Книга: Семь сестер. Сестра ветра
Назад: 21
Дальше: 23

Алли

Август 2007 года

22

День был уже в разгаре, когда я наконец оторвалась от экрана компьютера и слепо уставилась на стену. Полосатые обои заплясали у меня перед глазами, пока глаза адаптировались к дневному свету. Хотя я и понятия не имела, каким образом вся эта история, происходившая сто тридцать с лишним лет тому назад, касается меня лично, но все то, что я только что прочитала, взволновало меня до крайности. В Женевской консерватории я познакомилась с жизнеописаниями многих композиторов, изучала их музыкальные произведения, много читала про то время, в котором жили все эти люди. Но книга так захватывающе, живо и ярко рассказывала об уже давно ушедшей эпохе. И надо же! Какое приятное совпадение… Йенс Халворсен тоже был флейтистом и даже исполнял на премьере спектакля «Пер Гюнт» знаменитое вступление к четвертому акту, одно из моих самых любимых музыкальных произведений.

Я вдруг вспомнила папино письмо. Интересно, он так хотел, чтобы я прочитала эту книгу, узнала, как появился на свет «Пер Гюнт», надеясь, что во мне снова возродится тяга к музыке? Или же он заранее знал, что в какой-то момент все это может понадобиться мне…

О да! Когда я играла на поминальной службе по Тео, то музыка странным образом успокоила меня. Даже те несколько часов, что я репетировала перед началом выступления, оказали благотворное воздействие, потому что хоть какое-то время не надо было думать о Тео. И вот с тех пор я регулярно беру в руки флейту и играю для собственного удовольствия. Точнее, чтобы притупить свою душевную боль.

Но сейчас вопрос в другом. Насколько глубока моя связь с героями этой книги? Может, между мной, Анной и Йенсом существуют кровные узы? Такая тонюсенькая шелковая ниточка, протянувшаяся ко мне из прошлого, отстоящего от дня сегодняшнего более чем на сто тридцать лет…

«А что, если Па Солт, будучи еще ребенком, знал Йенса? Или Анну?» — пришла мне в голову неожиданная мысль. Отец умер, когда ему было уже далеко за восемьдесят, а потому такую возможность никак нельзя исключать. Просто нужно выяснить, как долго прожили Анна и Йенс. К сожалению, пока такой информацией я не располагаю, что весьма огорчительно.

Мои размышления прервал пронзительный телефонный звонок. Звонил стационарный телефон. Зная, что старый автоответчик у Селии сломался, а следовательно, телефон будет трезвонить и трезвонить, я неохотно вышла из своей спальни и потащилась вниз к телефону, который стоял в холле.

– Слушаю вас.

– Алло… Селия дома?

– В настоящий момент ее нет дома, – ответила я, сразу же узнав мужской голос с заметным американским акцентом. – Говорит Алли. Что передать Селии?

– Здравствуйте, Алли. Это Питер, отец Тео. Как у вас дела?

– Со мной все в порядке, – ответила я на автомате. – Селия вернется сегодня только к ужину.

– О, для меня это уже поздно. Я звоню, просто чтобы сообщить, что сегодня вечером улетаю обратно в Штаты. Вот решил поговорить с ней, прежде чем уехать.

– Я обязательно передам ей, Питер, что вы звонили.

– Спасибо. – На линии повисла короткая пауза. – Алли, а вы сейчас сильно заняты?

– Нет, не особо.

– Может быть, встретимся до моего отъезда в аэропорт? Я остановился в отеле «Дорчестер». Могу угостить вас чашечкой чая. Это в пятнадцати минутах езды от дома Селии.

– Я…

– Пожалуйста, прошу вас…

– Ладно, – неохотно согласилась я.

– Тогда давайте ровно в три в ресторане на первом этаже. В четыре мне уже нужно ехать в Хитроу.

– Хорошо, Питер. До встречи.

Я положила трубку на рычаг и погрузилась в размышления. В чем из того тряпья, что есть у меня при себе, не стыдно показаться в таком роскошном отеле, как пятизвездочный «Дорчестер»?

Часом позже, переступив порог вестибюля, я вдруг почувствовала какую- то необъяснимую вину перед Селией, словно я ее предала. Но ведь Па Солт учил меня никогда и никого не судить на основании чужих слов. К тому же Питер – отец Тео. Я просто обязана дать ему шанс выговориться.

– Сюда, пожалуйста, юная леди, – помахал он мне рукой, сидя за столиком в огромном зале с мраморными колоннами, куда можно было попасть прямо из вестибюля. При моем приближении Питер поднялся из-за стола и сжал мою руку в крепком и энергичном рукопожатии. – Устраивайтесь поудобнее. Ваших вкусов я не знаю, а потому, с учетом того, что время у нас ограничено, я заказал все что можно, опираясь уже на свой вкус.

Он жестом указал на низенький столик, заставленный фарфоровыми тарелками с самыми разнообразными бутербродами, а также многоярусную подставку для пирожных с нежнейшей французской выпечкой – сдобные булочки, заварные пирожные и прочее. Тут же стояли небольшие вазочки с джемом и сгущенными сливками.

– Чая тоже сколько угодно, – добавил Питер. – Англичане ведь просто помешаны на своем чае!

