19

– Фрекен Анна, у меня для вас письмо.

Анна оторвалась от своих карт и взглянула на Руди, с которым они баловались игрой в безик. Мальчик широко улыбнулся и незаметно сунул в руку Анны свернутую записку. Они сидели в детской гримерной, а вокруг суетился народ, занятый приготовлением к вечернему представлению.

Анна уже хотела прочитать записку, но Руди тут же шикнул на нее.

– Не здесь! Мне было велено передать, чтобы вы прочитали записку, когда останетесь одна.

– А от кого она? – мгновенно смутилась Анна.

Руди напустил на себя таинственный вид и слегка покачал головой.

– Не могу знать. Я всего лишь письмоносец.

– Тогда почему этот незнакомый человек решил написать мне письмо?

– Вот прочитаете – и все узнаете сами.

Анна бросила на мальчугана самый суровый взгляд из всех, на кои она была способна.

– Скажи мне, кто это? – требовательно приказала она.

– Не могу.

– Тогда я больше не стану играть с тобой в безик.

– И не надо. Мне уже пора переодеваться. – Мальчишка подхватился из-за стола и ретировался в другой угол комнаты.

Анне хотелось рассмеяться при виде забавных уверток Руди. «Ах ты, маленький пройдоха», – подумала она. Вечно он носится по театру с записками или оказывает иные мелкие услуги, чтобы заработать лишнюю монетку или заполучить конфету. С возрастом из него должен вырасти отличный шпик или ловкий аферист и мошенник. Он уже и сегодня в курсе всех сплетен и слухов, бродящих по театру. Анна не сомневалась, что Руди знает, кто автор этой записки. Вполне возможно, он уже даже успел прочитать ее. Вон явно видны отпечатки пальцев вокруг взломанной печати на конверте. Анна украдкой положила конверт в карман своей юбки, решив, что прочитает записку дома, когда уляжется в постель. После чего тоже поднялась из-за стола и пошла готовиться к вечернему выступлению.

Театр Христиании

15 марта 1876 года

Дорогая фрекен Ландвик.

Простите мне мою наглую записку и тот неподобающий способ, с помощью которого она была вручена Вам. Ведь мы с Вами до сих пор не знакомы лично. Между тем, впервые услышав Ваш голос на генеральной репетиции, я был буквально очарован им. Я слушал Ваше пение с непередаваемым волнением и восторгом. Быть может, у нас появится возможность встретиться у служебного входа еще до начала спектакля? Скажем, в четверть восьмого вечера. И тогда мы сможем познакомиться уже лично.

Умоляю Вас, не откажите в моей смиренной просьбе!

Преданный Вам всей душой

Почитатель Вашего таланта.

Перечитав записку дважды, Анна спрятала ее в ящик прикроватной тумбочки. Наверняка ее написал мужчина, подумала она. Не станет же женщина расточать такие похвалы другой женщине. Анна потушила лампу, прикрутив фитиль, и удобно устроилась на подушках, приготовившись отойти ко сну. Наверняка автор записки – какой-нибудь пожилой господин, такого же возраста, как герр Байер, подумала она и вздохнула. Мысль о возможности именно такого сценария никак не воодушевляла…

* * *

– Так вы сегодня с ним встречаетесь, да? – поинтересовался у нее Руди, лицо – сама невинность.

– С кем «с ним»?

– Сами знаете с кем.

– Нет, не знаю. Кстати, а откуда об этом знаешь ты, а? – Анна чуть не расхохоталась, увидев смятение на физиономии мальчика, понявшего, что он выдал себя, задав весьма опрометчивый вопрос. – Клянусь, больше я никогда не сяду играть с тобой в карты, ни на деньги, ни на конфеты, если ты не скажешь мне, кто автор этой записки. Понятно?

– Фрекен Анна, я не могу. Простите меня, но я не могу сказать вам этого. – Руди слегка покачал головой, а потом понурил ее. – Я своей жизнью поклялся тому человеку, что не скажу вам, кто он.

– Хорошо. Не можешь назвать имя человека, не называй. Но хоть ответь на мои вопросы. Простым «да» или «нет».

