Глава 15

На кухне у графа

На кухне дома графа Лушникова по Мараморному переулку сухощавый лысый господин со скошенным подбородком и треугольным шрамом под нижней губой угощал кухарку Дарью французским абрикотином из пузатой бутылки и шоколадными конфетами. Та уже совершенно зарделась, глубоко дышала и хохотала невпопад.

По случаю недавней скоропостижной смерти повара Макара Саввича Дарья оказалась временно ответственной за хозяйский стол и сейчас занималась обедом, который следовало через полчаса подать в столовую. Истомленные с луком соленые огурцы она высыпала из сковороды в кастрюлю, где вот уже три четверти часа при медленном кипении варились резанные кубиками боровички – была задумана грибная калья. К ней также планировались рисовые котлеты в клюквенном соусе и пирожки из вытяжного теста – барин держал пост.

На кухню вбежал мраморный сеттер.

– Куда, Ланкашир, нельзя! Фу, фу! Ступай! – захлопала кухарка в ладоши перед собачьей мордой. – Хозяин не велит, – обернувшись, пояснила она ухажеру, – у него несварение, ему особое кушанье готовят.

– Графу? – пришепетывая, спросил гость.

– Собаке! – опять хохотнула девица. – К ней особый доктор ходит.

– Чудное имя, – вставая, хмыкнул лысый. – Придумают же. И часто барин на охоту ходит?

– Сейчас уже нет. Как сыночка застрелили, так бросил.

– Да что ты! На охоте?

– Да, на Сретенье еще. Барин страсть как горюет. Очень Алешеньку любил. На следующий год собирались свадьбу играть.

Лысый присел на корточки и стал играть с Ланкаширом.

– А чем Алешенька закусить любил?

– Да чем… – перемешав калью и накрыв кастрюлю крышкой, кухарка вернулась за стол к ликеру с конфетами. – Если гостей ждали, обыкновенно голубиный суп у Макара просил. С раками.

– Макар – это повар ваш?

– Угу. Угорел давеча, – девица кивнула на печь. – Выпимши был, заснул тут. А дымоход-то год, считай, не чистили.

– А еще что?

– Ну, вальдшнепов еще, – с видимым усилием произнесла Дарья сложное для нее слово. – Макар их с гренками делал. Клювище вот такой вот длинный, – показала она пальцами длину. – Барин с Алешенькой на охоте их били. Вечером-то придешь? – вдруг неожиданно поинтересовалась она. – Я тут буду.

Лысый сделал маслянистый взгляд и вплотную приблизился к кухарке.

– Я-то приду, – многозначительно промурлыкал он. – А у тебя-то будет чем угостить?

– Небось голодным не останешься, – бесстыдно глядя в глаза, прошептала Дарья, отлично понимая, какого рода угощения ожидает лысый.

С самого утра филер Шептульский скучал во дворе дома по набережной Фонтанки, куда накануне негласно сопроводил натурщицу Глебову после вечернего класса в художественном училище. Чтобы не смущать жильцов, наутро Шептульский вырядился слесарем и занял позицию у дровяного сарая, делая вид, что чинит замок. О своем занятии он еще вчера предупредил старшего дворника, который, к слову, вел себя нервно, словно в чем провинился, отвечал невпопад и то и дело извинялся. Почуяв неладное, филер спросил в лоб, подавал ли старший дворник сведения в участок о прописке этой Глебовой, – и попал в самую тютельку: за рубль серебром девица вымолила у служителя порядка житье без регистрации, объяснив такое желание нуждой не дать родителям увлечь ее обратно в отчий дом, где ей была уготована свадьба с нелюбимым человеком. Шептульский строго отчитал нарушителя, но про себя даже обрадовался, потому что теперь дворник носил ему кулебяку и кисель.

Увлеченный этой кулебякой, Кузьма Гурьевич никак не зацепился взглядом за мальчишку в латаной рабочей одежде и картузе, прошмыгнувшего через двор в арку. Глаз филера был настроен на девицу – а та покуда сидела дома и нос на улицу не высовывала.

Глава 16

На первом сеансе

Илья Алексеевич завтракал у Баратовых. Подавали хрустящую картофельную фокаччу на итальянский манер, фаршированные рыжиками баклажаны и вафли на виноградном вине с медом и орехами. Из аристона, управляемого торжественным лакеем, текли неспешные звуки вальса «Mon Plaisir» Альбрехта.

Анастасия Аркадьевна делилась разочарованием, полученным на премьере Первой симфонии молодого композитора Рахманинова, которого ей всячески рекомендовал нотный издатель Гутхейль. Концерт был обставлен как большое событие, были и Стасов, и Направник, и даже Танеев из Москвы приехал. За дирижерский пульт встал сам Глазунов. Но премьера закончилась полнейшим провалом.

