Ябеда

Все ближе была милая сердцу Россия.

Нагрудный карман сыщика приятно согревал список большевистских агентов. И это придавало сил. Соколов понимал: дорог каждый час, иначе, предупрежденные большевистским вождем, заговорщики разбегутся, как блохи по старой перине.

Соколов уже стал удивляться самому себе: «Столько времени иду, и, слава богу, никаких приключений! Может, так и доберусь до России благополучно?»

Ан нет! Не довелось…

Не доходя верст двадцать до Львова, странники зашли в богатое село. Постучались в высокие тесовые ворота. Не ведали, что здесь обитает комиссар местной полиции.

В калитку выскочила толстая баба в новом цветастом переднике и с перекошенным от злобы лицом. Это была жена полицейского комиссара-австрийца. Едва завидев нищих, заорала:

– Воры, русские разбойники! Ату, ату!

Она спустила громадного пса. Тот со злобным рычанием, оскалив клыки, бросился на странников. Каждый, кто как мог – кто костылем, кто прутом, – отмахивался от злого зверя.

Комиссарова жена, подперев руки в боки, покатывалась со смеху. Вдруг пес повернулся к Андрюшеньке, прыгнул на юродивого, повалил в сырой снег, слюнявой мордой отыскивая шею жертвы.

Андрюшенька хрипел, отбивался руками, исцарапанными собачьими когтями. Запах и вкус крови еще более распалял пса, да и силы были не равны. Мгновение – и пес разорвал бы убогого.

Соколов кинулся на помощь. Он схватил за задние ноги пса, оторвал от жертвы и с размаху с жуткой силой стукнул о забор. Зверь враз обмяк, затрясся в предсмертной судороге. Соколов швырнул его к ногам злющей бабы.

Та зашлась проклятиями, призывая на головы несчастных все болезни и беды мира.

– Чтоб все вы, русские, передохли! Сейчас мужу скажу. Он вам задаст! – и, подхватившись, понеслась к кирпичному казенному зданию, стоявшему напротив.

Схватка

Странники далеко уйти не сумели.

Конный разъезд – двое австрийских верховых – нагнал их в полверсте от села. Верховые загородили дорогу. Мордатый полицейский с шашкой в ножнах и арапником в руке, видимо старший, угадав в Соколове обидчика комиссаровой жены, лягнул его ногой в грудь и обратился к своему товарищу:

– Посмотри, Иоганн, какой здоровый русский мужик! Мне бы такого батрака – лучше коня пахал бы…

Иоганн, у которого за плечом висело ружье, рассмеялся:

– Твою Лотти пахал бы он! А этот, босой, – настоящий дурак. На шнапс надо с них содрать.

– Конечно! – сказал тот, кто мечтал Соколова иметь батраком. И на ломаном русском строго произнес: – Давай мне деньги! Нет – аллес в тюрьма. Ферштеен?

Странники, привыкшие к подобным грабежам, повздыхали, поскребли в тряпочках, завязанных узлом, повытягивали из разных потайных мест. Ссыпали медные гроши в заскорузлую ладонь юродивого Андрюшеньки. Юродивый подошел к мордатому полицейскому, протянул монетки:

– Возьми!

Тот с презрением посмотрел на жалкую добычу и ударил ногой по раскрытой ладони. Медяки разлетелись в стороны.

Соколов за поводья потянул на себя коня, резанул стальным взглядом мордатого:

– Собери монеты!

– Он говорит по-немецки? – изумился мордатый и стал наезжать на графа. Конь скалил желтые зубы возле лица графа.

– Может, это тот самый шпион, которого вся австрийская полиция разыскивает? – злорадно ощерился Иоганн. – Давай-ка его арестуем, нам будет награда.

– Приметы схожи! Для начала я разделаю его как свинью на колбасной фабрике. – В воздухе свистнула плетка.

Удар пришелся по плечу Соколова.

Давно сдерживавшийся гнев прорвался. Соколов медвежьей хваткой вцепился в мордатого и с такой силой швырнул на землю, что тот вскрикнул и недвижимо распластался на снегу.

Соколов наклонился, поднял выпавшую у полицейского плетку и с маху хлестанул ею по лицу Иоганна.

Тот заорал ругательства, злобно выкрикнул:

– Застрелю! – Он сорвал с плеча винтовку, наставил на русского богатыря.

Грохнул выстрел. Пуля просвистела мимо. Это Андрюшенька успел толкнуть коня в бок.

Соколов рванул винтовку из рук полицейского, да так, что тот полетел кубарем с лошади. Затем сыщик, ухватившись за ствол, приклад обрушил на голову обидчика. Тот беззвучно ткнулся лицом в грязь.

Сыщик порывисто обнял юродивого:

– Прощай, Андрюшенька! Разбегайтесь кто куда. Я уже вам не защитник. Важнейшее дело на мне.

