Глава 25

Новая версия

– Кажется, вы кое-что утаили? – окликнул Глебову сыщик, когда она миновала арку и вошла во двор дома 119. Девушка остановилась. Илья Алексеевич вышел из-за дровяного сарая и слегка поклонился, тронув котелок. – Мое почтение.

В облике Глебовой мелькнула растерянность. Она бросила взгляд назад, под арку – там появилась фигура околоточного надзирателя Свинцова, надежно защищавшего выход. Из-за спины Ардова выглянул старший дворник. Илья Алексеевич уже успел получить от него подробные показания: барышня действительно проживала в одной из комнат в квартире слесаря Иконникова, который после работы на вокзале еще исполнял заказы жильцов на дому – лудил кастрюли и исправлял разные предметы домашнего обихода. Жена его работала на резиновой фабрике, отчего попахивала резиной. Глебова уговорила старшего дворника не отдавать паспорт на прописку за вознаграждение, которое, к слову, задолжала уже за второй месяц. В разговоре с Ильей Алексеевичем дворник принялся так горячо сокрушаться, что, пожалуй, не было бы удивительно, если бы хлопнулся в обморок от переживаемых моральных страданий. Он показал, что покойный Крючин заглядывал к Глебовой время от времени, но признаться в этом при первом опросе побоялся, опасаясь, что вскроется его незаконная сделка с постоялицей. «Теперь чего уж», – в сердцах махнул он рукой. Выяснилось также, что утром в воскресенье девушка видела труп Крючина, когда покидала жилище.

Глебова молча смотрела на Ардова, ожидая развития событий.

Илья Алексеевич подошел ближе.

– Утром в понедельник вы пробежали мимо трупа вашего ухажера Константина Крючина, – Ардов кивнул на посыпанное песком место под аркой, где было найдено тело.

– Так это был он? – неуверенно произнесла девушка, проследив за взглядом сыскного чиновника. – Я, признаться, подумала, что это Авдей Мефодьевич, портной наш: надрался и валяется, по обыкновению, – у нас обитает тут, – она метнула неприязненный взгляд в окно на мансардном этаже. – Дело привычное, я и подумать не могла. Данила Аристархович его как раз в чувства приводил, как мне показалось… склонился над ним… – она слегка кивнула старшему дворнику, как бы напоминая, как развивались события того утра. – Ну а мне что за печаль – я и побежала, – голос натурщицы окончательно окреп и приобрел уверенность. – Поверьте, я и подумать не могла, что это Костя.

– Оказывается, не такая уж вы и сирота? – Илья Алексеевич выразительно посмотрел на дворника, давая понять собеседнице, что тайна ее сделки раскрыта; дворник переступил с ноги на ногу и виновато кашлянул.

– Родители – это выдумка для Данилы Аристарховича, – доверительно проговорила Глебова и опять кивнула дворнику, остававшемуся стоять у дровяного сарая. – Я хотела сохранить адрес в секрете, чтобы избежать лишних визитов назойливых поклонников и прочих «антрепренеров» – они порядком досаждают мне в училище. Если вы помните, я и вас за такового поначалу приняла.

Илья Алексеевич машинально потер шею, припомнив, как распрощался было с жизнью, когда ощутил под подбородком холодный металл клинка при первой встрече с Глебовой.

– Ну посудите сами, – продолжила она мерцающим шепотом, – не могла же я раскрыть здесь всем, кем работаю! Для них натурщица – хуже чем бланкетка. Они уверены, что я студентка женских курсов. И вы, пожалуйста, не выдавайте меня. – Просьба прозвучала с такой доверительной беззащитностью, что Илья Алексеевич на мгновение растерялся и сбился с мысли, которую держал для следующего вопроса. Его обдало облако серебряной пыли.

Объяснение выглядело резонным.

– Стало быть, вы продолжаете утверждать, что последний раз видели Крючина в четверг вечером? – спросил он совершенно не о том, о чем намеревался.

– Именно так.

– Зачем же он приходил сюда в воскресенье?

– Ума не приложу, – пожала плечами натурщица. – Может, хотел мириться? Мы ведь в последний раз крепко поссорились – помните, я вам говорила? Он меня обзывал и получил пощечину, – Глебова скорчила гримаску и приложила к глазу платочек. – Я думаю, он не выдержал укоров совести и после опытов у своего профессора помчался ко мне. Разве это невозможно?

