27

На следующий вечер после завершения спектакля, который прошел ровно и гладко, но без того воодушевления, который сопутствовал первому представлению, Анну на выходе из театра встретил Йенс.

– Зачем вы здесь? – шикнула она на него. Заметив поджидавший ее экипаж, сразу же заторопилась к нему. – Нас ведь могут увидеть.

– Не бойтесь, Анна. Я вовсе не намерен порочить вашу репутацию. Просто хотел сказать вам, что в первый вечер вы были восхитительны. А сегодня… позвольте поинтересоваться, хорошо ли вы себя чувствуете?

Услышав вопрос, Анна замедлила шаг и повернулась к Йенсу:

– Что вы имеете в виду?

– Я наблюдал за вами сегодня весь вечер. По-моему, вы какая-то сама не своя. Впрочем, никто ничего не заметил, уверяю вас. Играли вы великолепно.

– Тогда откуда вам знать, что и как я чувствую? – набросилась она на него, и слезы тотчас же брызнули из глаз. Но на душе у нее почему-то стало легко при одной только мысли, что вот Йенс каким-то образом все заметил и понял.

– Значит, я прав, – промолвил Йенс, сопровождая Анну до кареты. Кучер распахнул перед ней дверцу. – Может, я чем-то могу помочь?

– Я… не знаю… Мне надо домой…

– Понимаю. Но пожалуйста! Нам надо поговорить наедине. – Йенс понизил голос, чтобы кучер не расслышал его слов. – Вот вам мой адрес. – Он сунул в ее маленькую ручку клочок бумаги. – Мой хозяин Отто отправится с частным уроком к одному из своих учеников. Так что с четырех и до пяти вечера я буду в квартире совершенно один.

– Я… посмотрю, как у меня получится, – прошептала она в ответ и стала взбираться по ступенькам в экипаж. Кучер захлопнул за ней дверцу. Анна безвольно опустилась на сиденье. Она увидела, как Йенс машет ей рукой на прощание, потом, изогнув шею, проследила за тем, как он пересек площадь и направился в кафе «Энгебрет». Карета тронулась с места, Анна откинулась на спинку сиденья, чувствуя, как колотится сердце в ее груди. Она прекрасно понимала: наносить визит одинокому мужчине – это же верх неприличия. Но ей так отчаянно нужно было поделиться с кем-то тем, что произошло накануне, рассказать о том разговоре, который состоялся у нее с герром Байером вчера вечером.

* * *

– Сегодня к четырем часам мне нужно отлучиться в театр, – за завтраком сообщила Анна фрекен Олсдаттер. – Герр Джозефсон устраивает репетицию, так как он недоволен одной сценой во втором акте.

– К ужину вернетесь?

– Думаю, да. Наверняка репетиция не продлится более двух часов.

Вполне возможно, Анне это только померещилось, но экономка бросила на нее подозрительный взгляд. Так обычно на нее смотрела мама, когда была уверена, что дочь говорит ей неправду.

– Хорошо. Мне заказать вам экипаж, чтобы он забрал вас из театра?

– Нет, не надо. Трамваи в это время еще ходят. Сама доберусь. Я же хорошо знаю дорогу домой.

Анна поднялась из-за стола и удалилась к себе, стараясь ничем не выдать своего волнения.

Позднее она покинула квартиру в таком же взвинченном состоянии.

Села в трамвай, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Странно, что пассажир, сидевший рядом с ней, не слышит этого. На следующей остановке Анна сошла с трамвая и быстрым шагом направилась по улице, отыскивая тот адрес, который дал ей Йенс. Свой необдуманный во всех отношениях поступок она пыталась по пути оправдать тем, что Йенс на сегодняшний день – единственный человек, которому она может довериться и которого считает своим другом.

– А вот и вы! – широко улыбнулся Йенс, открывая входную дверь в квартиру. – Пожалуйста, проходите.

– Спасибо.

Анна проследовала за ним в прихожую, а потом по длинному коридору в просторную гостиную. Она была обставлена с той же элегантной роскошью, что и гостиная герра Байера.