– Спасибо, – вежливо поблагодарила я, присаживаясь на банкетку напротив отца Тео. Никакого желания наброситься на еду при виде всего этого изобилия я не почувствовала.

Но в ту же минуту передо мной возник вышколенный официант в белых перчатках и в безупречной форме и наполнил мою чашку чаем. Питер обслужил себя сам, а я в это время получила возможность получше рассмотреть его. Темноглазый, кожа чистая, практически без морщин, выдающих его возраст, – ведь ему наверняка уже за шестьдесят. Под дорогим, идеально скроенным пиджаком темно-синего цвета угадывается крепкое, физически развитое тело. Волосы он, судя по всему, подкрашивает. Немного ненатуральный каштановый цвет, как у боксера Мэтта Брауна, а в целом, подумала я, Тео был совсем не похож на своего отца. Но в эту минуту Питер улыбнулся, и улыбка его оказалась точь-в-точь как у сына. У меня даже дыхание перехватило от столь разительного сходства.

– Итак, как дела, Алли? – снова поинтересовался он у меня, когда официант отошел от столика. – Справляетесь?

– Иногда справляюсь, иногда – нет. Как получается… А вы?

– По правде говоря, Алли, у меня пока плохо получается. Гибель Тео совершенно выбила меня из колеи. Постоянно думаю о нем. Вспоминаю его еще совсем ребенком, и потом… Он был таким смышленым, таким умным мальчиком. Как это несправедливо, когда твой ребенок уходит раньше тебя. Жестоко и несправедливо, вы согласны?

– Да, – ответила я, испытывая самое искреннее сострадание к переживаниям этого человека, о котором так нелицеприятно высказывались в разговорах со мной и Тео, и Селия. А я сейчас, сидя лицом к лицу с Питером, видела, что он изо всех сил пытается держаться передо мной, но получается у него это плохо. Невооруженным глазом было видно, как ему больно. Его горе было почти осязаемым, оно сквозило в каждой черточке его лица, и это не могло оставить меня равнодушной.

– А как Селия? – спросил он.

– Так же, как и все мы. Держится из последних сил. Она была очень добра ко мне все это время.

– Что ж, это тоже своего рода терапия… Когда есть за кем ухаживать. Вот у меня, к сожалению, не за кем.

– Кстати, – я взяла с тарелки бутерброд с копченой семгой и откусила кусочек, – Селия сказала мне, что если бы она знала, что вы находитесь в церкви, то обязательно пригласила бы вас сесть рядом с нами в первом ряду.

– Правда? – Лицо Питера немного прояснилось. – Приятно слышать, Алли. Наверное, мне следовало сообщить ей о своем приезде. Но я представлял, как она была разбита горем на тот момент, а потому не захотел доставлять ей какие-то дополнительные огорчения. Как вы, наверное, догадываетесь, я уже давно не получаю от нее рождественских открыток. Да и в списке ее гостей не значусь на первых местах, если вообще фигурирую в этом списке.

– Наверное, ей трудно простить вам все то… Ну вы сами знаете что…

– Позвольте напомнить вам, моя дорогая леди, слова, что я сказал вам в тот день по окончании поминальной службы. Всегда есть две стороны у одной медали. И у всякой истории тоже имеется сразу несколько продолжений и вариантов. Однако не будем касаться всего этого сейчас. Да, я признаю, в нашей с ней истории я виноват в гораздо большей степени. Между нами, девочками… Признаюсь вам по большому секрету… Я до сих пор люблю Селию. – Питер подавил тяжелый вздох. – Черт меня дери! Но я люблю эту женщину так сильно… до боли во всем своем естестве… Знаю, в каком-то смысле я предал ее, натворил много глупостей. Но мы поженились так рано, еще совсем молодыми. Оглядываясь сейчас назад, в прошлое, понимаю, что мне надо было хорошенько нагуляться еще до того, как я женился, а не пускаться во все тяжкие, уже будучи женатым человеком. А Селия, она… – Он слегка пожал плечами. – Она вся такая леди, до самых кончиков ногтей, если вы понимаете, о чем я… Короче, в этой части мы оказались полными противоположностями друг другу. Однако в любом случае жизнь преподала мне хороший урок.

– Понимаю, – коротко обронила я, не желая усугублять разговор на столь щекотливую тему, подталкивая отца Тео к новым откровениям. – Между прочим, мне кажется, Селия тоже до сих пор любит вас.

– Правда? – Питер скептически вскинул бровь. – Надеюсь, вы понимаете, что я не провоцировал вас на подобное, довольно неожиданное признание?

– Разумеется, вы не предполагали услышать нечто подобное. Но, поверьте мне, это читается в ее взгляде, когда она начинает говорить о вас… Даже если она говорит о вас плохо… Между прочим, ваш сын как-то сказал мне, что между любовью и ненавистью существует очень тонкая грань.

– Согласен с ним целиком и полностью! Вот взгляд на проблему умного, интеллигентного, тонко чувствующего человека. А именно таким человеком был Тео. Хотел бы я приблизиться к нему хотя бы наполовину по части понимания человеческой натуры. Он понимал людей чрезвычайно глубоко. – Питер снова тяжело вздохнул. – Это качество он точно унаследовал не от меня.