– Хорошо, – согласился мальчик.

– Эту записку написал какой-то господин?

– Да.

– Ему меньше пятидесяти?

– Да.

– Меньше сорока?

– Да.

– Меньше тридцати?

– Фрекен Анна, я не знаю точно, сколько ему лет. Но думаю, ему меньше тридцати.

Ну, хоть что-то, подумала Анна и задала свой следующий вопрос:

– Он наш постоянный зритель?

– Нет… хотя… в какой-то степени да. – Руди почесал затылок. – Во всяком случае, он каждый вечер слушает, как вы поете.

– Он состоит в труппе?

– Да, но не совсем.

– Он музыкант, Руди?

– Фрекен Анна, я и так выболтал много лишнего. – Руди придал своему лицу трагическое выражение и тяжело вздохнул. – Больше я не скажу ни слова!

– Понятно! – воскликнула Анна, весьма довольная результатами своего импровизированного допроса. Она глянула на старые настенные часы, которые всегда опаздывали, а потом поинтересовалась у одной из матерей, тихонько занимавшейся рукоделием в дальнем углу комнаты, который сейчас час.

– Полагаю, около семи, фрекен Ландвик. Я только что выходила в коридор и увидела, что уже приехал герр Джозефсон, – ответила женщина и добавила: – А он ведь всегда такой пунктуальный. Приезжает в театр в одно и то же время.

– Спасибо, – поблагодарила ее Анна и снова глянула на настенные часы, которые сегодня, на удивление, показывали более или менее точное время. Что ж, если этому человеку меньше тридцати, подумала она, то, вполне возможно, и мотивы его желания познакомиться с ней не совсем уж благонадежны. Наверняка им движет не только восхищение ее голосом. При мысли об этом Анна невольно покраснела. Сама идея, что встречи с ней может искать совсем еще молодой человек и что он жаждет увидеть ее не только из-за голоса, взволновали Анну гораздо сильнее, чем она это могла представить.

Часы продолжали тикать, медленно отсчитывая секунды на циферблате, а Анна все еще мялась в нерешительности, не зная, как поступить. В тринадцать минут восьмого она решила идти. Но уже в четырнадцать минут восьмого передумала и сказала сама себе, что никуда не пойдет…

А уже ровно в восемь пятнадцать она бежала по коридору к служебному входу. Прибежала и увидела, что там никого нет.

Халберт, привратник, несший свою вахту у служебного входа, распахнул окошко в своей будке и поинтересовался у Анны, что ей нужно. Но она лишь молча покачала головой в знак того, что ей ничего не нужно, и повернулась, чтобы бежать обратно к себе в гримерную. За спиной распахнулась входная дверь, и порыв холодного ветра с улицы обдал Анну с ног до головы. А уже в следующую секунду чья-то рука осторожно легла на ее плечо.

– Фрекен Ландвик?

– Да.

– Простите, я немного опоздал.

Анна повернулась на голос и увидела перед собой глубоко посаженные глаза светло-орехового цвета. И в ту же минуту она вдруг почувствовала странную пустоту в желудке, как это случалось с ней всякий раз перед тем, как она начинала петь. Халберт в своей будке какое-то время молча разглядывал их обоих, словно перед ним была парочка идиотов, потому что они безмолвно смотрели друг на друга, не в силах отвести глаз.

Молодой человек, стоявший напротив Анны, был приблизительно одного возраста с ней. И он был по-настоящему красив, с густой копной каштановых кудрей, ниспадавших на воротник. Невысокий, но коренастый и широкоплечий, что сразу же придавало его облику мужественность и даже некоторую властность. Анна вдруг почувствовала, как все ее естество, и душа, и тело, и каждая клеточка ее сознания, все-все-все, плавно перетекают в этого незнакомого человека. Это было странное и совершенно необычное для нее состояние. Анну даже немного повело в сторону.

– С вами все в порядке, фрекен Ландвик? У вас такое лицо, будто вы увидели перед собой призрака.

– Благодарю вас, со мной все в порядке. Легкое головокружение, только и всего.

