Щукин

Полковник Щукин не спал больше суток, постоянно пил крепкий кофе, и уж какая по счету была пачка сигарет, он вообще не помнил. Стол был завален документами по Кушакову. На его рабочий компьютер шла прямая трансляция из комнаты, где сидел арестованный агент Растесс.

Рядом пристроился майор Уланов, он внимательно рассматривал схему перемещений Кушакова по городу после его возвращения из Санкт-Петербурга, сверяясь со сводками наружного наблюдения.

Когда Кушаков положил руки на стол, Щукин сильно стукнул по столу, кружка с кофе подпрыгнула и чуть не опрокинулась на документы. Уланов поднял красные от усталости и недосыпания глаза на начальника.

– Ты видел?! Нет, ты видел? – тыкал пальцем в монитор полковник.

– А что там? Я слушал.

– Он знает, что перед ним полиграф! Мало кто в управлении знает, что у нас такой появился. Месяц назад только монтировать и устанавливать закончили. Не всех сотрудников успели прогнать через него как положено. А этот знает!!! И поведение, словно он ведет допрос, а не мы. Ничего не получится! Он знает, чует, что у нас на него, кроме косвенных улик, нет ничего. – Щукин схватил телефон, набрал номер: – Алло, Матвеич, что у вас там? Как стер? Все равно забирай, пусть технари колдуют, за какой хрен они свой хлеб едят?! Смотрите внимательно. А? Нет. Не колется он. Еще пару часов, и он начнет издеваться. Не знаю. Хоть на молекулы разбери его хату, я из своей получки буду год оплачивать его ремонт! Но доказуху добудьте! – Бросил в раздражении трубку и проворчал: – Паршивец отформатировал свой жесткий диск на компьютере.

– Значит, все? – не удержавшись, с досадой воскликнул Уланов. – Столько работы – псу под хвост!

– Ничего «не все»! Наши программу какую-то ему успели засунуть. Есть шанс восстановить. Резервное копирование, – жестко ответил Щукин. – Искать будем, думать будем. Я к заму на доклад. – И он, надев пиджак, вышел из кабинета.

Тем временем допрос агента продолжался, и Аркадий Викторович сделал звук громче.

Через полчаса Щукин вернулся весь красный, злой.

– Крепкий. На арапа не возьмешь. Говорил же, что рано. Он же почти успокоился, на следующей тайниковой операции и взяли бы тепленького. Эх!

– Что делать будем? – оторвавшись от бумаг, спросил Уланов.

– Я предложил профилактировать. Думаю, что это самое разумное решение. И из ситуации выйдем, создадим Кушакову режим мнимого благоприятствования, пусть расслабится, мол, контрразведчики обделались по полной. А сами будем работать. Иди готовь документы по уведомлению о противоправной деятельности гражданина Кушакова. Тридцать минут у тебя есть. Потом надо еще с руководством согласовать. И с Москвой непременно. Без их санкции не получится.

Через пять часов Кушакову вручили под роспись уведомление о недопустимости ведения противоправной деятельности.

Не выдавая своего волнения, с той же легкой, блуждающей улыбочкой, он вышел из Управления ФСБ. Документ не сложил, а лишь помахал контролеру на выходе, не удержавшись от язвительной фразы:

– Чао, Буратино!

Прапорщика аж подбросило от такой наглой фамильярности.

Майор Уланов стоял в холле, изображая посетителя, набирал номер на служебном настенном телефоне, и весь покраснел от злости, напрягся спиной, но постарался не выдать своих эмоций.

Когда массивная дверь закрылась за Кушаковым, контролер обратился к Уланову:

– Нет, вы видели, товарищ майор! Какой гад! Меня Буратино обозвал! Жаль, что не тридцать седьмой год! Его бы давно уже к стенке во дворе поставили!

Уланов неотрывно смотрел на входную дверь и, не оборачиваясь, ответил:

– Был бы на дворе тридцать седьмой год, нас бы давно уже в распыл пустили. И тебя, и меня. Поэтому хорошо, что сейчас на дворе иное время. Не переживай. Отомстим. Очень больно ему будет. Больно накажем.

