Она появилась у нас в Екатерининском Тверском монастыре в девяносто седьмом, не вспомню точно время года…
Вера пришла к нам с тремя детьми и попросила их пристроить. Рассказала, что работала на стройке без респиратора и зацементировала себе легкие. Врачи оставили ей три месяца жизни — операция была невозможна: легкие под ножом не резались бы, а крошились.
Сына определили в Звенигород, девочек мы забрали на Оршу, а Веру через несколько дней я повезла в Лавру, к нашему Батюшке архимандриту Науму.
Тогда он еще принимал нас сразу по несколько человек, и много можно было там услышать ценного — Батюшка умел так выстраивать беседы, что пользу получал каждый, кто был в тот момент рядом с ним. Это потом кто-то пожаловался, что приходится исповедоваться при народе, и всё закончилось. С тех пор мы заходили по одному, редко вдвоем-втроем, если только вместе приехали или связаны общим послушанием.
А ведь я прекрасно помню, никогда не бывало такого, чтобы кто-нибудь услышал тайну другого человека. Или в нужный момент начинался неожиданный шум — кто-то станет пакетами шуршать, или отключалось внимание, а когда включалось снова, уже все тайное было сказано. Или уж, если очень было нужно, Батюшка просил всех выйти, оставляя у себя человека одного на покаяние.
Вот и в тот раз вокруг старца было много людей, мы вошли с Верой, и он сразу меня позвал: «Ну, что у тебя?»
Я рассказала ему о ее смертельной болезни, а он попросил кого-то принести маленький черный томик «Букваря» — еще первое издание — на букву «Д».
— Открывайте статью «Дыхание» и читайте…
Начали читать вслух, статья была длинная-предлинная, какая-то почти медицинская. Мы слушали, как открываются и закрываются альвеолы, народ был в недоумении — у каждого свои вопросы, время уходит непонятно на что, а он как будто задремал, но встрепенулся, когда чтение закончилось.
— Дарим тебе дыхание. Вот тебе безплатное лечение. Ну-ка, сделайте обе вот так, — он поднял руки, глубоко вздохнул и выдохнул, резко отбросив руки вниз.
— Два раза так вздохните.
Мы повторили за ним это неожиданное упражнение.
— Времени тут с вами потеряли, вон сколько народу ждет, а ну идите отсюда! — и уже вслед нам: — У тебя там в Твери есть профессора? Покажи ее им.
— Какое-то тепло ходит по спине, — сказала мне она, когда мы вышли из Батюшкиной кельи.
Мы вернулись в Тверь, Веру отправили в областную больницу, там ей сделали рентген и с изумлением увидели, что легкие у нее новые, как у младенца.
Прошли годы.
Дети выросли, определились, кто куда, уже родились внуки.
А Вера стала монахиней Анной, настоятельницей Творожковского монастыря в Псковской области.
Матушка очень спешила все успеть. Все делала быстро и хорошо. Устроенный монастырь, прекрасный, сияющий чистотой и красотой убранства храм-реликварий — мало где можно встретить такое количество святынь.
О таких людях, как она, говорят: на все руки мастер. Но главное, что она умела, — она умела молиться.
Совсем рядом с монастырем — несколько минут на лодочке через озеро — маленький остров. Деревянная церквушка и два крошечных домика за высокой дощатой оградой. Матушка назвала его «Островом молитвы» и все ждала, когда же достроят домики, и там будет у нее затвор.
Ее не стало 17 октября 2017 года. Через двадцать лет после второго рождения на этот свет тогда, в Троице-Сергиевой Лавре, в келье архимандрита Наума. И через пять дней после его ухода в Царствие Небесное. Батюшка несколько месяцев уже не мог самостоятельно дышать, и его подключили к аппарату искусственной вентиляции легких.
А ведь очень похоже, что тогда, двадцать лет тому назад, батюшка как бы «подключил» мать Анну к своим легким, и в последние дни его жизни, когда он уже почти совсем не мог дышать, мать Анна собралась умирать. Сестры рассказали, что она стала задыхаться, — к ней вернулись приступы астмы, тяжелый кашель, а где-то за неделю до смерти — может, и в день ухода в вечность нашего батюшки — она увидела в небе лик Спасителя, как бы призывающего ее, и все поняла. За два дня до своей кончины позвонила сыну: «Приезжай ко мне проститься, я буду умирать».
Матушка навела порядок в делах и документах, сделала все необходимые распоряжения. А накануне ее последней дороги — к Владыке на день Ангела — к ней зашла благочинная и увидела матушку, лежащую в постели со сложенными руками. «Умирать буду», — сказала она.
Но умереть в своей постели ей было не суждено.
Господь забрал ее так, как Ему было угодно, и душу, горевшую любовью к Богу, провел через огонь, очистил огнем, чтобы сгорели в этом смертельном пламени ее последние немощи и забытые грехи.
Об этой страшной аварии сразу же узнал весь православный мир — так матушка не только жизнью, но и смертью своей обрела множество молитвенников здесь, на земле. И свой долгожданный Остров молитвы в Царствии Небесном.