Глава 28

Задание государственной важности

Понедельник светлой седмицы ознаменовался сенсацией – на первых полосах всех солидных газет красовался портрет профессора Горского с какими-то щипцами в руках. Качество печати не позволяло рассмотреть детали, но зато заголовки вполне разъясняли суть события: «Профессоръ Горскій создалъ искусственное золото», «Въ Россіи открыли тайну трансмутаціи матерiи», «Формула благороднаго металла расшифрована!».

Мальчишки-газетчики носились по улицам с набитыми сумками и на разные голоса перекрикивали друг друга – торговля новостью шла весьма бойко.

Стопка свежих газет лежала и на зеленом сукне рабочего стола министра финансов. Сам хозяин кабинета угрюмо смотрел в окно, сложив руки за спиной. В кресле у кофейного столика сидел обер-полицмейстер Райзнер и смаковал кофе, изучая передовицу в «Новомъ мiрѣ»: «…Послѣ такого грандіознаго научнаго прорыва слѣдуетъ ожидать потрясенія самыхъ основъ теперешней финансовой системы. И ужъ внѣ всякаго сомнѣнія любыя попытки, предпринимаемые министромъ финансовъ, привязать въ ходѣ предстоящей реформы курсъ рубля къ стоимости золота приведутъ лишь къ самой масштабной девальваціи, то есть къ полнѣйшему коллапсу всей нашей экономической жизни…»

– Как вы полагаете, Август Рейнгольдович, – подал голос Витте, – ведь это очередная мошенническая выходка?

– Вне всяких сомнений, Сергей Юльевич! Но обставлено убедительно. В качестве экспертизы даны комментарии университетских профессоров, их мнение имеет вес.

– Еще и эта странная выходка в ювелирной лавке Артамонова… Вы читали? – Витте на мгновение повернул голову к обер-полицмейстеру, тот кивнул. – Все разгромили, ничего не взяли… оставили странную надпись на стене…

– Третье отделение уже занимается, – попытался хоть как-то успокоить хозяина кабинета Райзнер.

Но министр сохранял высшую степень обеспокоенности. Он развернулся и сказал как бы сам себе:

– Если допустить, что на рынок действительно хлынут неконтролируемые объемы золота, рубль рухнет – здесь «Новый міръ» прав.

Противники реформ явно брали верх. И откуда такая яростная, такая неудержимая страсть к противостоянию? Ведь не все же они куплены финансовыми спекулянтами, которые действительно пострадают от введения золотого стандарта! Большинство попросту ничего не понимают в этом вопросе! Ни в университетах, ни в высших школах правильной теории денежного обращения не читается. Да что говорить, если даже в Финансовом комитете нет ни одного человека, понимающего основы металлического денежного обращения. И при этом едва ли не ежедневно реформу обсуждают в различных собраниях – то доклад в Вольном экономическом обществе, то диспут в Обществе содействия русской промышленности и торговле, то прения в Петербургском собрании сельских хозяев. И всюду только разгром, нетерпимость и яростная вера в собственную правоту!.. Тут и не хочешь, а поверишь в заговор, в хорошо продуманную кампанию, дирижируемую кем-то из темного угла. Как действовать и что этому противопоставить – совершенно неясно.

– Я ни на секунду не допускаю мысли, что кто-то научился делать золото из свинца, – Витте возбужденно заходил по кабинету, – но этот нестерпимый гвалт может окончательно напугать государя. Третьего мая его величество соберет Финансовый комитет в усиленном составе под своим председательством. На этом заседании будет решена участь реформы. Если ее сумеют забаллотировать, экономику охватит паралич.

Что уж и говорить, перспективы проступали весьма трагические.

– Август Рейнгольдович, – Витте сел в соседнее кресло и залпом осушил кофейную чашечку, – я вас прошу: нельзя ли как-то деликатно, не привлекая специального внимания, разведать, что там на самом деле изобрел этот Горский? Наверняка на комитете выбросят этот козырь – мне необходимо чем-то крыть.

– Постараюсь что-то разузнать, Сергей Юльевич.

Уже через три четверти часа Илья Алексеевич сидел в черной карете, которая нагнала его на набережной Фонтанки по пути в участок. Человек в черном костюме пригласил чиновника сыскной полиции внутрь. Август Рейнгольдович похристосовался с Ардовым и, не тратя времени, перешел к делу:

– Вчера вы присутствовали на эксперименте профессора Горского. Что можете сказать как очевидец?

