Хронологически мы уже приблизились к середине и даже ко второй половине XX века, а вот к «человеку», собственно человеку – как фундаментальной основе всех наук о мире – подхода еще не нашлось. Человек описан, но не понят. Сколь непомерно долгим был путь человека к «человеку»! И не многие смогли пройти его целиком. Чтобы обратиться к «человеку», нужно понять и увидеть то, что отнюдь не бросается в глаза, что, возможно, вообще нельзя «увидеть», потому что оно лишь проявляет себя, но никогда не является нам в качестве самостоятельного бытия. Увидеть «человека» – это почувствовать сущность человека, что непросто, но Карл Ренсом Роджерс оказался ближе всех к этому. Его «путь» вовсе не предполагает, что кто-то к кому-то идет, как, например, во «Встрече» Якоба Морено. Нет, клиент и консультант идут вместе, идут параллельно друг другу. И этот путь называется развитием личности, и именно здесь Роджерс пересекается с Морено. Первое и самое главное в том, чтобы «человек» – тот самый, искомый – увидел самого себя, свои желания и стремления, поместил точку обзора в самого себя и оттуда «взглянул» на мир.
В своей знаменитой работе по пациентоцентрированной терапии «Взгляд на психотерапию. Становление человека» Роджерс цитирует слова человека, прошедшего курс его психотерапии: «Наконец я почувствовал, что просто должен был начать делать то, что хотел делать, а не то, что я думал, мне следует делать, и не зависеть от того, что, по мнению других людей, я должен делать. Это полностью изменило всю мою жизнь. Я всегда чувствовал, что должен делать что-то, потому что этого от меня ожидали или потому что это могло заставить людей любить меня. К черту все это! С сегодняшнего для я думаю, что буду только самим собой – бедным или богатым, хорошим или плохим, рациональным или иррациональным, логичным или нелогичным, известным или неизвестным. Поэтому благодарю вас за то, что вы помогли мне вновь открыть шекспировское: „Будь верен самому себе“».
Карл Роджерс помогает осознать очевидную мысль: человек имеет право делать то, что он хочет, имеет право быть самим собой, он свободен от социальных условностей. И этим обращением Рождерс фиксирует точку обзора в индивидуальности человека. «Терапия, центрированная на клиенте» – это сочетание слов означает признание за человеком (клиентом) точки обзора, а уподобление человека миру (в его бесконечности и кажущейся противоречивости) – это реализация открыто-системного научного подхода.
Роджерс внутренне основывает свой психотерапевтический опыт на идеях и творчестве Сёрена Кьеркегора: «Быть тем „Я“, которым ты действительно являешься», – цитирует он последнего и, заручившись этой философией, развивает свой метод и «свою философию». Роджерс не побоялся двойственности такой ситуации: «В наши дни большинство психологов считают себя оскорбленными, если их подозревают в приверженности к философии. Я не разделяю эту реакцию. Я не могу не размышлять над смыслом того, что я наблюдаю. И этот смысл, кажется, имеет удивительные последствия для современного мира». «У меня сложилось философское представление о жизни и о цели, к которой движется человек, когда он свободен выбирать».
Такая кажущаяся «воинственность» подхода подвела Роджерса к проблеме «выбора». Причем «выбор» при таком «боевом» настрое понимается как «независимость», как акт независимости. Опору для этой своей идеи Роджерс без труда мог найти во многих произведениях Кьеркегора. Но все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Поскольку здесь мы сталкиваемся не просто с ситуацией «выбора», а с каким-то буквально метафизическим принципом «выбора». Только так его и следует понимать, иначе он будет противоречить самому человеку, ведь в таком случае придется «выбирать» и в нем самом, что нарушит целостность, ограничит свободу и вообще – «нарушит». «Суть дела ведь не в самом выборе между добром и злом, а в доброй воле, в желании выбрать», – говорит Кьеркегор, и именно в этих словах по-настоящему начинает звучать идея естественного, истинного, внутреннего «выбора», внутреннего, а не между частями «внутреннего».
Но ведь человек по сути лишен этой возможности, его ограничивает парадоксальная идея некой абсолютной ответственности. Возможна ли свобода в узде ответственности? Это не философский вопрос по той простой причине, что философия на него ответить не может. В подтверждение этим словам Кьеркегор замечает: «Внутренняя, душевная жизнь индивидуума принадлежит ему одному… В этой-то именно области и царствует абсолютное или – или, но ею-то как раз философия не занимается». Тем самым Кьеркегор словно бы очерчивает границу научного пребывания сущности человека – это психология в ее философском осмыслении – и только. Реализация этого подхода принадлежит уже Карлу Роджерсу.
