Реальность и факты реальности

11

Используя квантово-механическую метафору применительно к реальности мышления, можно сказать следующее:

– Реальность есть некое отношение отношений, которое можно представить как волновую функцию. В момент, когда мы пытаемся составить некое представление о том, что происходит в реальности, мы, подобно наблюдателю в квантовом мире, вызываем подобие коллапса волновой функции, то есть реальность теряет свою вероятностную природу и превращается в одну из своих возможных версий – в наше представление о реальности.

– Ситуации мышления присущ также методологический принцип неопределённости (по аналогии с «принципом неопределённости» Вернера Гейзенберга): перед нами всегда существует альтернатива – мы или видим отношения реальности (возможно, впрочем, не вполне их осознавая, а просто присутствуя в них), но ничего определённого не можем о них сказать, или же можем описать ситуацию, но в этом случае мы уже будем иметь дело с неким слепком с реальности, а не с реальностью как таковой.

– При этом само наше мышление – это не набор неких последовательных сознательных рассуждений, а в некотором смысле парадоксальное состояние, описываемое методологическим принципом дополнительности (по аналогии с «принципом дополнительности» Нильса Бора). Суть этого состояния – в том, что мышление как бы одновременно играет на двух площадках – с одной стороны, оно опирается на представления, а с другой стороны, находясь в озадаченности, и не будучи в силах принять ни одну из версий своих представлений, ищет новые факты.

Таким образом, несмотря на то, что само наше мышление (как то, что происходит) является реальным, его отношения с реальностью, если мы пытаемся их осмыслить, чрезвычайно парадоксальны: пытаясь мыслить реальность, мы испытываем потребность в неких целостностях (целые, «сущности»), которыми мы могли бы оперировать, но реальность не существует в таком виде, она не дискретна – не имеет, так сказать, внутренних разрывов, а является недифференцированным, всеобщим отношением отношений.

Именно эту сложность нам и необходимо преодолеть, продумывая технологию реконструкции реальности средствами нашего мышления: как дать мышлению некие «целые реальности», которыми бы оно могло оперировать, оставив при этом для него возможность не терять связи с реконструируемой реальностью?

12

Наше мышление может быть эффективным, а это свидетельствует, что его контакт с реальностью возможен.

Однако большинство существующих форм мышления оказываются несостоятельными в этом отношении: контакт мышления с реальностью постоянно прерывается, и последующие интеллектуальные операции разворачиваются уже в структуре наших представлений о реальности.

Да, мы пытаемся выхватить из реальности некую целостность, чтобы сделать её частью своих рассуждений в рамках представлений о реальности. Но подобная тактика, конечно, ущербна, поскольку никаких самостоятельных (независимых, не связанных с другими элементами ситуации) целостностей в реальности нет.

Впрочем, очевидно, что подобное «выхватывание» единичных моментов из ткани реальности – дело не одного хода, это не может произойти сразу, мгновенно. То есть всякое наше представление не возникает тут же, а существует своего рода зазор (условный временной лаг) – между тем, как мы входим в контакт с реальностью, и тем, когда у нас возникает представление о том, что мы в ней обнаружили.

Поскольку же такой «временной лаг» (зазор) существует, мы, теоретически, можем длить этот период, будучи в состоянии озадаченности. Длить, пытаясь усмотреть отношения, существующие в реальности, которые чуть позже, конечно, будут превращены нами в целостности, за которыми мы, по причине такого устройства нашей психики, охотимся. Но позже, не сразу.

У нас есть, иными словами, возможность сыграть на принципах неопределённости и дополнительности, если мы поставим перед собой такую задачу.

В реальности есть отношения, которые мы можем «видеть» (методологический принцип неопределённости), не превращая их сразу в представление. А само наше мышление, хотя оно и опирается на представления, также способно и к как бы параллельной озадаченности, не признающей эти представления за исчерпывающую информацию о реальности (методологический принцип дополнительности).

То есть наша задача не в том, чтобы поскорее «вынести» из реальности «что-то», не таскать эти угли из костра, а в том, чтобы пропунктировать пространство отношений реальности – пытаясь таким образом раз за разом видеть всё большее число нюансов отношений данного положения вещей. Мы должны использовать эту возможность, пока эта условная «волновая функция» (отношения пространства реальности) не свернулась для нас окончательно в некое абстрактное «представление о».

Здесь также надо сказать, что целостности, которые мое мышление пытается обнаружить, не ищутся мною произвольно, без всякой системы. Нет, в действительности я всегда исхожу из некого контекста представлений (методологический принцип дополнительности), в котором я и надеюсь эти «обнаруженные» (на самом деле созданные) мною целостности в конечном итоге разместить.

