Впрочем, возможно, нам следует узнать тот критерий, который поможет своевременно выявлять и диагностировать наши собственные ошибки. Есть ли он? Ответ на этот вопрос прозвучит парадоксально: и есть, и нет. Его нет до тех пор, пока мы не определились с целью своего действия, т. е. до тех пор пока мы не понимаем, или, лучше сказать, не отдаем себе отчета в том, чего мы хотим добиться и зачем что-то делаем. А как только такая определенность появляется, в таком критерии уже, как правило, нет никакой необходимости.
Беда в том, что очень часто мы всячески стараемся оттянуть, отдалить, а то и вовсе снять с повестки дня этот принципиальный вопрос. Причем чем он принципиальнее, чем важнее то дело, которое мы делаем, те отношения, которые мы создаем, тем дольше и мучительнее мы тянем с таким ответом. Мы ввязываемся в то или иное дело, в те или иные отношения и стараемся как можно дольше не рассказывать себе, зачем мы это делаем. Ведь если рассказать, то может оказаться, что дело, в которое мы ввязались, совершенно не подходит для наших целей; а отношения, которые мы завязали, не могут дать желаемого результата. И это станет понятно, как только мы об этом себя спросим, но именно этого мы и боимся – спросить.
В нас живет патологическая лживость в отношении самих себя. Мы лжем себе, чтобы не признавать свои ошибки. Мы лжем, чтобы не менять однажды избранного курса. Мы лжем себе, чтобы не услышать собственных сомнений и своего же здравого смысла. Мы лжем себе, только бы не узнать, что мы сами думаем иначе. Впрочем, можно сказать и проще, с чего, собственно, мы и начали: мы ужасно боимся признавать собственные ошибки и готовы идти ради сохранения их инкогнито на все тяжкие.
Лгать самим себе и бояться – это у нас в крови, и тяжелее этой ошибки (в том смысле, в котором мы сейчас об этом говорим) нельзя и придумать. В особенности люди боятся, что им не повезет. Это, конечно, самый забавный из всех возможных страхов, потому что нельзя бояться того, что является случайностью, а везение или невезение – это, по определению, вещи случайные. Но здесь дело даже в другом – нам не может не повезти, если мы делаем то, что соответствует нашему внутреннему, истинному желанию. Если человек – человек цельный – понимает, что для него важно и на что именно он тратит свои силы, то, что бы он ни делал, чем бы ни занимался и как бы ни бросала его жизнь, он двигается к своей цели.
Разумеется, речь не идет о каких-то жестко определенных целях. Например, я не имею в виду желание человека заработать десять миллионов, речь идет (в данном финансовом контексте), например, о том, чтобы быть состоятельным человеком. Если он так ставит перед собой задачу, если это ему действительно нужно, то он обязательно достигнет желаемого, хотя, возможно, совсем не тем путем и не тем способом, который грезился ему сначала. Последние, т. е. представлявшиеся ему прежде подходящими пути обогащения, возможно, и не принесут ему финансового благополучия, но если он стремится просто к этому благополучию, он, безусловно, среагирует на какое-то другое предложение, которое выдаст ему от щедрот своих жизнь.
Впрочем, если человека интересует какое-то определенное дело, например ядерная физика, а вот доходы, семейный бюджет и количество нулей на счете в банке его не слишком заботят, то он обязательно добьется многого на этой – ядерно-физической – стезе. Правда, доходы его, возможно, будут и ограничены, но ведь он такой цели перед собой и не ставил. В противном случае он должен был быть готов пожертвовать своей карьерой физика-ядерщика. И если она не приносит ему желаемого дохода и это его мучит, разумеется, было бы правильно оставить эту деятельность и заняться чем-то иным.
Иными словами, необходимо точно определять свою цель – чего именно ты хочешь достичь, – и двигаться к этой цели по любой из тех дорог, которая на данный момент времени тому благоприятствует. Спросите у любого хорошего топ-менеджера (человека, чья цель, как правило, – это хороший доход), какая ему разница, чем руководить или что продавать. И он вам ответит, что для него нет никакой разницы – колбаса, водка, холодильники или медные трубы – главное, чтобы «оборот» соответствовал. А спросите у любого ученого, который души не чает в своей науке, важно ли ему, где именно он будет ее двигать – в той стране или в другой, в том институте или в этом – при условии, что для этого будут созданы все возможности. И он ответит, что все это не имеет для него никакого значения: «Главное, чтобы дали возможность работать!»
Впрочем, критерий ошибки все-таки есть. И срабатывает он в том случае, если ты не испытываешь удовольствия от того, что ты делаешь; если тебя не радуют твои поступки; если, делая что-то, ты не чувствуешь перед собой блеска заветной цели или же она, хоть и блестит, но не притягивает. Наконец, если ты маешься сомнениями и трепещешь от страха – ты уже допускаешь ошибку, даже если все, что ты делаешь, в принципе правильно. Когда этих «если» набирается достаточно, то раздумывать больше не о чем – можно бросать это дело и переходить к чему-то другому.
Теперь я бы хотел рассказать о том, что ошибки – это хорошо. Утверждение звучит парадоксально, но это только на первый взгляд. Недаром в заголовке всей этой части столько оптимизма: «Право на ошибку (или как обрести подлинную свободу)». Вот именно об этом и пойдет сейчас речь.