35

Я отправилась по магазинам Бергена в поисках чего-то подходящего и пристойного для выступления на концерте. Выбор пал на простое черное платье. Надела его перед концертом, стараясь не думать о том, что в похожем наряде выступала на траурной церемонии по Тео. Нанесла на лицо немного пудры, чувствуя, как начинает бурлить адреналин в крови. Наверное, адреналина оказалось слишком много. Пришлось бежать в туалет, где меня благополучно вырвало. Вытерев насухо слезящиеся глаза, я снова уселась перед зеркалом, опять припудрилась и слегка тронула помадой губы. Потом подхватила футляр с флейтой, плащ и направилась к лифту. Мы договорились с Вильемом встретиться внизу, в вестибюле.

По правде говоря, в последние дни на мое плохое самочувствие влияли не только погодные условия. Настораживала та холодность, с которой держался в последнее время Вильем после того приглашения на ужин. Разговаривал он сейчас исключительно о делах. Даже в такси мы обсуждали с ним только музыку, которую только что репетировали.

Но вот распахнулись дверцы лифта, и я вышла в вестибюль. Вильем уже поджидал меня, стоя у ресепшн. Очень импозантный в своем идеально сшитом черном смокинге. Неужели он так обиделся на меня за то, что я отказалась тогда поужинать с ним? Почему-то мне вдруг вспомнилось, что на начальном этапе наших отношений с Тео тоже возникали неловкие моменты. А еще что-то подсказывало мне, что Вильем совсем не гей…

– Прекрасно выглядите, Алли! – приветствовал он, поднимаясь со стула мне навстречу.

– Благодарю. Но чувствую, что это далеко не так.

– О, все женщины излишне самокритичны, и вы тоже не исключение, – заметил он как бы мимоходом по пути к такси, которое уже поджидало нас.

Всю дорогу мы ехали молча. Напряженная тишина, витавшая в салоне машины, действовала мне на нервы. Что за кошка пробежала между нами, недоумевала я. Почему Вильем так скован в общении со мной? Так холоден…

Прибыв в театр Логен, Вильем первым делом отыскал устроителя концерта. Она уже поджидала нас в фойе.

– Сюда, пожалуйста, – пригласила нас женщина и ввела в красивый зал с высокими потолками. В партере тянулись ряды кресел. Горели люстры и канделябры, освещая узкий балкон, который опоясал зал сверху. На пустой сцене возвышался величественный концертный рояль. Рядом стоял пюпитр для нот. То и дело мигали огни рампы. Светотехники проводили последнюю проверку сценического освещения.

– Оставляю вас одних, – сказала устроительница. – Можете пока порепетировать. Зрителей начнут запускать в зал за пятнадцать минут до начала концерта. Так что в вашем распоряжении по крайней мере минут тридцать, чтобы проверить акустику зала и качество звучания рояля.

Вильем коротко поблагодарил ее и взбежал по ступенькам на сцену. Подошел к роялю, поднял крышку и пробежался пальцами по клавишам.

– Слава богу, это «Стейнвей», – с явным облегчением выдохнул он. – Звук хороший. Ну что? Повторим все по-быстрому?

Я извлекла из футляра флейту и стала собирать ее. И тут заметила, как у меня трясутся пальцы. Мы быстро проиграли всю сонату. Потом Вильем стал повторять свои сольные номера, а я отправилась на поиски уборной, где меня снова вырвало. Я ополоснула лицо холодной водой и глянула критическим оком на свое отражение в зеркале. Что же это со мной такое творится, в который раз задалась я одним и тем же вопросом. Я никогда не страдала морской болезнью. Даже в самые неприятные моменты, когда море штормило и волновалось, я вела себя как подобает моряку. А тут нате вам пожалуйста! До начала концерта чуть менее двадцати минут, а я расклеилась, словно салага, впервые в своей жизни попавший в шторм. И как же я стану играть на флейте перед слушателями?

Через какое-то время я вернулась за кулисы и глянула в зрительный зал. Публика постепенно заполняла партер. Потом украдкой взглянула на Вильема. Судя по всему, он настраивал себя на выступление, творил свое- образный подготовительный ритуал. Что-то бормотал, разминал пальцы, расхаживал туда-сюда. Я не решилась побеспокоить его. К сожалению, Соната для флейты и рояля значилась в программе концерта последним номером. Что означало, что мне еще долго придется томиться за кулисами, ждать своего выхода и волноваться.