– Бог тебя будет хранить! – перекрестил юродивый Соколова.

Сыщик вскочил на коня, ударил пятками в бока:

– Пош-шел!

Из-под копыт комьями полетел снег. Через минуту Соколов скрылся за лесочком. В полнеба разлился кровавый тревожный закат.

За беглецом снаряжалась погоня.

Глотатели огня

Вместо эпилога

Ближе к обеду, когда из печных труб столбами подымались веселые дымы, а на больших часах ратуши гулко пробило двенадцать раз, в столицу Галиции, старинный город Львов, со стороны памятника феодальной культуры – Кафедрального собора XV века – с победительным видом въехал на караковом жеребце мужчина атлетического сложения.

Цирковой трюк

Это был собственной персоной знаменитый Соколов. Хотя граф ощущал всеми порами гигантского тела погоню, чувство собственного достоинства заставляло его двигаться по узким улочкам с невозмутимым спокойствием.

Всадник миновал громадный городской рынок с крытыми темной черепицей лабазами, набитыми товарами и копошащейся в них разномастной публикой, с бойкой торговлей мукой, шерстью и скотом, азартными криками и шумными разговорами на идиш, польском, украинском языках.

Наконец Соколов остановился возле цирка шапито.

Ему бросилась в глаза громадная афиша, висевшая возле кассы. На афише были изображены два полуголых мужика звероподобного вида с кровожадными лицами и в боксерских перчатках.

Надпись звучала грозно, как объявление войны:

Единственный гастроль!

Чемпион мира по английскому боксу

ЕЖИ ШТАММ-БЕСПОЩАДНЫЙ!

Смертельный бой с чемпионом России

ФЕДОРОМ ГАРНИЧ-ГАРНИЦКИМ —

НЕУСТРАШИМЫМ!

Небывалый приз – 1000 рублей!

Кроме того,

вызывают на бой любого!

Тому, кто устоит на ногах

более одного раунда —

приз 100 рублей!

А также:

рвут цепи,

гнут железные прутья,

ударом кулака ломают толстые доски

и еще глотают огонь.

За вход с человека 20 коп.

С женщин и детей 5 коп.

Соколов белозубо улыбнулся:

– Счастье придет и на печи найдет!

Он легко спрыгнул с жеребца, похлопал по лоснящейся холке, отчего тот дико скосил на седока налитый кровью глаз.

Соколов огляделся. Увидал какого-то несчастного мужичка в серой чуйке, в онучах и опорках.

– Держи, дарю тебе! – протянул повод.

Крестьянин, недоверчиво глядя на барина, принял коня и с глупым удивлением раскрыл рот.

Соколов отправился за кулисы.

Атлеты уже стояли перед ветхим занавесом. Оркестр местных пожарных бодро выдувал из медных труб выходной «Марш гладиаторов», а забитый до предела зал бурлил в нетерпеливом ожидании. Встреча со старыми приятелями была самой горячей.

– Кажется, за мной гонится вся полиция Европы… – Соколов в двух словах поведал свою историю.

Гарнич-Гарницкий вдруг стал лихорадочно стаскивать с себя трико:

– Аполлинарий Николаевич, натягивайте это и открывайте представление! Полицейским в голову не придет искать вас на арене. И после представления сразу уезжайте. С моим паспортом. Главная примета – гигантский рост – сходится. А я, будьте спокойны, и без паспорта доберусь до Петербурга.

Недоуменные оркестранты во второй раз заиграли «Гладиаторов».

Соколов, натягивая полосатое трико, первый раз в жизни засомневался в своих возможностях:

– Цепи я порву. Но вот насчет огня глотать? Съедобно ли?

Ежи Штамм расхохотался:

– Мы тоже не пробовали. Когда шпрехшталмейстер объявит этот номер, со своего места вскочит местный пожарный и заявит: «Запрещаю, возможно загорание и человеческие жертвы!» Он уже два рубля получил.

* * *

Полицейские нагрянули в зал, когда шел показушный бой с якобы ужасными ударами, с притворными нокдаунами, с воинственными криками и предсмертными стонами. Публика заходилась в восторге, а чувствительные дамы со страху зажмуривались.

Полицейские искали особо опасного преступника среди зрителей. Потом загляделись на арену. Растолкав зрителей, уселись в первом ряду, вытянули по проходу сапоги и вслух восхищались атлетами.

Представление благополучно закончилось.

Расчет Гарнич-Гарницкого оказался точным. Не зря в прошлом он был лейб-гвардейским офицером, директором Императорского фарфорового завода, а ныне – статским советником и председателем «Геркулес-клуба».

С его паспортом гений сыска спокойно сел в первый класс московского поезда и отправился восвояси.