Внезапно до меня дошло, что в своем разговоре о прошлом семьи Тео я зашла слишком далеко, и тем не менее я вдруг решила высказаться до конца, по принципу «будь что будет».

– Вы знаете, мне кажется, Тео был бы счастлив, если бы его родители снова встретились и поставили крест на прошлом. Пожалуй, это стало бы единственным правильным продолжением случившейся трагедии. По крайней мере, хоть что-то хорошее…

Какое-то время Питер безмолвно взирал на меня, пока я пила свой чай.

– Вот сейчас я наконец до конца понял, почему мой сын так полюбил вас. Вы совершенно удивительная женщина, Алли, не похожая ни на кого. Но увы-увы! Понимаю, что вами движут исключительно благородные порывы, однако я уже давно не верю в чудеса.

– А я верю! Да, я верю! – повторила я дважды. – Взять, к примеру, нас с Тео. Мы провели с ним всего лишь несколько недель, но эти несколько недель в корне изменили всю мою жизнь. Разве это не чудо, что мы с ним встретились? Что мы так идеально дополнили друг друга… Несмотря на всю ту боль, которую я сейчас испытываю, я понимаю, что моя любовь к Тео сделала меня лучше, много лучше.

Наступила моя очередь делать признания, рвущие душу. Питер слегка подался вперед и ласково погладил мою руку.

– Я безмерно восхищаюсь вами, Алли. Вы пытаетесь найти положительное даже в самой ужасной ситуации. Когда-то и я тоже пытался поступать так же. Давным-давно…

– А почему бы не попробовать это снова?

– Развод начисто выбил из меня подобные желания. Однако хватит о прошлом. Поговорим о ваших планах на будущее. Мой сын оставил вам что-нибудь?

– Да, оставил. Составил новое завещание накануне гонок. По этому завещанию мне отходит его яхта и старый сарай на острове Анафи, неподалеку от вашего прекрасного дома. Если честно, несмотря на то что я любила Тео всем сердцем и всей душой, я не уверена, что когда-нибудь отправлюсь на этот остров, который мы между собой звали просто «Где-то посреди моря». Не стану я воевать с греческими властями, чтобы построить там дом его мечты.

– Так он оставил вам этот ужасный загон для скота? – Питер слегка откинулся назад и рассмеялся. – Между прочим, я десятки раз предлагал Тео купить для него дом, и всякий раз он наотрез отказывался от моих предложений.

– Это в нем гордость говорила, – пожала я плечами в ответ.

– Или глупость, – тут же возразил мне Питер. – Мой сын был спортсменом, отдавшим всего себя любимому спорту. Я хорошо понимал, что ему необходима финансовая поддержка, но он никогда не брал у меня денег. Готов поспорить на что угодно, что у вас, Алли, тоже нет своего жилья. Да и откуда? В наши дни любому молодому человеку, даже имеющему среднестатистический доход, практически нереально построить дом.

– Своего дома у меня действительно нет, – согласилась я с Питером. – Зато сейчас у меня есть собственный загон для овец, – добавила я с улыбкой.

– Да, пока не забыл… Хочу, чтобы вы знали… Мой дом на острове всегда открыт для вас. Можете бывать там в любое время, когда захотите. Вам всегда будут там рады. Селия прекрасно знает, что этот дом открыт и для нее, но она решительно отказывается приезжать на остров. Наверное, это связано с тем, что я что-то неосторожно сказал ей еще в те далекие времена, когда мы были вместе. Только не спрашивайте меня, что именно я сказал ей тогда… Я уже и сам не помню. И вот еще что, Алли. Если вам потребуется какая-то помощь в решении вопросов с местными властями, дайте мне знать. В этом деле я – ваш человек! Я вложил в этот остров столько денег, что мне впору баллотироваться на пост тамошнего мэра. У вас уже есть документы на право собственности?

– Пока еще нет. Должно ведь пройти какое-то время, прежде чем завещание вступит в свою законную силу, разве нет? Думаю, в положенный срок меня уведомят об этом.

– Тогда повторяю, моя дорогая леди. Если у вас возникнут там проблемы, немедленно обращайтесь ко мне. Я разрулю их в два счета. Это самое меньшее, что я могу сейчас для вас сделать. Позаботиться о девушке, которую любил мой мальчик.

– Спасибо, – поблагодарила я Питера. Какое-то время мы с ним сидели молча, каждый погруженный в воспоминания о Тео.

– Однако, – заговорил первым Питер, – вы еще ничего не рассказали мне о своих дальнейших планах.

– Пока у меня нет никаких особых планов. Потому и говорить не о чем.

– Тео говорил, что вы замечательная спортсменка. Вас даже пригласили в состав олимпийской команды Швейцарии по парусному спорту.

– Я уже отказалась от участия в Олимпийских играх. И не спрашивайте меня, Питер, почему я так поступила. Я просто не могу. Не могу, и все тут!

– А мне и не нужны никакие объяснения. Простите меня за некоторую метафоричность, но, насколько я понимаю, море – это не единственный источник вдохновения для вас. В вашем луке натянута и еще одна тетива, верно? Вы прекрасный музыкант, Алли. Я был очень впечатлен вашей игрой на флейте на поминальной службе по Тео.

