты. После этого приходилось тут же менять тактику, чтобы переключить внимание ребенка еще на что-нибудь и не дать ему разрыдаться.

В конце концов мы окончательно выбились из сил, и я решил действовать методом исключения. До этого я искал способ отвлечь Соню, полагая, что ее мучат кишечные колики. Но тут я стал думать – из-за чего еще она может так страдать? Каких-то три минуты рассуждений в этом направлении дали потрясающий результат: я обнаружил, что под нижнее веко ей попала ресница, удалил ее, и наше золото тут же успокоилось и заснуло.

Иными словами, эта причина есть всегда, и не думайте, что ребенок плачет, потому что ему хочется потрепать вам нервы. Это ничем не обоснованная паранойя и бредовая конспирология.

Слез быть не должно – это правило. В возрасте до двух с половиной лет эта проблема решается элементарно: вместо того чтобы заунывно утешать ребенка, от чего он, разумеется, будет плакать в три раза сильнее, громче и надрывнее, мы просто переключаем его внимание. Внимание в этом возрасте – подвижное, а память – короткая. И нет ничего лучше, чем просто отвлечь ребенка, изящно предложив ему другую деятельность. Секунда – и глаза высохли, а мы уже тренируем позитивную и крайне необходимую малышу эмоцию интереса.

Никогда не подкрепляйте страдание ребенка, если он плачет – это повод отвлечься, но вовсе не повод вытребовать у родителей «недостающие» ласки или какие-то иные преференции. Вы будете проявлять позитивные чувства, когда у вашего ребенка будет хорошее настроение, а если оно плохое, нужно не утешаться, а действовать – решать проблему. В самой простой ситуации – достаточно просто переключиться, если ситуация сложнее – надо понять, в чем дело, и найти решение.

Ребенок должен знать, что решение есть всегда, что мир хороший и он содержит в себе это решение, просто нужно его найти, а не плакать и не причитать. Когда же страдание уходит, ребенок тут же должен получить и сопереживание, и позитивную оценку (какой он молодец!), и ласку, а нежность – хоть до потери сознания.

Шантаж плачем – тактика детей, которые знают, что реветь без перерыва – это единственный эффективный способ решения проблемы. Если опыт ребенка говорит ему о том, что просто так на помощь к нему не придут, он использует рев навзрыд, чтобы родители, наконец зачесались и приняли его нужды в расчет.

Разумеется, долго плач ребенка игнорировать невозможно, недаром он входит в пятерку самых неприятных для человеческого уха звуков (наравне со звуком рвоты, скрипом тормозов и скоблением гвоздя по стеклу).

Так что родитель рано или поздно, но непременно сдастся и тем самым скажет своему ребенку буквально следующее: «Если ты плачешь, малыш, то я буду к тебе внимателен и сделаю все то, что ты пожелаешь». Да, прямо так и говорит. Не очень понятно, правда, почему после таких речей, пусть и не высказанных вслух, родители недовольны постоянно плачущими детьми. Они же сами их этому научили!

Если вы придерживаетесь правила: ребенок не плачет просто так, плач – это просьба о помощи, а потому с этим нельзя затягивать, чтобы не превращать рев в норму жизни, то вы никогда не узнаете, что такое «шантаж плачем». Самое главное, что переменится само ваше внутреннее отношение к этой проблеме.

Обычно же родители как рассуждают? Ну, достаточно странно: «Мы тут устали, запахались, света белого не видим, а он орет, покоя нам не дает, такой нехороший». А ребенок, вы думаете, в курсе, что кто-то там устал или запахался? У него беда, а вы – его родители, и он вам кричит: «Други, спасайте!» А «други» смотрят на него с недобрым, хищным оскалом и ждут, пока он проревется. Нормально?

Но когда вы думаете: «У моего малыша беда», вы совершенно по-другому воспринимаете эту ситуацию. Вы чувствуете, как у вас силы появляются! Усталости как небывало, а все другие дела сразу же теряют свою актуальность.