В кабинете у Щукина уже собралось много народа. Окна нараспашку, почти все курили. Присутствующие были злы, расстроенны, эмоционально взвинченны.

Штатный невропатолог, она же и полиграфолог управления, Ольга Николаевна, женщина чуть за сорок, имевшая в багаже три командировки в зону боевых действий в Чечне, обычно выдержанная, разошлась не на шутку. Громко, не сдерживаясь, не подбирая слова, она стучала пальцем по бумагам, не обращая внимания на то, что пепел с сигареты сыпался на документы и падал на пол:

– Я ничего не понимаю! Чуть меньше года прошло! Это другой человек! Я всю ночь готовилась! Полностью просмотрела, в том числе и видеозаписи, когда я его «мариновала» в коридоре перед обследованием. Неврастеничный тип, с завышенным самомнением, неразборчив в средствах при достижении цели. Беспринципный! Склонность к садизму! Получал взятки, подкидывал улики, пробовал наркотики. Высокомерен. Людей считает лишь средством для достижения личных целей! А сейчас! Ничего!!! Абсолютно! Вся полиграмма – честнейший альтруист! А его улыбочка! Он знал про эту модель полиграфа! Мы ему не говорили, а он уже расстегнул рукава и закатал рукава рубашки! Но невозможно так за год научить человека!!! Невозможно подготовить к проверке на полиграфе! Мы его «раскачивали», провоцировали, чтобы он сорвался, только что не оскорбляли и не били. И ничего… Этого просто не может быть!

Щукин посмотрел на полиграфолога из Москвы:

– А ваше мнение?

У того на щеках пылал румянец. Желваки ходили ходуном, было видно, что он тоже переживает.

– Я полностью разделяю мнение коллеги. Я также ознакомился с данными обследования, что было ранее. Или мы имеем дело с социопатом, патологическим лжецом, что невероятно за столь короткий срок. Или же его ЦРУ научило так проходить полиграф, что, если возьмете его, очень хотелось бы с ним пообщаться, чтобы он поделился этой методикой.

– У вас все?

– Понадобится время, чтобы все еще раз проанализировать. Но предварительно – ничего.

Отпустили специалистов по полиграфу, оставшиеся офицеры стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Все понимали, что атака в лоб провалилась. Уланов рассказал про брошенную Кушаковым фразу в холле.

Раздался телефон на столе Щукина, он поговорил и обернулся ко всем присутствующим:

– Ну что, кажется, не все еще потеряно. Кушаков вышел по каналу срочной связи на своих хозяев, запросил неотложный контакт через тайник, написал, что задание выполнено.

В кабинете повисла пауза.

– Он в своем уме или посчитал, что мы бессильны? – Товарищ из Москвы был в недоумении.

– Думаю, что здесь дело в жадности, – задумчиво ответил Щукин. – Последняя связь. Потом переходит в «спящий режим». Он же не знает, что у нас есть на него. А мы же хотели взять его с поличным. Вот и будем брать. Но здесь без помощи Центрального аппарата в Москве нам не справиться.

Второй командированный из Москвы тяжелым кулаком прижал документы на столе:

– Сделаем все, что надо. Люди, техника будут. Сам куда надо пойду. Такого еще не было, чтобы шпион так нагло вел себя в Конторе.

Периодически звонили Щукину разведчики из наружного наблюдения, технари с «горячего контроля» технических каналов связи.

Получалось, что, покинув стены управления, Кушаков пошел в кафе рядом, заказал кофе, подсоединился к местной сети интернета, отправил через электронную почту закодированное сообщение, в котором просил срочную связь. Цифры он набирал по памяти. Шифровальщики, используя копии книг, потратили не более пяти минут на расшифровку.

После кафе Кушаков прибыл на свою службу, где находится и сейчас. По городскому и личному мобильному телефонам не ведет переговоров. Один лишь звонок Олесе, сообщил, что не сможет сегодня встретиться. Служба.

По указанию начальника управления все силы полковника Галкина были сняты с других объектов и брошены на сопровождение Кушакова. Теперь по нему работали, невзирая на затраты, как человеческие, так и материальные.