И все же как примирить принцип индивидуальности человека, выбор и идею ответственности? Что есть «желание выбора», если оно регламентируется ответственностью? Не является ли выбор в такой ситуации профанацией? Как быть со свободой человека, как найти компромисс между социумом, ограничивающим свободу человека, и человеком? Займи мы четко точку обзора – социум, и вопрос разрешится в пользу социума. Если же точкой обзора станет человек, то, соответственно, и решение будет другим – «да» свободе человека, причем несмотря ни на что, ни какие условности. Итак, ситуация не предполагает компромиссного и удовлетворяющего всех решения, значит, остается допустить существование «третьего» пути. Сразу оговоримся, что Роджерс так и не разрешил этот вопрос до конца, он находит полумеру, в каком-то смысле обходной путь, что вместе с тем не делает последний менее значимым.
Необходимо заметить, что отсутствие решения именно этого вопроса во многом изменило научно-практическую ориентацию самого Роджерса. После многих лет увлеченной работы над пациент-центрированной психотерапией он почему-то обратился к групповой работе. Исследователи считают, что эта перемена обусловлена естественным преломлением основного терапевтического принципа Роджерса: «Человек сам по себе терапевтичен». То есть для «терапии» нет необходимости в чем-то еще, кроме человека и его консультанта. Но Роджерс почему-то все-таки обращается к групповой форме работы – к энкаунтер-группам (или «группам встреч»). Причем делает это сознательно, а в своей книге, посвященной групповой работе, недвусмысленно наводит читателя на мысль, что является основателем этой формы работы с клиентами: «В теоретическую основу групповой психотерапии легли, с одной стороны, учение Левина и психология гештальта, и с другой – клиент-центрированная терапия». «Чикагский эксперимент» с участием Роджерса состоялся в 1946–1947 годах. После Роджерс вернулся к индивидуальной работе, но все-таки в 60-х оставляет ее, с тем чтобы снова работать в группе. С чем это связано, как не с этой печальной невозможностью теории Роджерса ответить на вопрос клиента: «Так, значит, мне все можно?» Терапевт с позиций клиент-центрированной терапии должен сказать – «Да». Но может ли? В группе этот вопрос вряд ли возникнет – кругом слишком много тех, которым, как окажется, тоже «все можно».
Но оставим эту тему и вернемся к вопросу «живых понятий». Для Карла Роджерса безусловно главным и ключевым «живым понятием», буквально одухотворяющим его теорию, являются «глубокие» отношения. Этот принцип был с Роджерсом с самого начала, его часто так и называют – «принцип роджеровского принятия». У Роджерса глубокие отношения между людьми – это деятельностный принцип, который даже приводит к определенному смещению в точке обзора (и если Морено потихоньку соскальзывает с точки обзора «социум» к человеку, то у Роджерса обратная динамика). И, видимо, нет ничего странного в том, что вторым после Кьеркегора любимым философом Роджерса был Мартин Бубер.
Исследуя эту проблематику, Карл Роджерс открывает по сути великое философское противоречие психологии: человек – уникальность, но ситуация выбора, который осуществляется в самой глубине его души, есть некий сознательный суицид ради социума, ради другого. Отказ от себя ради того, чтобы увидеть Другого и благодаря этому найти самого себя.
Мы можем отказаться от самих себя, чтобы превратиться в «персону» и играть роли, обеспечивая тем самым защиту себя от «агрессивного социума», а можем, напротив, отказаться от себя, чтобы увидеть других, которые также пытаются защититься от социума, видя теперь уже в нас «агрессивное» начало. Разумеется, этот опыт открывает нам новый, особенный взгляд на себя, и в этот момент мы сами становимся другими, настоящими. Но этот опыт становится возможным только в том случае, если рядом присутствует тот «Другой», который демонстрирует нам (фактом своего принятия нас такими, какие мы есть), что он лишен агрессивности, напротив, он желает нас и нуждается в нас, но не прежних, а настоящих – умерших и воскресших.
Методологически важно, что именно философское осмысление психологического опыта подвело Карла Роджерса к подобному пониманию глубинных внутренних противоречий, скрытых в психологии человека. Более того, именно это позволило ему превратить эту «философию», эту теорию в объективную практику помощи, практику содействия личностному росту. Содействовала этому четко выбранная точка обзора, и, поместив ее в человека, Роджерс не сошел с этого пути, выстраивая свою систему последовательно и непротиворечиво. Наконец, методологически важно, что такие исследования – основанные на философском осмыслении психологического опыта, соблюдающие четкость в определении и удержании точки обора – позволяют видеть «живые понятия». Последние же носят не столько закономерный, сколько принципиальный, над-содержательный характер. Они, как принципы, могут служить основой для исследования и понимания любого нового опыта, они позволяют осмыслять совокупный материал опыта, а не только его сектор или какие-то части. По сути это новый инструмент в руках исследователя и практика.