Было бы большой ошибкой считать, что уровень развития личности человека можно определить путем анализа его высказываний, это совсем не так. Одни и те же высказывания, точнее, одни и те же слова и сочетания слов в высказывании можно услышать от человека практически любого уровня развития личности. Более того, высказывания, которые, как кажется, должны были бы принадлежать человеку с развитием личности уровня ПЗМ, не реже, а то и чаще используются ПОМ (нечто подобное может говорить даже личность уровня ВЗМ). Личность уровня ПОМ может говорить о том, что мир несправедлив, уродлив и т. п., ей же могут принадлежать высказывания, уничижающие других людей, а также возвышающие собственную персону. Такая «жизненная позиция» (и соответственно подобные высказывания) могут быть следствием издержек воспитания или зачастую трудностей, которые пришлось пережить этому лицу, что отнюдь не свидетельствует о том, что его личность преодолела уже уровень ПОМ. Уровень развития личности определяется состоянием ее структуры, а не содержанием, поэтому следовать подобной аналитической стратегии, анализируя содержание, абсолютно бессмысленно.
Указанный тезис прекрасно выражен в замечательной работе Льва Семеновича Выготского «Мышление и речь»: «При понимании чужой речи, – пишет здесь Л.С. Выготский, – всегда оказывается недостаточным понимание только одних слов, но не мысли собеседника. Но и понимание мысли собеседника без понимания его мотива, того, ради чего высказывается мысль, есть неполное понимание. Точно так же в психологическом анализе любого высказывания мы доходим до конца только тогда, когда раскрываем этот последний и самый утаенный внутренний план речевого мышления: его мотивацию». Действительно, для понимания сути высказывания необходимо рассматривать «самый утаенный внутренний план речевого мышления», этим «внутренним планом» при диагностике уровня развития личности является анализ отношения контуров личности, динамика этого отношения, а потому значимость «клинического метода» несравнима ни с какой экспериментальной психодиагностической методикой.
Таким образом, при диагностике уровня развития личности необходимо определить три существенных момента.
Во-первых, связь данного состояния пациента с психотравмирующими факторами. Развитие личности практически никогда не является следствием какой-то одной (локальной, четко верифицируемой, определенной по времени, четко очерченной) психологической травмы. Дело в том, что развитие личности – не есть реакция, это тотальное изменение структуры, которое затрагивает все сферы личностной активности, оно характеризуется системной перестройкой поведенческих стереотипов, что, разумеется, невозможно вследствие какого-то одного, единичного психотравмирующего события, которое потому, можно сказать, лежит в какой-то одной «плоскости», в определенном содержательном континууме. Ожидать, что процесс перестройки поведенческих стереотипов «перекинется» подобно пожару с этого отношения (из этого содержательного континуума) на остальные сферы личностной активности, не приходится, поскольку в подобной ситуации человек, напротив, пытается отыскать в себе, в системе своих отношений некие форпосты стабильности, которые могут гарантировать ему определенность, чувство опоры. Своеобразная ригидность, настойчивость, интенсивность чувства в сфере этих отношений (форпостах стабильности) лишь возрастает, что, разумеется, не свидетельствует в пользу развития личности.
Сказать, что весь мир – это «свалка нечистот», – тоже своего рода психологическая опора, так может подумать любой человек, испытавший тягость неудач, для этого вовсе не обязательно переходить на уровень ПЗМ развития личности. Озлобленность может быть вполне естественным следствием череды измен и предательств, так будет вести себя любое животное, измученное своими хозяевами. Высокомерное отношение к другим людям, равно как и сознание собственной исключительности также не означает уровневого перехода в процессе развития личности (с первого на второй). Так могут проявляться защитные механизмы, призванные сохранить структуру личности, а не разрушить ее, что фактически происходит в процессе развития личности. Жизненные обстоятельства могут изменить модальность («+» или «-»), интенсивность, субъективную значимость тех или иных отношений личности, однако в случае развития личности не происходит изменения я-отождествленных ролей, при переходе на второй уровень развития личности они подменяются я-неотождествленными, и данное отличие более чем существенно.