– Спасибо за добрые слова, Питер. Но, по-моему, моя игра была весьма далека от совершенства. Ведь я долгие годы вообще не прикасалась к инструменту.

– Мне так не показалось. Если бы у меня были такие же способности к музыке, как у вас, то я точно не стал бы разбрасываться ими. Это у вас семейное?

– Не уверена… Хотя кто знает… Мой отец умер всего лишь несколько недель тому назад и…

– Алли! Как ужасно! – Питер был явно ошеломлен услышанным. – Боже мой! Это какую же силу духа надо иметь, чтобы справиться с двойной потерей. Потерять одного за другим самых дорогих для вас людей… Как вы справились со всем этим, Алли? Как справляетесь до сих пор?

– Сама не знаю как, – выдохнула я, сглотнув слюну и чувствуя, как эмоции переполняют меня через край. Я всегда держалась до тех пор, пока меня не начинал кто-то жалеть. – Вообще-то я была приемным ребенком. Отец удочерил меня и еще пять моих сестер. А незадолго до своей смерти папа написал мне письмо, в котором дал кое-какие наводки касательно моего прошлого. Пока мне известно еще очень мало, но из того, что я уже успела узнать, вполне возможно, музыка действительно была в моих генах.

– Понятно! – Карие глаза Питера, устремленные на меня, были полны сочувствия. – Собираетесь продолжить свои поиски в этом направлении?

– Пока не уверена. До недавнего времени меня вообще не занимало собственное прошлое. Ведь рядом со мной был Тео, и все мои мысли были обращены только в будущее.

– Естественно, так оно и было. А у вас уже есть какие-то определенные планы на предмет того, чем вы займетесь в ближайшие недели?

– Нет, пока никаких определенных планов у меня нет.

– Тогда вот вам мой совет. Воспользуйтесь теми подсказками, которые оставил вам отец. Наверняка они приведут к чему-то значимому. Думаю, Тео тоже одобрил бы ваши поиски. А сейчас, – Питер глянул на часы, – как ни жаль, но мне пора… Иначе я рискую опоздать на свой рейс. Здесь за все уже заплачено, а потому не торопитесь, пожалуйста, уходить. Побалуйте себя всеми этими вкусняшками еще какое-то время. И еще раз повторяю. Если вам что-то будет нужно, Алли, пожалуйста, только дайте мне знать.

Питер поднялся из-за стола. Я тоже встала. Неожиданно он привлек меня к себе и крепко обнял.

– Алли, к сожалению, у нас было так мало времени, чтобы поговорить по душам. Но я искренне рад, что познакомился с вами поближе. Наша встреча стала для меня единственным положительным моментом после всего того, что случилось, и я благодарю вас за это. И помните, как сказал мне когда-то один человек, жизнь посылает нам только те испытания, с которыми, по ее разумению, мы можем справиться. Вы – необыкновенная девушка, Алли. – Питер протянул мне свою визитку. – Будьте на связи.

– Буду, – твердо пообещала я.

Прощальный взмах рукой, грустный взгляд, и вот Питер уже торопливо отходит от столика.

Я снова уселась на стул, глянув на то роскошное изобилие, которое стояло передо мной на столе, потом заставила себя почти силой взять сдобную булочку. Сама мысль о том, что вся эта вкуснятина вскоре отправится в бак для пищевых отходов, была для меня нестерпимой. Жаль, что разговор с Питером получился таким коротким. Что бы там Селия ни рассказывала мне о своем бывшем муже и что бы он там ни натворил в их прошлой семейной жизни, а этот человек мне определенно нравится. Несмотря на все свое огромное богатство и далеко не самое примерное поведение, было в Питере что-то трогательное, какая-то человеческая неприкаянность и уязвимость сквозила в нем, и это располагало к себе.

Вернувшись домой, я застала Селию в спальне. Она укладывала вещи в чемодан.

– Хорошо провела день? – спросила она у меня.

– Да, хорошо. Спасибо. Встречалась с Питером за чашечкой чая. Он звонил с утра, хотел поговорить с вами. Но, поскольку вы уже ушли, говорить пришлось мне.

– Удивительно, что он решился позвонить мне. Обычно, когда он возвращается в Штаты, он об этом никогда не ставит меня в известность.

– Обычно никто из вас не терял сына. Как бы то ни было, а он просил передать вам привет и свою любовь.

– Замечательно! А сейчас, Алли, – нарочито жизнерадостно воскликнула Селия, – поговорим о нас с тобой. Как ты знаешь, завтра на рассвете я улетаю. Что касается тебя, то ты можешь оставаться здесь столько времени, сколько захочешь сама. А если решишь уехать, то просьба лишь одна: не забудь включить сигнализацию на случай возможного ограбления, а ключи от квартиры опусти через отверстие в парадной двери. Но спрашиваю еще раз… Ты точно не хочешь сейчас поехать вместе со мной? В Тоскане в это время года очень красиво. А Кора – не только моя старинная подруга, она еще и крестная мать Тео.

– Большое спасибо за приглашение, но, думаю, мне пора заняться своими делами, решить, что я буду делать дальше.