– Совершеннейший эклектизм, ничего понять невозможно, – кипятилась княгиня. – Ничего из того, что обещал мне Гутхейль, в симфонии не обнаружилось и близко! Какое-то мутное звуковое повидло! Ни оттенков, ни нюансов экспрессии, ни градации темпа. Харитон! – обернулась она к торжественному лакею у аристона. – Поставь «Сирены» Вальдтейфеля – там, в красном конверте.

Лакей снял диск, упаковал его в конверт и опустил под стол, где на специальной подставке хранилась музыкальная коллекция из Швейцарии. Оттуда же он извлек и водрузил на бархатный круг новый «блинчик». Полилась мягкая спокойная музыка.

– Может, просто недоучили? – предположил Илья Алексеевич, имея в виду, что оркестр мог не иметь достаточно времени для освоения непривычного материала.

– Я уж не знаю, кто виноват, а только зал изнывал от томительной мертвенности этого бесконечного наигрывания. Говорят, он неплохой пианист. Пусть бы и оставался. Зачем же всем непременно в композиторы лезть?

– Бунт на шхуне «Последний герой»! – неожиданно возвестил Шура Баратов. Единственный наследник княжеской фамилии, однокурсник Ардова по университету, ныне служащий Восточного отдела Министерства иностранных дел, по привычке изучал за завтраком английские газеты. Присутствующие обратили к нему взоры, ожидая продолжения – про бунт никто не читал.

– Недавно бразильские матросы выловили из волн бутылку с запиской. В послании сообщалось, что шхуна «Морской герой» захвачена мятежниками. Вот! – Шура развернул газету поудобнее и принялся зачитывать: – «Капитан убит, первый помощник выброшен за борт. Я, второй помощник капитана Хеджер, насильно приставлен к штурвалу. Они заставляют меня вести судно в устье Амазонки – 28 градусов долготы, 22 градуса широты, скорость 3,5 узла. Спасите!»

Шура поднял горящий взор.

– Какой ужас, – сказала княгиня. – Но что тебя так впечатлило в этой истории?

– Капитан сразу проверил наличие подобного корабля по книге регистров Ллойда и действительно нашел там британский корабль с таким именем – он был приписан к порту Гулль. Бразильцы тут же изменили курс, нашли захваченное судно и обезоружили бунтовщиков.

– Что ж, весьма благородно, – оценила поступок бразильских моряков Анастасия Аркадьевна, все еще не понимая, куда клонит сын.

– Они даже спасли того самого Хеджера, который вместе с двумя матросами отказался примкнуть к мятежникам и бросил в море бутылку с призывом о помощи. Оказалось, – Шура обвел присутствующих торжествующим взглядом, – что никакой записки этот Хеджер не писал и даже не имел такой возможности!

Баратов сделал паузу, чтобы насладиться произведенным впечатлением.

– Кто же это сделал? – совсем запуталась женщина.

– Сделал это писатель Джон Пермингтон!

– Ничего не понимаю. Он что же, тоже был на этом корабле?

– И близко не был! За шестнадцать лет до этого он написал книжку «Морской герой» и бросил в море пять тысяч бутылок с фрагментом романа.

– Зачем?

– Для рекламы.

– А откуда он узнал про бунт?

– Ничего он не знал. Мятеж произошел у него в романе, на корабле с точно таким же названием. Именно такую бутылку и выловили бразильцы! Иначе как провидением это совпадение не назовешь.

– И что же, в романе было указано правильное местоположение корабля?

– И положение, и название, и бунт, и даже имя второго помощника капитана. Как ни удивительно, но совпало абсолютно все в мельчайших подробностях! А, какова реклама?! – с восторгом воскликнул Александр. – Уверен, тиражи этого Пермингтона сейчас взлетят до небес.

– Да, надо бы почитать… – неуверенно согласилась Анастасия Аркадьевна.

– Я познакомился с управляющим Мальцевскими заводами, он даст хорошую цену.

– Какую еще? – насторожилась княгиня.

– Вот! – Шура поставил на стол небольшую бутылочку белого стекла. – Думаю, лучше брать прозрачную, чтобы было видно, что внутри послание.

– Какое еще послание, Александр?

– Я решил написать роман, мама! – раздраженный непонятливостью родительницы, пояснил Шура.

– Прекрасная идея! – поторопился вступить Илья Алексеевич, чувствуя, что может разразиться маленькая семейная буря. – И о чем будет твой роман?

– Ну, что-нибудь морское… – поделился замыслом будущий писатель.

– Отлично! Когда садишься за работу?