Таким образом, в типичной ситуации я как бы заранее формирую некий способ того, как те или иные отношения реальности, изъятые из неё, будут мною в моих представлениях истолкованы. Именно во избежание этой ошибки, как мне представляется, Людвиг Витгенштейн и высказывает своё требование: «Не думай, смотри!».

Итак, здесь явно обнаруживаются две сложности: с одной стороны, я всегда ищу в реальности «что-то», а не отношение сил, с другой стороны, я заранее создаю некий содержательный контекст, в котором это «что-то» будет мною воспринято.

Для решения этой задачи методология мышления вводит понятие «факта». «Факт» – это условная единица, которая используется в методологии мышления для обозначения того, что мы можем получить, пунктируя реальность (отношения в положении вещей) своим мышлением.

13

Попробуем рассуждать следующим образом: реальность дана мне в полном объёме (то есть она несокрыта), однако я сам, движимый какой-то своей внутренней озабоченностью (дефицитом), определяю (выделяю) в ней (из неё) некую ситуацию, некое, так скажем, «положение вещей».

Это, по всей видимости, неизбежно: какой-то эффект локальности неустраним – мы, при всём желании, не сможем охватить всю реальность целиком, все её взаимосвязи. Впрочем, не следует думать, что это способно сильно повлиять на результаты наших «вычислений».

Возможно, мы имеем дело с эффектом, который в физике обозначен как «блочная Вселенная»: поскольку скорость света ограничена, то во Вселенной, по крайней мере в каком-то смысле, есть такие фрагменты (локальности, блоки), события в которых не покидают их пределов и не могут оказать влияние на события, происходящие в других фрагментах (локальностях, блоках) Вселенной. То есть всё, конечно, связано со всем (гравитационными взаимодействиями, запутанностью и т. д.), но есть и локальности.

Однако как я определяю границы той или иной конкретной ситуации?

Всякая ситуация (положение вещей) – есть отношения (то, что происходит) реальности, которые и создают это положение вещей.

Обычная моя тактика, вне намеренной озадаченности, заключается в том, что я определяю всякую ситуацию как-то. Например, я говорю: «я пишу книгу по методологии», или «мы решаем, жить нам вместе или разойтись». Таким образом, возникает некий контекст, в котором я и буду строить свои представления о реальности, мало согласуясь с тем, что происходит на самом деле.

Мне легко сказать дальше, что «это уже не первая моя книга по методологии, а до этого я написал такие-то…», что «методология мышления – это о том-то…», «задача данной конкретной работы – осветить то-то…» и т. д.

Описывая свои отношения с партнёром, я скажу, что «мы встречаемся уже столько-то лет», «в наших отношениях есть такие-то положительные моменты, такие-то – отрицательные», «раньше была страсть, а теперь отношения превратились в привычку» и т. д.

Как нетрудно заметить, я вовсе не пунктирую реальность, не пытаюсь усмотреть в ней новые, до сих пор не замеченные мною отношения. Я совершенно не вижу того, что происходит на самом деле, а лишь пытаюсь осмыслить уже существу ющие во мне представления на данную «тему». По сути, я просто воспроизвожу некий нарратив, который, на самом деле, уже давно во мне сложился.

Так что вроде бы я и определил ситуацию в реальности, но тут же из неё – из этой самой реальности – и выпал. А то, с чем я теперь имею дело, уже даже нельзя назвать «положением вещей», это лишь набор моих представлений – множество интеллектуальных объектов, которые были созданы мною «за отчетный период».

Образно говоря, «волновая функция» отношений тут же схлопывается – кот или жив, или мертв, – никакой вероятности. То же обстоятельство, что у меня нет «чувства определенности», «ощущения ясности происходящего», но лишь сплошные «сомнения» и «размышления» вокруг да около, никак этой «схлопнутости» не противоречит: представления на то и представления (тем они и отличаются от реконструкции), что они лишь скрывают реальное положение вещей, а потому увидеть в своих представлениях выход из проблемной ситуации (увидеть в них пути её разрешения) совершенно невозможно.

Короче говоря, выводы, к которым я приду, рассуждая подобным образом (вороша собственные нарративы), уже по сути заложены в тех моих представлениях, которые были сформированы мною к настоящему моменту на данную «тему».

Я не думаю о том, что происходит – каково действительное положение вещей в ситуации, – а нахожусь целиком и полностью в предзаданной уже системе представлений, внутренняя конфигурация которых и определит мой вывод (например, «книга получится хорошей и нужной», а «расставаться с партнёром пока рано»).