В отделе уголовного розыска, где работал Кушаков, готовили мероприятие. Ближе к полуночи он вышел и отправился в кафе, где снова заказал кофе, десерт. Вышел в сеть, получил незашифрованное сообщение «1БЮ7».

И снова в кабинете у полковника Щукина горел свет. Много офицеров управления побывало у него, коллеги из Москвы достали карты столицы и Санкт-Петербурга. Все понимали, что закладка будет в одном из этих городов. Иначе агент не запросил бы связь, мог бы выехать за рубеж, но был риск, что на границе его бы вывернули наизнанку в поисках донесения.

Наружное наблюдение сообщало, что отдел Кушакова выехал на задержание. Ночь. Пустой город. Полицейские едут на пяти машинах, параллельными улицами их сопровождают контрразведчики. Могла быть компрометация наблюдения. Да и экипажи ГАИ выехали на ночное дежурство. Было принято решение снять наблюдение, выставиться по периметру квартала, в котором полицейские проводили задержание.

Сотрудники технического контроля отслеживали перемещение Кушакова по биллингу. Также сканировали радиочастоты, на которых работали полицейские.

Распечатывая очередную пачку сигарет, Щукин мрачно бросил:

– Нам только не хватало, чтобы майор Кушаков сейчас погиб геройской смертью при задержании особо опасного преступника.

– Сплюнь. Накаркаешь, – недобро посмотрел на него москвич и три раза постучал по столу.

Через час наружное наблюдение доложило, что задержание отделом Кушакова прошло не совсем гладко. Судя из перехвата, Кушаков стоял на резервном пути отхода бандита, тот туда и пошел… На Кушакова. Тот не успел вынуть пистолет, завязалась потасовка. Бандита он повязал, но у самого повреждена голова, нога, хромает сильно.

В кабинете воцарилась тишина. Все смотрели на полковника.

– Молодец, Ромка! – улыбнулся Щукин. – Ей-богу, молодец! – Перехватив недоуменные взгляды присутствующих, пояснил: – Вы еще не поняли его? Ну, вы даете! Он понимает, что сейчас мы за ним будем наблюдать, поэтому сваливает на больничный, усыпляет бдительность и улетает на тайник. Утром улетел – ночью вернулся. Скрытно проник в свою квартиру. И все. Концы в воду.

– Как это незаметно уйдет из квартиры? – недоуменно спросил Уланов.

– Он же знает, как мы работаем. Известно обо всех методах работы, приемах. Не знаю как. Могу лишь предположить, что поднимется наверх и через чердак выйдет спокойно в соседний или дальний подъезд. И пока наши будут лузгать семечки под его подъездом, он будет напевать себе под нос песенку о том, сколько там тысяч метров под башмаком. Оставит телефон дома. Ну, это для примера. Я бы рассматривал как один из вариантов.

Воцарилась тишина.

– Да ну! Неужели такой продуманный черт?

– Могу поспорить на бутылку коньяка. – Полковник Щукин стал весел и азартен. – Аркадий Викторович, ты его поставил на контроль по «Розыск-Магистрали»?

– Сразу же, как попал в поле нашего зрения. Как только он покупает билет, любым способом, хоть через интернет, мы тут же будем знать, – кивнул майор.

– А если он покупает в аэропорту? Приехал, купил, полетел. Багажа нет. Поднялся в самолет перед самым вылетом. До аэропорта час пилить. Если в ночное время, то, пока дежурный всех нас соберет да до аэропорта доберемся, он как раз на полпути будет. Пять часов лету до Москвы, столько же и до Питера.

– Выставляться в аэропорту и там брать? – с тревогой в голосе спросил Уланов. – А что мы ему предъявим? Даже если мехом внутрь вывернем? Скажет, не мое, подбросили, попросили передать.

Щукин выпустил струю табачного дыма в потолок.

– Правильно мыслишь, майор. Правильно.

Командированные из Москвы до этого сидели молча, попивая бессчетные кружки кофе, а после слов майора спросили:

– И что предлагаешь, Иван Андреевич?