– Тебе не кажется, что ты немного торопишься? По-моему, еще слишком рано. Вот я, к примеру, развелась с Питером двадцать лет тому назад, но так и не определилась до сих пор, чем мне заняться в этой жизни. – Она скорбно пожала плечами. – В любом случае можешь жить у меня сколь угодно долго.

– Спасибо. Кстати, на обратном пути я заскочила в пару магазинов. Хочу в знак благодарности приготовить вам прощальный ужин. Ничего необычного. Просто пасту. Надеюсь, это блюдо настроит вас на предстоящую встречу с Италией.

– Как мило, Алли! Спасибо тебе, моя дорогая. Паста – это чудесно.

Мы ужинали на террасе. Наш последний совместный ужин. У меня совсем не было аппетита. Я вяло ковыряла вилкой в своей тарелке, разглядывая палисадник Селии. Ее любимые розы уже отцветали, скорбно свесив головки. Соцветия поблекли, а края лепестков потемнели и стали ломкими. Даже воздух стал иным, более тяжелым, что ли. Уже запахло приближающейся осенью. Мы ели молча, каждая погруженная в свои невеселые мысли. Обе мы понимали, что настало время выбираться из нашего добровольного заточения, где мы, как могли, утешали друг друга. Пора двигаться вперед, начинать жизнь с чистого листа.

– Спасибо тебе, Алли, за то, что все эти дни ты была рядом со мной. Не знаю, что бы я без тебя делала, – негромко промолвила Селия, когда мы с пустыми тарелками вернулись на кухню.

– И я не знаю, что бы я делала, если бы рядом со мной не было вас, – ответила я, беря в руки кухонное полотенце, чтобы вытирать посуду, которую уже начала мыть Селия.

– И вот еще что, Алли. Имей в виду, отныне мой дом – это и твой дом. Будешь в Лондоне, знай, я тебе буду рада всегда.

– Спасибо.

– Не хочу сейчас говорить об этом, но… По возвращении из Италии я заберу прах Тео. Нам с тобой надо будет согласовать дату, когда мы вместе сможем поехать в Лимингтон, чтобы развеять там прах, согласно его последней воле.

– Да, конечно. – Я нервно сглотнула слюну при мысли о предстоящем действе.

– Я буду скучать по тебе, Алли. За это время ты стала мне как дочь, которой у меня, к сожалению, никогда не было. А сейчас, – отрывисто добавила она, – пойду-ка я к себе, улягусь пораньше спать. Я заказала такси на половину пятого утра. А потому никаких проводов. Слишком рано поднимать тебя с постели. Попрощаемся прямо сейчас. И пожалуйста, не забывай меня, ладно? Будь на связи. Договорились?

– Договорились.

Я плохо спала. Всю ночь меня мучили какие-то бессвязные сны, пугавшие той неопределенностью, которую сулило мне собственное будущее. Ведь до сих пор все в моей жизни было упорядоченно и размеренно. Я всегда точно знала, куда мне ехать и чем заниматься. Образовавшаяся пустота пугала, все последние недели я прожила словно в летаргическом сне. И это было нечто новое для меня, то, чего я раньше никогда не испытывала.

– Может, мое нынешнее состояние и есть то, что люди называют депрессией, – уныло пробормотала я себе под нос, почти силой заставив себя на следующее утро подняться с кровати и пойти в душ. Меня уже с самого утра слегка подташнивало, и это тоже не добавляло настроения. Просушив волосы полотенцем, я включила свой ноутбук и набрала в поисковике фамилию Йенса Халворсена. К моему величайшему разочарованию, все немногочисленные отсылки к этому имени были на норвежском языке. Тогда я переключилась на сайт продажи книг по интернету. Стала просматривать книги на французском и английском в надежде отыскать среди них хоть малейшие упоминания о Халворсене.

И наконец нашла кое-что.



УЧЕНИК ГРИГА

Автор: Том Халворсен

Дата выпуска (в США): 30 августа 2007



Я быстро прокрутила весь текст в поисках синопсиса.

«Том Халворсен, известный виолончелист, выступающий в составе Филармонического оркестра Бергена, написал биографию своего прапрадедушки Йенса Халворсена. В книге рассказывается о жизни талантливого композитора и музыканта, тесно сотрудничавшего с Эдвардом Григом. Мы имеем возможность взглянуть на фигуру великого Грига глазами тех людей, кто знал его близко, кто общался с ним в неформальной, домашней обстановке и кто сохранил милые семейные воспоминания об этих встречах».



Я немедленно оформила заказ на книгу, хотя и прочитала уведомление о том, что на доставку одного экземпляра из Штатов уйдет как минимум две недели. И вдруг меня осенило. Я достала из кошелька визитку Питера и тут же настрочила ему письмо по электронной почте. Поблагодарила его за вчерашний чай, а заодно и попросила помочь мне раздобыть одну книгу, которая пока доступна только в Америке. Никаких особых угрызений совести в том, что я обременяю его своими просьбами, я не почувствовала. Не сомневаюсь, у такого человека, как он, тьма людей на побегушках. Так что он с легкостью найдет того, кого отправит на поиски нужной мне книги.