Прозвенел звонок, предупреждающий артистов труппы и музыкантов о десятиминутной готовности перед началом спектакля.

– Пожалуйста, умоляю вас, – едва слышно прошептал Йенс, заметив, что досужий Халберт продолжает буравить их взглядом сквозь очки, – у нас уже почти не осталось времени. И все же давайте выйдем на минутку на улицу, чтобы вы могли вдохнуть в себя хоть немного свежего воздуха.

Он услужливо подставил Анне руку, и ее головка безвольно опустилась к нему на плечо. Йенс снова открыл входную дверь и вывел Анну на крыльцо. Она была такой хрупкой, такой нежной, такой совершенной в своей женственности, что стоило ей только опустить головку к нему на плечо, и он в ту же минуту почувствовал себя ее защитником и телохранителем навек. И все это показалось ему таким естественным, таким правильным, чем-то само собой разумеющимся.

Анна стояла рядом с ним на тротуаре, а его рука бережно поддерживала ее. Анна сделала несколько глубоких вдохов, с наслаждением вдыхая в себя свежий морозный воздух.

– Почему вы искали встречи со мной? – спросила она наконец, немного придя в себя и поняв, что неприлично стоять в такой позе с незнакомым мужчиной. Впрочем, если честно, то у нее было такое чувство, будто она знала его всегда…

– Сам не знаю почему. Не стану хитрить и притворяться. Вначале меня очаровал ваш голос, а потом я упросил Руди и даже заплатил ему, чтобы он сделал так… Словом, я тайком увидел вас… фрекен Ландвик. А сейчас мне пора бежать. Иначе герр Хеннум сотрет меня в порошок. Но когда мы сможем увидеться снова?

– Не знаю.

– Вечером? После окончания спектакля?

– Нет. Меня уже будет ждать карета. И я сразу же должна буду уехать на квартиру герра Байера.

– А днем?

– Тоже нет. – Она приложила руки к своему раскрасневшемуся лицу. – Ничего не могу придумать. К тому же…

– Что?

– Такая встреча представляется мне весьма неподобающей. Если герр Байер узнает о том, что мы встречались, то он…

Прозвенел второй звонок: до начала спектакля оставалось ровно пять минут.

– Умоляю вас, давайте встретимся завтра ровно в шесть на этом же месте. – В голосе Йенса прозвучала откровенная мольба. – А герру Байеру скажите, что вас попросили явиться на репетицию перед началом спектакля.

– Я… я… Доброго вам вечера, мой господин…

Анна повернулась и направилась ко входу. Открыла дверь, чтобы переступить порог, но, прежде чем дверь снова захлопнулась, она ухватилась за ручку двери своими тоненькими пальчиками и придержала ее.

– Могу я хотя бы узнать ваше имя, мой господин?

– О, простите меня великодушно! Забыл представиться. Меня зовут Йенс. Йенс Халворсен.

Анна побрела к себе в гримерную, словно в тумане, а там обессиленно плюхнулась на стул, чтобы хоть как-то прийти в себя. Когда в голове немного прояснилось, она решила, что должна узнать о Йенсе Халворсене как можно больше, прежде чем соглашаться на новую встречу с ним.

Вечером, все то время, пока длился спектакль, она расспрашивала всех подряд, и тех, кому доверяет, и тех, кому не доверяет, что они знают о нем.

Оказывается, молодой человек играет в оркестре сразу на двух инструментах: на скрипке и на флейте. К большему сожалению, в театре у него репутация завзятого волокиты за хорошенькими женщинами. Музыканты даже придумали ему шутливую кличку Пер, в честь главного героя пьесы, который, как известно, тоже любил приударить за слабым полом. Одна из молоденьких хористок сообщила Анне, что Йенс встречается сразу с двумя девчонками из хора, с Хильдой Омвик и Йорид Скровсет. Но самое плохое, в театре упорно ходят слухи, что он является тайным любовником самой мадам Хенсон.