– Хотите чаю? Только предупреждаю, заваривать придется мне самому. Наша служанка в три часа уже ушла домой.

– Нет, спасибо. Я попила чай перед выходом из дома. А дорога сюда заняла совсем немного времени.

– Тогда прошу вас, присаживайтесь! – Йенс жестом указал на кресло.

– Спасибо, – поблагодарила она, усаживаясь и радуясь в душе тому, что кресло стоит рядом с печкой. Ибо ее начало знобить, то ли от холода, то ли от волнения. Йенс устроился напротив нее. – А у вас здесь очень уютно, – выдавила она из себя.

– Вы бы посмотрели, в какой берлоге я жил до этого! – Йенс слегка покачал головой и рассмеялся. – Скажу вам так. Я безмерно счастлив, что нашел ей альтернативу. Однако не будем терять время на пустые разговоры. Анна, что стряслось? Вы можете говорить об этом открыто?

– Ах, боже мой! – Анна порывисто прижала руку ко лбу. – Все… так сложно… так запутанно.

– В жизни всегда полно проблем.

– Дело в том, что герр Байер попросил моей руки. Он хочет, чтобы я вышла за него замуж.

– Понятно! – ответил Йенс, стараясь ничем не выдать охватившего его волнения. Однако руки его непроизвольно сжались в кулаки. – И что вы ему ответили?

– Вчера рано утром он снова уехал в Дробак. Его мать находится при смерти, и он безотлучно дежурит при ней. Я должна буду дать ответ, когда он вернется.

– И когда это будет?

– Полагаю, после смерти его матери.

– Скажите мне, только честно, что вы испытали в тот момент, когда он сделал вам предложение?

– Я пришла в ужас. И одновременно почувствовала себя виноватой. Вы же понимаете, герр Байер был необыкновенно добр ко мне. Он дал мне так много.

– Анна, это ваш талант дал вам все то, чем вы располагаете на сегодняшний день.

– Но он обучал меня, создал все те возможности, о которых я бы и понятия не имела, если бы осталась жить в Хеддале.

– Что ж, тогда вы с ним квиты. Играете на равных, так сказать.

– Не совсем так! – упрямо возразила Анна. – Скажем, я отвечу герру Байеру отказом… И куда мне после этого податься?

– Так вы все же хотите отказать ему?

– Конечно! А как же еще? Выйти замуж за него – это все равно что выйти замуж за собственного дедушку. Ведь ему уже гораздо больше пятидесяти. Но убраться из его квартиры мне все равно придется. К тому же я наверняка наживу себе врага в его лице.

– О, не переживайте так сильно, Анна. Вот взять меня, к примеру. У меня полно врагов. – Йенс тяжело вздохнул. – Впрочем, я сам их себе нажил, по доброй воле. А герр Байер отнюдь не такой влиятельный человек в Христиании, каким он себя воображает. Или каким кажется вам.

– Может, вы и правы, Йенс. Но все равно, куда мне идти?

В комнате повисло молчание. Оба погрузились в раздумья над тем, что только что было сказано. И над тем, что осталось невысказанным. Первым заговорил Йенс:

– Анна, мне сейчас очень сложно говорить о вашем будущем. Еще зимой я мог предложить вам все, что предлагает герр Байер. Но! Я понимаю, вы женщина, а потому для вас существует целый ряд ограничений. Ваши жизненные возможности существенно уже, чем у мужчин. Однако не стоит забывать и другое. Сегодня вы пользуетесь успехом и снискали его по праву. Вы – звезда первой величины на небосклоне Христиании. А потому ваша зависимость от герра Байера не такая уж всеобъемлющая, как вам это представляется.

– Ну этого я не узнаю до тех пор, пока не приму окончательного решения. Разве не так?

– Нет, не так. – Йенс невольно улыбнулся прагматизму Анны. – Вы прекрасно знаете, что я чувствую к вам, Анна. Но увы! В душе я готов бросить к вашим ногам все, однако пока и понятия не имею, как сложатся мои материальные условия в будущем. Только верьте мне, я буду самым несчастным человеком в Христиании, если вы пойдете под венец с герром Байером. И не только потому, что мне будет жаль самого себя. Нет! Мне и вас будет страшно жаль, потому что я знаю – вы не любите его.