Затем я набрала в поисковике «Пер Гюнт» и стала изучать многочисленные комментарии. Кстати, выяснила, что в Осло, в столице Норвегии, которая во времена Анны и Йенса называлась Христианией, есть Музей Ибсена. Директор музея – некто Эрик Эдвардсен. Наверняка это признанный во всем мире, авторитетный ученый и исследователь творчества и биографии Генрика Ибсена. Что, если я напишу ему? А вдруг он согласится помочь?

Мне не терпелось продолжить свои поиски. Да и дочитать до конца присланный перевод тоже очень хотелось. Но пришлось временно приостановить работу компьютера. Я с большой неохотой отключила свой ноутбук. Надо поспешить. Через полчаса меня ждет Стар на ланч. А еще ведь нужно добраться до Баттерси.

На улице я тут же поймала такси. Когда мы пересекали Темзу по красивому, вычурному мосту, окрашенному в розовый цвет, я вдруг поймала себя на мысли, что потихоньку начинаю влюбляться в Лондон. Есть в этом городе какая-то своя, особая элегантность. Я бы даже сказала, державное величие. Ничего общего с шумным, брызжущим энергией Нью-Йорком или провинциально спокойной Женевой. Лондон, как, впрочем, и все в Англии, буквально светится гордостью за свою славную историю и источает незыблемую уверенность в собственной исключительности.

Такси остановилось возле здания, которое в прошлом было чем-то вроде складских помещений. Оно располагалось прямо на берегу реки. Легко представить себе, как в былые времена сюда причаливали баржи, груженные чаем или восточными специями. Я расплатилась с водителем и нажала на кнопку звонка рядом с номером, который продиктовала мне Стар. Тут же сработал автоответчик, дверь распахнулась, а голос сестры в трубке велел мне подниматься на лифте на третий этаж. Выйдя из кабинки лифта, я увидела, что Стар уже поджидает меня, стоя на лестничной площадке.

– Здравствуй, дорогая Алли! – поздоровалась она и обняла меня. – Ну, как ты?

– Помаленьку справляюсь, – бодро солгала я, и мы вошли в просторное помещение-студию, выдержанное в белых тонах, с огромными окнами от потолка до пола, выходящими на Темзу.

– Какой чудесный вид! – воскликнула я, подходя к одному из окон, чтобы полюбоваться открывающимся пейзажем. – Фантастически красивое место!

– Это Сиси отыскала его, – ответила Стар, слегка пожав плечами. – Говорит, здесь хватает места для ее работы. И света тоже предостаточно.

Я обвела взглядом студию. Открытое пространство, минимум мебели, разбросанной там и сям на светлом деревянном полу, элегантная винтовая лестница, уходящая наверх. Судя по всему, туда, где располагаются спальни. Пожалуй, лично я вряд ли бы остановила свой выбор на таком жилье. Домашнего уюта здесь явно маловато, зато впечатляет своей экстравагантностью.

– Что тебе предложить выпить? – поинтересовалась у меня Стар. – У нас есть вино на любой вкус. И, конечно, пиво.

– Тогда налей мне, Стар, то же, что и себе, – ответила я, проходя вслед за сестрой в ту часть комнаты, где расположилась кухня. В духе времени все сверкало нержавеющей сталью и лучилось матовым стеклом. Сплошной ультрамодерн. Стар открыла дверцу массивного холодильника с двумя камерами и замерла в некоторой нерешительности.

– Может, немного белого? – предложила я.

– Отличная мысль, – согласилась она со мной.

Я молча глядела на свою младшую сестру, наблюдая за тем, как она берет из буфета два бокала и наполняет их вином. А ведь Стар, подумала я, никогда не выскажет собственного мнения. Привыкла, что все и всегда за нее решают другие. Мы с Майей часто обсуждали эту тему, пытаясь понять, в чем причина слабохарактерности Стар. Врожденное ли это у нее качество – всем уступать? Или это результат доминирующего влияния Сиси в их связке?

– Вкусно пахнет, – махнула я рукой в сторону кастрюли, кипевшей на большой варочной панели и наполнявшей все пространство вокруг вкуснейшими ароматами. Через стеклянную дверцу духовки было видно, что и там доходит какое-то блюдо.

– Сегодня ты, Алли, выступишь в роли подопытного кролика. Хочу опробовать на тебе один новый рецепт. Но у меня практически все уже готово.

– Отлично! – обрадовалась я. – Тогда за твое здоровье, Стар. Будем, как говорят здесь, в Англии.

– Да, будь здорова.

Мы обе сделали по глотку вина, и я тут же отставила свой бокал в сторону. По каким-то совершенно непонятным мне причинам вино сразу же превратилось в моем желудке в сплошной уксус. Я посмотрела, как Стар размешивает содержимое кастрюли, и лишний раз восхитилась тем, какой юной она кажется с роскошной копной белокурых волос, рассыпавшихся по ее плечам. А эти длиннющие ресницы, которые, словно две завесы, обрамляют ее прозрачно-голубые глаза, закрывают и защищают их, не давая до конца понять, что же они выражают. Глядя на это хрупкое, нежное создание, невозможно представить себе, что Стар – уже взрослая женщина двадцати семи лет от роду.

– Ну как вы устроились в Лондоне? – спросила я у нее.