– С вами все в порядке? – шепотом спросил у меня Вильем, когда конферансье уже объявил его и стал зачитывать наиболее впечатляющие факты из его творческой биографии.

– Все хорошо, спасибо, – коротко ответила я.

В зале раздались громкие аплодисменты.

– Хочу еще раз принести самые глубокие извинения за проявленную бестактность тогда, когда я пригласил вас на ужин. Учитывая все обстоятельства, это был крайне неподобающий поступок. Совершенно неуместный. Мне вполне понятны ваши чувства и ваши переживания. Обещаю, впредь я буду относиться к ним с должным уважением. Надеюсь, мы останемся друзьями.

С этими словами Вильем направился на сцену, поклонился слушателям и сразу же сел к роялю. Свое выступление он начал с Этюда № 5, соль- бемоль мажор Фредерика Шопена, быстрого и технически чрезвычайно сложного произведения. Но вот растаяли в воздухе последние аккорды дивной музыки, и в этот момент я вдруг почувствовала нечто отдаленно похожее на разочарование. Почему Вильем предложил мне только дружбу, мелькнуло у меня, и я сама испугалась подобных мыслей. Интересно, как бы отреагировал Тео на мое внезапно возникшее влечение к Вильему?

Мне показалось, что прошла целая вечность в томительном бездействии, пока я нервно расхаживала за кулисами в ожидании нашего совместного номера. Наконец я услышала, как Вильем объявил мое имя, и я устремилась на сцену. Широко улыбнулась ему, словно благодаря за ту поддержку и ту доброту, которые он проявил ко мне в последние несколько дней. Потом поднесла флейту к губам, давая понять, что я готова. И мы начали играть.

Но вот наконец Вильем отыграл самый последний номер своей программы, после чего мы оба вышли на поклоны публике. Мне было так странно стоять рядом с ним на авансцене и кланяться зрителям. Устроители концерта даже преподнесли мне небольшой букетик цветов в знак благодарности.

– Хорошо сработано, Алли! Очень хорошо, на самом деле, – поздравил меня Вильем, когда мы направились за кулисы.

– Присоединяюсь к вашим словам, Вильем. Согласен целиком и полностью.

Я повернулась на знакомый голос и увидела Эрлинга, директора Мемориального музея Грига. Он стоял в кулисах, а рядом с ним – еще двое незнакомых мужчин.

– Добрый вечер, – улыбнулась я. – Спасибо за добрые слова.

– Алли, позвольте представить вам Тома Халворсена, потомка Йенса Халворсена и, по совместительству, его биографа. Я уже не говорю о том, какой он виртуозный скрипач. А еще, тоже по совместительству, второй дирижер Филармонического оркестра Бергена. А это – Дэвид Стюарт, руководитель нашего оркестра.

– Рад познакомиться с вами, Алли, – обратился ко мне Том, в то время как Стюарт тут же переключил свое внимание на Вильема. – Эрлинг рассказал мне, что вы тут проводите кое-какие изыскания, касающиеся моих предков, так?

Я подняла глаза на Тома и подумала, что его лицо мне очень знакомо. Вот только не пойму, откуда я его знаю. Рыжеволосый, как и большинство местных жителей, россыпь веснушек вокруг носа, огромные голубые глаза.

– Да, пытаюсь, по крайней мере.

– Буду рад помочь вам, чем сумею. Но только, пожалуйста, не сегодня. Я только что прилетел из Нью-Йорка. Эрлинг встретил меня в аэропорту и привез прямо сюда, на концерт, чтобы я смог послушать игру Вильема.

– Такой долгий перелет умотает кого угодно! – воскликнули мы с ним почти одновременно и после короткой паузы смущенно улыбнулись друг другу.

– Вы правы, – снова подтвердила я. В эту минуту к нам повернулся Дэвид Стюарт.

– К сожалению, я вынужден покинуть вас прямо сейчас. А потому говорю всем до свидания. Том, перезвони мне, если будут хорошие новости.

Прощальный взмах рукой, и Дэвид исчезает из виду.

– Вы, наверное, в курсе, Алли, что мы все стараемся убедить Вильема присоединиться к нашему коллективу, филармоническому оркестру. Что надумали, Вильем?

