Доктор Лазаверт осмотрел жертву, пощупал руку у запястья и промямлил:
– Пуля пробила сердце, наружу не вышла. Внутреннее кровоизлияние. Пульса нет. Он мертв! – И доктора стошнило на ковер.
Как и водится у уголовников, подельщики побежали наверх – отмечать выпивкой злодеяние и заметать следы. Предоставим слово главному убийце, Юсупову:
«За разговором появилось вдруг во мне смутное беспокойство. Неодолимая сила повела меня в подвал к мертвецу.
Распутин лежал там же, где мы положили его. Я пощупал пульс. Нет, ничего. Мертв, мертвей некуда. Не знаю, с чего вдруг я схватил труп за руки и рванул на себя. Он завалился на бок и снова рухнул.
Я постоял еще несколько мгновений и только собрался уйти, как заметил, что левое веко его чуть-чуть подрагивает. Я наклонился и всмотрелся. По мертвому лицу проходили слабые судороги.
Вдруг левый глаз его открылся… Миг – и задрожало, потом приподнялось правое веко. И вот оба распутинских зеленых гадючьих глаза уставились на меня с невыразимой ненавистью. Кровь застыла у меня в жилах. Мышцы мои окаменели… Так и застыл я в столбняке на гранитном полу».
А дальше… Дальше, по признанию Юсупова, случилось нечто невероятное. Мертвый Распутин вскочил на ноги. Выглядел он жутко. Рот его был в пене. Со страшным криком он бросился на своего убийцу, пытаясь дотянуться до горла и задушить его. Изо рта потекла кровь.
Началась борьба. Убийца с громадным трудом вырвался из железных объятий Григория Ефимовича, оставив у того в руке свой оторванный погон. Юсупов бросился за подмогой к друзьям-приятелям.
Когда убийцы прибежали на место преступления, то не поверили глазам: необъяснимым образом Распутин поднялся по винтовой лестнице. Теперь он стоял у потайных дверей, ведших во двор. Юсупов чувствовал: разум вот-вот оставит его. Но не одумался, не раскаялся. Он нервно крикнул:
– Дверь на крепком запоре, сам замок снаружи вешал. Не уйдешь…
И вдруг преступники остолбенели: едва Распутин коснулся двери, как та, словно по волшебству, сама раскрылась. Распутин бросился в ночную темноту. Он бежал, глубоко утопая, по рыхлому снегу вдоль ограды.
Убийцы бросились за ним.
Распутин, обернувшись, сильным голосом крикнул:
– Феликс, Феликс, все скажу царице! В Сибири кандалами будешь звенеть…
Пуришкевич бежал с револьвером в руке. Два раза он стрелял – и оба раза мимо. Распутин уже почти выскочил на набережную, где убийцы стрелять поостереглись бы – рядом полицейские. Лучшим стрелком оказался Рейнер: его пуля в последнее мгновение достала старца. Один из самых загадочных и удивительных русских людей упал возле открытых ворот.
Рисуясь храбростью, вперед выскочил Юсупов, держа в руках гирю от Маклакова.
Сиятельный убийца вспоминал об этом так: «К мертвецу меня тянуло, точно магнитом. В голове все спуталось. Я вдруг точно помешался. Подбежал и стал неистово бить его гирею. В тот миг не помнил я ни Божьего закона, ни человеческого. Пуришкевич впоследствии говорил, что в жизни не видел он сцены ужаснее».
Станислав Лазаверт достал из футляра скальпель, лихорадочно начал сдергивать с Распутина шаровары. Юсупов помогал ему. Убийцы, словно на забавном представлении, с любопытством наблюдали за ними. Лазаверт, добравшись до искомого, с садистским сладострастием оскопил Распутина.
Юсупов хихикнул:
– Хорош экземпляр! Поместить бы в спирт да сдать в кунсткамеру, хе-хе. Но как кровь хлещет из раны, весь снег залит! Скандала бы не наделать…
Дмитрий, лязгая от ужаса зубами, выдавил:
– Ужас какой, собака из дома выскочила, кровь лижет…
– Ах, это Бетти! – обрадовался Юсупов. – Ко мне, девочка, ко мне! Беременная, щенков ждешь, да не дождешься. Ну, ко мне…
Собака доверчиво потянулась на привычный зов. Юсупов обеими руками прижал ее к снегу, приказал Лазаверту:
– Станислав, сделайте одолжение, горло перережьте. Смелей, не укусит, я морду держу. Мы, Бетти, тебя тут положим, полиция подумает, что кровь от тебя. Ловко?