Анна вдруг поняла, как ужасно тяжело было Йенсу выслушивать все то, что она ему сообщила. Ведь он открыто признается ей в своих чувствах, а сама она пока так и не отважилась на подобное признание. В страшном волнении она поднялась со своего места, намереваясь уйти.

– Простите меня, Йенс. Мне не нужно было приходить сюда. В высшей степени, – она замолчала, подыскивая нужное слово, такое, какое использовал бы герр Байер в подобной ситуации, – неподобающий поступок с моей стороны.

– Понимаю. Трудно выслушивать признания в любви еще от одного мужчины. Хотя… хотя, наверное, вся Христиания будет приветствовать ваше решение выйти замуж за герра Байера.

– Да, думаю, вы правы. – Анна отвернулась от Йенса и направилась к дверям. – Простите, но мне действительно нужно идти.

Она уже открыла дверь, но в эту минуту он схватил ее за руки и втащил обратно в комнату.

– Пожалуйста, умоляю вас! Каковы бы ни были наши обстоятельства, не будем тратить впустую те драгоценные мгновения, когда мы впервые остались наедине. – Йенс подошел к Анне вплотную и обхватил руками ее личико. – Я люблю вас, Анна. И не устану повторять это снова и снова. Я люблю вас.

И, кажется, впервые за все время их знакомства Анна поверила ему. Они стояли так близко друг к другу, что ей было слышно, как трепещет сердце в его груди.

– И еще я хочу сказать вам, – продолжил он. – Прежде чем решиться на что-то, подумайте вот о чем. Признайтесь наконец, почему вы пришли именно ко мне. Признайте же очевидное! Вы тоже любите меня. Вы любите меня…

И прежде чем она успела вымолвить слово в ответ, Йенс начал целовать ее. И уже в следующую секунду Анна почувствовала, что ее губы непроизвольно отвечают на его поцелуи. Конечно, это все неправильно. Она не должна так поступать… Но слишком поздно, слишком поздно. Совершенно непередаваемые ощущения. Ей хотелось, чтобы эти поцелуи длились и длились. А с другой стороны, разве есть какие-то веские причины для того, чтобы он перестал целовать ее?

– Так ты скажешь мне, да? – взмолился Йенс, когда она уже собралась уходить.

Анна повернулась к нему лицом.

– Да, Йенс Халворсен, скажу. Я люблю тебя.

* * *

Где-то через час Анна открыла своим ключом дверь в квартиру герра Байера. Недаром же она обучается сейчас мастерству драматической актрисы. Вопросы фрекен Олсдаттер, которая перехватила Анну на полпути в спальню, не застали ее врасплох.

– Как прошла репетиция, Анна?

– Хорошо, спасибо.

– В какое время будете ужинать?

– Прошу вас, подайте мне ужин прямо в спальню, если это не составит вам большого труда. Что-то я чувствую себя совершенно разбитой. Вчерашний спектакль, а тут еще эта репетиция…

– Конечно-конечно. Вам приготовить ванну?

– О, это было бы чудесно. Спасибо! – воскликнула Анна, входя к себе в комнату и с облегчением закрывая дверь. Она тут же упала на кровать, обхватила себя руками, заново переживая тот экстаз, который испытала, когда ощутила губы Йенса на своих губах. Одно Анна знала наверняка. Что бы ни случилось в дальнейшем, она должна отказать герру Байеру.

* * *

На следующий вечер по театру поползли слухи.

– Я слышал, он приезжает.

– Нет, он опоздал на свой поезд из Бергена.

– А я слышал, как герр Джозефсон беседовал с герром Хеннумом. И оркестр сегодня собрали на репетицию раньше обычного, сразу же после обеда…

Анна знала, что в театре есть лишь один человек, который может пролить свет и либо подтвердить, либо опровергнуть эти слухи. А потому она послала за Руди. Мальчишка буквально через минуту возник в ее гримерной.

– Вы хотели меня видеть, фрекен Анна?

– Да, хотела. Так это правда? В театре все только об этом и говорят.

