Еще кораблики…
Из Кокпита Тенька пошел в вахтерку. Штаны и рубашонка не просохли полностью, и было зябко. Ливень прогнал жару, на дворы легла влажная прохлада. В воздухе мерцали крохотные искорки, они покалывали кожу.
От мамы Теньке слегка попало (словесно).
– Ты хочешь схватить чахотку?! Марш домой и ложись в постель! Я сейчас приду, сделаю тебе чай с медом.
– Ладно. Только меду побольше…
…В постели Тенька лежал до вечера. Облизывал с чайной ложки мед и читал книгу «В стране дремучих трав». Про приключения в мире насекомых. Вспоминал Трешкина. Интересно, как он там, в Кокпите, устроился?
Пришел папа, неумело потрогал Тенькин лоб, покачал головой:
– Любитель приключений…
– Ага… – сказал Тенька.
Ему было хорошо. Слегка царапалось в гландах, зато по телу растекалась приятная, сладкая такая усталость.
За окном шумел вечерний Айзенверкенбаум. Он шумел так же, как днем. Время от времени гудели сирены, кто-то кричал через динамики об аварийном положении. Но звуки эти не имели отношения к Теньке Ресницыну. Они долетали как бы из другого пространства.
Вошла мама и тоже потрогала Тенькин лоб.
– Несчастье мое… А у нас градусник разбился. Сейчас попрошу у тети Таси…
– Не на-адо!
– Если завтра будет жар, пойдем в поликлинику…
– Ага! В больших лаптях по Ямскому спуску… – Так иногда говорил Виталя.
– Ты мне еще порассуждай… Там тебе мигом собьют температуру. Хорошим уколом…
У Теньки сразу перестало скрести в гландах, а на лбу выступили капельки.
– Мама, я поправился!.. Можно еще меду?..
Потом Тенька, вылизав блюдце, снова нежился в постели. Усталость в мышцах стала еще приятнее и… нет, она уже не была усталостью. Теперь это была невесомость. Такая, словно Тенька стал мыльным пузырем с корабликом внутри. Кто-нибудь дунет на тебя, и взмоешь в воздух. По Теньке пробежали чуть заметные искорки – вроде тех, что покалывали его днем во дворе. И… что? Неужели это вернулось к нему?
Родители о чем-то говорили на кухне.
Тенька на цыпочках вышел на балкон. Влажный воздух сразу ухватил его в мягкие ладони. Над городом висели облака, на них дрожали оранжевые отблески огней. Тенька вскочил на перила и раскинул руки. Он стал прежним Тенькой, хозяином воздушных пространств. Не осталось в нем ни капельки недавнего страха…
«Захочу – полечу…»
– Тенька, ты где?! – Мама, как всегда, начеку.
Тенька слетел с перил, проскочил через комнату, прыгнул в постель.
– Где ты был?!
– Нельзя, что ли, в туалет сходить?
– Через балкон?
– Вышел на минутку подышать…
– Ты еще не надышался под дождем? Сил моих нет… Дай укутаю!
Мама не успела укутать Теньку. Рядом с подушкой затрещал мобильник:
– Тень, спустись к своему крыльцу! Пожалуйста. Мы подъехали на машине! Тень, я сейчас уезжаю!..
Не было времени одеваться как следует. Тенька прыгнул в шорты и ринулся из квартиры. И по лестнице. Ступени крепко били по босым ступням. Тенька вылетел из подъезда. Неподалеку под фонарем поблескивала вишневая иномарка. Владик Свирелкин шагнул к Теньке.
– Тень, так вот получилось, неожиданно. За мной приехала тетя Оля…
Из-за машины вышла женщина. Высокая, темноволосая… а в общем, не разберешь, какая. Да и не все ли равно? Дело не в ней, а в том, что Владька уезжает…
Понятно, что он должен был уехать, но ведь не так стремительно!..
Тенька беспомощно затоптался на теплом бугристом асфальте. Что сказать? Владька оглянулся на тетю Олю.
– Это сестра моей мамы…
– Я понял… – прошептал Тенька.
– Она со своим шофером приехала прямо из Юхты…
Тенька глянул на женщину.
– Здравствуйте… – пробормотал он.
– Здравствуй… – У тети Оли оказался глуховатый, будто издалека долетающий голос. – Ты Тенька, да?
– Да…
– Владик говорил… Понимаешь, Тенька, надо уезжать скорее. Так посоветовал Игорь Игнатьевич Спарин. Здесь чересчур много всяких чиновников интересуются Владиком. В Юхте будет легче оформить усыновление…
– Я понимаю, – выдохнул Тенька.
Владик взял его за локти холодными пальцами.
