Соседка тетя Тася отдала Ресницыным старое кресло (сказала, что оно занимает в ее тесной квартирке много места). Кресло Теньке пришлось по душе (вернее, по известной части тела) – немного пыльное, но мягкое, широкое, просторное. Теньке нравилось погружаться в него и сидеть, отвалившись к спинке и закинув ноги на пухлые подлокотники.

Так и сидел он, когда мама и отец вошли в комнату и встали против сына со значительными лицами. Тенька посмотрел вопросительно: что у вас?

– Степан Васильич, есть сюрприз, – сказал папа.

– Хороший?

– Ага… – ребячливо сказал папа.

– Какой? – спросил Тенька. К любым сюрпризам (даже хорошим) он относился осторожно.

Мама сказала:

– У папы в Гурзуфе, в Крыму, есть знакомые. Зовут в гости. И случилось так, что можно быстро и со скидкой купить билеты на самолет. Туда и обратно…

– Скоро школа… – заметил Тенька.

– Успеем, – успокоил папа. – А если и опоздаешь на пару дней, велик ли грех… Ты ведь никогда не бывал на море…

Тенька никогда не бывал на море. Но сейчас, поразмыслив полминуты, он стукнул пятками по креслу и сказал:

– Не-е…

Видимо, отец и мать ожидали чего-то такого – непростой он, Тенька, человек. Но все же спросили вдвоем:

– Почему?

Тенька снова подумал. Спустил ноги с подлокотников, поставил на пол.

– А можно не объяснять?

Отец посмотрел на маму и согласился:

– Можно… Только я тогда, в свою очередь, выскажу догадку. Не обижайся… Боишься лететь? Многие сперва боятся, а через пятнадцать минут привыкают…

– Я не боюсь лететь… – отозвался Тенька. Сгреб со спинки кресла Лиску и посадил на колени («Мрлмр…»).

– Понятно, – сказала мама. – Ты боишься оставить без присмотра этого зверя. Но… Тень… она ведь все равно целыми днями шастает одна. А, когда надо, друзья присмотрят за ней. И Виталя, и ребята, и тетя Тася…

Тенька не боялся оставить Лиску (в самом деле, есть кому за ней присмотреть).

– Не в ней дело…

– Ну… так в чем все-таки? – спросил отец с очень глубоко спрятанной досадой.

Рассказывать было неловко. Но и обижать молчанием отца и маму (особенно маму) тоже не хотелось.

– Ну… это из-за Шурки…

Мама и отец посмотрели друг на друга и снова глянули на Теньку.

– Из-за Шурика Черепанова, – выговорил Тенька. – Вы же его знаете…

Мама подергала кончики волос на левой щеке.

– Да, знаем… А что с ним случилось?

– Да ничего не случилось! – Тенька порвал неловкость, словно пробил телом тугую пленку. – Просто он… то есть я… когда уехал Кабул, я сказал: «Только успеешь подружиться с человеком, а он уезжает…» А Шурик сказал: «Я-то никуда не уезжаю…» И я понял, какая я скотина…

– Не выражайся, – машинально сказала мама.

– Да, скотина… Потому что он все лето со мной, в самые трудные дни… А я к нему… будто он просто так… И теперь, если уеду, получится, что я его бросил… А он все еще тоскует из-за деда…

Мама и отец опять посмотрели друг на друга. И не стали уговаривать сына. Только развели руками и ушли из комнаты. А Тенька остался в кресле. Сидел и гладил урчащую Лиску. Она слегка шевелила кончиком хвоста и лапами. Теньке было грустно, однако он ни о чем не жалел.

Мама и отец вернулись через четверть часа.

– Есть выход, – сказал отец.

– Можно взять Шурика с собой, – сказала мама. – Поговорим с его родителями… Раз уж вам так надо быть вместе…

– У них нет денег, – хмуро объяснил Тенька. – Все высадили на похороны деда…

– Наскребем как-нибудь, – пообещал отец.

Тенька подумал опять.

– Не…

– Да почему «не»?! – начала досадовать мама.

– Не понимаете, да? Получится, будто мы наградили его… за то, что не бросал меня… Как путевкой к морю…

– Дурень… – сказала мама неуверенно. Но папа почесал щетинистый подбородок и возразил:

– Да нет, похоже, что не дурень…

– Вы не обижайтесь, – тихонько попросил Тенька. – Вы можете поехать без меня. Я поживу с тетей Тасей…

– Все-таки дурень, – подвел итог папа. И решительно сменил тему: – Тогда можно сделать так. Я попрошу на работе моторку, и мы съездим на пару дней в Кулаково, там отличные места. Поживем дикарями. И Шурика возьмем. Это годится?

– Это очень даже годится! – Тенька дрыгнул ногами, и Лиска осуждающе мявкнула. – А то Виталина лодка точно уж не будет готова этим летом. Он окончательно решил жениться… Ай!

– Что? – испугалась мама.

– Да Лиска взяла привычку когти выпускать. Раньше никогда так не делала… Брысь! – Он столкнул ее с коленей и ребром ладони потер на загаре белые царапины.

– Бессовестная, – сказала мама.

– Мам, она не виновата. Надо смотреть философски, это природа такая…

– Что за природа? – не поверила мама.

– Виталя говорил. Когда в кошке появляется беременность, у нее быстрее растут и начинают чесаться когти. И она царапается, если даже раньше не была такая…

– Хм… – сказал отец. А мама незаметно спрятала под мышки пальцы с недавно сделанным маникюром. И спросила с притворным недовольством:

– Интересно, куда мы денем ораву котят?

– Я уже договорился! Шурик возьмет, Егорка возьмет, а Эвелина сразу двух, себе и бабушке.

– Бывает и по семь котят, – заметил отец.

– Ну, найдем кому… Кыса, иди ко мне.

Но Лиска независимо дернула хвостом и ушла из комнаты.

– Фиг с тобой, беспризорница, – сказал ей вслед Тенька. Снова закинул ноги на подлокотники и отвалился к спинке. Сидел и неулыбчиво смотрел перед собой. Шевелил потрескавшимися губами – или повторял про себя имена будущих владельцев котят, или думал уже совсем о другом.

А мама и отец смотрели на Теньку. Стало заметно, что он сделался взрослее. Нет, по размерам он почти не изменился. Разве что льняные волосы опять отросли до плеч, да покрытые засохшими ссадинами ноги, длиннее, чем прежде, торчали из полинялых коротеньких штанов. Но глаза… Их окружала чуть заметная тень, а в серо-зеленой радужной оболочке ярче проступили изумрудные пятнышки.

«Господи, а я ведь раньше даже не помнил, какого цвета у него глаза…» – ахнул про себя инженер Василий Михайлович Ресницын.