Когда Анна заняла свое обычное место за сценой, чтобы пропеть «Колыбельную», она уже была настолько взвинчена всей полученной информацией, что опоздала со вступлением на целый такт. А в результате мадам Хенсон тоже захлопнула свой рот на два такта раньше положенного. Анна даже не осмелилась взглянуть в оркестровую яму, боясь случайно встретиться взглядом с Йенсом Халворсеном.

– Больше я и думать не буду об этом человеке, – решительно приказала она себе, прикручивая фитиль в лампе, стоявшей на ночном столике рядом с кроватью. – По всему видно, что он ужасный, бессердечный тип, – добавила она в сердцах, немного раздосадованная тем, что слухи о его амурных похождениях взволновали ее больше, чем это следовало бы. – Да мне и дела нет до него! Ведь я же дала слово выйти замуж совсем за другого человека.

Однако на следующий день Анне потребовалась вся сила воли, чтобы не солгать герру Байеру, будто ей надо поехать в театр пораньше, так как у нее назначена репетиция перед началом спектакля. В театр она приехала в свое обычное время, без пятнадцати семь. На тротуаре перед служебным входом было пусто. Странно, но она вдруг почувствовала непроизвольный укол разочарования и тут же рассердилась на себя за собственную слабость.

Она вошла в гримерную. Мамаши детворы, участвующей в спектакле, занятые, по своему обыкновению, рукоделием, нестройным хором приветствовали ее. Тут же Анну окружили дети в надежде, что она принесла что-то новенькое для игр с ними. И только один мальчишка стоял к ней спиной, понурив голову, и не подбежал, пока она обнимала других. Но вот он поднял голову и поверх голов малышни бросил на Анну печальный взгляд. Руди был не похож на себя. Но тут маленьких актеров пригласили на сцену. Одарив Анну еще одним грустным взглядом, мальчик вместе с остальными детьми устремился на подмостки. Однако в антракте он нашел ее.

– Мой друг сказал мне, что вы не встретились с ним сегодня вечером. Он очень переживает из-за этого. Он прислал вам еще одно письмо. – Мальчик извлек из кармана запечатанный конверт и протянул его Анне.

Но она отстранила от себя конверт.

– Пожалуйста, передай своему другу, что меня не интересуют его письма.

– Но почему?

– Потому что не интересуют, Руди! И на этом точка.

– Фрекен Анна, я сам видел, как он убит из-за того, что вы не пришли. Он очень переживает, честное слово.

– Руди, ты очень способный ребенок, это правда. И как актер, и как человек, умеющий выманить монетку-другую у взрослых. Однако есть вещи, которые ты еще не вполне понимаешь…

Анна открыла дверь и вышла из гримерной. Руди с видом побитой собаки поплелся за ней следом.

– Чего я не понимаю?

– Всякие взрослые дела, – ответила она на ходу, уже начиная терять терпение. Ей было рано занимать свое место в кулисах. Ее песня должна прозвучать еще не скоро, но Анне хотелось побыстрее отвязаться от мальчика с его назойливыми расспросами.

– Все я понимаю про ваши взрослые дела, фрекен Анна, – возразил Руди. – Наверняка наслушались всяких сплетен про него, когда выяснили, кто он и как его зовут.

– Ах, так и ты в курсе всех этих разговоров, да? Тогда почему же ты так настойчиво уговариваешь меня согласиться с ним на новую встречу? – возмутилась Анна и круто повернулась лицом к Руди, взглядом давая ему понять, чтобы он отстал от нее, наконец. – Да, у этого господина ужасная репутация! К тому же у меня уже есть молодой человек и в обозримом будущем, – Анна снова двинулась по коридору в сторону кулис, – мы с ним поженимся.

– Очень рад за вас, фрекен Анна. Но у этого господина самые благородные побуждения к вам. Честное слово!

– Руди, ради всех святых! Оставь меня в покое, ладно?

– Оставлю, оставлю! И все же вы должны встретиться с ним, фрекен Анна. Вы понимаете, я не прочь заработать, но сейчас я делаю все это совершенно бесплатно. Возьмите хоть письмо от него!