– О том, что маэстро Григ придет на спектакль?

– Да.

– Что ж. – Руди обхватил руками свое худенькое тельце. – Все зависит от того, кто именно вам говорил.

Анна со вздохом опустила в его ладошку монетку. Мальчишка улыбнулся во весь рот.

– Тогда я подтверждаю, что в настоящий момент герр Григ сидит в кабинете наверху вместе с герром Хеннумом и герром Джозефсоном. Останется ли он на спектакль, сказать пока не могу. Но коль скоро он уже в театре, то очень на то похоже.

– Спасибо за информацию, Руди, – поблагодарила Анна мальчика, уже собравшегося уходить.

– Да не за что, фрекен Анна. Удачи вам в сегодняшнем представлении.

Когда прозвенел звонок к началу спектакля и артисты, участвовавшие в первом акте, заняли свои места за кулисами, бурные аплодисменты по другую сторону занавеса подтвердили лучше всяких слов, что – да! – в зрительном зале появилась действительно очень важная персона. К счастью, у Анны не было особого времени размышлять о том, что все это значит уже лично для нее. Оркестр начал исполнять «Прелюдию». Спектакль начался.

Незадолго перед тем, как выйти на сцену в первом действии, Анна почувствовала, как кто-то стиснул ее руку. Оглянулась и увидела Руди, околачивающегося рядом с ней. Он приложил палец к губам и прошептал едва слышно. Она даже слегка наклонилась, чтобы получше расслышать то, что сказал ей мальчишка.

– Помните, фрекен Анна, как говорит моя мама, даже король вынужден ходить по малой нужде.

Анна с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться в ответ. Во всяком случае, когда она вышла на сцену, глаза ее все еще продолжали искриться от смеха. Получив такое напутствие, да плюс еще присутствие любимого Йенса в оркестровой яме, Анна расслабилась и постаралась сыграть на славу. Когда спустя три часа в театре опустился занавес, публика закатила невиданные овации и почти впала в истерику, особенно когда Григ, сидевший в ложе, встал и поклонился залу. Анна со счастливой улыбкой глянула вниз на Йенса, едва успевая принимать букет за букетом.

– Я люблю тебя, – выразительно произнес он губами.

Но вот занавес упал в последний раз, и артистов пригласили на сцену и велели немного обождать. К ним присоединились и музыканты из оркестра. Анна снова встретилась глазами с Йенсом, и он тотчас же послал ей воздушный поцелуй.

Наконец на сцене в сопровождении герра Джозефсона появился невысокий, приблизительно одного роста с Анной, человек довольно тщедушного телосложения. Артисты тоже встретили его появление бурными аплодисментами. Анна принялась исподтишка разглядывать композитора и пришла к выводу, что Эдвард Григ намного моложе, чем она себе его представляла. Слегка вьющиеся светлые волосы отброшены со лба назад, усы, очень похожие на усы герра Байера, и даже еще более роскошные, чем у профессора. Для нее стало полной неожиданностью, что маэстро направился прямиком к ней, отвесил поклон, потом взял ее руку и поцеловал.

– Фрекен Ландвик, о более совершенном голосе, чем ваш, я не мог и мечтать, когда сочинял песни Сольвейг.

Затем он повернулся к Хенрику Клаузену, исполнителю роли Пера, и обменялся с ним парой слов. Поговорил с другими актерами, занятыми в главных ролях.

– Я чувствую свою вину перед всеми вами, и актерами, и музыкантами, за то, что так долго собирался наведаться к вам в театр. Но на то были… – Григ замолчал, словно собираясь с силами, чтобы продолжить. – Были свои веские причины, задержавшие меня. Все, что я могу сегодня, – так это выразить свою безмерную благодарность и восхищение герру Джозефсону и герру Хеннуму за сценическое воплощение столь сложного произведения. Горд тем, что я тоже причастен к этой работе. Мои поздравления оркестру, сумевшему трансформировать мои такие далекие от совершенства композиции в столь чарующие мелодии. Моя отдельная благодарность всем актерам и певцам, оживившим своей игрой героев пьесы. От души благодарю вас всех.

