Начиная где-то с четырех лет и старше мы стали всерьез задумываться о том, любят ли нас наши родители. Тогда мы впервые спросили свою маму: «А ты меня любишь?» И сам факт появления этого вопроса свидетельствует о многом. Ведь он вряд ли придет в голову ребенку, не сомневающемуся в том, что его любят. Потому нетрудно предположить, что к этому возрасту у нас уже было полным-полно сомнений на этот счет.
Что для ребенка самое значимое в жизни? Важнее всего для него – материнская любовь. Ощущая ее, он сразу чувствует себя защищенным, не ощущая – испытывает тревогу. Любовь – это чувство защищенности, и все мы это хорошо знаем по собственному опыту. Когда женщина влюбляется в мужчину (только по-настоящему) и ощущает взаимность, у нее резко снижается уровень общей тревожности – она чувствует себя как за каменной стеной. Как только мужчина влюбляется в женщину и понимает, что не безответно, то он становится на порядок более смелым и решительным. Так что, в целом, хотя мы и реагируем на любовь по-разному, но эффект всегда один и тот же – мы перестаем тревожиться.
Вот почему ребенку так важно чувствовать себя любимым, ведь любовь родителей дает ему ощущение защищенности. И родители хорошо это знают, в противном случае они бы не пользовались «любовью» (точнее – «нелюбовью») как средством наказания и эмоционального шантажа.
Но хорошо известно, что это излюбленная воспитательная тактика! «Если ты немедленно не перестанешь шуметь, я не буду тебя любить!» – сообщает мама, полагая, что так она «воспитает» хорошего человека. А потенциальный «хороший человек» пугается, переживает состояние тревоги и начинает врать.
Впрочем, говорить это, озвучивать свою нелюбовь родителям вовсе не обязательно. Задумайтесь, можете ли вы верить любви человека, который постоянно на вас раздражается, недоволен тем, что вы делаете, кричит на вас, распускает руки, а эпизодами превращается в ледяную статую – игнорирует вас и ваши чувства? Не думаю, что вы сможете долго сохранять святую и невинную уверенность в том, что он вас любит. Вероятно, вы придете к умозаключению, что любви здесь нет, что она – фикция, выдумка, обман.
Но вернемся еще раз к опыту наказания. Несправедливое наказание всегда мучительно, а если тебя наказывают нелюбовью, то вдвойне. Ребенок не понимает, почему его наказывают. Вины своей он не чувствует, любое наказание только ранит и оскорбляет его. Понять «высокий и великий смысл» наказания, к чему призывает его взрослый, он не способен, это за гранью его понимания.
И как же он должен реагировать, какие выводы он может сделать, чувствуя, что несправедливо и жестоко наказан? Вполне естественно подумать: «Меня не любят!»
Итак, перед нами хорошая «троица»: понимание, что тебя обманывают, ощущение, что тебя не любят, и необходимость врать, чтобы быть любимым. Ложь, на которую постоянно идет ребенок, – это способ защиты, но, с другой стороны, это лучший повод для его родителя проявить свою нелюбовь. «Ты это сделал?!» – спрашивает мама. «Нет, не я!» – испытывая ужас, врет ребенок. «Почему ты его ударил?!» – спрашивает мама. «Он первый начал!» – испытывая ужас, врет ребенок.
Необходимость врать своему родителю, чтобы избежать наказания, на самом деле для ребенка гигантская травма. Разумеется, здесь страдают не его «моральные чувства»; не с тем связаны его переживания, что он знает – «Врать нехорошо!» Просто его ложь заставляет чувствовать собственную разделенность с мамой (или папой). Если мне приходится врать, значит, меня не понимают и не любят. Ужас этого откровения пронзает ребенка насквозь, потому что те, кого он любил, те, кому он доверял, те, кому он беззаветно верил, оказываются «другими людьми».
И если прежде ощущение единства со своей матерью (или отцом, если он активно участвовал в уходе за ребенком, начиная с самого младенчества) давало ребенку ощущение защищенности, то теперь ощущение этого разделения, напротив, приводит к острейшему чувству тревоги. Его словно бы второй раз выбрасывают из материнской утробы, причиняя тем самым невыносимые страдания. Теперь эта «утроба», правда, не анатомическая, а психологическая. Но что с того?! Ощущение беззащитности поселяется в ребенке, причем в самой сокровенной его глубине.
