Приятное бегство

В чем же сермяжная правда бегства, которое все мы, как правило с таким удовольствием, осуществляем, испытывая острое чувство страха? В нашей психике, на самом-то деле, все достаточно просто устроено. В частности, есть достаточно жесткие и внятные критерии, определяющие оправданность того или иного действия: если оно приносит нам удовольствие, то соответственно это действие и рассматривается нашим психическим аппаратом как предпочтительное.

Разумеется, есть то, что приносит нам удовольствие само по себе, например какое-то лакомство, особенно на голодный желудок. Но часто мы получаем ни с чем не сравнимое удовольствие не столько от того, что происходит, сколько от того, что мы можем этого избежать. Всем нам хорошо знакомо приятное ощущение, которое характеризуется эмоциональным «Пронесло!» Радость катания на «американских горках» – это как раз такое ощущение. Там десятки раз кажется, что вот-вот – и все, прощай, родные! И через какую-то секунду ты чувствуешь это блаженное «Пронесло!»

Вспомните, какой стресс мы испытывали, ожидая нежелательного вызова к доске, когда наш школьный учитель водил своей ручкой вверх и вниз по классному списку. И вот раздается спасительное: «Отвечать будет Иванов…», а мы – Сидоров! Ну чем не счастье – избежали, пронесло, слава богу! Да, есть в жизни счастье – избежать того, что кажется опасностью. Это ни с чем не сравнимое чувство удовольствия, которое мозг запоминает самым основательным образом.

Теперь представим себе, что мне надо сделать выбор – поступить так или иначе. Поступить «так» мне страшновато, а об «иначе» я помню, что когда-то оно привело меня к высшим степеням блаженства. И как, вы думаете, я поступлю? Разумеется, «иначе»! Причем я буду делать это с завидной регулярностью, всегда буду делать (по крайней мере при первой возможности). Ребенок, единожды испытавший счастье, сбежав под действием своего страха из школы, впредь будет испытывать ни с чем не сравнимое искушение – выйти из дома и не дойти до классной комнаты.

Остается прояснить последний нюанс, а именно – ответить на вопрос, каким будет теперь мое отношение к тому столь пугающему меня «так», которое я столь последовательно и с таким удовольствием избегал, поступая «иначе»? Вы, наверное, догадываетесь, что двух вариантов тут быть не может: разумеется, я стану бояться его еще больше, еще сильнее. И заставить ребенка, прогуливающего школу, пойти туда через неделю прогулов – дело почти космической сложности! Правда, нам кажется, что он будет бояться просто потому, что «много пропустил», «будет неловко себя чувствовать», получит, в конце концов, «нагоняй от классной, завуча и директора».

Но в действительности это только абстрактные конструкции, позволяющие объяснить его страх. Мозг ребенка научился получать удовольствие от таких побегов. И потому возвращение в школу страшит его не столько наказанием за прогулы, сколько невозможностью получить удовольствие, которое прежде приносило ему его бегство. И даже если в последующем он не испытывал такого сильного удовольствия, как в первый и во второй раз, это уже не имеет ровным счетом никакого значения, ведь мозг помнит только самое сильное впечатление, а вовсе не те, которые случались с ним чаще.

Таким образом, проблема феномена бегства многогранна. Во-первых, оно закрепляет у нас данную конкретную привычку тревожиться. Во-вторых, оно усиливает чувство страха по отношению к этому событию. В-третьих, оно вызывает в нас внутренний, неосознанный страх, что мы не получим того удовольствия, которое дало нам когда-то это бегство. Иными словами, мы лишимся того «сладкого», которое столь сильно нас когда-то порадовало.

Звучит парадоксально, но факт остается фактом: мы имеем дело с самозаводящейся машиной, с раскачивающимся маятником – на одной стороне страх, на другой удовольствие от бегства, от возможности избежать встречи со своим страхом. В результате: чем больше удовольствие от бегства, тем сильнее страх, и чем сильнее страх, тем сильнее удовольствие от бегства. И не случайно предупреждают в сказках добрых молодцев: испугаешься – не беги, а побежишь – голову потеряешь.

И теперь ничто не мешает нам вывести формулу страха, формулу, по которой он работает, формулу, без которой нам не обойтись, если мы хотим от этого страха избавиться.

Классическим примером работы этой формулы можно считать обычные приметы. Вот вспомните сейчас такую ситуацию: вы собираетесь и выходите из дома, уже закрыли дверь и, дойдя до лифта, вспоминаете, что что-то забыли. Теперь перед вами дилемма: или вернуться, и это, как говорят, к несчастью, или не возвращаться. Стоя перед лифтом, вы мучительно думаете: что делать? Потом, преодолевая свой страх, решаете: «А! Была не была! Вернусь!»