– Да вот… в эту субботу и начну… – неуверенно предположил Шура, подозревая подвох в явно преувеличенном восторге, с которым откликнулся на эту идею Ардов.

Илья Алексеевич и княгиня переглянулись.

– Что? – насторожился Шура. – Чему вы ухмыляетесь? Опять потешаться надо мной вздумали?

– Ну что ты, Шура, – поторопилась успокоить сына княгиня. – Бутылки – прекрасная идея.

– Да при чем тут бутылки! – в сердцах воскликнул Шура и сорвал салфетку. – Ни в чем от вас поддержки не дождешься! Только насмехаться горазды!

С этими словами разобиженный князь выбрался из-за стола и покинул гостиную. Поскольку подобные всплески случались нередко, сколько-нибудь серьезного впечатления этот демарш не произвел.

Размеренная мелодия вальса Вальдтейфеля продолжала тихонько струиться из шкатулки.

– Совпадение и впрямь феноменальное, – помолчав, отметил Илья Алексеевич. – Как тут не поверить в прозорливость иных избранных…

Княгиня бросила на Ардова быстрый взгляд, почувствовав в этих словах подготовку к какому-то новому повороту разговора. Так и вышло.

– Анастасия Аркадьевна, а вы не могли бы припомнить, кто еще был на том сеансе у мадам Энтеви? Помните, вы говорили? Кроме баронессы фон Крюденваль, разумеется.

Княгиня прекрасно помнила. Ей было приятно, что Ардов решил вернуться к тому сеансу.

– Еще была вдова статского советника Пяльцева, – охотно пустилась в воспоминания Баратова. – Ее более всего интересовало, имелись ли у покойного супруга романтические увлечения на стороне. Ответ был отрицательный. Известие так ее впечатлило, что она принялась плакать и горячо нас благодарить.

Илья Алексеевич кивнул, давая понять, что его внимание не ослабло.

– Коллежский советник Скок имел пару вопросов к бывшему своему начальнику по делам службы. Желал знать, имеются ли у него шансы занять место герольдмейстера в своем департаменте в Сенате. Ну, начальник, видать, не хотел расстраивать этого Скока – так-то сказать, тугодум порядочный, какое ему повышение…

Ардов опять кивнул, поощряя воспоминания. Княгиня с удовольствием отпивала кофе из чашечки с вензелем.

– Купец Ротов. Этот вызывал дух Блаватской.

– Разумно, – одобрил Илья Алексеевич. – Она и сама при жизни, кажется, любила с духами поболтать. Что же интересовало Ротова?

– Цены на золото. Сами понимаете, эта реформа многих вынуждает ажитироваться, а Блаватская все-таки приходилась родственницей нашему министру финансов.

– Что же сказал Ротову ее дух?

– Дух высказался в том смысле, что якобы после реформы господин Витте задушит золотодобычу налогами, чтобы привлечь в страну английские кредиты.

Ардов сделал выражение, которое должно было указать собеседнице на высшую степень адмирации.

– Да-да, Илья Алексеевич, – как бы с укоризной покачала головой Баратова. – Не удивлюсь, если все это окажется правдой.

– Это все? – подвел итог сыщик.

– Еще был репортер из «Ребуса». Малоприятный тип. Как-то его… Кропачильский, что ли…

– Чептокральский! – догадался Илья Алексеевич.

Княгиня кивнула.

Вообще-то, Чептокральский вел колонку криминальных происшествий в «Санктъ-Петербургскихъ вѣдомостяхъ». Какими ветрами его затянуло в орган мистиков и чародеев – предстояло выяснить.

Илья Алексеевич встал. Баратова вздохнула с некоторым облегчением, потому что не хотела сообщать крестнику причину собственного визита к прорицательнице – она рассчитывала узнать, кто виновен в смерти супруга, которого нашли мертвым в своем кабинете вот уже шесть лет назад. Экспертиза установила отравление, но ни виновного, ни причину убийства следствие так и не определило. Мало того, в какой-то момент виновным в смерти отца едва не оказался его родной сын, Шура Баратов, и только феноменальная память его университетского друга Ильи Ардова отвела подозрения от юноши и доказала его непричастность. После этого случая Анастасия Аркадьевна относилась к Илье Алексеевичу как к спасителю и была готова ради него на любые лишения.

– Отозвался ли Евгений Витольдович? – покраснев, все же справился Ардов, имея в виду дух князя Баратова, – о цели визита Анастасии Аркадьевны на сеанс к мадам Энтеви он догадался без слов.

– Еще не время раскрывать, – повторила полученный ответ княгиня. – Пока что это опасно для нас с Шурой…

Быстрым движением она смахнула невольную слезу и протянула крестнику руку.