Лазаверт просьбу выполнил с профессиональной ловкостью, собака забилась в конвульсиях. Хладнокровный Пуришкевич приказал:
– Надо связать этого черта в рясе, на всякий случай! Вот так, руки стяните крепче! Теперь труп – в авто, быстро! Я в машину уже посадил верного солдата, поможет. Там гири и цепи лежат, на дно быстро пойдет…
Освальд Рейнер незаметно отделился от убийц и ночными проспектами отправился к «Астории» – гнезду английского шпионажа. Здесь он нашел агента Джона Скейла и сообщил об успешном завершении операции.
Джон Скейл скончался в 1947 году. В начале нынешнего века его 90-летняя дочь призналась: «Да, отец с Освальдом Рейнером разрабатывали операцию по убийству Распутина. Ведь тот убеждал царя Николая немедля прекратить войну с Германией, а Британии это было крайне невыгодно».
…Тело убитого бросили на пол авто, а на труп приказали сесть солдату: «Для маскировки!» Подходящую прорубь облюбовали еще днем.
Авто рвануло по набережной. Юсупов громко стонал:
– Какой ужас, какая жалость!
Пуришкевич обнял его за плечи:
– Не стоит тужить о Распутине!
Юсупов с досадой возразил:
– Да я не об этом гаде, а о своей собаке!
В этот момент автомобиль подпрыгнул на дороге. Лежавший в ногах труп Распутина вместе с солдатиком подпрыгнул вверх, издал странный гортанный звук: «Ох!»
Юсупов с ужасом выругался:
– Фу, этот черт напугал меня! И после смерти не успокаивается. И как отвратительно пахнет кровью…
Даже Пуришкевич признался: «Я чувствовал, как по мне пробегала нервная дрожь всякий раз, когда на ухабе моего колена касался мягкий и еще не успевший, несмотря на мороз, окончательно застыть отвратительный для меня труп».
Знали бы злодеи, что это не был труп, – Распутин был еще живой!
Великий князь Дмитрий, сидевший за рулем, въехал на мост. Затормозил возле перил с левой стороны. Внизу, в глубокой темноте, чернела полынья. Торопливо вытащили Распутина, постоянно трясясь от страха быть схваченными, раскачали старца и с силой швырнули в полынью.
– Ах, что мы натворили! – заскрипел зубами Пуришкевич. – Мы забыли цепями привязать к трупу гири. Ладно, швыряй их тоже в воду. А это что? Калоша Распутина? Туда же и ее…
Юсупов плачущим голосом умолял:
– Скорее, скорее! Что вы, господа, копошитесь? Сейчас нас схватят…
Авто рвануло, подпрыгивая на ухабах неровной дороги. Когда проезжали мимо Петропавловской крепости, авто заглохло. Лазаверт открыл капот, стал прочищать свечи.
Юсупов весь трясся от страха:
– Боюсь, всем нам сидеть в этой тюрьме! Ведь это предзнаменование, что тут сломались… Это все он, старец! Долго нам с того света вредить будет.
Пуришкевич и Лазаверт, заметая следы, в ту же ночь в санитарном поезде спешно отбыли на фронт. Хотели бежать из столицы и другие злодеи. Юсупов и Дмитрий уже примчались на вокзал, чтобы ехать в Крым. Но на поезд они не были допущены военным патрулем. То был приказ императрицы.
Вся знать и многие из интеллигенции ликовали: высокопоставленный мужик убит! Будучи живым, он постоянно раздражал их болезненное самолюбие.
В столичных салонах Юсупов на несколько дней стал кумиром.
Зато тысячи православных людей, искренне любивших замечательного старца, были потрясены его смертью.
Тяжелым ударом эта смерть стала и для императрицы. Она много плакала, убеждала мужа, спешно вернувшегося из Ставки в Царское Село:
– Ники, пойми, нельзя это преступление оставлять без возмездия! Члены императорской фамилии – и Феликс, и Дмитрий – уподобляются сахалинским каторжникам… Прикажи расстрелять убийц, умоляю тебя!
Государь вздыхал, целовал в щеку супругу и раздумчиво говорил:
– Аликс, мы оказались в сложном положении! Никто – будь он великий князь или же простой мужик – не имеет права убивать. Но высшее общество приветствует смерть несчастного Григория. Мы вынуждены считаться с общественным мнением. Признаюсь, мой друг, я устал от выходок старца. Но я убийц все же проучу…