– Кое-какие мысли имеются. Впрочем, вопросы тоже, Том.

– Тогда предлагаю заглянуть в одно местечко, это рядом, через дорогу. Перекусим, пропустим по рюмочке, а заодно и поговорим. Надеюсь, вы составите нам компанию, – обратился Том к Эрлингу и ко мне.

– Если у вас с Вильемом есть темы для обсуждения, то, пожалуй, мы не станем мешать вам.

– Никаких особых тем у нас нет. Жажду услышать от Вильема «да», и тут же откупориваем бутылку шампанского.

Десятью минутами позже все мы уже сидели в уютном ресторанчике за столиком при свечах. Том и Вильем, перегнувшись через столик, беседовали о чем-то своем, а я разговаривала с Эрлингом, сидевшим напротив меня.

– Вы действительно очень хорошо выступили, Алли. Слишком хорошо, чтобы не заметить, как вы талантливы. Не говоря уже о том, какое удовольствие вы получали сами от того, что играете.

– А вы тоже музыкант? – поинтересовалась я у него.

– Да. Во всяком случае, я родился в семье музыкантов. Как и Том. Играю на виолончели. Даже иногда выступаю в городе с небольшими оркестрами. Берген ведь очень музыкальный город. А наш филармонический оркестр – один из старейших в мире.

– Итак, – объявил нам Том, – можно заказывать шампанское! Вильем дал согласие.

– Мне никакого шампанского! Спасибо, но я никогда не пью после девяти вечера, – категорическим тоном отреагировал Вильем.

– А вы потихоньку начинайте приобщаться к спиртному и в неурочное время, коль скоро решили перебираться в Норвегию, – шутливо посоветовал ему Том. – Алкоголь – это то, что помогает нам, здешним жителям, пережить долгие и суровые зимы.

– Что ж, коль так, то присоединяюсь к вам в честь столь знаменательного события, – благосклонно уступил Вильем, когда возле столика появился официант с бутылкой шампанского.

– Ваше здоровье, Вильем! – хором провозгласили мы здравицу, когда подали еду.

– А мне вот после бокала шампанского сразу же полегчало, – улыбнулся Том, глянув на меня. – И я даже готов послушать ваш рассказ, Алли. Так все же, что именно связывает вас с Йенсом и Анной Халворсен.

Я коротко рассказала Тому о завещании Па Солта. Сказала, что среди тех дорогих вещей, которые оставил мне в наследство покойный отец, была и книга Йенса Халворсена, в которой он изложил биографию своей жены. Упомянула я и про армиллярную сферу, координаты на которой и привели меня вначале в Осло, а потом сюда, в Берген, в музей Грига.

– Поразительная история! – пробормотал Том вполголоса, внимательно разглядывая меня. – Выходит, нас связывают какие-то родственные узы. Вопрос лишь в том, какие именно. Я недавно достаточно скрупулезно изучал свою родословную, но пока не усматриваю никаких видимых связей между нами.

– Я тоже, – поспешила я с ответом, чувствуя себя неловко от того, что Том может подумать, будто я копаюсь в чужих жизнях исключительно из корыстных побуждений. – Между прочим, я заказала вашу книгу. Она сейчас летит ко мне по экспресс-почте из Штатов.

– Очень любезно с вашей стороны, Алли. Но, кажется, у меня дома есть лишний экземпляр. Могу подарить, если хотите.

– Спасибо. Но только с вашим автографом. Или подпишете хотя бы ту книгу, которая прибудет ко мне из Америки. Что ж, коль скоро я теперь знакома с вами лично, то, может, вы согласитесь помочь мне? Прояснить, так сказать, некоторые детали. Хотелось бы узнать, как складывалась история семьи Халворсен уже после того, как ушел из жизни Йенс. Вы в курсе?

– Более или менее да. К сожалению, его потомкам выпало жить в очень непростое время. Как-никак, а на этот временной отрезок приходятся сразу две мировых войны. Во время Первой мировой войны Норвегия оставалась нейтральной страной, но зато в ходе Второй сильно пострадала от немецкой оккупации.

