Анастасия Аркадьевна, побывавшая днем на похоронах графини Стоговой, завела за ужином разговор о смерти. По ее просьбе Илья Алексеевич привел данные из статистической брошюрки, откуда следовало, что Петербург прочно держит первое место по смертности не только среди крупных городов империи, но и в сравнении с европейскими столицами: в Лондоне, Вене и Париже она держалась на уровне 19 человек на тысячу, в Стокгольме – 18, в Берлине – 16,3.
– Тридцать? – переспросила княгиня показатели в Петербурге и без всякого аппетита отведала суфле из гусиной печени с лимонным желе.
Ардов кивнул и добавил основные причины: главный бич – туберкулез (до 20 % умерших), столько же – от желудочно-кишечных расстройств; корь, дифтерит и тиф дают в сумме еще около 18 % смертей.
– Помимо скверного климата и ужасающих санитарных условий высокая смертность также вызвана большой долей детей среди столичного населения, – закончил он доклад и мысленно захлопнул брошюрку.
– Приходится признать, что ни в каком другом городе империи человеческая жизнь не подвергается ежечасно такой опасности, как в Петербурге, – сделала вывод княгиня.
– Позвольте, maman! – вынужденно включился Шура в обсуждение социальных вопросов, хотя предложенная тема застольного разговора совершенно его не увлекала. – Обеспеченность больничными койками у нас лучшая по России, – сказал он, рассчитывая, что приведенные позитивные данные как-то уравновесят трагическое восприятие действительности, которое не пойми с чего овладело вдруг родительницей, и присутствующие смогут перейти хотя бы к обсуждению театральных новостей. Например, как пишут газеты, вчера на «Снегурочке» на стоячих местах была такая давка, что столяр пытался при всех изнасиловать гимназистку. Но поделиться этим сакраментальным известием он не успел.
– Шура, как ты не понимаешь, это же борьба с последствиями! – воскликнула Анастасия Аркадьевна. – Городу элементарно не хватает средств. Знаешь ли ты, что мы впятеро уступаем Москве по размеру муниципальных капиталов на душу населения?
Скорее всего, Анастасия Аркадьевна на днях побывала на лекции какого-нибудь радетеля за общественные блага и теперь пыталась понять, насколько полученные новые знания способны захватить ее эмоционально и стать предметом дальнейшей деятельной увлеченности. Шура украдкой зевнул и послал глазами сигнал Ардову, мол, пора бы как-нибудь уже эвакуироваться в бильярдную.
– Город пока еще не сумел воспользоваться в полной мере теми преимуществами, какие дает перестройка городского хозяйства, – все больше распалялась княгиня. – Что следует сделать?
– Меньше болеть, – глупо пошутил Шура.
– Необходимо выкупить у концессионеров городские предприятия – водопровод, типографии, скотобойни, склады и ассенизационный обоз! Это даст необходимые средства!
– Maman… – начал было Шура с легкой укоризной.
– Ну а что? – не унималась Анастасия Аркадьевна. – Сейчас львиную долю дохода городу дает оценочный сбор, однако попробуй выжать из домовладельцев лишнюю копейку!
Спустя четверть часа Баратову все же удалось утянуть друга в бильярдную, где он принялся делиться впечатлениями от вчерашнего посещения дома терпимости.
– Конечно, это не самое фешенебельное заведение столицы, но должен тебе признаться – с выдумкой: девушки там разыгрывают театральные сценки, переодевшись гимназистками. Можешь себе представить? А классная дама шлепает их по попкам за провинности. Надо сказать, выглядело все это весьма пикантно…
Эротическая тема занимала важное место в жизни Шуры, и он прикладывал немалые силы, чтобы увлечь своим интересом друга. После возвращения в Петербург Ардову пришлось уже несколько раз под различными предлогами ускользать от настойчивых предложений посетить бордель. Вчерашний визит, на который он уже дал было согласие, удалось отменить благодаря внезапному убийству Лянина. И сегодня Баратов считал своим долгом описать другу детали визита в мельчайших подробностях.
Отложив кий, он извлек из кармана картонную коробочку.
– Смотри! Настоящие французские предохранители! Без швов! Самой тончайшей выделки, – похвастался он и кивнул, предлагая одолжиться. – Из рыбьего пузыря семги и других благородных рыб.