– Неплохо. Совсем даже неплохо. Во всяком случае, мне в Лондоне нравится.

– А как твоя кулинарная школа?

– О, я уже ее закончила. Мне очень понравилось.

– То есть ты можешь в перспективе заняться кулинарией, да? – задала я еще один наводящий вопрос, надеясь выудить из Стар более развернутый ответ.

– Не думаю… Все же кулинария – это не мое.

– Понятно. Тогда чем думаешь заняться?

– Пока не знаю.

В комнате повисло молчание. Так всегда бывает в разговорах со Стар. Но вот после некоторой паузы она заговорила первой:

– А как ты, Алли? Представляю, как все это было ужасно… Пережить такое, и так скоро после смерти папы.

– Честно говоря, Стар, я и сама пока не знаю, как я. Все в моей жизни так резко и так внезапно изменилось. Еще совсем недавно будущее представлялось мне вполне определенным, ясным и понятным. И вот от него остались одни лишь осколки. Я уже поставила в известность руководителя национальной олимпийской команды Швейцарии, что не буду участвовать в предстоящей Олимпиаде. Я просто не смогла бы выступить там так, как положено. Многие говорят, что я поступаю неправильно. Я и сама чувствую себя виноватой за то, что у меня сейчас нет сил продолжить занятия спортом. Но почему-то мне кажется, что было бы как-то не по-людски, если бы я согласилась на участие в олимпийских играх. А ты как думаешь?

Длинные ресницы тотчас же взметнулись вверх. Стар обозрела меня осторожным взглядом.

– Думаю, ты должна поступать так, как сама считаешь нужным, Алли. Правда, порой очень трудно решиться на такой самостоятельный шаг, правда?

– Ты права. Но мне ведь не хочется никого подводить.

– Вот именно. – Стар издала короткий вздох и уставилась с отрешенным видом в окно. Потом снова повернулась к плите и стала раскладывать содержимое кастрюльки по двум тарелкам. – Давай пообедаем на террасе.

– С удовольствием.

Я снова глянула на реку и на широкую террасу, протянувшуюся на всю длину комнаты, и подумала с некоторой скаредностью в душе: интересно, какова квартплата за эти хоромы? Уж очень они не похожи на скромную артстудию, которую сняла себе и своей бесцельно плывущей по жизни сестре будущая художница, не имеющая пока ни гроша за душой. Наверняка Сиси удалось-таки разорить Георга Гофмана и выцыганить у него кругленькую сумму в то утро, когда они со Стар навещали его в Женеве.

Мы перенесли нашу еду на столик, примостившийся среди многочисленных цветов, источавших нежнейший аромат. Растения свешивались из огромных горшков, установленных по краю вдоль всей террасы.

– Какая красота! – невольно восхитилась я. – Как называются эти цветы? – Я указала на горшок, в котором буйным цветом полыхали соцветия сразу трех цветов: белые, оранжевые и розовые.

– А… Это Sparaxis tricolor… Спараксис трехцветный, если по-нашему. Вообще-то эти цветы не любят сквозняков и холодных бризов с реки. У себя в садах, особенно в сельской местности, англичане выращивают спараксис на специально защищенных участках.

– Ты сама развела их тут? – поинтересовалась я, отправляя в рот лапшу, тушенную с морепродуктами. Это угощение Стар предложила в качестве основного блюда.

– Да, сама. Я всегда развожу цветы. Помню, я с удовольствием помогала папе ухаживать за нашим садом в Атлантисе.

– Вот как? А я и понятия не имела о твоем увлечении цветоводством. Господи, до чего же вкусно, Стар! – похвалила я ее кулинарные изыски, хотя была совсем не голодна. – Надо же! Сколько скрытых талантов я обнаружила в тебе всего лишь за один сегодняшний день. А вот я совсем не могу готовить. Разве что-нибудь совсем простенькое. И по части ботаники я тоже не ах! Пожалуй, не смогла бы вырастить даже кресс-салат в горшке. А уж развести такую красоту…

Я обвела рукой великолепное многообразие цветов, заполнивших собой всю террасу.

В нашем разговоре опять повисла долгая пауза, но я не стала нарушать затянувшееся молчание.

Снова первой заговорила Стар:

– Знаешь, я в последнее время часто размышляю над тем, что такое талант. Это что-то такое, что дается тебе с рождения? Или как? – Стар словно размышляла сама с собой. – Вот ты, к примеру… Тебе пришлось затратить много усилий, чтобы научиться так красиво играть на флейте?

– Пожалуй, не так уж и много… Особенно поначалу. А вот уже потом, когда нужно было совершенствовать свое мастерство, заниматься пришлось много и упорно. Как мне кажется, на одних способностях, даже если они есть у тебя к чему-то, далеко не уедешь. Талант не отменяет тяжкий ежедневный труд. Вот возьми любого великого композитора. Мало слышать в своей голове, скажем, мелодию для флейты. Нужно еще уметь воспроизвести эту мелодию на бумаге с помощью нот, а потом еще и оркестровать музыку, уметь писать партитуры своих произведений. А для этого нужны многие годы учебы и каждодневное совершенствование своего мастерства. Людей с врожденными способностями миллионы и миллионы, но нужно еще уметь раскрыть эти свои способности, задействовать весь, так сказать, свой творческий потенциал, а для этого требуются полная самоотдача и упорный труд. Иначе ничего у нас не получится.