С другой стороны, то, что человек начинает больше ценить своих близких (кого-то из них), относиться к ним с большей нежностью и заботой после того, как они заболели, получили серьезную травму и т. п., а также «философски относиться», например, к материальным ценностям или собственной жизни, еще не свидетельствует о переходе личности на третий уровень ее развития (ВЗМ). То, что человек иначе относится к заботе о нем со стороны родных и близких после того, как они помогли ему «выкрутиться из отчаянного переплета» (или, напротив, после того, как они не помогли ему в этом), опять же не свидетельствует о процессе развития личности. То, что человек разочаровывается в каких-то прежних своих представлениях под действием новых «экстремальных» обстоятельств, также само по себе не является признаком развития личности.
Страх потерять что-то из того, чем мы обладаем, автоматически повышает ценность этой вещи. Если возможная утрата кажется невосполнимой, то, разумеется, «товар» еще больше подскакивает в цене, вплоть до «бесценности», будь это любимый человек, отношения привязанности, собственное здоровье и т. п. С другой стороны, для человека вполне естественно не замечать ценности того, что кажется ему «само собой разумеющимся» (например, собственного здоровья или жизни родителей, близких, любимых), но осознание возможности потери, что называется, «открывает глаза»: «Имея, не храним, потерявши – плачем». Однако здесь мы имеем дело не с процессом развития личности, а с феноменом личностной самореализации: какие-то уже существующие (возможно, латентно) качества личности проявляются, усиливаются, развиваются; происходит процесс осознавания, расширяется объем прежних представлений и взглядов. Само по себе это ценно и значимо, но далеко не все, что ценно и значимо, является признаком развития личности, скорее нужно думать о самореализации личности, а не о ее самоактуализации, которая предполагает разрушение, а не разрастание.
Наглядным примером того, что психотравмирующее событие может привести к самореализации, тогда как личность при этом не развивается, так и оставаясь на уровне ПОМ, можно считать жизненный опыт Виктора Франкла, опыт концлагерного заключенного, легший в основу его логотерапии. Приведем лишь одну цитату, по сути подытоживающую его книгу «Человек в поисках смысла: введение в логотерапию»: «Из всего сказанного мы можем понять, что существуют только две расы людей в этом мире: „раса“ порядочных людей и „раса“ людей непорядочных. Ту и другую можно найти повсюду; они проникают во все группы общества. […] Жизнь в концентрационном лагере вскрывает человеческую душу и обнаруживает ее глубины. Удивительно ли, что в этих глубинах мы снова находим лишь те человеческие качества, которые по самой их природе представляли смесь добра и зла? Граница, разделяющая добро и зло, которая проходит через всех людей, достигает низших глубин и становится очевидной даже на дне пропасти, которая открывается в концентрационном лагере».
Весьма типичное для личности уровня ПОМ высказывание, и хотя по одному этому высказыванию нельзя судить об уровне развития личности ее автора, в глаза бросаются следующие существенные черты: во-первых, автору «все известно», а главное – «истина», что, конечно, звучит весьма забавно для личности уровня ВЗМ; во-вторых, данное суждение строится по принципу дихотомии («зло – добро», «порядочность – непорядочность»), что весьма специфично для личности уровня ПОМ, но для личности уровня ВЗМ эти слова пусты и бессмысленны, а любые дихотомии – просто абсурдны, поскольку всегда есть только одна точка обзора – это Другой, и если для него «хорошо», это не значит для другого Другого – также «хорошо», а «правых» и «неправых» не существует, все – разные, Другие; и наконец, в-третьих, это оценочные суждения, которые возможны лишь при условии допущения некой абстрактной, всеобщей ценности, единой для всех шкалы, личность уровня ВЗМ слишком далека от подобных иллюзий. Все это не свидетельствует о том, что В. Франкл «неправильно выразился» или «ошибся», его личность безусловно реализована и вызывает лишь уважение, но в процессе развития личности личность не реализуется, а, напротив, редуцируется, так что уровень ВЗМ им вряд ли достигнут.