Анна не успела возразить, как мальчишка буквально силой втиснул ей в руку конверт и тут же стремглав бросился от нее по коридору. Анна спряталась среди декораций, мгновенно превратившись в невидимку для посторонних глаз, и стала слушать, как настраиваются оркестранты ко второму акту. Потом взглянула в оркестровую яму и выхватила глазами фигуру Йенса Халворсена. Вот он занял свое место и извлек из футляра флейту. Слегка повертел головой в разные стороны, и в какой-то момент их глаза встретились. В его взгляде было столько страдания, что Анна невольно поежилась, боясь разжалобиться. Она осторожно выбралась из-за декораций и снова, словно в тумане, побежала к себе в гримерную, едва не столкнувшись по пути с мадам Хенсон. Облако знакомого французского парфюма шлейфом плыло по коридору вслед за актрисой. Она даже не заметила Анну, но та вдруг вспомнила все сплетни, что гуляют на их с Йенсом счет, и прежнее озлобление проснулось в ней с новой силой. Этот Йенс Халворсен – самый обыкновенный подлец! Негодный соблазнитель! Наверняка решил приударить, чтобы опорочить Анну и разрушить ей жизнь. Она вошла в гримерную с твердым намерением весь следующий антракт посвятить игре в карты с детьми. Надо же чем-то занять себя, чтобы не думать о нем.

Вечером, вернувшись домой после спектакля, Анна прямиком направилась в пустую гостиную. Огромным усилием воли она заставила себя достать из кармана нераспечатанный конверт с письмом Йенса и швырнула его прямиком в огонь.

* * *

В течение последующих двух недель Руди каждый вечер приносил ей очередное письмо от Йенса Халворсена. Но Анна сжигала их не читая. Сегодня же ее решимость положить конец всем этим несносным приставаниям Йенса еще более укрепилась после того, как она и все остальные участники спектакля стали невольными свидетелями весьма забавной сцены. Вдруг в разгар антракта послышался громкий визг из гримерной мадам Хенсон, а следом – звон разбитого стекла.

– Что там происходит? – спросила Анна у Руди.

– Не скажу! – ответил упрямый мальчишка, скрестив руки на груди.

– Почему? – удивилась Анна. – Ведь ты же все и про всех знаешь! Хочешь, я заплачу тебе? – пустила она в ход самый веский аргумент.

– Я не скажу вам ничего ни за какие деньги! Вот! Потому что у вас может сложиться неверное представление.

– Представление о чем?

Но Руди лишь отрицательно качнул головой и отошел от нее. Однако к следующему антракту ситуация более или менее прояснилась, так как в театре уже вовсю стали роиться слухи. Знакомая девушка из хора рассказала Анне, что якобы мадам Хенсон стало известно о том, что пару недель тому назад Йенса Халворсена видели вместе с Йорид, еще одной солисткой из их хора. Выслушав хористку, Анна совсем не удивилась этой новости. Судя по всему, вся эта история стала новостью только для самой мадам Хенсон, которая единственная во всем театре ни о чем не догадывалась.

* * *

Приехав на первое представление на следующей неделе, Анна увидела огромный букет алых роз, который лежал возле окошка вахтера рядом со служебным входом. Она уже прошла мимо цветов, направляясь к себе в гримерную, но тут услышала, как Халберт, вахтер театра, окликнул ее:

– Фрекен Ландвик.

– Слушаю вас.

– Эти цветы вам.

– Мне? – страшно удивилась Анна.

– Да, вам. Пожалуйста, заберите их отсюда. Они мне весь вид загораживают.

Анна покраснела до ушей, сама став похожей на розу, но повернулась и подошла к будке.

– Кажется, у вас, фрекен Ландвик, тоже завелся поклонник. Интересно, кто бы это мог быть? – Халберт многозначительно поднял бровь и бросил укоризненный взгляд на девушку, но Анна молча забрала огромный букет, стараясь не встречаться с привратником взглядом.