Стар кивнула в знак согласия.

– Ты уже закончила? – поинтересовалась она у меня, глянув через стол на мою практически нетронутую тарелку.

– Да, прости меня, Стар. Все очень вкусно. Просто у меня совершенно нет аппетита.

Потом мы еще немного поболтали с ней о сестрах и о тех переменах, которые случились в их жизни за последнее время. Стар рассказала мне о том, что Сиси всецело занята своими инсталляциями. Я, в свою очередь, поведала ей о весьма неожиданном для всех нас решении Майи перебраться в Рио. Впрочем, все мы очень рады за нее. Наконец-то Майя обрела свое счастье.

– Честное слово, история с нашей Майей меня очень взбодрила, – сказала я и с улыбкой взглянула на Стар. – И так здорово, что я повидалась с тобой.

– И я рада тебя видеть, Алли. Но куда ты сейчас подашься? Уже думала над этим?

– Скорее всего, я отправлюсь в Норвегию. Займусь там поисками своих корней по тем координатам, что оставил мне Па Солт, – ответила я и сама удивилась тому, что только что сказала. Пожалуй, удивилась не меньше самой Стар. Ведь мысль о поездке в Норвегию пришла спонтанно, только что… Пришла и тут же засела занозой в моей голове.

– Хорошая идея, – одобрила мои планы Стар. – Конечно, поезжай.

– Ты тоже так считаешь?

– А почему нет? Те подсказки, которые оставил тебе папа, могут изменить всю твою дальнейшую жизнь. Посмотри, как это случилось с нашей Майей. Вполне возможно, – Стар немного помолчала, – в один прекрасный день они изменят и мою жизнь.

– Даже так?

– Да.

Мы снова замолчали. Я понимала, нельзя сейчас приставать к Стар и требовать у нее каких-то откровений. Еще не время…

– Что ж, пожалуй, мне пора. Большое тебе спасибо за обед. – Я поднялась из-за стола, чувствуя какую-то непривычную усталость во всем теле. Скорей бы вернуться к себе и к своему одиночеству. – Такси здесь можно поймать? – спросила я у Стар, когда она проводила меня до парадной двери.

– Да. Сверни за угол, и ты окажешься на проезжей части. До свидания, Алли. – Стар расцеловала меня в обе щеки. – Дай мне знать, если соберешься лететь в Норвегию.

* * *

Вернувшись в пустой дом Селии, я поднялась к себе в спальню и открыла футляр с флейтой. Какое-то время я напряженно разглядывала ее, словно она могла дать ответ на все те вопросы, что роились в моей голове. И первый из них буквально жег раскаленным железом. Куда мне сейчас податься? Конечно, можно укрыться от целого мира на нашем с Тео острове «Где-то посреди моря». Достаточно одного телефонного звонка Питеру, и его прекрасный дом на острове Анафи будет всецело в моем распоряжении. Столько времени, сколько я захочу. В конце концов, что мешает мне весь следующий год заниматься реконструкцией того сарая, который оставил мне в наследство Тео? В голове завертелась его любимая мелодия Mamma Mia в исполнении АББА. Я издала непроизвольный смешок и с сомнением покачала головой. Как ни привлекательна сама идея обрести покой и уединение на нашем с Тео острове, я понимала, что там у меня нет никакой перспективы. Я просто стану жить в том мире, в котором когда-то мы жили вместе с Тео. Но Тео больше нет. А значит, нет и того прежнего мира. Так стоит ли искать забвение там, где его больше нет?

В равной степени и жизнь в Атлантисе тоже не сулила мне ничего хорошего. Что меня там будет удерживать? Да по большому счету ничего. Иное дело – Норвегия. Правда, и там мне предстоит копаться в собственном прошлом и прошлом моих предков. А мне ведь следует подумать о будущем. Впрочем, кто сказал, что, оттолкнувшись от прошлого, я не смогу двигаться вперед? Итак, передо мной стоит альтернатива. Возвращаться в Атлантис или лететь в Норвегию? Но наверняка ведь, принялась я убеждать саму себя, несколько дней, проведенные в новой для меня стране, где я смогу вдали от всех и вся поразмышлять над собственным будущим, пойдут мне на пользу. Там никто и ничего не знает о моих недавних утратах. Уйду с головой в прошлое и хоть немного отвлекусь от невеселых мыслей о настоящем. Даже если мои поиски и не увенчаются успехом, все равно будет занятие, чтобы хоть как-то заполнить образовавшуюся вокруг меня пустоту.

Я открыла ноутбук и стала лихорадочно изучать расписание самолетов до Осло. Есть еще один вечерний рейс на сегодня. И даже билеты имеются в наличии. Впрочем, если я хочу успеть на этот рейс, то мне нужно немедленно выезжать в Хитроу. Какое-то мгновение я пялилась в пустоту, стараясь принять окончательное решение.

– Вперед, Алли! – хрипло прошептала я, нажимая на кнопку бронирования билета. – Что тебе терять?

Ничего.

К тому же, кажется, я уже готова узнать всю правду о себе.

Назад: 21
Дальше: 23