Реальность мышления

Реальность – это всё, что происходит. Однако сама по себе она нам недоступна: всё, с чем мы имеем дело, – это уже наши представления о реальности. Перед нами своего рода замкнутый круг и вообще непонятно, как при подобных вводных можно выявить её – реальности – несокрытость.

Впрочем, есть в этой системе шифрования и очевидная уязвимость: мы имеем доступ к собственному мышлению, а наше мышление – это то, что происходит (оно есть). Таким образом, реконструкция реальности мышления, возможно, является тем естественным (и единственным, вероятно) способом, с помощью которого мы только и можем найти ключ к действительной реконструкции реальности как таковой.

В пользу этой стратегии говорит ещё и тот факт, что всё, с чем мы имеем дело, дано нам через мышление, а потому нам, полагаю, важно понять, каков тот инструмент, с помощью которого мы, реконструировав его, можем перейти к реконструкции реальности.

Надеюсь, наконец, что поскольку реальность внутри самой себя едина (это мы делим её на «уровни», «части» и т. д.), то и принципы реконструкции реальности мышления, которые в рамках данного исследования могут быть обнаружены, окажутся своего рода универсальным стандартом для понимания механики реконструкции реальности как отношения отношений.

Добавлю к этому, что в качестве метафор, поясняющих выявляемые закономерности отношений между мышлением и реальностью, я буду использовать понятия из квантовой механики. Последние хорошо иллюстрируют то, как мы пытаемся представить реальность, не имея такой возможности, потому что эволюционно к этому не предназначены.

По сути, квантовая механика является своего рода идеальной моделью того, как мышление создаёт реконструкцию реальности, недоступную естественному наблюдению. В так называемом «макромире» физики, разумеется не меньше парадоксов, но заметить и выявить их куда сложнее, потому что к этой размерности реальности мы хорошо адаптированы.

На всякий случай ещё раз уточню это, во избежание недоразумений: метафоры, сопоставляющие физические эффекты с работой нашего мышления, являются дидактическим ходом. И в том, и в другом случае мы силимся реконструировать недоступную нам реальность, поэтому нет ничего странного в том, что в обоих случаях могут использоваться одни и те же ходы, благо, в физике они уже глубоко и всесторонне осмыслены.

Неопределенность и дополнительность

1

Мы говорим, что реальность – это то, что происходит.

При этом «происходит» – это не какое-то единичное действие. То есть, если нечто происходит, нельзя сказать, что «случилось то-то». В таком случае речь будет идти о том, что что-то «произошло», а не «происходит».

В первом случае – «произошло» – отношений уже нет, есть лишь их результат. Во втором – «происходит» – происходят сами отношения. То есть в первом случае нельзя говорить о реальности, во втором мы имеем дело именно с реальностью.

Происходит – это то, что имеет место как событие, которое всегда есть отношение (событие): отношение неких сил, чего-то действительного, но неявленного иначе как через эти отношения.

Именно это отношение сил и должно нас интересовать, если мы ставим перед собой цель реконструкции реальности.

Однако мы, в связи с известными особенностями организации нашей психики, всегда нацелены на результат. Мы игнорируем – не замечаем, вытесняем – «промежуточные формы» существования, которые и есть, на самом деле, действительная реальность.

Мы словно бы специально сделаны для того, чтобы схватывать лишь нечто уже случившееся, остановленное (пусть даже и виртуально – например, всякая воображаемая нами «цель», ещё, понятно, не случившаяся, уже видится нам как результат).

Не само становление, но ставшее, окончившееся, завершившее своё существование – вот, за чем охотится наше мышление (тогда как само оно есть то, что «охотится», то, что происходит, а не то, что «стало», «окончилось», «завершилось»).

Собственно, это стремление нашего мышления к фиксации (результату, некоему выводу, итогу) и должно быть Фпреодолено.

2

Реальным является не результат, а то, что ещё происходит. Уточнение «ещё» является, впрочем, совершенно лишним, избыточным (оно сделано лишь из дидактических соображений), поскольку всякий «финал» – это только иллюзия, только некое означенное положение, выявленная конкретным наблюдателем фаза.

Происходящее не останавливается и не завершается, поскольку у реальности нет границ (она, суть, всё, что есть, всё, что происходит).