Эдвард Григ снова обратил свой взор на Анну. Актеры и музыканты стали постепенно расходиться со сцены. Маэстро подошел к Анне и опять взял ее за руку. Потом пальцем поманил к себе режиссера и дирижера оркестра, чтобы они тоже присоединились к их разговору.

– Господа, – обратился он к Людвигу Джозефсону и Йохану Хеннуму. – Наконец-то я посмотрел спектакль и готов уже завтра обсудить с вами некоторые незначительные изменения, которые следует внести в постановку. Но в целом я доволен и еще раз благодарю вас за ваш титанический труд, увенчавшийся на выходе таким замечательным театральным событием, ибо отлично понимаю, в каких напряженных условиях вам пришлось работать. Герр Хеннум, оркестр был великолепен. О таком прекрасном исполнении своей музыки я не мог даже и мечтать. А что касается этой юной барышни, – Григ впился в Анну своими выразительными голубыми глазами, – то человек, которому пришла в голову мысль назначить ее на роль Сольвейг, сделал поистине гениальный ход.

– Благодарю вас, герр Григ, – прочувствованно поблагодарил композитора герр Хеннум. – Анна действительно очень талантлива. Это наше юное дарование.

Эдвард Григ слегка наклонился к Анне и прошептал ей на ухо:

– Мое дорогое дитя, нам следует побеседовать с вами отдельно. Подумаем, чем лично я смогу помочь вам, чтобы ваша звезда воссияла на нашем норвежском небосклоне в полную силу.

Доброжелательно улыбнувшись, он выпустил ее руку из своей и снова повернулся к герру Джозефсону. Покинув сцену, Анна не без внутреннего трепета размышляла о том, какой очередной крутой вираж произошел в ее жизни. Самый прославленный композитор Норвегии сегодня вечером публично воздал должное ее таланту. И позднее, уже у себя в гримерной, снимая сценический костюм и удаляя с лица следы грима, она продолжала думать все о том же. Трудно поверить, что еще какой-то год тому назад она была простой деревенской девчонкой, распевавшей свои песни коровам, поторапливая их побыстрее возвращаться домой. «Неужели она – это я? – спрашивала себя Анна и мысленно отвечала себе: – Нет, конечно же, нет». За этот год она стала совсем другой. Ничего от прежней скромницы Анны из Хеддала.

– Но, как бы я ни переменилась, это все же по-прежнему я, – уговаривала она себя, прислушиваясь к мерному цокоту копыт по мостовой.

* * *

Вопреки своему обыкновению, на сей раз герр Хеннум присоединился после окончания спектакля к остальным музыкантам в кафе «Энгебрет».

– Маэстро Григ просит извинить его за то, что он не сможет присоединиться к нам за стойкой бара, но, как вы знаете, он еще соблюдает траур по своим усопшим родителям. Однако он дал мне достаточную сумму денег, чтобы вы пребывали в отличном настроении, по крайней мере весь ближайший месяц, – объявил герр Хеннум собравшимся. Новость была встречена радостными криками и веселым смехом.

Музыканты и без того пребывали в самом отличном расположении духа, частично потому, что уже успели изрядно взбодрить себя вином и тминной водкой, а частично потому, что понимали: наконец-то их убогое существование за более чем скромное жалованье, когда редко от кого дождешься похвалы за свой каторжный труд, скрасилось сегодня вечером тем, что сам композитор искренне поблагодарил и воздал должное их многотрудным усилиям.

– Герр Халворсен! – Дирижер поманил к себе молодого человека. – Подойдите ко мне на пару слов.

Йенс беспрекословно подошел к герру Хеннуму.

– Наверное, вам будет интересно узнать о том, что я охарактеризовал вас маэстро Григу как многообещающего молодого композитора. Сказал ему, что слышал некоторые ваши композиции. Саймон уже доложил мне, что вы все лето трудились над новыми сочинениями.

– Неужели вы полагаете, что герр Григ захочет взглянуть на мои работы?