– Правда? А я и понятия не имела, что Норвегия была оккупирована, – честно призналась я. – История никогда не числилась среди моих любимых школьных дисциплин. Я даже не задумывалась никогда над тем, какой урон нанесла минувшая война таким небольшим странам, как Норвегия. Считала, что основные действия на военном театре разворачивались между главными противниками. А тут Норвегия, такая мирная, спокойная страна. К тому же удаленная от всех и вся.

– Что ж, так или иначе, но мы все изучаем в школе историю своей страны. А у вас своя страна какая?

– Швейцария. – Я негромко рассмеялась, глянув на собеседника.

– Тоже нейтральная, – хором сказали мы оба.

– Но вернемся к моей стране, – продолжил свой рассказ Том. – Нас оккупировали в 1940 году. Кстати, когда я пару лет тому назад выступал с концертом в Люцерне, то Швейцария показалась мне очень похожей на Норвегию. И не только из-за обилия снега. Обе эти страны живут в какой-то самоизоляции от остального мира. Вы не находите?

– Пожалуй, – согласилась я, наблюдая за тем, как Том с аппетитом уплетает свою еду. И все же почему его лицо кажется мне таким знакомым? – снова подумала я. Должно быть, что-то общее объединяет его с теми предками, на фотографии которых я насмотрелась в последнее время. – Так все же Халворсены уцелели во время этих двух мировых войн?

– История довольно печальная. И не для моего затуманенного после длительного перелета сознания. Словом, давайте отложим наш разговор на потом. Встретимся где-нибудь отдельно и поговорим. Как насчет того, чтобы заглянуть завтра после обеда ко мне домой? Ведь в этом доме когда-то жили Анна и Йенс. Можно сказать, что там прошли самые счастливые годы их совместной жизни.

Том слегка нахмурился, и меня охватило волнение при мысли о том, что он наверняка без прикрас знает всю историю их взаимоотношений.

– Да я уже видела ваш дом пару дней тому назад, когда наведывалась в Тролльхауген.

– Значит, тогда вы без труда найдете дорогу. А сейчас, Алли, прошу простить меня, но мне уже давно пора баиньки. – Том поднялся со своего места и глянул на Вильема. – Желаю вам благополучного возвращения в Цюрих. Администрация нашего оркестра свяжется с вами незамедлительно. Если что надумаете новенького, непременно звоните мне. Итак, Алли, жду вас завтра у себя ровно в два часа дня. Договорились?

– Да. Спасибо вам, Том.

– Что, если нам прогуляться до гостиницы пешком? – спросил у меня Вильем после того, как мы распрощались с Эрлингом, который вызвался отвезти Тома домой. – Здесь совсем недалеко.

– Отличная мысль! – сразу же согласилась я. Немного свежего воздуха совсем не помешает моей раскалывающейся от боли голове. Мы медленно побрели по мощенным булыжником улочкам и вышли к гавани. Вильем замер у самой кромки воды.

– Берген… Моя новая родина! Правильно ли я решил, Алли? Как думаете?

– Не знаю, Вильем, не знаю. Но вряд ли отыщется второй такой красивый город, в котором захотелось бы жить. Трудно поверить, что здесь, в Бергене, может вообще происходить что-то плохое.

– Вот это-то меня и беспокоит, Алли! Не бегу ли я прочь от своих проблем? Не пытаюсь ли забыться после всего, что произошло с Джек? После ее смерти я колесил по свету, как безумный. И вот наконец решил осесть в Бергене. Зачем? Чтобы спрятаться ото всех и вся? – Вильем тяжело вздохнул и отвернулся от воды. Мы медленно побрели вдоль набережной по направлению к нашему отелю.

А я внутренне даже задохнулась от удивления. Ведь Вильем только что недвусмысленно обозначил, что его умерший партнер был женщиной.

– Но можно ведь объяснить все и в более позитивном ключе. Например, обосновать ваш переезд сюда тем, что вы хотите получить шанс на новый старт, – предложила я.

– Можно, да, – согласился Вильем. – Кстати, Алли, давно хотел спросить вас, а как вы пережили свою трагедию, ведь все время невольно задаешься вопросом: «Почему я продолжаю жить, когда их (его, ее) уже нет?»

– Во-первых, я ее еще не пережила. Еще продолжаю переживать. К тому же у меня есть и ряд отягощающих обстоятельств. Ведь это Тео буквально силой заставил меня сойти на берег прямо в ходе регаты. И вскоре после этого погиб сам. Боже! Сколько бессонных ночей я провела, задаваясь одним и тем же вопросом: спасла бы я его, если бы в ту самую минуту была рядом с ним, на борту яхты? Умом понимаю, что едва ли, но не перестаю думать об этом.

