Эпилог

Колье и впрямь лежало в одном из двух больших бра, что возле входных дверей. Оно было завернуто в клеенку и протиснуто в фарфоровый стаканчик. Признаемся, что место необычное и найти колье там было бы делом не совсем простым.

Блиндер был помещен для оказания первичной помощи в местную тюремную больницу. Затем его должны были этапировать в Москву, где по месту преступления его ожидали следствие и суд.

В тюремной больнице умный врач с золотым пенсне на носу поставил диагноз:

– Перелом шейки бедра!

Блиндер громким стоном демонстрировал правильность врачебного заключения. Однако уже через день пациент опроверг диагноз, исчезнув без стонов и неведомыми путями из лечебного учреждения. Для Соколова он оставил лаконичную записку с добрым пожеланием: «Зай гезунд!»

Прокурор назначил следствие, которое ни виновных, ни способа побега не раскрыло. Отметим справедливости ради: следствие дотошностью не отличалось. Впрочем, поговаривали, что к побегу каким-то боком был причастен сам блюститель законов – прокурор. А почему бы не уважить просьбу любимой супруги!

Но больше всех о медиуме скорбели достопочтенные дамы, любительницы спиритических сеансов. Более того: общим стало мнение, что несчастный узник напряг свои таланты и ушел сквозь стены, как это умел делать Гудини. Бывший одессит исчез навсегда, следы его более нигде не обнаруживаются.

Пострадал лишь слуга Иохим: он получил три месяца тюремного заключения. Поклонницы Шварца носили бедному мальчику передачи: красное вино и апельсины.

Что касается самого Гудини, то он по какой-то причине ужасно невзлюбил спиритов. Везде, где они ему попадались (а в те времена такого рода шарлатанство стало явлением распространенным), Гудини разоблачал вызывателей духов со всей беспощадностью. Даже российские большевики, из всех чудес любившие лишь одно – Великую Октябрьскую революцию, отдали дань восхищения Гудини. В 1927 году тиражом пять тысяч экземпляров в московско-ленинградском издательстве «Кинопечать» они выпустили в свет любопытную книжечку с описанием чудес американского еврея, которая называлась «Гарри Гудини. Разоблачитель спиритов». Сам же герой умер после одного из сеансов в 1926 году. В могилу он унес великую тайну своих подвигов.

Что касается квартиры на Садовой-Черногрязской, где Блиндер совершил «кражу века» у синематографической звезды, то она на некоторое время стала московской достопримечательностью. Более того: именно в ней родился автор этих строк. Бывают удивительные совпадения!

Но много прежде Соколов вернул несказанно счастливой синематографической звезде ее колье. Звезда пылко поцеловала в губы сыщика и была готова на большую благодарность. Однако Соколов великодушно сей порыв отклонил.

Душитель

Москва находилась в счастливом ожидании. Близился день прибытия их императорского величества Николая Александровича со своей августейшей супругою Александрой Федоровной. Чтобы испортить народный праздник, черные силы политического терроризма замышляли самые страшные преступления. С коварством кровавых маньяков пришлось столкнуться и Аполлинарию Соколову.

Тревожная новость

Благоуханная летняя ночь царила над Москвой. Со страшной беспредельности бархатного неба беззвучно скатывались холодные слезинки падающих звезд.

В этот волшебный час в доме Соколова тревожно зазвонил телефон. Дежурный сыска, тщетно стараясь сохранять обычную бесстрастность тона, торопливо доложил:

– Господин полковник, тут история вышла. Сам господин губернатор Владимир Федорович Джунковский сказал вам приехать… Убит Доброво.

Соколов не поверил, решил, что ослышался. С начальником губернской канцелярии он был в самых милых отношениях и частенько встречал его, по делам службы бывал у всеобщего любимца – полковника Джунковского. Он спросил:

– Адрес?