Собственно, феномен «факта» и должен помочь нам выскочить из замкнутого круга своих автоматизмов (навязчивых представлений, наработанных нарративов), обратив нас к действительной реальности – к тому, что происходит на самом деле.

14

Сделаем переход хода и вернёмся к началу: да, мы определяем для себя некую ситуацию, в результате чего возникает определённый контекст (это неизбежно, иначе мы просто не сможем озадачиться).

Теперь нам нужно как можно дольше сохранять некую неопределённость (неясность, озадаченность) – не допустить схлопывания отношений в реальности данной ситуации («коллапса волновой функции»).

И единственный способ добиться сохранения этой неопределённости – попытаться не ограничивать пределы ситуации данным узким контекстом, хотя он и будет автоматически навязываться нам нашими представлениями.

Для этого нам, прежде всего, следует определить, какие силы действуют в данной ситуации, или, другими словами – о положении каких «вещей» мы должны думать (на предмет чего именно нам следует «пунктировать реальность»)?

В случае примера с книгой такими «вещами», принадлежащими ситуации, являются, например, сама книга, тема книги, аудитория книги, проведенные исследования, другие работы на эту же тему и т. д.

В случае с партнёром эти «вещи» – я сам как участник этих отношений, партнёр, желаемые мною отношения, желаемые им/ею отношения, наличные отношения, проблемные ситуации в отношениях, прошлый опыт, динамика отношений, возникновение вопроса о необходимости прервать отношения и т. д.

По существу, мы пока что делаем практически всё то же самое, что и в предыдущем случае, но, будучи в состоянии озадаченности, мы не фиксируем некую, как нам кажется, данность, а лишь маркируем точки ситуации, выявляем составляющие её вещи.

Этот подход позволяет нам сохранить вариативность (избежать «коллапса волновой функции»), что обеспечивает потенциальную возможность каких-то новых решений, если ситуация будет реструктурирована нами достаточно объемно и детально.

Да, мы задали общие контуры ситуации, но не стали превращать её в уже известный нам нарратив, мы озадачиваемся отдельными вещами данного положения вещей.

15

Собственно, сейчас можно попытаться, хотя бы в первом приближении, прояснить, что же такое «факт».

«Факт» – это не какое-то уже существующее в нас представление о вещи (созданные загодя интеллектуальные объекты), а выявленное (благодаря пунктированию реальности) положение (то есть отношение) данной вещи в различных других контекстах (то есть без жесткого ограничения пределами того контекста, который был задан изначально соответствующей исходной ситуацией).

Если я не использую озадаченное мышление, а, услышав соответствующий словесный раздражитель, пытаюсь сразу говорить о данной ситуации (о некоем данном положении вещей), то единственное, что я могу сделать, – это достать из закромов своей памяти уже заготовленные мною прежде интеллектуальные объекты (объединённые в представления), которые соответствуют нарративу, сформированного мною (как целостность, как сложный интеллектуальный объект) применительно к данной ситуации.

Если же я предлагаю себе для начала подумать об отдельных «вещах», составляющих положение данной ситуации, причём подумать о них в рамках тех контекстов, которые, возможно, находятся далеко за пределами определённого мною положения вещей, то я уже не скован тем нарративом, который сопровождает данную ситуацию на уровне неких моих представлений.

И хотя контекст при этом мною всё ещё определён так же – то есть я держу в голове именно ту ситуацию (то положение вещей), которой я и был изначально озадачен, я не могу в таком случае всю её быстро свернуть до привычного нарратива: элементы ситуации, в некотором смысле, как бы перегружаются, усложняются, количество перекрестных отношений возрастает в прогрессии, и ни одно представление (нарратив) уже не может удержать его в рамках своей драматургии.

Идея, таким образом, состоит в том, чтобы максимально расширить стремящуюся к схлопыванию систему отношений, не допустить этого своеобразного «коллапса волновой функции».

Система (сама наша психическая организация), в любом случае, будет тяготеть к тому, чтобы превратить всякую действительную ситуацию реальности в представление о реальности, не учитывающее реальных отношений, имеющих место в этой ситуации, а тем более во всём том «блоке», в котором она располагается.

Не позволяя же ситуации (некоему положению вещей) попасть под власть нарратива (привычных, пусть и со значительными вариациями, представлений), мы таким образом даём себе возможность увидеть в реальности те отношения, которые прежде не были нами замечены или же были просто нами проигнорированы.