Как же возникает открытая Мартином Селигманом «выученная беспомощность»? Ответ на этот вопрос дает не американец, а русская наука. То, что нервная система имеет свойство возбуждаться, – ни для кого не секрет, однако же тот факт, что эта система сама по себе может еще и тормозиться, долгое время оставался загадкой.
Вопрос о торможении был поставлен великим русским ученым – Иваном Михайловичем Сеченовым. Позже это учение будут развивать Н. Е. Введенский, И. П. Павлов и А. А. Ухтомский, именно они докажут, что торможение не менее, а может быть, даже и более важная функция нервного аппарата, нежели возбуждение.
Торможение – это отнюдь не результат утомления, это иная, крайне специфическая форма активности. И если процессы возбуждения продуцируют некую деятельность в ответ на тот или иной раздражитель, то торможение, напротив, удерживает, блокирует такое действие.
По сути дела, у собак с «выученной беспомощностью» тревога, развившаяся на фоне стресса, начинала тормозиться, блокироваться. И это, разумеется, большой плюс для организма. Однако есть у этого плюса, как и у любой медали, обратная сторона. Развивающееся в мозгу торможение не может ограничиться одной только тревогой, оно распространяется и на другие сферы деятельности живого существа. Вот почему этот изначально защитный механизм впоследствии оказывается губительным.
В человеке, находящемся в депрессии, внутреннее напряжение столь велико, что возникает перегрузка, и в какой-то момент, можно сказать, вылетают пробки. В результате у депрессивного больного тормозится не только его тревога, но и деятельность в самых разных сферах его жизни – снижаются аппетит, вследствие чего он худеет, и либидо, а потому у него пропадает сексуальное влечение, приходят в негодность внимание и память.
Первое, о чем скажет депрессивный пациент своему врачу, это не то, что у него снижено настроение (данное обстоятельство беспокоит его как раз в самую последнюю очередь), нет, он поделится с врачом своим удивлением. Он удивляется сам себе – у него пропали желания, он больше ничего, вообще ничего не хочет, его ничто не радует и не интересует, развивается ангедония – состояние неспособности получать удовольствие. Почему? Именно вследствие того изначально защитного торможения, которое попыталось защитить его от тревоги, а в результате – защитило от самой жизни. Утрата чувства удовольствия, чувства радости – мучительна. Вспомните сказку о проданном смехе, и вам все станет понятно: подобное существование, лишенное активности, радости, удовольствия, необычайно тягостно.
Так что человек, попадая в руки депрессии, с одной стороны, защищает себя от разрушительной тревоги, а с другой стороны, напротив, в буквальном смысле этого слова, подставляет себя. И мы должны понимать, что, когда мы начинаем бороться с депрессией, мы боремся не просто с врагом, но с врагом, к помощи которого мы когда-то прибегли, а потому не можем в одночасье выйти из заключенного с ним союза.
С другой стороны, будучи подавленными, заторможенными, мы не имеем и достаточных сил, чтобы справиться с депрессией. Можно сказать, что процессы торможения положили наши силы на депонент, то есть эти силы у нас как бы есть, но воспользоваться ими весьма и весьма затруднительно. В этом-то, собственно, и состоит основная проблема депрессии – человек оказался в ситуации выраженного дефицита сил, и даже теми силами, которые у него остались, он воспользоваться не может. Разумеется, все это только усиливает чувство безысходности.
Что ж, после того как мы более или менее разобрались с депрессией, возникшей на фоне острого и тяжелого стресса, самое время перейти к той депрессии, которая развивается подспудно, как следствие, возможно, менее тяжелого, но зато хронического стресса. Такая депрессия встречается чаще, и, как правило, мы даже не замечаем, как оказываемся у нее в плену.
Если в нашей жизни случилась настоящая трагедия, то все вроде бы понятно – причины ясны. Когда же у нас хронический стресс – на работе дела не ладятся, дома все не слава богу, кроме того, врачи нашли у нас какое-то заболевание – одной причины нет, наш враг словно бы размывается. Спросите у себя – в чем проблема? И ответа не последует. Плохо, а почему – неизвестно.
Хронический стресс мы с вами испытывали на протяжении последних десяти – пятнадцати лет, так что этот вариант развития депрессии является у нас, что называется, хитом сезона, шлягером десятилетия. Психологический стресс далеко не всегда бывает явным, очевидным, острым. Зачастую, и многие из нас хорошо это знают по собственному опыту, его сила определяется не интенсивностью, а скорее длительностью – тем, сколько он тянется. Что может быть хуже постоянного служебного конфликта или многолетних семейных неурядиц? Часто мы свыкаемся с неизбежностью подобных жизненных тягот: «А кому сейчас легко?» Но весь этот пессимистический пафос вовсе не означает, что мы перестаем на них, на эти тяготы, реагировать – тревожиться, раздражаться, переживать. В конечном счете подобная внутренняя работа приводит к переутомлению, которое зачастую квалифицируется как неврастения.
Мы становимся раздражительными, остро реагируем на незначительные проблемы, не можем сосредоточиться, суетимся, испытываем трудности со сном и т. д. Короче говоря, налицо, как сказал бы И. П. Павлов, все признаки «срыва высшей нервной деятельности». То есть от перегрузок (и прежде всего – психологических) у нас случился невроз истощения нервной системы. Принято думать, что неврастения – это баловство, капризы, вздорный характер. И потому люди, попавшие в плен к неврастении, длительное время, как правило, оказываются без надлежащей помощи. Однако проблема здесь несколько сложнее, чем может показаться на первый взгляд.
Вероятно, вы знаете, что какие-то психические расстройства мы себе наживаем (неврозы, например), а некоторые возникают у нас из-за наследственности, то есть из-за тех болезненных генов, которые пришли к нам от наших родителей, родителей наших родителей и т. д. (к числу таких заболеваний относится, например, шизофрения). И генетическая предрасположенность может играть важную роль в развитии нашей депрессии. Есть люди, которые, что называется, приговорены заболеть достаточно тяжелым психическим расстройством – маниакально – депрессивным психозом. У других депрессивные гены есть, но не вылезают так явно и с той же неизбежностью.
Однако в жизни такого человека могут возникнуть условия, которые пробудят эти депрессивные гены, и тогда борьба с депрессией станет и вовсе непростым делом. Что это за условия? Прежде всего этот тот самый хронический стресс, вылившийся в неврастению. Именно он чаще всего оказывается тем будильником, который пробуждает спящую в наших генах депрессию, депрессию, всегда готовую укротить кипящую в нас тревогу (разумеется, делает она это из благих побуждений). А таких генов у каждого человека предостаточно, у кого-то их, конечно, чуть больше, у кого-то меньше, у одних они, что называется, лежат на поверхности, у других, напротив, глубоко скрыты. Но как бы там ни было, если к нашей неврастении, возникшей под воздействием стрессов, присоединяется депрессия генетического происхождения, то хорошего в этом мало.
Вот почему так опасно истощать свой мозг непомерными нагрузками. И ведь этими нагрузками чаще всего оказываются не какие-то серьезные дела, требующие значительных и оправданных затрат жизненных сил, а простая невротическая трескотня, постоянно раздающаяся в нашем мозгу. Когда мы сутками перемываем кости всему и вся, включая собственную персону, когда мы день за днем продолжаем пребывать в подавленном настроении, когда мы тревожимся беспричинно и беспрестанно – это самый серьезный стресс, приводящий наш мозг к состоянию истощения. И если он, переутомившись, «выключится», перестанет защищать свое здоровье и устойчивость, шансы наших депрессивных генов на активизацию существенно повышаются.