– Ну и ну! – воскликнула она про себя, шагая по коридору прямиком в дамскую комнату, холодное и довольно вонючее помещение, общее для всех женщин, работавших в театре. – Это же надо иметь такое нахальство! Посылать мне цветы под носом у мадам Хенсон и Йорид Скровсет. Да он со мной играет, будто кошка с мышкой, – рассерженно прошептала она и, громко хлопнув дверью, заперлась в кабинке. – Решил, что раз мадам Хенсон пронюхала про его шашни, так можно переключиться на меня. Вообразил, что сумеет вскружить голову простой деревенской девчонке с помощью своего веника. Не тут-то было!

Анна прочитала карточку, приколотую к букету.

«Я совсем не такой, каким Вы меня считаете. Умоляю, дайте мне шанс доказать Вам это».

– Ха-ха-ха! – злорадно воскликнула Анна и порвала карточку на мелкие кусочки, а потом выбросила их в унитаз и смыла. Наверняка сейчас в гримерке начнутся расспросы, откуда цветы, кто их преподнес и прочее. Анне совсем не хотелось, чтобы кто-то в труппе догадался об их истинном происхождении.

– Какая прелесть, Анна! – воскликнула одна из мамаш, когда Анна вошла в гримерку с букетом роз в руках. – Что за дивные цветы!

– Кто вам их подарил? – немедленно поинтересовалась вторая мамаша.

Все в комнате замолчали в ожидании ответа.

– Разумеется, цветы мне прислал мой молодой человек, – ответила им Анна после короткой паузы. – Его зовут Ларс, и он живет в Хеддале.

Последовала новая порция восторженных восклицаний.

– Какой-то особый повод, да? Ведь эти розы стоят целую кучу денег, – не отставала от Анны одна особо любопытная матрона.

– Да, вы правы. Повод… есть. Сегодня у меня день рождения, – самым бессовестным образом солгала ей Анна.

И снова раздался хор удивленных голосов.

– Ваш день рождения?! Но почему же вы ничего не сказали нам?

Весь оставшийся вечер Анна была вынуждена принимать поздравления по случаю своего дня рождения. Ее обнимали, целовали, дарили всяческие безделушки и сувениры, демонстрируя всеобщую симпатию и любовь. И лишь хитроватая улыбка на физиономии Руди несколько портила настроение, но Анна делала вид, что не замечает ее.

* * *

– Итак, Анна, вы в курсе того, что театральный сезон близится к своему завершению и вскоре представления спектакля «Пер Гюнт» будут завершены. В июне я устраиваю по этому случаю специальное суаре, на которое собираюсь пригласить все сливки нашего столичного общества. Хочу, чтобы они пришли и послушали, как вы поете. Пора вам начинать самостоятельную певческую карьеру. Явить себя, так сказать, миру и перестать быть таинственным привидением с дивным, ангелоподобным голосом.

– Понятно, герр Байер. Спасибо вам.

– Анна! – Профессор слегка нахмурился, бросив внимательный взгляд на Анну. – У вас есть какие-то сомнения касательно собственного будущего?

– Нет, я просто очень устала. Большое вам спасибо за то внимание, которое вы мне уделяете.

– Понимаю-понимаю! Последние несколько месяцев были действительно очень трудными. Но поверьте мне, Анна, многие мои знакомые из мира музыки уже в курсе того, кому принадлежит прекрасный голос Сольвейг. А сейчас ступайте к себе и немного отдохните. Вы и правда очень бледненькая.

– Хорошо, герр Байер.

Франц Байер с грустью посмотрел ей вслед. Ему были вполне понятны ее переживания, но что он мог сделать в сложившихся обстоятельствах? Анонимность исполнительницы была специально оговорена в контракте, подписанном Людвигом Джозефсоном и Йоханом Хеннумом. Но контракт уже близится к своему завершению, все условия его соблюдены и принесли огромную пользу для общего дела. Зато сейчас все самые влиятельные и авторитетные представители музыкального сообщества Христиании слетятся к нему на суаре, словно бабочки на огонь. И только затем, чтобы послушать таинственную обладательницу прекрасного голоса, которая так вдохновенно исполняла песни Сольвейг на протяжении всего сезона. А впереди у него огромные, просто грандиозные планы касательно будущего его ученицы Анны Ландвик.