Возможно, что единственным содержательным признаком, отличающим действительный результат развития личности от ее самореализации, является отсутствие нравоучений (в какой-либо форме) со стороны ВЗМ. Нравоучение – это попытка заставить Другого жить по неким правилам, к которым сам он в процессе формирования и развития своей личности не пришел, а потому свидетельствует о том, что другой не воспринимается учащим – Другим. Иными словами, поскольку для личности уровня ВЗМ другие – Другие, то понятно, что ни о каких «нравоучениях» с ее стороны и речи быть не может. У Другого – другая жизнь, он сам несет за нее ответственность, он ее проживает, он получает то, что заслуживает. Не захочет – не будет получать или будет получать другое, но для личности уровня ВЗМ вполне очевидно, что призывать другого человека к чему бы то ни было – дело абсолютно бессмысленное и даже безнравственное, поскольку каждый понимает только то, что в силах понять, а учит человека только собственный опыт, и потому всякие попытки дать ему «готовый ответ» – значит лишить (попытаться лишить) его возможности обрести необходимый опыт. Потому все призывы и увещевания свидетельствуют лишь о том, что призывающий не видит, что другой человек – Другой, разумеется, это не свидетельствует о высоком уровне развития его личности.
Во-вторых, при дифференциальной диагностике развития личности необходимо выделить специфическую динамику изменений. Как уже было сказано выше, развитие личности не является непосредственным следствием какого бы то ни было психотравмирующего события, которое неизбежно «локально», то есть затрагивает только часть «содержания» личности. Развитие личности всегда поступательно, поскольку системная перестройка поведенческих стереотипов чужда революциям. Психологический опыт какого-то нового варианта поведения сначала должен возникнуть как факт, потом многократно апробироваться, потом занять свое место в числе других, что неизбежно приведет к конфликту и потребует новых изменений как его самого, так и других, чье «благополучие» он нарушил своим нежданным вторжением, далее новая апробация, и только затем он окажется собственно поведенческим стереотипом, то есть действующей поведенческой формой. Когда же мы говорим о системной перестройке поведения человека, то понятно, что процесс этот более чем долгий и более чем трудный.
Концепция личностного развития, предложенная Карен Хорни, кажется нам безусловно привлекательной, особенно в свете указания на исключительную важность последовательности происходящих в личности человека изменений. «Этот процесс, – пишет К. Хорни, – начинающийся с отказа от реального Собственного Я ради идеального; потом идут попытки актуализировать это псевдо-Я вместо воплощения в жизни имеющегося человеческого потенциала; начинается разрушительная война между двумя собственными Я. Прекратить эту войну наилучшим или единственным доступным нам путем возможно, обретя наше реальное Собственное Я с помощью конструктивных сил, мобилизованных самой жизнью или терапией». Теперь попытаемся понять, о чем идет речь.
«С точки зрения клинической применимости, – пишет К. Хорни, – я предлагаю отличать актуальное или эмпирическое Собственное Я от идеального, с одной стороны, и от реального, с другой. Актуальное Собственное Я – термин, который включает все, что человек представляет собой в настоящий момент: его тело и душу, здоровье и невротизм. Мы имеем в виду именно его, когда говорим, что хотим познать себя такими, каковы мы есть. Идеальное Собственное Я – это тот человек, который живет в нашем иррациональном воображении, или тот, которым нам Надо быть, согласно предписаниям нашей невротической гордости. Реальное Собственное Я […] – это „изначальная“ сила личностного роста и самоосуществления, с которой мы можем вновь достичь полной идентификации, когда освободимся от калечащих оков невроза. Следовательно, это то, на что мы ссылаемся, когда говорим, что хотим найти себя. В этом смысле это также (для всех невротиков) возможное Собственное Я – в противоположность идеальному, которого невозможно достичь. Увиденное под этим углом, оно кажется наиболее спекулятивным из всех. Кто, глядя на невротического пациента, сумеет отделить зерна от плевел и сказать: вот его возможное Собственное Я? Но в то время как реальное, или возможное Собственное Я невротической личности – некоторым образом абстракция, оно тем не менее ощутимо, и мы можем сказать, что каждый его проблеск ощущается как нечто более реальное, определенное, несомненное, чем что-либо еще. Мы можем наблюдать это качество в себе или в наших пациентах, когда после нескольких резких внутренних озарений достигается освобождение от тисков некоторых компульсивных потребностей».