– Гарантировать этого я не могу, но зато знаю другое. Маэстро Григ – большой энтузиаст в том, что касается молодежи. Он с особым удовольствием покровительствует молодым норвежским талантам. Так что совсем не исключено, что он захочет познакомиться и с вами. Дайте мне кое-что из того, что у вас есть на сегодня, а завтра утром я покажу эти композиции Эдварду Григу. Тем более что он собирается наведаться в театр.

– Конечно-конечно… Сейчас принесу… У меня нет слов, чтобы поблагодарить вас, герр Хеннум.

– Саймон также сообщил мне, что летом вам пришлось сделать трудный выбор. Музыкант, который готов пожертвовать всем ради искусства, заслуживает уважения. И помощи тоже. Чем смогу, тем помогу. А сейчас мне пора уходить. Доброй ночи, герр Халворсен.

Йохан коротко кивнул Йенсу на прощание и покинул бар. Йенс отправился в зал, отыскал там Саймона и принялся тискать его в объятиях.

– Что за новости? – страшно удивился его приятель столь бурному проявлению чувств. – Ты что, уже успел переключиться с женщин на мужчин?

– Все может быть, – шутливо отмахнулся от него Йенс. – Просто хочу поблагодарить тебя, Саймон. Честное слово, я тебе чертовски благодарен.

* * *

На следующий день где-то в середине завтрака посыльный принес на квартиру герра Байера письмо для Анны.

– От кого бы это? – поинтересовалась у Анны фрекен Олсдаттер, пока та изучала почерк на конверте.

– Понятия не имею, – ответила Анна, вскрывая конверт.

Начала читать и тут же в удивлении вскинула брови.

– Это письмо от композитора Эдварда Грига. Он хочет навестить меня сегодня во второй половине дня.

– Боже мой! – в полном смятении воскликнула фрекен Олсдаттер и тут же стала лихорадочно обозревать нечищеное серебро на серванте. Потом глянула на часы, висевшие на стене. – Когда именно он намеревается посетить нас?

– В четыре часа.

– Боже! Какая честь! Ах, какая жалость, что с нами нет герра Байера. Вы же знаете, какой он ревностный поклонник музыки герра Грига. Уж как он был бы рад принять его у себя дома. Простите меня, Анна, но сейчас я вас покину. Мы ожидаем такого важного и почетного гостя. Я должна соответствующим образом подготовиться, чтобы достойно встретить его.

– Конечно, я понимаю, – ответила Анна, наблюдая за тем, как экономка почти опрометью выбежала из столовой.

Анна закончила завтракать, но нервы уже дали о себе знать. В желудке стало неприятно пусто. Она вернулась в свою комнату, чтобы переодеться к чаю. Было решено, что они станут потчевать такого выдающегося композитора именно чаем. Открыла шкаф и уставилась на новую обширную коллекцию нарядов, которую ей недавно справили. Блузки забраковала все до одной. То слишком чопорные, то слишком откровенные, то чересчур простенькие, то вообще какие-то безвкусные. Нет, для встречи с маэстро нужно что-то более достойное. Наконец она остановила свой выбор на вечернем платье из бледно-розового шелка.

Но вот раздался звонок в дверь, и через минуту фрекен Олсдаттер ввела композитора в гостиную. Комната благоухала свежими цветами, недавно доставленными к ним домой. Вкусно пахло свежей выпечкой. Фрекен Олсдаттер все же успела испечь свои фирменные пироги. Больше всего она переживала, что маэстро явится к ним в сопровождении целой свиты. Но маэстро приехал один, и Анна поднялась ему навстречу, чтобы поздороваться.

– Моя дорогая фрекен Ландвик, благодарю вас за то, что смогли уделить мне немного времени, тем более что мой визит к вам носит незапланированный характер.

– Пожалуйста, присаживайтесь. Чашечку чая? Или кофе? – неуверенно предложила гостю Анна, еще не привыкшая принимать гостей самостоятельно.

– Если можно, стакан воды, пожалуйста.

Фрекен Олсдаттер кивком подтвердила заказ и тотчас же поспешила из комнаты за водой.