– Пусть летит. Вы его там и примете, сначала на «хвост» сядете, только осторожно, мягко, с любовью и нежностью. А потом на тайнике возьмете. Жестко. С пролетарской ненавистью. Ребята, только не профукайте. Обидно будет. Столько трудов коту под хвост.

– Не переживай, Андреевич! Там-то мы его не упустим. Прищучим!

– А что теперь делать?

– Ничего. Сидим, ждем доклада, – покачал головой Щукин. – Кушаков сегодня в героя поиграл. Ему сейчас больничный нужен. Кровь из носа как нужен. Если я прав, то «наружка» скоро нам сообщит, что его или в больницу потащат – но там могут положить, а ему это не нужно, – или в травмпункт. Там все прозаичнее. Дадут справку, наутро в госпиталь МВД, открывает больничный, и все, кури бамбук!

Под утро позвонил Галкин и сообщил, что Кушаков с сослуживцем Романовым съездил в травмпункт.

Сотрудники оперативно-поискового отдела скопировали медицинские документы, забрали рентгеновские снимки под видом внезапной проверки из Министерства здравоохранения. Пришлось скопировать все записи за сутки и изъять рентгеновские снимки всех пациентов. Обещали вернуть через сутки.

У Кушакова рассечена кожа на голове, есть признаки небольшого сотрясения. Симптомы – головокружение, подташнивает. С ногой тоже ничего страшного, ушиб, растяжение. На ребрах гематома, трещин, переломов не установлено.

– Не установлено, – усмехнулся Щукин. – Чисто чекистский термин. Доктора так не выражаются.

Он повернулся к москвичам:

– Летите домой. Готовьтесь к встрече. Либо у вас, либо в Питере. Уведомление я на вас тоже замкну. Думаю, что на днях он у вас объявится. Сумеете Санкт-Петербург воодушевить на работу по нему? А то он Москву и Петербург знает как свои пять пальцев. Вон бросили коллеги, чтобы не расшифроваться.

– Теперь никто его уже не бросит. Будем пеленать, – заверили московские гости.

На том и расстались.

За Кушаковым установили плотное наблюдение. По совету Щукина скрытно разместили на чердаке дома Романа несколько камер. Камеры в квартире отсматривали в режиме реального времени, боясь что-либо пропустить.

По квартире Кушаков ходил, не хромая, не хватаясь за голову, мол, сильная боль. А ходил он много. Из угла в угол. Метался. Много пил чая, кофе.

Телевизор работал громко, как будто он хотел заглушить микрофоны. Компьютер с отформатированным диском стоял на столе. Он попытался самостоятельно установить операционную систему на него, не получилось. С телефона проверял электронную почту, в том числе и на том ящике, с которого попросил экстренную связь.

Выйдя из подъезда, поймал такси, съездил в госпиталь, открыл больничный лист. На улице, в госпитале хромал, делал остановки якобы для восстановления сил. Постоянно проверялся, не ведут ли за ним слежку.

В три часа ночи Кушаков, не включая свет, встал, умылся, оделся, тихо открыл дверь. Телефон показывал, что он его с собой не взял. На чердаке камеры зафиксировали, как он в слое утеплителя извлек какой-то сверток, вышел через угловой подъезд. Бригадой наружного наблюдения этот подъезд не просматривался.

За углом, на автобусной остановке дремал таксист, он очень обрадовался, когда получил выгодный заказ в аэропорт. Это был сотрудник управления, предусмотрели и такой вариант.

Кушаков сидел на заднем сиденье машины, попросил сдвинуть переднее сиденье, съежился, спустился вниз, чтобы с улицы его не было видно.

Аппаратура, установленная в такси, не зафиксировала при нем мобильного телефона и других радиоизлучающих предметов. Оружие также не было зафиксировано.

В аэропорту он купил билет до Москвы, прошел регистрацию. Вел себя нервно, старался увернуться от камер наблюдения.

В кафе купил плотный завтрак и двести граммов коньяка, который выпил залпом. В контакт Кушаков ни с кем не вступал ни в аэропорту, ни в самолете. Успокоился только на борту самолета. Весь полет спал, с перерывом на обед.