– Возможно, – согласился Илья Алексеевич – он постепенно собирался с мыслями и уже мог продолжить опрос в логическом русле. – Но как убийца узнал, что Крючин явится именно сюда?

– Как узнал? А что, если он его сам сюда и заманил?

– Кто? Убийца? Каким образом?

– Костя хотел передать мне денег.

Ардов не успел удивиться фантастичности версии.

– Да-да, – продолжила Глебова. – Он знал, что я кругом должна, даже Даниле Аристарховичу – он, наверное, говорил вам, – она опять послала учтивый кивок старшему дворнику. – Я думаю, Костя согласился взять у преступников деньги и велел принести их прямо сюда. А здесь они с ним и расправились.

– Но ведь вы же сами предположили, что Крючина убили за отказ к сотрудничеству! – Илья Алексеевич искренне удивился. – Каков же мотив расправы, если он согласился взять деньги и, стало быть, делать краску?

– Я думаю, он не соглашался, – не раздумывая, заявила девушка.

Ардов совершенно растерялся.

– Я думаю, он пригрозил им раскрыть дело полиции и потребовал плату за молчание. Вы знаете, так бывает! Вы читали «Преступление в Харидвари» Коллинза? Там дворецкий становится свидетелем похищения священной книги и начинает шантажировать преступников… – рыжеволосая натурщица сделала несколько взмахов ресницами, и из глаз опять брызнули слезы. – Костя сделал это ради меня!

Илья Алексеевич припомнил, как во время знакомства в училище Глебова сидела за миниатюрным столиком и, глядя в зеркальце, приводила в порядок прическу, скрепляя заколками пряди. Он мысленно приблизил взгляд и рассмотрел заколку – она была украшена маленьким перламутровым цветком.

Сейчас заколки были не видны из-за шляпки с вуалькой.

– Это ваша?

Он протянул ладонь, на которой лежала точно такая же шпилька с цветком.

– Возможно.

Глебова взяла заколку.

– Вы обронили ее здесь, на месте убийства, – сказал Илья Алексеевич, наблюдая за реакцией. Улика ни капли не смутила девушку.

– Послушайте, господин сыщик, – спокойно и как-то даже устало проговорила она. – Я бегаю под этой аркой каждый день – не мудрено обронить. Не говоря уж о том, что такие шпильки носит полгорода – в любой галантерейной лавке вы найдете их по 10 копеек за упаковку.

Честно говоря, ответ был вполне убедителен. И все же… «Либо она и вправду невиновна, либо обладает удивительным самообладанием», – подумал Илья Алексеевич, пряча булавку обратно в конвертик.

– Почему вы не были на похоронах? – это был последний вопрос, приготовленный Ардовым к этой встрече, – об этом он знал от Шетульского.

– Была, – опять удивила ответом Глебова. – Но смотрела издалека. Я не хотела видеть Костю вблизи, я боюсь мертвых…

Оценив быстрым взглядом реакцию сыщика, она добавила:

– Я хотела запомнить его живым…

Из глаз опять выкатилась слеза. Вдруг лицо Глебовой сделалось жестким, и она проговорила с едва сдерживаемой злостью:

– Опять свой пост заняла!

Илья Алексеевич обернулся, чтобы проследить за направлением взгляда собеседницы, устремленного ему за спину. В большом окне первого этажа расположилась дама крупных форм в домашнем чепце. Она смотрела во двор, приложив к глазам лорнет. За ее спиной на каминной полке возвышались большие часы в виде кентавра. Ардов почувствовал нечто знакомое. Во рту разлился вкус тамаринда. Он поспешил бросить в рот пилюльку из колбочки и обернулся к старшему дворнику.

– Генеральша Сторожева, – доложил тот с готовностью.

Сыщик вспомнил, как еще в понедельник, в день обнаружения трупа, генеральша явилась в участок, чтобы отозвать поданное ранее заявление о пропаже перстня с изумрудом.

«Так… Когда это было?» – услышал Ардов голос фон Штайндлера.

«Дык на следующий день, как пропало, – доложила посетительница. – В пятницу! Тем же вечером велела сдвинуть эту тяжесть, и представьте! – колечко именно там и обнаружилось!»

– В пятницу, – повторил Илья Алексеевич, двигаясь в своих воспоминаниях мимо стола старшего пристава. Уже подходя к двери прозекторской, он расслышал фразу, которой не хватало, чтобы все сложилось:

«Точь-в-точь как предрек дух Александра Федоровича…» – произнесла генеральша.