– К сожалению, у меня очень мало времени. Уже завтра я должен вернуться к себе в Берген. А как вы понимаете, здесь, в Христиании, мне еще нужно успеть повидаться со многими. И тем не менее мне очень захотелось снова встретиться с вами. Фрекен Ландвик, у вас удивительный, совершенно неповторимый голос. Впрочем, я не строю иллюзий на сей счет. Наверняка я не первый, кто говорит вам об этом. Насколько я наслышан, герр Байер лично руководит выстраиванием вашей карьеры?

– Да, это правда, – подтвердила Анна.

– Что ж, после вчерашнего спектакля могу смело заявить, что он проделал поистине блистательную работу. Но его возможности… они ограниченны, в том смысле, чтобы раскрыть ваш творческий и певческий потенциал в полной мере, создать вам такие условия, которых вы заслуживаете. К счастью, у меня такие возможности имеются. Я могу лично представить вас ведущим импресарио по всей Европе. Вскоре у меня запланированы поездки в Копенгаген и в Германию. Я обязательно расскажу о вашем таланте тамошним моим знакомым. Фрекен Ландвик, вы должны понимать, как ни грустно нам сознаваться в этом, но Норвегия – это всего лишь такое крохотное пятнышко на европейском культурном ландшафте. – Григ замолчал и улыбнулся, заметив растерянность на лице Анны. Она не вполне поняла то, что он только что сказал ей. – Я лишь хочу сказать, моя милая, что с радостью поспособствую продвижению вашей карьеры уже за пределами нашей страны.

– Вы очень добры, мой господин. Для меня это огромная честь.

– Однако вначале я хотел бы прояснить кое-какие детали. Вы сможете поехать в Европу? Или вас связывают здесь какие-то обязательства? – поинтересовался маэстро у Анны. В эту минуту в гостиной появилась фрекен Олсдаттер с графином воды и двумя стаканами.

– После того как закончатся представления спектакля «Пер Гюнт», да, я свободна, и у меня нет никаких обязательств здесь, в Норвегии.

– Хорошо. Очень хорошо, – удовлетворенно кивнул он, наблюдая за тем, как экономка покидает комнату. – И вы пока не замужем, как я понимаю. Или уже помолвлены с каким-нибудь молодым человеком?

– Нет, я ни с кем не помолвлена.

– Но я не сомневаюсь, что у вас тьма поклонников. Ибо вы не только обладаете большим талантом, но еще и очень красивы. Скажу вам, что вы во многом напоминаете мне мою дорогую жену Нину. У нее тоже голос самой настоящей певчей птички. Итак, договорились. Я напишу вам из Копенгагена. Посмотрим, что можно сделать, чтобы продемонстрировать ваш уникальный голос самой широкой публике. А сейчас простите, но я вынужден откланяться.

– Спасибо, мой господин, что навестили меня, – робко сказала Анна, когда композитор поднялся со своего места.

– И еще раз примите мои самые искренние поздравления. Вчера вы были превосходны. Ваше пение даже вдохновило меня. Но мы еще с вами обязательно увидимся, фрекен Ландвик. Уверен в этом. Всего вам доброго.

Григ поцеловал Анне руку и скользнул по ней заинтересованным взглядом, каким обычно мужчины – Анна уже успела научиться понимать такие взгляды – смотрят на приглянувшихся им женщин.

– До свидания, – пробормотала она и сделала на прощание вежливый книксен.

* * *

– Так он уже уехал из Христиании?

– Да. Я же говорил, ему надо срочно вернуться в Берген.

– Тогда все кончено! Одному Богу известно, когда он снова появится здесь, – в отчаянии воскликнул Йенс, плюхаясь на свой неудобный стул, стоявший в оркестровой яме, после чего поднял жалобный взгляд на герра Хеннума.

– Но есть и хорошая новость, – продолжил тот. – Я таки успел показать ему кое-что из ваших композиций. И он попросил меня передать вам вот это. – Герр Хеннум вручил Йенсу конверт, на котором было написано: «Предъявить по месту назначения».

Йенс недоуменно уставился на конверт.

– Что это?

– Это рекомендация, которую он дает вам для поступления в Лейпцигскую консерваторию.

Йенс издал радостный вопль. Вот он, его пропуск в будущую жизнь!