Государь прошелся по кабинету. Он поправил большую карту Европы, лежавшую на столе. Кивком головы пригласил:
– Садитесь в кресло, Аполлинарий Николаевич!
Глядя прямо в дышавшее мужеством лицо Соколова, продолжал:
– Я долго думал, прежде чем просить вас, Аполлинарий Николаевич, сделать для нашего Отечества и для меня лично крайне важное дело. Не скрою, граф, дело очень щекотливое и крайне опасное. – Помолчал, нервно хрустнул пальцами. – Разумеется, эту изменницу и наших врагов, стоящих за ее спиной, я не удостою ответом. Но уверен, что Васильчикова не успокоится и в дальнейшем будет засыпать меня – и не только меня! – подобными провокационными эпистолами. Я должен заставить ее замолчать. Вот для этого дела, Аполлинарий Николаевич, вы мне нужны.
Соколов легко, словно речь шла о том, чтобы на клумбе выдрать сорняк, произнес:
– Мой государь, я знаком с этой дамой. Неоднократно встречался с ней на разных раутах. Однажды танцевал с ней на приеме в Зимнем дворце, который устраивали вы, государь, по случаю Рождества 1909 года. Тогда фрейлина производила очень милое впечатление. Но теперь это враг. Я готов. Менее чем через две недели ее голова будет лежать на этом столе.
Государь с ужасом уставился на Соколова:
– Что?! Как вы можете, граф? Это все-таки дама, фрейлина…
Соколов жестко произнес:
– Это враг. У врагов нет ни пола, ни национальности. Хорошо, государь, научите, как я должен обезвредить эту ядовитую змею, извините, фрейлину?
– Вы должны встретиться с Васильчиковой и объяснить ошибочность ее позиции. И пусть она знает о нашей непреклонности: мы союзников никогда не предадим. И еще напомните, Аполлинарий Николаевич, что она – русская княгиня. Я понимаю, что немцы оказывают на нее давление, может быть, угрожают. Но она обязана проявить характер. И лучше всего, если вернется в Россию.
Соколов с горечью подумал: «Сколько наивности в этих словах! Эта тетя, если я не понравлюсь ей, сдаст меня австрийским или германским властям, которые поставят меня как шпиона к стенке. Зато фрейлина будет с чистой совестью продолжать свою гнусную деятельность». Но вслух произнес:
– Государь, я готов выполнить любой ваш приказ.
– Спасибо, Аполлинарий Николаевич! Я не сомневался в вашей верности. Вы можете вернуться в Москву. В ближайшие дни вас отыщут из контрразведки, разработают маршрут проникновения в Нижнюю Австрию, снабдят кронами, подготовят документы и все необходимое… – Государь положил руку на плечо Соколова, и кончики пальцев его чуть подрагивали. Он долго молчал и наконец глухим, севшим голосом произнес: – Вы были наедине с Александрой Федоровной?
– Так точно, вместе ехали в авто!
– Граф, что она сказала вам?
Соколов вздернул подбородок и решительно произнес:
– Государь, вы первым станете презирать меня, если я вам начну доносить содержание приватных бесед с императрицей.
Государь опустил задумчиво голову, подошел к окну, долго глядел на закатный, весь в легких пурпуровых облачках небосвод. Наконец негромко произнес:
– Я знаю, что сказала вам императрица. И она не права.
– Чужая воля мной не руководит. Государь, я говорил вам только то, что думаю сам.
– Да, я уверен, что это так. Скажу больше: письмо изменницы Васильчиковой передала мне императрица. Кстати, я даже не знаю, какими путями оно дошло до нее. Уверен, императрицей движут добрые помыслы. Но она не знает обстановки в нынешней России. Заключение сепаратного договора вызовет бурное возмущение общества, прямую угрозу династии. Я не цепляюсь за власть. – Государь пристально посмотрел на Соколова, словно в этом сильном и цельном человеке хотел найти сочувствие и поддержку. – Я приму все, что будет благом для России. Но кто нынче может управлять империей?
Соколов почтительно молчал.
Государь продолжал тихим, хорошо слышимым голосом:
– К тому же я не желаю быть бесчестным в глазах союзников. И я очень вас прошу…
Вдруг в этот момент под высокими дворцовыми сводами прокатился счастливо-радостный крик:
– Дядя Соколов! Ура!
Облаченный в черкеску, в папахе, с кинжальчиком в серебряных ножнах, похожий на красивую игрушку, с распростертыми объятиями несся наследник.
Соколов подхватил своего юного друга, легко подбросил вверх, нежно прижал к груди:
– Я очень скучал без вас, Алексей Николаевич!
– И я! Зато теперь у меня есть набор маленьких гирь, мне папа на Благовещение Пресвятой Богородицы подарил. – С обидой в голосе: – Я желаю упражняться, а доктора почему-то запрещают. – Подышал в ухо, пооткровенничал: – Я все равно упражняюсь. Делаю, как вы учили. Пощупайте, какие у меня мускулы!
– О, вы, Алексей Николаевич, настоящий богатырь!
В тот день самым счастливым человеком на свете был наследник российского престола.
Ровно в полночь Соколов отбыл в Белокаменную. Утром его ждало ошеломляющее известие.
Приключения гения сыска начались сразу, едва он ступил на порог родного дома. Его супруга Мари сообщила:
– Уже сегодня два раза телефонировал из охранного отделения Мартынов. Он чем-то взволнован. Говорит: «Жду не дождусь Аполлинария Николаевича. Очень срочно требуется…»
Соколов проворчал:
– Никто сыщику не скажет: «Покушай, отдохни, поиграй с сыном!» Все твердят только одно: «Срочно, срочно!» На скорую ручку – комком да в кучку. Однако надо идти.
– Позавтракайте, милый Аполлинарий Николаевич! Соколов отрицательно покачал головой. Перепрыгивая через ступеньку, сбежал по лестнице. Тут же остановил извозчика:
– На Тверской бульвар! Да пошевеливай одров…
Извозчик, средних лет чернявый мужик с цыганистыми веселыми глазами, туже затянул кушак, сделал решительное лицо, словно собирался с вилами идти на вражескую рать, и дико заорал:
– Пошли, проклятые! Нно-о!
Лошади рванули, коляска дернулась, набрала ходу, стрелой полетела через площадь Красных Ворот. На трамвайных рельсах подпрыгнула так, что едва не перевернулась.
И тут же из-под колес выскочил зазевавшийся мужичок-лоточник – продавец мороженого.
Извозчик заорал:
– Куда прешься, рвань сухаревская? Пес тебя возьми!
Соколов хлопнул извозчика громадной ладонью по спине:
– Аккуратней, ты ведь человека искалечишь!
– Эх, барин, это разве человек? Тьфу, и только. Нальют с утра бельма и под лошадей бросаются! А мне за него фараону штрафной целковик плати…
Коляска выскочила к Мясницким воротам и понеслась по Бульварному кольцу.