Впрочем, этот момент, наверное, нужно оговорить отдельно: бежать на помощь надо тоже без истерики. Спокойно, ровно, внимательно: «Так, давай разберемся, что случилось? Плакать перестали, я уже тут, сейчас все решим. Давай поймем, что можно сделать, чтобы тебе помочь?» Лишние «уси-пуси» – это, извините, лишние «уси-пуси».

Ребенок нуждается в помощи, какие тут «уси-пуси»? Вы себе представьте на минуточку, что вы вызвали «скорую» или пожарных, а те приезжают и вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, начнут вам говорить – «уси-пуси». Боюсь, вам от этого станет только хуже, а про пожар я уж и вовсе молчу. Пепелище.

В возрасте от трех лет и старше – мы, встретившись с эмоцией горя у своего ребенка, все так же продолжаем сохранять спокойствие. Но теперь постепенно к «отвлекающим маневрам» начинаем добавлять новый «ход конем». Тут инструкция звучит следующим образом: если что-то случилось, мы должны понять, что именно произошло, и когда мы это поймем, мы обязательно сможем решить эту проблему.

Если эта логика действует исправно (то есть родитель не халтурит), то ребенок очень быстро поймет, что у него всегда есть шанс быть услышанным и для этого совершенно нет необходимости плакать и упиваться своим несчастьем. Он очень быстро поймет, что куда выгоднее и умнее – просто донести до родителя смысл своей просьбы, а не реветь, ожидая, пока он, может быть, когда-нибудь, чудесным образом, вдруг сам догадается.

Берегите слезы ваших детей, дабы они могли проливать их на вашей могиле.

Пифагор

Я понимаю, что если твой ребенок плачет, то сердце кровью обливается, и ты думаешь только о том, как бы выручить его и пожалеть. Но с этим искушением надо бороться. Какой смысл демонстрировать бесконечное сочувствие, если его проблема решаема?

Сочувствие хорошо тогда, когда проблему решить невозможно и человеку приходится смириться с неизбежностью. Но подобные проблемы возникнут в жизни ребенка еще очень нескоро. По крайней мере, не раньше средней школы. А до этого момента позиция родителей должна быть максимально конструктивной – мы учим ребенка ясно формулировать причины своего горя, а потом все вместе ищем способы это горе преодолеть.

Мы проявляем доброжелательность, заинтересованность и готовность оказать помощь, но при этом не следует слишком усердствовать с состраданием. Зачем превращать его в привычку, если можно научиться решать стоящие перед тобой задачи конструктивно?

В школьные годы ситуация осложняется. Мы действительно все чаще сталкиваемся с тем, что ребенок страдает по причинам, которые вряд ли могут быть устранены полностью. Например, переход из одной школы в другую и последующий кризис адаптации. Конечно, ребенок страдает, конечно, ему трудно. Но какова наша тактика в этом случае?

Все, что касается вопросов, которые не могут быть решены немедля и щелчком пальца, мы проявляем сочувствие и своим состраданием помогаем ребенку просто выплеснуть накопившееся горе – банально выплакаться. Но делаем мы это не «по доброте душевной», а чтобы помочь ребенку внутренне завершить для себя эту ситуацию и переключиться на какую-то другую, более продуктивную и интересную деятельность. Если же проблема может быть решена, то нужно ее обсудить и справедливо распределить роли участников в соответствующем мероприятии.

Быть «жестокосердным» и не подкреплять эмоцию горя у своего ребенка – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Конечно, родитель должен быть сострадательным, внимательным, чутким. Но важно проявлять эти свои родительские и просто человеческие качества к месту. В противном случае, страдание становится для ребенка способом решения проблем, а это уже катастрофа.

Если ребенок знает, что единственный способ заставить родителя обратить внимание на его проблемы – это продемонстрировать ему свое страдание (плакать и биться в истерике), он будет постоянно демонстрировать нам это самое страдание. И он не играет, не изображает страдание. Он рефлекторно и фактически начинает страдать, потому как именно это его поведение и, к сожалению, часто только оно, побуждает в его родителе родительский инстинкт. Но, может быть мы все-таки побережем собственных детей?..

Сначала научите ребенка быть счастливым, а потом учите его алгебре, химии, языкам, экономике и прочей ерунде.

Ольга Муравьева

Примечание:

«Чем сердце успокоится?»