В самом деле, представленный К. Хорни подход – наиболее существенное явление во всем спектре теоретических концепций гуманистического направления, впрочем, именно из-за своей принадлежности к этому психотерапевтическому «анклаву» он, к сожалению, не лишен и подобающей своему положению метафизики. Когда К. Хорни говорит об «актуальном Собственном Я», она, по всей видимости, имеет в виду то, что данный конкретный человек собой представляет на настоящий момент времени. «Идеальное Собственное Я» несомненно относится к аберрациям Индивидуальной Реальности и соответственно к я-неотождествленным ролям. То, что К. Хорни называет «реальным» или «возможным Собственным Я», – это, надо полагать, сущность личности, ее внутренний контур. Именно на его актуализацию она указывает, упоминая «проблески реального, определенного, несомненного», то есть речь идет о транзиторных индивидуальных отношениях (нечто подобное Абрахам Маслоу называет еще «пиковыми переживаниями»). Более того, К. Хорни явственно дает понять, что психологический опыт этих «проблесков» должен быть неоднократным, чтобы привести «к освобождению от тисков некоторых компульсивных потребностей», то есть автор отдает себе отчет в том, что формирование новых поведенческих стереотипов – это дело не одного дня.
В чем же тогда «метафизика»? Еще в своем введении в цитируемую работу К. Хорни благодаря «прививке» медицинского образования вполне отмежевалась от радикальных метафизиков психологии, но метафизика осталась: «Мы считаем, – говорит К. Хорни, – что врожденными у человека являются конструктивные силы развития, эволюции и именно они побуждают человека к реализации заложенных в нем возможностей. Это не означает, что человек в своей основе добр и хорош, поскольку иначе подразумевалось бы заранее данное человеку знание о добре и зле. Это означает, что человек по своей природе добровольно стремится к самореализации и его система ценностей вырастает из этого стремления». Вот именно это «стремление к самореализации» (которая здесь в большей мере соответствует понятию самоактуализации) и выдает в рациональной К. Хорни непобедимого метафизика, хотя и вполне здравого.
Человек не может стремиться ни к какой самореализации, ни тем более к самоактуализации, поскольку самореализация, о которой говорят «гуманисты», определяется событийно; в этом смысле каков он есть, этот человек, – такова и его самореализация, а «стремление» здесь не более чем идеалистическое допущение. То же, что касается самоактуализации, – приходится признать, что тут и вовсе не может быть никакого «стремления», поскольку нельзя стремиться к тому, что абсолютно неизвестно, а поскольку результат самоактуализации человеку не может быть известен заранее, так как в своей Индивидуальной Реальности все внешнее он перелагает на свой лад в соответствии с тем, каковым он является «актуально» («актуальное Собственное Я» по К. Хорни), то понятно, что никакого «стремления» тут нет, кроме, конечно, иллюзий. Человек действительно не плох и не хорош, ни «изначально», ни «в конечном итоге», но он стремится (и тут уж подлинное стремление), чтобы ему было хорошо (при этом очевидно, что ему не может быть «хорошо», если он поступает «плохо» по отношению к другим людям, поскольку те его в покое не оставят; если же ему «хорошо», то отсюда следует, что и другие поступают по отношению к нему «хорошо», но что тогда в этом случае значит «хороший»?).
