Эпилог

Однако вернемся к нашим событиям.

Получив благодарность министра Маклакова, на вопрос, какой награды хотел бы, Соколов ответил:

– Прошу, ваше превосходительство, отметить верную службу и личную отвагу филера саратовского охранного отделения Коха, а также служебное рвение полицмейстера Дьякова.

Министр подписал соответствующий приказ.

В Саратов были командированы Соколов и руководитель российских филеров Евстратий Медников.

Едва оказавшись на берегах Волги, Соколов отправился к печальной обители – на кладбище. Положив на холмик цветочки, в печальной задумчивости постоял возле скромной, занесенной снегом могилки горничной Соньки, так его любившей. Поверьте, друзья, ничего нет на свете печальней, чем стоять возле могилки того, кто искренне тебя любил.

Вечером было большое торжество. Столичные гости вручили прослезившемуся Жирафу большую серебряную медаль «За усердие» и сообщили о повышении в чине.

Теперь местная знаменитость стал околоточным надзирателем с годовым окладом 770 рублей, бесплатной казенной квартирой, дровами и дешевым артельным столом.

Жираф показывал медаль всем желающим и с гордостью произносил:

– Отечество своих героев знает-с!

Грудь бесстрашного полицмейстера Дьякова украсила серебряная Анна второй степени.

* * *

По этому поводу в местном «Метрополе» его хозяин Григорий Васильевич Очкин закатил совершенно замечательный праздник.

На сцене неистовствовали цыгане, где своим басом и обширным бюстом выделялась красавица Тамарка.

Топорща невыразимые усы, вприсядку выделал камаринского сам полицмейстер Дьяков.

Старый знакомый Соколова – Степка наяривал на балалайке любимую увертюру Соколова – из «Лоэнгрина». Балалайка была совсем новой, четырехструнной, самой лучшей работы, с изящной перламутровой инкрустацией и чрезвычайно полным и приятным тоном. За это чудо фабрики «Прима» Степка отвалил сорок целковых.

Дьяков поманил пальцем Жирафа, вытянул из его пиджачного кармашка кокетливо выглядывавший платок и вытер пот со своего лица. Затем буркнул «спасибо!» и засунул платок обратно в кармашек, взял бокал «моэта» и освежился. После этого заглянул в глаза Соколова, обнял его и с жаром воскликнул:

– Какой вы отважный, Аполлинарий Николаевич, и… удачливый.

Соколов помолчал и, словно выдавая сокровенное, отвечал:

– Я очень люблю эту прекрасную землю и чудный дар Создателя – жизнь. Поэтому я не унижаю себя страхом смерти, не ищу почестей и богатства.

Гений сыска с легкой улыбкой наблюдал за весельем. Он возносил молитву к Господу, испрашивая добра всем этим бесхитростным и по сути дела очень добрым людям.

В тот счастливый вечер Соколов не мог предвидеть свою грядущую судьбу, когда все прежде пережитое покажется легкой забавой.