Капитан Иванов вылетел тем же рейсом, по прилете в Москву связался с коллегами и передал им под наблюдение Кушакова.

Полковника Щукина подняли с постели, когда агент начал выходить из дома. Жена сделала с собой бутерброды, которые он ел на своем рабочем месте, стараясь не накапать на карту Москвы, на которой были отмечены места, где проходил обучение курсант Кушаков.

Ближе к обеду позвонили из Москвы:

– Здорово, полковник!

– И вам не хворать. Как у вас дела? Бегает наш?

– Это мягко сказать, бегает, – хохотнули на том конце. – Лосем скачет по Москве. Если бы все так метались, нам бы службу пришлось увеличить раз в пять. Он, похоже, знает Москву не хуже местных.

– Куда тянет-то? – Щукин посмотрел на карту.

– На север. У нас тут вчера был «цирк с конями».

Хоть и говорили по закрытому каналу оперативной связи, привычка шифроваться осталась.

– Парни с седьмого этажа. (На седьмом этаже американского посольства в Москве располагается резидентура ЦРУ. – Прим. автора.) Устроили нам гонку. Вышли все покататься на машинах. Даже «чистых» дипломатов заставили устраивать гонки по городу. Некоторые под красный сигнал светофора лезли. Знают, что никто не остановит на красных номерах и штраф не выпишут. Кое-кто даже пропадал из виду на некоторое время. В нескольких машинах сидело по двое-трое. За поворотом, оба-на, и нет одного. Выскочил гаденыш где-то. Как Колобок. «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел и от «наружки» оторвался». Через пару часов его подбирали на другом конце Москвы. Или сам пешим по-конному добирался до квартиры, или в посольство возвращался. Карусель, короче, была. И мы – Центральный аппарат, Управление по Москве и области, всех задействовали.

– А куда лезли-то?

– На север. В Останкино. Если тебе это что-то говорит.

– Говорит.

– Там и кружили.

Щукин водил по карте, что лежала перед ним.

– Знаешь, Кушаков, когда тренировался в Москве, мало по северу у вас бегал, больше по югу.

Москвич замолчал, что-то обдумывая.

– Полагаешь, что весь этот кавардак был для отвлечения нашего внимания? Типа фокуса?

– Все может быть. Это как в фокусе цирковом – главное, отвлечь внимание зрителей.

– Кушаков тоже рвется на север. Он прорыскал уже северо-запад Москвы. Сейчас, судя по сообщениям, рвется в Останкино.

– А на юге у тебя парни катались?

– Сейчас гляну сводки, подожди. – Было слышно, что трубку положили на стол, через несколько минут ответили: – Две машины. Думаешь, что там тайник?

– Не знаю. Ты там хозяин. Я здесь в пяти тысячах верст от тебя, ты свою землю лучше знаешь. Но сам бы как поступил? Машины оторвались от наших?

– Да. Еще есть мысли?

– Все голову ломаю над этими буквами «БЮ». Единица, понятно, Москва. Ты лучше знаешь, как полагаешь?

– Мы тут тоже кумекали, прикидывали. Бутово, Битцевский парк, Бирюлево. Есть другие варианты. Будем водить, а там уже посмотрим.

– Он в Южном Бутове много времени проводил. Там какой-то пустырь есть. Бомжи ночуют. Костры жгут, варят чего-то. У них даже задание было под бичей переодеться и вести наблюдение.

– М-да, ну и задание.

– На самом деле толково. – Щукин снова закурил. – Никто не будет обращать внимания на бездомного. Сидит с протянутой рукой или бредет от урны к урне. Кто заподозрит в нем разведчика наружного наблюдения?

– Действительно. Никто. Обожди секунду, мне звонят по внутреннему телефону. – Было слышно, как там разговаривают, потом снова взяли трубку, голос взволнован: – Ты не поверишь!

– Поймали? – с надеждой спросил полковник.

– Нет. Он в приемной ФСБ, Кузнецкий Мост, 22.

Щукин был в замешательстве. Мысли в голове скакали, просчитывая варианты развития событий.

– Не понял. Ты не путаешь?

– Сам ничего не понимаю. Уточню, перезвоню.