Таким образом, никакое завершение невозможно, но если следить за «чем-то» (наличным и содержательным), а не за тем, что происходит (не за отношением отношений), то такая иллюзия неизменно возникает – нам кажется, что мы имеем дело с «чем-то» (предметами, конкретными событиями, явлениями и т. д.), что существует, как нам кажется, само по себе.

Наше мышление стремится к созданию представления, фиксированного образа, а потому постоянно и волюнтаристски объявляет некий финал, скругляет ситуацию до финала. Но этот «финал» существенен лишь в рамках всё тех же представлений и не может рассматриваться как проявление самой реальности.

Чем-то эта ситуация напоминает эффект коллапса волновой функции: до тех пор пока мы не заглядываем в коробку со шредингеровским котом, отношения находятся в своего рода суперпозиции, но когда заглядываем – реальность превращается в представление о реальности, мы видим эти отношения как-то, в определённом, фиксированном нами состоянии.

Иными словами, реальность есть то, что происходит, а наша стратегия (своего рода психический автоматизм, базовая интенция психического) состоит в том, чтобы прекратить это становление – сделать «заключение», произвести «вердикт», обозначить «финал».

Мол, тело падало на землю и упало. В действительности оно, разумеется, продолжает падать, но мы не замечаем этого. Для нас процесс окончен, падение для нас (в нашем представлении) «остановилось».

Мы стремимся к этим мнимым финалам, не замечая при этом главного – действия сил, отношения между элементами (которые, конечно, сами, в свою очередь, есть какие-то отношения).

Тело, «упавшее» на землю, продолжает находиться под действием всё тех же гравитационных сил. Они не исчезли, не прекратили своей работы. Именно поэтому это тело не взлетает и не улетает куда-то ещё (а могло бы, если бы гравитационное поле земли было меньше, чем возникшие при столкновении с ней силы отталкивания, впрочем, последнее дало бы нам понять, что «падение» данного тела не было результатом действия гравитационных сил).

Даже в случае нашей смерти никаких остановок не происходит – одни химические процессы начинают преобладать над другими, и всё. Меняется лишь положение вещей, но ничего не останавливается.

То, что мы в любой ситуации видим «конец», некую «завершившуюся историю», это просто наш способ видения. Реальность не поезд, который можно остановить с помощью стоп-крана. Впрочем, в поезде реальности мы движемся равномерно и прямолинейно, а потому и не замечаем действительного движения.

3

Собственно, в этих «финалах», а точнее в любых промежуточных точках, которые мы определяем как данность, как нечто, как нам кажется, «фактическое» и «определённое», и состоит фундаментальное различие между реальностью и нашими представлениями о реальности.

Если реальность – это то, что происходит, мы не можем говорить о ней, используя координату времени, она здесь совершенно лишняя. Всё, что есть, – всё происходит. Таково реальное положение вещей. Ничего другого – чего-то, что бы не происходило, – просто нет, оно исчезает из реальности за своеобразным горизонтом событий.

Однако, как мы видим, наша психика пытается избежать промежуточных форм, переходных состояний, проживания отношения отношений. Она требует определённости, которая невозможна в реальности, но возможна в наших представлениях о ней, создаваемых самой нашей психикой.

Всё, что мы можем сделать, следуя этой интенции – желанию добиться определённости, – это произвести своего рода снимок реальности. Благодаря этому снимку мы, действуя как бы понарошку, можем «остановить» реальность (понятно, что получив статичный снимок некоего процесса, вы, тем самым, этот процесс, как таковой, не останавливаете).

Таким образом, возникает ситуация, которую можно было бы назвать «принципом методологической неопределённости»: мы или имеем дело с реальностью, но это сплошные промежуточные формы, отношения отношений и никакой «определённости», или же мы можем сделать некий снимок реальности – создать своё представление о ней, но будучи представленной, сама реальность исчезнет.

Иными словами, перед нами всегда стоит выбор:

– или же мы находимся в реальности и можем реконструировать реальность (видеть набор фактов, положение вещей в ситуации), но тогда мы ничего не можем о ней сказать (лишь то, что существует определённое положение вещей, набор фактов);

– или же мы имеем набор представлений о реальности, которые будут выражены некими «финалами», «означенными точками», «выявленными фазами», но никой реальности в этой репрезентации обнаружить уже будет нельзя (что, впрочем, не делает саму эту репрезентацию нереальной).