Илья Алексеевич еще не был близок с женщинами. Когда он пытался представить себе этот момент близости, то не мог различить лица избранницы, а без этого не умел понять, что за человек перед ним, чем живет, что любит и ненавидит. Без лица существо казалось куклой, неживым созданием, и это смущало и даже отпугивало. «Да что за притча, в самом деле, – удивлялся Шура, – представь любое! Хоть Кшесинскую, хоть Сару Бернар, хоть Шарлотту Додд! Это же твоя голова, в конце концов!» – «Бернар уже стара, – отмечал Илья Алексеевич, вспоминая ее на сцене Михайловского театра пять лет назад в роли Маргариты Готье. На тот спектакль они ходили всей семьей, поскольку пропустить гастроли знаменитой французской актрисы было немыслимым – на первых представлениях побывал весь имперский сиятельный Петербург. «Лицо в этом деле вообще не главное, – настаивал Шура. – Здесь важнее другие части».
Но Ардов считал иначе. Ему казалось, что без настоящей, подлинной любви чувственные утехи принесут ему только пустоту и разочарование. Ему хотелось полностью довериться женщине, биение сердца которой он будет ощущать своей грудью, но нельзя же, ей-богу, открываться первой встречной.
Шура тем временем пытался изобразить на листке бумаги искусственный резиновый футляр, предназначенный для надевания на собственный орган на случай, если последний не действует. Этот удивительный предмет предъявила ему обитательница борделя, с которой он уединился вчера в комнате во втором этаже после театральных сценок с розгами. Изобретение произвело на Шуру неизгладимое впечатление, и сейчас он торопился поделиться им с другом.
– А к телу крепится вот так, подвязками вроде подтяжек, – комментировал он весьма схематичный рисунок, в котором мало что можно было разобрать.
– Стоп! – неожиданно воскликнул Ардов.
– Понравилось? – по-своему истолковал возглас Шура.
– Сушеная груша? – тихо пробормотал Илья Алексеевич.
Шура на всякий случай принюхался, пытаясь уловить запах, привлекший внимание друга. Так и не поняв, он обратил к нему удивленный взор.
– Сейчас твоя очередь, – придя в себя, указал Илья Алексеевич на стол, приглашая друга продолжить партию трехбортового карамболя.
Баратов привык к странностям друга, поэтому упоминание какой-то груши нисколько его не смутило. Он взял кий. Эта разновидность бильярда страшно раздражала молодого князя: он уверял, что физически не может увлечься игрой, в которой нельзя отправлять шары в лузу – без этого он, видите ли, не мог получить истинного удовлетворения. Шура в очередной раз сделал попытку склонить Ардова к обычной «пирамиде», но, получив уверенный отказ, исполнил несколько неплохих карамболей, во время которых сыщик, кажется, успел довершить прерванную мысль. Передав право хода, Шура принялся искать что-то среди книг, разглагольствуя о том, что ничего безнравственного в посещении домов терпимости чинами полиции он не видит, полицейские тоже люди, и тому подобное.
Ардов продолжил отрабатывать карамболи, с удовлетворением отмечая, что удар становится все тверже.
– Если ты опасаешься быть узнанным, могу предложить вот это, – сказал Шура и извлек из-за собрания сочинений Мопассана парик с вьющимися черными волосами, который тут же и напялил себе на голову.
– Это же, кажется, дамский! – улыбнулся Илья Алексеевич.
– В нем я вылитый д’Артаньян, только бородки на хватает, – смеясь, возразил Баратов и принял стойку фехтовальщика, выставив бильярдный кий навроде шпаги. – Кстати, – вдруг вспомнил Шура. – Вчера вечером я видел в борделе и твою Найденову.
– Что?!
Известие оглушило Ардова. На несколько мгновений его голову наполнил низкий гул наподобие звука колокола, а во рту образовался горький вкус касторового масла.
– Что она там делала? – осипшим голосом спросил он.
– Не волнуйся, розгами ее не хлестали, – грубовато пошутил Шура. – Она вообще не была в составе куртизанок.
– Что же?
– Явилась в сопровождении какого-то здоровенного мужика, которому, как мне показалось, не очень-то была рада.
– А дальше?
– Ничего, – пожал плечами Шура. – Мужик о чем-то быстро пошушукался с мадам Сапфировой, кажется, сунул ей денег, и они все вместе ушли наверх. Честно говоря, это произошло так быстро, что никто, кроме меня, наверное, и не заметил.
– Сапфирова? – задумчиво повторил Ардов.
– Ну да. Она хозяйка заведения.
– Едем! – сказал Ардов.
– Куда?
– В этот дом.
– К мадам Сапфировой?
– Именно.
– Прямо сейчас?
– Да-да, прямо сейчас! Прекрати задавать глупые вопросы! Ты же этого хотел?
Обескураженный князь устремился вслед за Ардовым, уже покинувшим бильярдную.