– Жалко, ни с кем больше не успел попрощаться… Тень, ты передай ребятам…
– Конечно…
– Я потом позвоню…
– Конечно, – опять сказал Тенька. И подумал: надо бы что-то подарить Владику на прощание. Но что?
Была у него трубочка с остатками мыльного раствора, запускатель! Иногда они с Владькой отправляли в полет пузыри с корабликами из госпитального окна. Но теперь запускатель остался дома, в кармане рубашки.
– Владь, ты купи там где-нибудь трубку для пузырей. Пустишь кораблик и вспомнишь…
– Наверно, не выйдет, – тихо сказал Владик. – Это получалось, только если ты рядом…
– Подожди… – Тенька ногтем зацепил на кромке штанов нашивку с парусником. Рванул. – Вот… Пришей где-нибудь. С этим корабликом обязательно получится. Проверено…
Владик понятливо закивал и спрятал нашивку в нагрудный карман серебристой курточки. Потом опять взял Теньку за локти. А Тенька – его. Не обниматься же, как девчонки на перроне…
Из машины послышался мужской голос:
– Ольга Юрьевна… Из-за чрезвычайного положения к полуночи перекроют выезд…
Владик и Тенька рывком опустили руки.
– Передай привет Свиру…
– Да! А ты Лиске!..
Владик, согнувшись, нырнул в машину. Из открытого окна махнул рукой в серебристом рукаве, и вишневая иномарка покатила к воротам. Тенька хотел помахать вслед, но тут его ухватила за майку выскочившая из дверей мама. И повела в подъезд. И по лестнице (потому что лифт опять не работал). Тенька был готов к упрекам и грозным обещаниям. Но мама вдруг отпустила майку и положила руку на Тенькино плечо. Спросила негромко:
– Уехал, значит? Насовсем?
Тенька закусил губу и не стал плакать.
Через несколько дней вернулся Шурик. Похудевший и какой-то слишком большеглазый. Пришел к Теньке. Позвал:
– Пойдем на Косу…
Они пошли. Было утро, стояло мягкое тепло. На сурепке после ночного дождика горели капли. Сурепка чиркала по ногам и оставляла на пыльном загаре блестящие полоски. Надо было что-то сказать: от печальной темы все равно не уйдешь. Тенька спросил:
– У него был инфаркт, да?
– Да. И сразу… Не успели даже довести до больницы…
– А Владик уехал… За ним на машине примчалась сестра его мамы, прямо из Юхты…
– Я знаю, Женька сказала… Только непонятно, почему так срочно…
– За ним охотились ювенальные тетки…
– Понятно…
– Он позвонил с дороги, сказал, что скоро будут на месте. Всем привет. И тебе…
Шурик Черепанов кивнул.
На дальнем берегу пруда громоздились развалины Зуба, но Тенька и Шурик на них не смотрели, будто по уговору. Тенька рассказал про свой прощальный подарок Владику. Шурик снова кивнул.
Пришли на Косу. Спиленные тополя, как зеленые груды, лежали на двух берегах. Листва на них не увядала, сопротивлялась гибели. И от нее пахло, как после майского дождя. А между упавшими великанами стояли навытяжку их дети. Недавно вкопанные тополята.
Шурик безошибочно привел Теньку к тонкому двухметровому стволу.
– Вот… дедушкин… Ой, смотри-ка.
На серо-зеленой коре проклюнулся крохотный листик.
– Значит, будет жить! – обрадовался Тенька.
– Они все будут жить. К весне пустят побеги…
Постояли, потом сели на могучий ствол упавшего тополя.
Ясно синело небо, обещало, что впереди еще недели две теплого лета. Плыли в воздухе невесомые пушистые семена белоцвета. «Если очень постараюсь, я смогу так же», – подумал Тенька. И вдруг увидел среди семян прозрачный кораблик с круглыми, как пузыри, парусами.
– Шурик, смотри! Видишь?
– Вижу… Будто привет от Владьки. Да?
Тенька подумал. Едва ли кораблик так быстро долетел бы сюда от Юхты.
– А может быть, от Танюшки Юковой… – неуверенно выговорил он.
Шурик медленно посмотрел на него сбоку и ничего не ответил.
Тенька подтянул на ствол ноги, уперся подбородком в колени. Сказал, глядя перед собой в «никуда»:
– Несправедливо это…
– Что несправедливо?
– Только подружишься с человеком, а он – раз, и уехал в дальние дали…
Шурик помолчал. Отвалился спиной к торчащему отростку ствола. И сказал, будто между прочим:
– Бывает… А я вот никуда не уезжаю.
Тенька уткнулся в колени носом и сидел так с минуту. Потом попросил:
– Шурик, ты на меня не злись. Я иногда бываю такая деревяшка…
Шурик умудренно сказал:
– Все мы бываем деревяшками… – И вскочил. – Тень, смотри! Еще один кораблик!