Не нужно никакой метафизики, она только мешает здравому взгляду. Нельзя оценивать человека по его «стремлениям», поскольку у него только одно стремление (чтобы ему было «хорошо»), а то, что заявляется им в качестве «стремлений», – дело десятое. В этом смысле важен непосредственный итог, важно то, каковы поведенческие стереотипы, – не то, к чему человек устремлен, но то, чего он фактически достиг. И если он устремлен «замечательно», но его отношения с другими людьми, мягко говоря, оставляют желать лучшего, его дети демонстрируют аутоагрессивное поведение, то вполне очевидно, что никакие «стремления» не должны приниматься в расчет при оценке уровня развития его личности. Равно и «проблески», о которых говорит К. Хорни, а за ней и А. Маслоу с К. Роджерсом и Р. Мэй, не являются для нас существенным критерием, определяющим уровень развития личности, поскольку всякий такой «проблеск» грозит утонуть в личностном содержании, в дихотомичных личностных конструктах, рационализациях, свойственных преодолению когнитивного диссонанса, в оценках, предполагающих оказания предпочтения, апелляциях к «общечеловеческим ценностям», истине и т. п.
Динамика изменений в процессе развития личности характеризуется тем, что на этапе ПЗМ уровня ПЗМ человек ощущает себя как Другого (с большой буквы), инакового, при том что другие люди воспринимаются им как другие с маленькой буквы и «Другие» (неизвестные, но и не интересные, а также поддающиеся манипулированию, то есть предсказуемые в рамках, для них этой личностью отведенных). Личность отнюдь не «стремится» к подобным «озарениям», но обстоятельства заставляют ее «озариться», а эта боль от возникшего проявившегося одиночества заставляет (никаких стремлений!) его двигаться дальше – или вынуждает страдать, если такое движение наталкивается на препятствия, которые можно было бы преодолеть с помощью психотерапевта и которые так трудно происходят в отсутствие психотерапевтического сопровождения.
Именно такое одиночество и специфично для этого этапа (ПЗМ) этого уровня (ВЗМ) развития личности, от такого одиночества и «плохо» человеку, это «плохо» и следует нам выявить с определением действующих сил данного состояния, которое, по понятным причинам, не случается внезапно. Для того чтобы разочароваться во всех (то есть абсолютно во всех) с соответствующей заменой я-отождествленных ролей я-неотождествленными, требуется время. Для того чтобы ощутить, утвердиться в своей уникальности, терзаясь при этом чувством собственной недостаточности, неполноценности (которое усугубляется еще и тем, что человеку плохо), чувством несовпадения с самим собой, для этого также требуется время.
Эти «разочарования» и «утверждения» происходят поступательно, они не проявляются спонтанно – от случая к случаю; точнее, появляясь изначально таким образом, они постепенно обретают системный, целостный характер, апробируясь на различных отношениях, которым и будет подведен этот весьма печальный («разочарование»), но в то же время лестный («утверждение») для данной личности итог.
На этапе же ПЗМ уровня ВЗМ человек уже знает, что для него «хорошо», и он знает, что другие люди – Другие (с большой буквы), но он еще не умеет с этим жить, это «хорошо» ускользает. Теперь обстоятельства требуют от него новых поведенческих стереотипов: недостаточно просто понять, что другие – Другие, это должно стать непреложным законом, естественным, как ощущение земного притяжения, что проявится не как мировоззренческое убеждение, а как действие, то есть человеку (личности на уровне ВЗМ) придется не только осознать, что другие – Другие, но и позволить им быть таковыми, не испытывая при этом ни горечи, ни разочарования, ни желания их изменить. Этот процесс адаптации к новым реалиям, это изменение опять же не происходит мгновенно, для этого необходима практика, опыт новых отношений. И только тогда, когда инаковость Других будет восприниматься личностью уровня ВЗМ не как жизненная несправедливость или проявление ее бессмысленности, но как радующее откровение, только тогда можно будет говорить, что она преодолела этап ПЗМ уровня ВЗМ и не нуждается более в психотерапевтическом сопровождении, поскольку искомое «хорошо» личности будет достигнуто.