«Это, стало быть, покойный супруг», – догадался сыщик.

– Скажите, а где вы встречались с Крючиным в четверг? – обратился Ардов к натурщице.

– Да здесь и встречались. Он бросил мне камушек, я и вышла.

– Крючин мог видеть это окно?

Глебова бросила взгляд на соседку за стеклом.

– Отчего же нет? Она как раз с каким-то господином чаи гоняла – сами видите, отсюда картина как в театре.

Илья Алексеевич отпустил Глебову и отправился с визитом к генеральше. Та встретила чиновника сыскной полиции с большим радушием, велела подать чаю с пирогом и с пространными отступлениями поведала, что на прошлой неделе, 15-го числа сего месяца, с утра принимала посыльного от мадам Энтеви – он принес приглашение на сеанс и принял плату. Узнала она о визите прорицательницы – вот – из журнала «Ребусъ», каждый номер которого зачитывает едва не до дыр. Генеральша взялась было пересказывать наиболее выдающиеся статьи, но Илья Алексеевич сумел развернуть собеседницу в нужное русло. Пробыл визитер в гостях около получаса. Чай подавала Марфуша. Сама хозяйка из гостиной не отлучалась, но отходила вот сюда, к секретеру, чтобы извлечь из шкатулки орден Двойного дракона, которого был удостоен покойный супруг Александр Федорович за некие особые услуги маньчжурской династии. Орден редкий, и генеральше было приятно продемонстрировать гостю диковинку.

В тот день и обнаружилась пропажа перстня.

– А где он обычно лежал? – спросил Илья Алексеевич.

– Да я его обычно на пальце носила, батюшка! – воскликнула генеральша и ткнула в лицо сыщику руку с украшением. – А в тот день, старая курица, зачем-то сняла да куда-то и сунула. Вроде сюда, на подоконник клала, – она указала место у окна, – а может, там оставила, – махнула на секретер. – В обед кинулась – а его уж и нет нигде. Все обыскала. Марфуша насела – ступай да ступай в полицию. Ну я и пошла, батюшка…

Генеральша продолжала тараторить без устали, вываливая все новые подробности. Голос ее был похож на коричневый шнурок, намоченный мясной подливой.

Илья Алексеевич украдкой глотнул пилюльку из своей наручи и подвел итог. Итак, на прошлой неделе, в четверг утром, Крючин вызвал Глебову на разговор, который проходил во дворе у арки – вон там, – сыщик подошел к окну и убедился, что старший дворник, которому он велел оставаться на месте у сарая, отлично был отсюда виден. В это время к генеральше явился посыльный от мадам Энтеви – очевидно, тот самый месье Люк, о котором говорил Чептокральский. Он принес билет на сеанс, намеченный на вечер следующего дня. Гость вполне мог улучить момент и переложить украшение с изумрудом в малодоступное место, чтобы потом прорицательница могла сообщить о нем голосом покойного супруга.

Илья Алексеевич прошел от подоконника к камину и протянул руку за часы в виде кентавра, чтобы убедиться, что эта махинация требовала буквально нескольких мгновений и запросто могла быть осуществлена во время поиска генеральшей китайского ордена в ящиках секретера. (Перстень месье Люку в данном случае был не принципиален, просто попался под руку – могла быть любая другая более-менее заметная безделица.)

Крючин, стоя на улице под аркой, вполне мог оказаться случайным свидетелем этой манипуляции, хотя вряд ли придал ей значение. А вот посланник медиумической мадам, заметив это, мог всерьез обеспокоиться возможной оглаской. Доводить дело до кровавой расправы повода вроде бы и нет, но если предположить, что на кону стоит нечто большее, чем просто репутация фальшивой прорицательницы, такой мотив для убийства исключать нельзя.

– Вы можете описать господина, который принес вам приглашение на сеанс? – обратился Ардов к генеральше.

– Француза-то? – встрепенулась старушка, раскладывавшая на столе восьмиконечную серебряную звезду с рубином в центре, вокруг которого свернулся клубочком дракон. – Высокий, худощавый, волос нет – лысый. И слегка пришепетывает, не сильно, но есть. У него, батюшка, нижнее лицо вот так вот слегка в сторону, эдак вот набок сворочено.

– А шрам здесь есть? – ткнул себе в подбородок Илья Алексеевич.

– Точно так! – обрадовалась вдова бравого генерала.

– А почему вы решили, что он француз?

– Дык он, батюшка, на французский манер слова коверкал. Картавый, одно слово.