– Да… Поистине, это дорога в никуда. Я уже давно понял, что жизнь – это не более чем цепь случайных и очень непредсказуемых событий. Взять хотя бы нас с вами, к примеру. Мы живы, значит, надо двигаться куда-то вперед. Продолжать жить со своим горем. Мой психотерапевт, кстати, объяснил мне, откуда у меня вдруг появились симптомы обсессивно-компульсивного расстройства, все эти неврозы, навязчивые состояния и прочее. После смерти Джек я словно с цепи сорвался. Потерял всякий контроль над собой. Вот в последнее время стараюсь как-то компенсировать. Но, наверное, даже немного перестарался по этой части. Впрочем, я чувствую себя гораздо лучше. Даже вот позволил себе сегодня бокал шампанского после девяти вечера. – Вильем слегка пожал плечами. – Как бы то ни было, Алли, а малыш учится ходить заново. Да, именно так, учится ходить…

– И замечательно. А как полное имя Джек?

– Жаклин. В честь Жаклин де Пре. Ее отец был виолончелистом.

– Когда вы впервые упомянули имя Джек, я подумала, что речь идет о мужчине, а не о женщине…

– Ага! Вот вам еще один пример формы моего самоконтроля. И ведь работает же… Во всяком случае, защищает от избыточного внимания со стороны чересчур назойливых женщин, которые изредка попадаются на моем пути. Стоит мне упомянуть имя своего партнера – Джек, и их тут же как ветром сдувает. Я, конечно, не рок-звезда какая-то, но и у меня, как у всякого концертирующего пианиста, тоже имеются свои поклонницы и даже обожательницы. Пожирают меня глазами, а после выступления пристают с просьбами продемонстрировать им свой… как бы это поделикатнее выразиться, инструмент. Одна пылкая дама с неуемной эротической фантазией даже предложила, чтобы я сыграл для нее Этюд № 2 Рахманинова абсолютно голым.

– Надеюсь, вы сразу догадались, что я не из числа таких дам?

– Конечно! Более того…

Мы остановились возле входа в отель, и Вильем снова оглянулся назад, взглянул на залив, прислушался к тихому прибою.

– Более того… У нас с вами все как раз наоборот. Снова повторюсь. Мое приглашение на ужин было крайне неуместным. Впрочем, это так типично для меня. – Вильем угрюмо вздохнул. – В любом случае благодарю вас за чудесное выступление. Надеюсь, и в будущем мы с вами останемся на связи.

– Вильем, это мне надо благодарить вас. Ведь это вы снова вернули мне музыку. А сейчас мне пора укладываться спать. Глаза слипаются сами собой. Иначе я рискую уснуть прямо здесь, на тротуаре.

– Завтра я улетаю первым утренним рейсом, – сообщил Вильем, когда мы с ним зашли в пустой вестибюль гостиницы. – У меня в Цюрихе целая куча дел. Всякие организационные вопросы… Все надо порешать… Том торопит, настаивает на том, чтобы я как можно скорее влился в их коллектив.

– А когда вы вернетесь сюда?

– Где-то в конце октября – начале ноября, чтобы успеть подготовиться к концерту в честь столетия со дня смерти Эдварда Грига. Вы еще будете в Бергене? – поинтересовался он, когда мы остановились перед лифтом.

– Пока не знаю, Вильем, – честно призналась я.

– Тогда… – Мы вошли в кабинку лифта и нажали каждый на свой этаж. – Вот вам моя визитка, так, на всякий случай. Дайте о себе знать. Хочу быть в курсе того, как у вас в дальнейшем будут складываться дела.

– Обязательно! – пообещала я.

Лифт замер на его этаже.

– До свидания, Алли.

С этими словами Вильем одарил меня мимолетной улыбкой, слегка поклонился и вышел из кабинки.

Десять минут спустя я отключила ночник возле своей кровати и подумала, что постараюсь не потерять Вильема из виду. Нет-нет, никаких намерений закрутить с ним роман или что-то в этом роде. Просто он мне нравится. К тому же он сам только что косвенно признался, что и я ему тоже нравлюсь.