Таким образом, вторым существенным элементом, который нуждается в отчетливом прояснении при дифференциальной диагностике уровня развития личности, является указанная динамика. При этом нас не столько интересуют «стремления» человека, сколько та фактическая ситуация, которая имеет место на настоящий момент, с одной стороны, и поэтапные изменения, к ней приведшие, с другой. Без данных о динамике указанных изменений о развитии личности говорить нельзя.
В-третьих, при дифференциальной диагностике уровня развития личности необходимо выявить специфические изменения в ее структуре. Как уже говорилось, структура личности представлена тремя контурами: внутренним, средним и внешним. Внутренний контур – есть сущность личности, средний – состоит из я-отождествленных ролей, внешний – из я-неотождествленных. Вопрос о том, какой из контуров «главный», какой из контуров представляет «реальное Собственное Я», – не имеет ответа. Каждый реален, равно реальны и все роли, и сущность.
Однако если сущность – есть некая полипотентная возможность, ориентированная в плоскости социальных отношений (то есть отношений с Другим, другим, «Другим»), ограниченная только этой «плоскостью», но не в ней самой, то оба внешних контура (средний и собственно внешний) – есть уже некий весьма устойчивый результат реализации этой возможности. В этом смысле сущность предполагает возможность «изменчивости», а роли (средний и внешний контуры) – гарантируют «стабильность». Приводя этот пример отношения (эволюционная концепция), мы не можем не заметить, что ни то ни другое (ни образование (внутренний контур), обеспечивающее изменчивость, ни образования (средний и внешний контуры), обеспечивающие стабильность) само по себе не является предпочтительным, поскольку каждый из них, что называется, палка о двух концах.
Конрад Лоренц наглядно демонстрирует необходимость двух этих составляющих («изменчивости» и «стабильности»), равно как и их ограниченность: «Жизнеспособность вида, – пишет К. Лоренц в книге „Оборотная сторона зеркала“, – зависит от того, что постоянство его наследственных задатков находится в правильном равновесии с их изменчивостью. […] Равновесие между факторами, обусловливающими постоянство наследственного материала, и факторами, изменяющими его, у разных видов различно и во всех случаях приспособлено к изменчивости жизненной среды. […] В двойственности действия любых структур заключена проблема, стоящая перед живой системой – как перед видом, так и перед человеческой культурой: ее опорная функция должна быть куплена ценой жесткости, то есть потери степеней свободы! Дождевой червь может изгибаться как хочет; мы же в состоянии менять позицию нашего тела лишь в местах, где предусмотрены суставы. Зато мы можем стоять прямо, а дождевой червь не может. […] Структура – это приспособленность в готовом виде; и она должна быть в состоянии, по крайней мере частично, опять разрушаться [abgebaut werden – „разбираться“, „демонтироваться“] и перестраиваться, когда происходят дальнейшие приспособления и должно быть усвоено новое знание».
Иными словами, если «запас» изменчивости у структуры мал, то ее ригидность, гарантирующая ей устойчивость в условиях стабильности факторов жизненной среды, при изменении этих условий окажет этой структуре дурную услугу – она должна будет погибнуть. Такова реакция внешних контуров личности на кризис этапа ПЗМ уровня ПЗМ, однако гибель внешних контуров личности актуализирует возможности внутреннего контура, несущего в себе фактор изменчивости и соответственно приспособления к изменяющимся условиям «жизненной среды» («жизненной средой» личности является ноосфера в самом широком понимании этого термина). Наиболее ригидными, разумеется, являются я-отождествленные роли, поэтому они и гибнут в первую очередь, «запас» изменчивости у внешнего контура больше, и он выполняет функцию приспособления в течение всех этапов уровня ПЗМ. Однако и он ограничен в своих возможностях к приспособлению, а потому ему также суждено погибнуть, если «жизненная среда» будет продолжать меняться, а его «функциональная широта» не предполагает подобных вариантов развития событий. Но если в первом случае (гибель устоявшихся я-отождествленных ролей) «новым» фактором «жизненной среды» является осознание человеком собственной уникальности (инаковости), то во втором (гибель разнородных я-неотождествленных ролей) таким фактором оказывается фактическое, исчерпывающее признание этой уникальности за Другим (с большой буквы), вынужденность такого признания.