Возвращаетесь, хотя ноги не несут, вам дискомфортно и настроения уже нет никакого. Кто-нибудь из домашних встречает вас ужасным: «Ты что-то забыл?» «Да, забыл, пришлось вернуться», – отвечаете вы. «Не забудь посмотреться в зеркало!» – слышится из комнаты. «Зачем?» – спрашиваете. Отвечают: «Примета такая!» Вы смотритесь в зеркало и удаляетесь восвояси.

Через пару дней повторяется то же самое, но теперь, стоя перед дверью лифта, вы уже более не раздумываете – вам страшно, но вы возвращаетесь в квартиру, потому что знаете, как избавить себя от «проклятья» плохой приметы – надо просто посмотреться в зеркало! Облегчение, которое вы испытываете, зная теперь эту хитрость, невообразимое! Словно бы волшебство настоящее! Все, теперь можно бояться без всякой опасности для личной жизни!

Теперь у вас в голове есть уже целая игра в страх – вы боитесь возвратиться в квартиру с полдороги (старательно проверяете перед уходом – ничего ли вы не забыли, проверяете и перепроверяете ключи, кошелек, свет), если же приходится возвращаться, вы обязательно смотритесь в зеркало и, успокоившись, уходите из своего дома вторично. Вроде бы обманули страх… А на самом деле? На самом деле обманули себя, что справились со страхом, а на самом деле – сделали из него хорошую, натренированную, вечную, можно сказать, привычку.

ФОРМУЛА СТРАХА

Случай из психотерапевтической практики: «Парадоксальное удовольствие»

То, что наш мозг – это «фрукт» удивительный, надеюсь, уже все уяснили. Приведу один очень простой и весьма показательный пример.

Попробуйте ответить на вопрос: какую реакцию вызовет у собаки прокол ее кожи достаточно толстой иглой? Отвечаете? Не торопитесь. Все зависит от того, не побывала ли эта собака перед такой процедурой на приеме у академика и лауреата Нобелевской премии – Ивана Петровича Павлова. Разумеется, естественной реакцией собаки на такую травму будет «оборонительная реакция». Иван Петрович убеждался в этом неоднократно.

Но однажды ему пришла в голову шальная мысль: а что, если научить собаку как-то иначе реагировать на эту экзекуцию? Подумал и провел эксперимент: он прокалывал кожу собаки специальной иглой (академик любовно называл ее «кололкой») и одновременно с этим подсовывал собаке мясо. У той, конечно, поначалу возникала оборонительная реакция, которая вслед за этим сменялась реакцией пищевой.

После нескольких таких сочетаний – применения «кололки» вместе с кормлением – у собаки возник стойкий условный пищевой рефлекс. Всякий раз, когда ей в очередной раз прокалывали кожу, она, вместо того чтобы оскалиться и вздыбиться, начинала весело вилять хвостом, призывно лаять и истекать слюной. Чистой воды парадокс – безусловный стимул, призванный вызывать оборонительную реакцию, стал для этого животного условным стимулом кормления и полностью подавил ее естественную для такой ситуации агрессивность!

Можете ли вы представить себе нечто подобное на человеческом материале?! Я думаю, что вряд ли. Но сейчас мне придется рассказать о чем-то еще более загадочном, причем из области уже чисто человеческой психологии. В одной из своих книг я уже рассказывал об одном крайне тяжелом психическом расстройстве, имя которому – анорексия, а проще говоря, патологическая страсть к похуданию. И хотя не многие относятся к этой «причуде» серьезно, смертность среди больных этим недугом достигает 20 %!

Анорексия – это такой невроз, когда человек (чаще девушка) начинает думать, что он слишком растолстел, что ему срочно нужно худеть, и потому начинает отказываться от еды. Я думаю, что многим известно, как тягостно соблюдать диету – этого нельзя, того нельзя. Сущее наказание! Разумеется, а как иначе, ведь приходится «наступать на горло» своему пищевому рефлексу, т. е. фактически «на горло» собственному инстинкту самосохранения.

Каков механизм этой болезни? Во-первых, на неокрепшие девичьи умы катастрофическим образом влияет массовая культура с ее извечными глупостями – рекламой идеальных форм, диет и средств для похудания. Во-вторых, как это часто бывает, масло в огонь подливают родители, которые то упрекают в полноте и обжорстве, то закармливают как на убой. В-третьих, не последнюю роль играю неудачи в личной жизни: любимый мужчина бросил или сказал что-то обидное, или просто внимания со стороны мужского пола недостаточно. И начинаются у девушки метания: отчего, почему? Верно, толстая, давай худеть! И дает… Сначала едим понемногу, потом рвоту у себя вызываем, чтобы «убрать лишнее», наконец, от такой жизни аппетит пропадает напрочь, а в животе «тяжесть» начинается после двух ложек супа. Все, готовая анорексия – получите, распишитесь.

