В трактире в этот поздний час было малолюдно. Половой провел важных гостей к столику, смахнул со стульев невидимую пыль, торопливо поменял скатерть и даже притащил откуда-то вазочку с оранжерейными цветочками. Старший половой угодливо изогнулся:
– Чем ваши превосходительства собственному чреву потрафить прикажут? Нынче паровая стерлядка – истинно восхищение чувств. Такую царю эфиопскому подать не зазорно.
– Неси, любезный, водки графинчик да под нее соленые грузди и огурчики нежинские, – приказал Соколов.
Выпили по первой. Перед разлукой хорошо пропустить по маленькой. На душе сделалось грустно. Заварзин заботливо-наставительно произнес:
– Каждую минуту помни: едешь не в Россию, где тебе все с рук сходит. Эти бронштейны-ленины и со своими товарищами не церемонятся, а тебя и вовсе жалеть не станут. Мне Маклаков шепнул: наш агент в большевистской партии сообщил, что кто-то донес им: Штакельберг не настоящий едет. Это очевидное предательство, утечка секретнейших сведений. Исходит из самых министерских верхов. Но кто предатель? Пока мы никак не можем раскрыть предателя.
– Я уже раздумывал: есть ли резон ехать мне в большевистское логово? Но полковник Батюшев, начальник российской разведки, считает, что надо рисковать. Я с ним вполне согласен. Длительная и тщательная подготовка сослужит мне добрую службу, дело должно выгореть.
Заварзин улыбнулся:
– Сообщу новость. Ленин потребовал от связника портрет настоящего Штакельберга. И он получил… твое фото.
Соколов удивился:
– Мое фото?! Каким образом? Я ничего об этом не знал.
Заварзин рассмеялся:
– Это последние новости. Наш связной предложил жертве твоей необузданной страсти – германской шпионке Вере Аркадьевне – встретиться с тобой в Поронине. Дама эта, понятно, испытывает к тебе самые пылкие чувства. Она с радостью согласилась. Связной назначил ей встречу в Кракове, откуда рукой подать до Поронина. Там он ей передал твое фото – для передачи Ленину. Она приехала к большевистскому вождю и отдала фото, подтвердив: «Это Штакельберг! Я его как облупленного знаю!» И теперь, изнывая от страсти пылкой, дожидается тебя в Поронине. Но будь осторожен: Ленин дьявольски хитер и проницателен, словно ему помогает нечистый.
– Резидент в Берлине надежен?
– Вполне! У него есть все необходимое, чтобы сделать из тебя «природного» берлинца. – Взглянул на карманные часы. – О, надо спешить, «Норд-экспресс» даже тебя ждать не будет. Я на перрон не пойду. Проводники германские, и они все поголовно шпионы.
Простились у входа на вокзал.
Спустя несколько минут раздался короткий тревожный звук колокола. Паровоз выпустил горячо шипящий пар и медленно двинулся в таинственную мрачность ночи. В одноместном купе международного вагона, пахнувшего дорогими духами, кожей и каучуком, задумчиво сидел атлет с лицом, полным мужественной красоты. В его кармане лежал паспорт на имя Карла Биркгана, коммивояжера из Пернова Лифляндской губернии.
Через тридцать три часа, миновав Вильну, Эйдкунен, Шнейдельмюн и прочие крупные и мелкие железнодорожные узлы, блестящий маслом и никелем паровоз весело вкатил под стеклянную крышу Фридрихштрассебанхофа.
Соколов вновь испытал приятное чувство азарта, которое приходит к охотнику, идущему брать матерого зверя. Он легко спрыгнул на вымытый мылом и чистый, словно горница, перрон. Коренастый носильщик с бляхой на груди, привычно посапывая, потащил в багажное отделение дорожный чемодан.
Круглые вокзальные часы показывали начало третьего. Подумалось: «Через двадцать минут меня ждет резидент».
Гений сыска вышел на оживленную Фридрихштрассе. Возле Бранденбургских ворот свернул на главную берлинскую улицу – Унтер-ден-Линден, обсаженную четырьмя рядами лип.
Соколов много раз гостил в Берлине, но впервые был не знатным и богатым путешественником, а нелегалом с фальшивым паспортом, которого можно разоблачить и упечь в тюрьму. Обдавая вонючим газом, пугая лошадей, мчались авто. Он подумал: «Удивительно, как много появилось автомобилей! Через год-другой дышать будет нечем. Но какая чистота, какой удивительный порядок. Толпа словно движется по чьей-то команде: никто никого не обгоняет, не толкает, даже громкого смеха не слышно. Все вокруг приличные, отглаженные, прилизанные».