– Ему удалось каким-то образом получить золото.

Обер-полицмейстер задумался. Ответ Ардова добавил ему беспокойства.

– Но я не химик, – на всякий случай заметил Илья Алексеевич, – и в данном случае ориентируюсь на вердикт экспертов, которые присутствовали.

– Насколько мне известно, эксперимент длился пять дней, – продолжил Райзнер. – Как вы считаете, за это время можно было заменить шар на такой же, с золотой сердцевиной внутри?

– Конечно. Можно было даже с самого начала поместить золото внутрь и через пять дней расколоть шар перед фоторепортерами. Но если это и так, профессор Горский в обмане не замешан – он искренне верит, что синтезировал золото.

– Возможно, это мог сделать кто-то из его окружения?

– Исключать этого нельзя, – подумав, ответил Ардов. – Но профессор ведет довольно замкнутый образ жизни. При нем находится единственный помощник – трус и заика Аладьин. Второго помощника недавно убили, этим делом я как раз сейчас занимаюсь. Возможно, раскрытие этого преступления прольет свет и на вопрос с золотом.

– Илья Алексеевич, этот вопрос не терпит промедления. Бросьте этого вашего… второго… Прощупайте-ка лучше живого помощника. Пока его тоже не прибили. Нам необходимо установить, действительно ли Горским найдена формула трансмутации металлов.

– Откровенно говоря, я понятия не имею, как это можно сделать.

– Для вас нет ничего невозможного, – принялся привычно опутывать собеседника паутиной лести Райзнер. – Уверен, у вас получится. Дело имеет государственное значение, нам выпала честь защитить благополучие нашего Отечества, от ваших усилий зависит благоденствие народа, покой и процветание которого мы призваны защищать и обеспечивать.

– Август Рейнгольдович, я не могу бросить расследование…

– Выручайте, Илья Алексеевич. Допустить распространение золотой формулы нам никак нельзя – государство рухнет. И погребет всех под своими обломками.

Карета остановилась у здания третьего участка Спасской части. Ардов открыл дверь, но замешкался:

– А куда пропал ваш Бугров?

Вопрос прозвучал излишне фамильярно, но Илья Алексеевич почувствовал, что сейчас может себе позволить такой тон. Бугрова, который два дня назад не пустил его в салон мадам Энтеви, действительно сейчас не было на подножке – притом что обыкновенно он следовал за хозяином неотлучно в паре с другим таким же чиновником по особым поручениям, который сегодня сопровождал карету в одиночестве.

– Да что-то… – Август Рейнгольдович поморщился, – разговляется, надо полагать… А вам он зачем?

– Он был на сеансе мадам Энтеви в эту пятницу?

– Откуда вы знаете? – не смог скрыть удивления обер-полицмейстер; Ардов молчал, давая понять, что рассчитывает на более развернутый ответ. – Да… – продолжил сановник, преодолевая привычное нежелание раскрывать служебные обстоятельства посторонним, – у нас имелись кое-какие договоренности с госпожой медиумисткой, и Бугров должен был проконтролировать их соблюдение во время сеанса.

Ардов прикрыл дверь, чтобы разговор случайно не выпорхнул на улицу.

– Договоренности касались ограничения тем для разговоров с духами? – продолжил он атаку, понимая, что сейчас может вытащить из господина тайного советника кое-какие важные ответы под видом аванса за услугу, которую взялся оказать, согласившись расследовать дело о золоте Горского.

– В некотором роде, – уклончиво ответил Райзнер, но было понятно, что Ардов угадал.

– Могу я получить список гостей на последнем сеансе? – пошел ва-банк Илья Алексеевич.

– Ну, знаете ли… – Август Рейнгольдович едва не задохнулся от неслыханной наглости.

– Дела связаны, ваше высокопревосходительство! – поторопился объяснить причину своего интереса сыщик. – Нам ведь необходимо защитить реформу?

Райзнер в очередной раз отметил про себя, что молодой человек обладает удивительной сообразительностью. Он молча раскрыл кожаную папку с гербом, которая лежала тут же, на откидном столике, и, перебрав бумаги, поднял перед глазами Ардова листок.

– Благодарю вас… – Взглянув на перечень фамилий, Илья Алексеевич спрыгнул с подножки и направился ко входу в участок.