– Овчинниковская набережная, владения братьев Поповых. Убитый снимал у них во дворе большой флигель. Да вы знаете, это рядом с пароходным обществом «Ока». Шофер Галкин давно выехал к вам, поди, уже ждет внизу.

Петля

«Рено», издавая отвратительные звуки рычащего мотора и по всему маршруту следования вызывая нервный собачий лай, подкатил к ажурной ограде владений Поповых. Городовой, стоявший на страже у ворот, вскинул руку к козырьку. Широкая дорожка, усыпанная мелким гравием и заботливо усаженная цветущими лилиями, оставив слева дом Поповых, вела к одноэтажному строению Доброво.

Здесь, возле резного крыльца, сыщик увидал многочисленных чинов полиции, охранки и губернского правления, хотя, как выяснилось, расследованием занимался лишь уголовный сыск в лице Кошко.

Послышались сдержанные голоса: «Соколов, сам Соколов прибыл!» Навстречу уже спешил губернатор. Круглое, словно налитое кровью лицо трудно было назвать красивым, но глаза светились умом, и весь благородный облик дышал простотой и душевностью. Он потряс руку Соколова:

– Кошко полагает, что дело уже распутано, но я настоял на вашем приезде. Скорый визит государя требует особой тщательности в делах. Кстати, вы удивитесь: убийца Доброво – знаменитый Левицкий.

– Художник?

– Вот что делает ревность! Мой управляющий канцелярией был известный ловелас. О его амурной связи с красавицей Маргаритой, женой Левицкого, знала вся Москва.

– Прежде в таких случаях вызывали на дуэль! Это ведь оскорбление крайней, третьей степени.

– Безусловно! При неверности жены муж считается оскорбленным. И ему принадлежало право выбора оружия и рода дуэли, хотя сами условия дуэли решались секундантами. – Джунковский был горячим поборником восстановления дуэли во всех ее прежних, столетней давности, правах. – Все споры в благородном обществе решались благородно и чисто. А теперь – эта дикость! Душат соперников прямо руками. Впрочем, Аполлинарий Николаевич, пройдемте в дом, на место происшествия.

* * *

Под сыщиком заскрипели ступени крыльца. В просторной прохожей обращало на себя внимание громадное зеркало в ореховой раме и на двух высоких тумбах. Слева была распахнута дверь в мраморный туалет. Они прошли в гостиную, служившую одновременно и рабочим кабинетом.

Три окна с раздвинутыми портьерами выходили в заросший кустами сирени и орешника сад. В простенке стоял секретер. Он был открыт, а пол густо усеян какими-то бумагами. Возле стены с распахнутой дверцей находился большой сейф. Здесь тоже были брошены бумаги. Ящичек для ценностей оказался пустым.

Главное же, что сразу бросилось Соколову в глаза и даже несколько поразило его, это была фигура самого Доброво. Он сидел в глубоком кресле, стоявшем возле стола, и, словно безмерно утомившись, лбом упирался в массивную крышку. Можно было подумать, что Доброво мирно дремлет. И лишь руки безжизненно свешивались вниз.

Соколов заглянул ему в лицо и увидал леденящую кровь картину: глаза покойника были вытаращены, из полуоткрытого рта выглядывал кончик языка, а на бритой щеке застыло несколько капель темной крови, скатившейся из уха.

Доктор Павловский показал на шею убитого:

– Задавлен полужесткой петлей! Смотрите, Аполлинарий Николаевич, странгуляционная полоса равномерно глубокая и расположена горизонтально – на уровне щитовидного хряща.

– А петлю обнаружили?

Павловский кивнул в сторону Жеребцова, производившего обыск с двумя ассистентами-помощниками. Жеребцов бодро ответил:

– Ищем, Аполлинарий Николаевич! Главное, что убийца выгреб все ценное.

Джунковский грустно покачал головой:

– Есть непосредственный свидетель преступления – дворник Еремей Прошкин.