Чувство горя, страдание ребенка – это его зов о помощи, но на этот зов родители и воспитатели могут откликнуться по-разному. Одни наказывают ребенка за проявления страдания, другие его успокаивают, третьи пытаются устранить источник страдания ребенка, а четвертые, напротив, игнорируют эту причину детского страдания, считая, что их обнимания и целования – достаточное лекарство от любых напастей.

Понятно, что воспитательный результат будет сильно отличаться в каждом из этих случаев, но каким образом? Психологи озадачились этим вопросом и исследовали всю эту химию детского страдания и родительских реакций на это страдание, а затем пришли к следующим выводам.

В случае, когда мы наказываем ребенка за проявление страдания, мы рискуем воспитать из него человека, склонного к притворству и желающего любыми средствами избегать неприятностей. Это вполне естественно, поскольку если ребенок знает, что в ответ на просьбу о помощи он будет наказан, то есть испытает еще большее страдание, то его личность вряд ли будет отличаться качествами активности, уверенности и честности. Однако, если такое наказание сопровождается помощью в преодолении причин, вызвавших изначальное страдание, то результаты подобного воспитания будут чуть лучше.

Кстати, надо сказать, что наказание за проявление страдания – это основной способ воспитания мальчиков. Их высмеивают, если они плачут, просят о помощи или защите, а то и прямо оскорбляют, наказывают за такое «девчоночье» поведение. Став взрослыми, такие «мальчики», как правило, не чувствительны к чужому горю и не могут выразить свои собственные эмоции. Если родители более предусмотрительны, то они вынуждают мальчиков справляться с причинами страданий. В этом случае, мы получаем «здоровый мужской тип»: мужчину, который всегда готов прийти на помощь нуждающемуся.

Так или иначе, но самый лучший вариант отношения родителей к страданию ребенка – это когда расстроенного малыша, с одной стороны, успокаивают, а с другой стороны, обучают навыкам преодоления этого страдания.

Это, конечно, затратный метод, но в этом случае ребенок, с одной стороны, учится выражать собственное страдание (что само по себе очень важно), а с другой стороны, сможет в дальнейшем эффективно с ним справляться. Кроме того, такие дети сами отличаются великодушием, оптимистично относятся к себе, к другим людям и к жизни в целом. Наконец, они могут похвастаться хорошей адекватной самооценкой и уверенностью в себе.

Если же ребенка только успокаивают, но не обучают навыкам устранения причин страдания, то в результате такого воспитания мы получим так называемый «зависимый тип». Такой человек зачастую склонен к депрессивным реакциям, которые являются его неосознанной попыткой привлечь к себе внимание и заботу – таковы императивы его прежнего опыта и устоявшихся стереотипов поведения. В последующем, сталкиваясь с проблемами, он не будет пытаться решать их, а постарается или как-то замять, или, на худой конец, залить – спиртным, лекарственным средством или наркотиком.

Именно этот тип отношения к детскому страданию родители чаще всего применяют к девочкам. И надо признать, что таким образом они поощряют их страдание. Расплакавшуюся девочку берут на руки, начинают ее успокаивать, задабривать и веселить. Кажется, что такое поведение логично, но в результате подобного воспитания у девочки формируется привычка реагировать на жизненные трудности реакциями страдания и горя.

Она подсознательно ожидает, что в ответ на свое страдание получит поддержку и помощь со стороны окружающих, но во взрослой жизни не так уж много желающих отвечать этим ожиданиям. Ощущение горя от этого, разумеется, только усиливается, а вот хорошая самооценка и уверенность в собственных силах – напротив, приказывают долго жить.

Наконец, когда родители ведут себя то так, то иначе – то успокаивают, то наказывают, то помогают ребенку решить стоящую перед ним проблему, то отказывают в помощи, – они способствуют воспитанию ребенка, который впоследствии будет постоянно испытывать противоречивые чувства в отношениях с другими людьми.

Кроме того, главной эмоцией его жизни станет даже не страдание, а тревога – потому что никогда не знаешь, чего от этого мира ждать. Ну а эмоция страдания будет тем фоном, на котором эта тревога будет то усиливаться, то чуть ослабляться.