Так или иначе, но оба внешних контура личности «нужны» сущности (внутреннему контуру), поскольку они – реализация ее как возможности. Однако же, когда они жестко сформированы, сама сущность оказывается не у дел, а структура в целом теряет способность к приспособлению. Какие обстоятельства приводят человека к осознанию собственной уникальности? Ответ на этот вопрос предполагает слишком долгое изложение, и его легче прояснять в каждом конкретном случае, нежели говорить в общем. Впрочем, можно утверждать, что эти обстоятельства лежат в плоскости социальных отношений и порождаются трудностями этих отношений, при этом указанные трудности могут исходить как от других людей непосредственно, так и от людей, которые сыграли ту или иную роль в формировании личности данного человека (что привело, например, к формированию потребности в сверхкомпенсации по А. Адлеру). Так или иначе, но подобное «прозрение» о собственной исключительности неизбежно входит в противоречие с самой идеей «личности», которая формируется социумом, с тем чтобы сделать из человека своего «достойного члена», то есть не исключительным, а максимально соответствующим принятым в данном обществе играм. Таким образом, соответствующая структурная перестройка личности оказывается неизбежной.
Возникшее по результатам гибели я-отождествленных ролей чувство одиночества вполне естественно, поскольку отсутствие я-отождествленных ролей с очевидностью указывает на утрату всякой социальной идентичности, что само по себе (симптом «чужака») должно вызывать интенсивную тревогу и потому весьма высокую активность, с одной стороны, и тягостные переживания, с другой. Я-неотождествленные роли выполняют какое-то время компенсирующую функцию, но, несмотря на это, человек вследствие одиночества неизбежно испытывает острейшую потребность в Другом, причем именно в Другом с большой буквы, поскольку его собственная уникальность, им воспринятая, несодержательна, а потому и Другого он ищет также несодержательного. Эта потребность и заставляет его признать за другим человеком право быть Другим. Когда Другой воспринимается личностью этапа ПОМ уровня ВЗМ как инаковый, то она теряет всякую возможность полагать себя способной понять, предсказывать его поведение, манипулировать им. Таким образом, следует неизбежный отказ от я-неотождествленных ролей, который равно желаем и болезнен, поскольку создает иллюзию беззащитности.
Если же Другой не отвечает той же степенью открытости и несодержательностью отношений, то у личности этапа ПОМ уровня ВЗМ возникает неизбежное разочарование в собственных устремлениях, чем и характеризуется ее переход ко второму этапу (ПЗМ) уровня ВЗМ. И здесь остается рассчитывать на то, что сущность (внутренний контур) личности реализуется в качестве новой структуры, которая теперь, создаваясь самостоятельно, без непосредственных влияний социума (все императивы которого рассыпаются подобно протлевшей материи), будет одновременно сочетать в себе качества стабильности и изменчивости, о чем говорил К. Лоренц, умея разрушаться и перестраиваться каждый раз для новых отношений, а они теперь всякий раз будут новы, поскольку каждый Другой – уникален. Изменчивость, как и прежде, гарантируется у личности этапа ВЗМ уровня ВЗМ – ее сущностью, а стабильность может быть достигнута только опорой на несодержательные ценности и ориентиры, при определении которых и требуется последняя возможная помощь со стороны психотерапевта, но об этом позже.
Итак, третий существенный элемент дифференциальной диагностики уровня развития личности – это определение состояния структуры личности, то есть относительного преобладания того или иного контура (о чем свидетельствуют представленные выше феномены), а также ее способности вступать в индивидуальные отношения – то ли лишь транзиторные, то ли полноценные, при гарантировании психотерапевту права быть Другим или хотя бы при попытках выдать подобную «гарантию».