Глава 9

Бурые лягушки

– Как думаете, что за опыт проводит Горский? – подсел к Ардову Жарков.

Илья Алексеевич пожал плечами.

– Можете назвать книги, которые были в лаборатории? – не отставал Петр Павлович.

– Зачем вам?

– Сделайте одолжение.

Ардов мысленно вернулся в подвал и, приблизившись к полке, принялся зачитывать названия на корешках:

– «Герметическія фигуры» Клавдия де Доминико Челентано Валлес Нови, «Магическій архидоксъ» Филиппа Ауреола Теофраста Бомбаста фон Гогенгейма, «Розарій философовъ» Арнольда из Виллановы…

– А что за манускрипт лежал на столе?

Илья Алексеевич обернулся к столу как раз в момент, когда Аладьин торопливо сворачивал в трубочку листы богато иллюстрированной рукописи. Сыщик успел прочесть лишь заглавные буквы:

– «Splendor Solis».

– Блеск Солнца, – перевел Жарков и в возбуждении потер ладони. – Понятно…

– Что понятно? – вынырнул из «римской комнаты» Ардов.

Этот прием – мысленный возврат на место происшествия – Илья Алексеевич частенько применял в расследованиях, поскольку обладал уникальным свойством памяти – ничего не забывал и во всякий момент мог без труда восстановить в воображении любую картину из прошлого, чтобы рассмотреть ее в мельчайших подробностях, примечая упущенные ранее детали.

– Типичная библиотека алхимика, – заключил Жарков. – Так я и думал. Горский еще в гимназии был увлечен тайнами космического процесса творения, все твердил про четыре первоэлемента Аристотеля и пытался увлечь нас идеями постижения сущности человека и мира.

– А что такое «Блеск солнца»?

– Это средневековая рукопись. Работа состоит из 22 образов, включающих ряд из семи алхимических колб, каждая из которых связана со своей планетой. В пределах колб показан символический процесс трансмутации. У Горского конечно же копия манускрипта, но в данном случае это неважно.

– Горский увлечен трансмутацией металлов? – догадался Илья Алексеевич.

– Он проводит эксперимент по созданию золота! – воскликнул Жарков.

Петр Павлович пребывал в возбуждении, которое совершенно не разделял Илья Алексеевич.

– Ну и что… – пожал он плечами.

– Мы обязаны проследить за ходом этого исследования!

– Вот еще! Зачем это?

– Трансмутация золота – вопрос государственного значения.

– Прежде всего это не запрещено законом…

Ардов встал и направился к выходу. Жарков последовал за ним.

На улице уже зажгли фонари.

– Как вы не понимаете, – горячился Петр Павлович, – такие процессы нельзя оставлять без надзора!

– Послушайте, это же не подделка денег! – вяло отмахнулся Ардов. – А стало быть, ваш профессор может создавать свое золото без всякого надзора.

– Иногда вы ставите меня в совершеннейший тупик своими взглядами, Илья Алексеевич! – сдерживая раздражение, заметил криминалист. – Процесс трансмутации никак не регламентирован законами только лишь потому, что никому и в голову не приходило, что мечтания средневековых алхимиков удастся кому-либо воплотить в жизнь.

– А вы что же, верите, что это возможно?

– Я считаю, что это невозможно, – взяв себя в руки, рассудительно ответил Жарков, но тут же наклонился к уху Ильи Алексеевича и жарко зашептал: – Но Горский гений! Поверьте мне! Совершеннейший гений.

– Петр Романович, – строгим тоном осадил спутника Ардов, – в этом деле наша задача – найти убийцу несчастного студента. Заботы государственной важности давайте оставим государственным мужам высшего звания.

Жарков хотел было возразить, но сзади раздались шаги. Обернувшись, чины полиции увидели Аладьина, приближавшегося к ним как-то боком, нелепой подпрыгивающей походкой.

– Я насчет К-крючина… – заикаясь, выпалил студент. – Профессор ошибается.

– Что вы имеете в виду? – не понял Ардов.

– К-крючин был скользким типом.

Ардов и Жарков переглянулись. Аладьин все еще задыхался от быстрой ходьбы и нервно оглядывался. Его голос был каким-то мутным, болотным, а с каждой запинкой изо рта выскакивала маленькая лягушка. Сдерживая отвращение, Илья Алексеевич наблюдал, как эти липкие бурые лягушки прыгали по плечам и голове юноши.

– Сильно сказано, – прокомментировал Петр Павлович, не зная, как еще прореагировать на необычное признание.

– Он м-меня избивал! – скривив лицо в гримасе боли, взвизгнул Аладьин и выплюнул очередную лягушку. – А этой кукле всю г-голову задурил!

– Кого вы имеете в виду? – насторожился Илья Алексеевич.

– Глебову! Он всё смеялся, мол, б-барышни – существа при-при-митивные.

Шлеп, шлеп – еще пара лягушек бурыми кляксами вылетели изо рта Аладьина. Ардову стоило труда не подавать виду.

– А чем эта Глебова занимается?

– Она натурщица в художественном училище… Не понимаю, что она в нем нашла.

– Господин Аладьин, – вступил Жарков, – вас можно заподозрить в зависти.

– Какая, к черту, зависть?! – отбросил приличия студент. – Он был м-мерзавцем. Один раз я застал его за изготовлением субстанции, которая не имела отношения к нашим опытам.

– А в чем суть ваших опытов? – решил все-таки осведомиться сыщик.

– Я не м-могу раз-раз-глашать…

Аладьин смутился и потупился.

– Извините, мне нужно возвращаться в лабораторию, – пробормотал он. – Опыт нельзя п-прерывать.

Помощник профессора скрылся так же неожиданно, как и появился.

Коллеги постояли в молчаливом недоумении.

– Неожиданное явление, – резюмировал Петр Павлович, закуривая папироску.

– Водяной какой-то, – пробормотал Илья Алексеевич, приходя в себя после нашествия лягушек.