Родитель – это самый близкий, самый дорогой и самый любимый для ребенка человек. Но даже если он не слышит и не понимает ребенка, не разделяет его чувств и не может войти в его положение, не доверяет ему, наконец, и не согласен с ним, что тогда думать о других людях? Каким может быть уровень доверия к ним?! И этот ужас толкает ребенка к родителю, но теперь совершенно иначе. Он уже не ожидает, что с распростертыми объятьями и беззаветной любовью он будет принят любым. Теперь он попытается хотя бы заслужить любовь, быть каким-то.
Достаточно быстро ребенок начинает понимать, что любовь его родителей к нему не является безотчетной и всемерной. К нему – к ребенку – относятся хорошо, если он того заслуживает. Просто так, из спортивного интереса, его любить не будут. Когда он ведет себя так, как хотят его родители, он чувствует, что они ему рады. Когда же его поведение им не нравится, они раздражаются. Таким образом, несложно сделать вывод: меня любят не за то, что я есть, а за то, что я делаю, то есть они любят не меня, а что-то, что они хотят любить.
Иллюзия, что меня будут любить просто так, просто за то, что я есть (а такова детская любовь к родителям, несмотря на любые их противоречащие этому высказывания и поступки), эта иллюзия заканчивает свое существование очень скоро. Ребенок разочаровывается в родительской любви, и неприятный осадок будет сопровождать его теперь всю жизнь. «Заслуженная любовь», «заработанное благоволение» будут переноситься им с большой мукой.
Пациенты часто рассказывают мне о том, что они не чувствуют настоящей любви своих близких (прежде всего – супругов), что их любят за что-то, а не их самих. И всякий раз в этих словах читается тот, еще детский конфликт – меня любят за что-то, любовь можно заслужить, но в этом случае адресатом любви будет само это действие, поступок, а вовсе не я сам.
Это сложный вопрос. Ведь с подобным утверждением можно согласиться, а можно и не соглашаться, и все будет зависеть от точки зрения. Ведь родителя радует сам ребенок и любит он самого ребенка, но реагирует он на его поведение, и реагирует по-разному. Ребенок же еще не умеет отличать реакцию на себя и на свой поступок. В действительности, если родитель раздражается, то, чаще всего, он раздражается на поступок ребенка, а не на него самого, но ребенок не видит этой разницы. Если родители раздражаются – значит, они раздражаются на него; а если раздражаются, значит, не любят.
Ребенок не способен понять, что происходит в душе его родителя, но зато он видит его эмоциональные реакции. И если родитель рад ему, то он делает вывод, что любим, а если он видит, что его родитель сердится, то делает обратное умозаключение. Насколько это правильно? Я думаю, что иногда правильно, иногда – нет. Но ребенок всегда думает так. Он еще слишком мал и неопытен, чтобы думать иначе. И вот рождается это чувство, в котором все – тревога, неуверенность в себе, ощущение одиночества и невротическое желание любви.
Невротическое желание любви – это желание, чтобы меня «любили просто так»; поскольку же никогда нельзя знать, любят меня «просто так» или «за что-то», то недоверие к любви рождается почти автоматически. А если есть недоверие, то будет и желание проверить истинность чувств. Понятно, что такой экзаменатор самим фактом подобного испытания обязательно обидит чувства любящего. Заприметив эту обиду, он сочтет, что его проверка удалась – экзаменуемый не прошел экзамена, а потому, значит, меня не любят – «Я так и знал!»
Рождается это невротическое желание любви – в отношениях с родителями.
Каждый из нас хочет, чтобы его любили искренне и не «за что-то», а «просто так» – то есть тебя самого, а не что-то в тебе. За этой мечтой стоит чувство детской тревоги, испытанный нами в детстве страх несоответствия ожиданиям своих родителей. Вдруг у нас не получится то, за что нас любят? В детстве мы научились жить с этим риском, и в последующем это чувство хотя и модифицируется, но никуда не пропадает. Страх, что ты ненужен или будешь не нужен, ощущение, что тебя любят не «просто так», а из каких-то эгоистических соображений, а в общем и целом – неуверенность в отношениях с другими людьми, – все это родом из детства.