При чем тут эксперимент И. П. Павлова, спросите вы. Отвечаю. Вот решается вопрос о госпитализации Тани (семнадцати лет) в Клинику неврозов имени все того же И. П. Павлова. Диагноз – анорексия, масса тела 38 килограммов при росте 162 сантиметра. Я ее спрашиваю: «Таня, ты понимаешь, что тебе нужна наша помощь?» Она смотрит на меня исподлобья своими болезненно горящими глазами и говорит: «Понимаю». Но, конечно, врет. Это ее родители заставили с криками и воплями, сама бы она к нам в жизни бы не пришла.

Почему? Потому что она патологически, смертельно, до темноты в глазах боится потолстеть. И госпитализация, имеющая своей целью повысить массу ее дистрофичного тела, разумеется, в Танины планы не входит. «Ладно, – говорю я ей. – Значит, будем госпитализироваться. Какие-то вопросы у тебя ко мне сейчас есть?» «Вопросы?.. – раздумывает она и потирает пальчиком, на котором торчат бугорки всех фаланг, ввалившиеся скулы. – А вы меня есть будете заставлять?»

Мне приходится уклониться от прямого ответа – заставлять не будем, но чтобы масса оговариваемого тела повысилась, сделаем все возможное и невозможное: «Конечно, надо будет есть – завтрак, обед, ужин; все по распорядку, ничего сверхъестественного!» «И что, следить будете?» – Таня настороженно продолжает свой импровизированный допрос. Я пытаюсь быть как можно более деликатным: «Ну не так чтобы следить… Медицинские сестры, конечно, наблюдают за пациентами…» «Тогда я не лягу!» – «выстреливает» Таня и смотрит на меня злобно, с ненавистью, которую трудно ожидать от такого, в сущности, ребенка. Я аж поеживаюсь.

«Таня, а как же не есть-то совсем?» – говорю я как можно мягче. «Я не могу!» – отвечает. «Ну это же глупость, право! Что значит “не можешь”?» – я решаюсь пойти на небольшую конфронтацию. «Не могу, и все! Не заставите!» – Таня кричит и встает со своего места, порываясь выбежать из кабинета. «Постой, Таня! Сядь. А правда, что приятно не есть?» – из моих уст вылетает парадоксальная фраза. Таня замирает у двери и смотрит на меня словно на сумасшедшего, а потом неожиданно с доверием спрашивает: «А откуда вы знаете?»

Если кто-то будет рассказывать мне теперь, что диета – это ужасно, я ему не поверю. И знаете почему? Потому что, значит, он недостаточно боится быть толстым, если же он будет бояться быть толстым, то в скором времени начнет бояться и самой еды – да, да! А потому самым большим удовольствием для него будет – не есть. Конечно, это противоречит биологической логике, здравому смыслу, инстинкту самосохранения, всему на свете! Но человек может научиться получать удовольствие от голода, голода, доводящего его до состояния дистрофии! Голод для Тани значит буквально следующее – она успешно избегает еды, спасает себя от полноты, она наслаждается!

Да, воистину страх способен сделать с нами вещи удивительные! А кроме того, парадоксальные и по-настоящему страшные. Ведь двадцатипроцентная смертность – это показатель рака! И вот теперь скажите мне, что страшнее – страх или рак?..

ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗАДАНИЕ

Возвращаемся к практической части – борьбе со страхами. Мы уже составили список – «рейтинг» наших страхов, что называется, от мала до велика. Но теперь нам известно, что любой невротический страх – это просто привычка, и потому важен даже не страх, а то, чем мы его подкрепляем. Подкрепляются же наши страхи фактом бегства, попытками избежать того, что, нам кажется, произойдет, т. е. мы стараемся спрятаться, предохранить себя от возможных неприятностей, которыми пугает нас наше воображение.

Естественно, что третьим этапом практической работы по борьбе со страхами становится выявление тех способов, которыми мы себя защищаем от возможных, как нам кажется, «напастей». Иными словами, мы должны прояснить то, что можно было бы назвать «путями отступления», «траекториями бегства», «планами побега», которые мы «разрабатываем». Есть страх, а есть то, что мы предпринимаем, дабы с грезящейся нам «угрозой» не встретиться. И сам факт этих попыток закрепляет и тренирует нашу привычку бояться.

Любой рефлекс, если его не подкреплять, угасает, а потому, чтобы справиться с рефлексом нашего страха, нужно выявить все способы, которые мы используем, желая «обезопасить» себя.