Издали он увидал большую стеклянную витрину. На ней готическими буквами было выведено: «Бауэр». Толкнул ногой дверь. В нос ударил запах табака, тушеной капусты и сосисок. Хотя в зале было дымно и многолюдно, вмиг разглядел резидента. Тот, согласно договоренности, сидел справа от дверей в серой клетчатой шляпе. Перед ним стояла кружка пива. Совершенно безликий человечек, то ли банковский кассир, то ли полотер. На улицах Берлина таких тысячи.
Соколов вежливо приподнял шляпу:
– Пиво, простите, свежее?
Это был пароль. И услышал отзыв:
– Уверяю вас, пиво здесь всегда свежее!
– Если так, позвольте составить вам компанию.
Они улыбнулись понимающе и дружески. Резидент сказал:
– Зовите меня Альбертом. Со счастливым прибытием!
Кельнер принес хмельное светлое пиво. Соколов с наслаждением приник к кружке, глядя в умные, с плутовской искрой глаза резидента. Тот, внимательно оглядев Соколова, чуть иронично произнес:
– Вы берлинские газеты читаете? Там почти в каждом номере карикатуры на кронпринца. Он ужасный модник, его обслуживают самые дорогие портные. Но кронпринц по сравнению с вами выглядит нищим. Рекомендую идти в магазин и облачиться в более заурядную одежду. Все должно быть немецким – от шляпы до носовых платков. Немцы – большие патриоты. И весьма бережливы. Щеголять в заграничных штиблетах за сто марок не будут.
– Мой багаж на вокзале, я еще нигде не остановился.
– Уходя, возьмите со стола газету. На ней я написал вам адрес явочной квартиры в Шарлоттенбурге, это совсем рядом с Берлином. Отправляйтесь туда сегодня же вечером по городской железной дороге в начале десятого. И не приведите за собой хвоста, эту квартиру мы не должны провалить.
Соколов удивленно поднял бровь. Резидент продолжил:
– На конспиративной квартире заночуете и получите чек на десять миллионов марок. – Рассмеялся. – Не пытайтесь получить по нему деньги. Разумеется, чек ничем не обеспечен. И еще вам передадут все необходимое, чем набьете ваши карманы: использованные билеты в синема, на трамвай, поздравительные открытки к вашему дню рождения, семейные фото. Мы, немцы, очень сентиментальны.
– А что на этих фото? – вновь удивился Соколов.
– Ваша очаровательная супруга Генриетта и двое мальчиков, которые как две капли воды похожи на папу, то есть на вас. Не правда ли? На паспарту марка ателье «Марк Розенблюм», что на Ландсбергаллеи. С вашей супругой познакомитесь сегодня в Шарлоттенбурге. Завтра утром совершите с супругой прогулку к месту вашей службы, пусть агенты поглазеют. – Резидент впервые за весь разговор изобразил на неподвижном лице подобие озабоченности. – Можете быть уверены, что те, к кому вы едете в Поронин, устроят негласный обыск. Они вам не доверяют.
– Почему вы так думаете?
– Ленин очень осторожен. Его агенты сняли квартиру против министерства иностранных дел и уже третий день ведут слежку. Сомневаются, что вы имеете отношение к министерству. Сегодня они с вами познакомятся. В начале пятого войдете в главный подъезд, вахтер вас пропустит. Слева по коридору – шагов сорок от входа – на первом этаже буфет. Выпьете кофе, прочтете газету и ровно в тридцать пять минут пятого покинете министерство. У входа к вам подойдет солидный господин в летнем светлом плаще и на глазах ленинских агентов дружески побеседует с вами. Раскланивайтесь, будто мимо идут ваши сослуживцы. Все это убедит ленинских агентов, что вы свой человек в министерстве.
Резидент показал глазами на газету, лежавшую на столе:
– Там ваш паспорт на имя Отто Штакельберга и квартальный проездной билет до Шарлоттенбурга. Паспорт, с которым въехали, уничтожьте как можно скорее. Однако вам пора идти…
Соколов швырнул кельнеру десять марок:
– Сдачу не надо!
Резидент аж побледнел:
– Что это? У нас никто больше десяти пфеннигов не дает. Допивайте пиво – нельзя оставлять. Куда пошли? А сосиски? Если не доели, заверните в бумажную салфетку и унесите с собой. И еще: у нас каждый платит за себя. Вот мои полторы марки. И больше здесь не появляйтесь – вы обратили на себя внимание.
Испытывая отвращение, Соколов засунул сверточек с сосисками в карман. Кельнер, запоминая лицо и приметы подозрительного гостя, провожал его до самых дверей, низко кланялся:
– Милости просим, приходите к нам чаще, у нас самые лучшие телячьи сосиски, таких дешевых и нежных во всем Берлине не найдете!