4

В основе реальности не то, что мы «наблюдаем» (именно поэтому мы и должны избавляться от привилегированного статуса «наблюдателя»), а то, что происходит. А происходит, как мы уже выяснили, нечто, что можно было бы назвать отношением сил.

Понятно, что речь идёт об условных названиях, но «отношение сил» хорошо тем, что оно инвариантно, и мы можем использовать его для любых ситуаций.

Не важно, о чём мы говорим – о создании художественного произведения, об отношениях в рабочем коллективе, о господстве той или иной идеологии в обществе, о биохимии или микрочастицах – всегда есть какое-то отношение сил.

И если мы хотим приближаться к реальности, а не прятаться от неё, нам нужно выявлять именно эти отношения сил.

Впрочем, наше сознание, сформированное языком, предполагающим, по существу, только статичные формы, делает нас слепыми к отношениям. Мы их как бы пропускаем и сразу спешим к выводу – к неким «объектам» или «данностям», то есть всегда к неким результатам. Так что всякий раз, когда мы говорим об отношениях сил, мы их скорее подразумеваем, чем видим.

Например, мы можем сказать, что два человека относятся друг к другу с взаимным уважением, то есть сообщить о двух объектах и некой абстрактной оценке того, в каких отношениях они, как нам кажется, состоят. Мы не видим самого этого отношения, но лишь «объекты» и «данности», которые, возможно, находятся в неких отношениях, которые мы определяем как-то, а возможно, и нет.

Точно так же, когда мы говорим об отношениях между двумя химическими элементами – мы говорим об этих двух элементах и «окислении», «хлорировании», «расщеплении», но не можем уловить само отношение, в котором эти элементы находятся.

То есть отношения постоянно прячутся от нас за языковым выражением (причём это касается как «внешней», так и «внутренней речи» [© Л. С. Выготский]). При этом всё, что мы на самом деле можем наблюдать, всегда является отношением отношений, а не какими-то самостоятельными «объектами».

Мы должны быть нацелены на то, чтобы увидеть отношения сил, как бы ведущих нас (могущих привести) к некоему результату (к какой-то будущей «промежуточной точке», пусть и умозрительной), который и пытается схватить наша психика, но не на то, чтобы увидеть (получить) сам результат, который обязательно окажется фикцией.

5

Озадаченность – это состояние, когда мы удерживаемся от вывода (от попыток финализации, завершения), пытаясь видеть напряжение (взаимо-отношение) сил в системе.

Это состояние и дает нам понимание, что никаких «результатов» («финала») на самом деле в реальности нет и не может быть, несмотря на настойчивое желание нашей психики их получить. Что, конечно, является несомненным парадоксом.

В озадаченности мы оказываемся как бы в зоне вынужденного компромисса между длящейся озадаченностью и «результатами», которые с неизбежностью возникают в нашем представлении.

Впрочем, озадаченность (даже правильная – длящаяся) в некотором смысле дискретна. Своего рода «переход хода» возникает всякий раз, когда озадаченность приводит нас к видению того, какие действия нам следует совершить в наличной ситуации (при таком положении вещей).

И подобный «переход хода» вполне может сопровождаться появлением необходимых нам (нашей психике) представлений. Но они – наши представления – всегда должны, образно выражаясь, оставаться как бы позади нас, а озадаченность идти впереди нас. При том, и то, и другое должно иметь место одновременно.

Тогда возникающие представления будут поддерживать нас в тех выборах, которые мы делаем, реконструируя ситуацию (реальность) в состоянии озадаченности и осознавая необходимость этого перехода хода, – совершения некого действия, меняющего положение вещей.

Но вслед за этим переходом (на самом деле – вместе с этим переходом), нам снова (опять-таки и как всегда) потребуется озадаченность. При этом нам необходимо следить за тем, чтобы прежние (возникшие на этом переходе) представления не влияли непосредственно на то, как мы воспринимаем ситуацию в уже изменившемся положении вещей.

Так что в этой игре мы обнаруживаем своего рода «принцип методологической дополнительности»:

– озадаченное мышление не начинается из ничего, так что представления всегда имплицитно присутствуют в нас и в состоянии озадаченности (более того, они даже необходимы как основа для нашего озадаченного мышления);

– однако же, в момент озадаченности они не должны быть представлениями, они должны как бы аннигилироваться до отношений, чтобы мы могли разглядеть факты реальности как отношения отношений, а не некую формальную конструкцию, которую мы всё время пытаемся сознательно себе представить.