Эпилог

Начальник Бутырской тюрьмы капитан Парфенов моментально протрезвел, когда в вверенное ему учреждение привезли гроб с говорящим покойником.

Зато террористу Роману Козельцу тюремная камера, после трех дней безвылазного даже для крайней нужды гробового заточения, показалась райским уголком.

Но еще прежде в экспрессе Саратов-Москва, лежа в домовине, он, пытаясь заслужить смягчение своей участи, назвал адрес подпольной химической лаборатории, находившейся на Константиновской улице Саратова, и человека в Москве, которому переправлялась взрывчатка. Был произведен ряд арестов. Было доказано, что на государя и его августейшую семью готовится покушение во время их посещения Филей и Поклонной горы.

Что касается Раненбурга, то он оказался перевалочной базой и местом, куда террористы планировали укрыться в случае провала. Торговлю немецким пивом Козелец завел по заданию партии: здесь можно было нелегально встречаться, не вызывая подозрений. Самому Козельцу это задание пришлось по вкусу: он был падок на «Хольстен».

Но первые шаги на преступном пути будущий террорист сделал, находясь на излечении в Харьковской психиатрической лечебнице. Именно здесь он познакомился с другой пациенткой, страдавшей шизофренией, – восемнадцатилетней Калерией Придворской, приятельницей видной эсерки Марии Школьник.

В революционных партиях всегда высоко ценят сумасшедших. Нашу парочку поставили на рискованный участок – транспортировку взрывчатки. Когда за покушение на черниговского генерал-губернатора Хвостова Школьник арестовали, ее вид на жительство оказался у Придворской.

В это время она проживала с Козельцом в Киеве, где участвовала в организации покушения на генерал-губернатора Клейгельса, к счастью не удавшегося. Парочка общалась с такими известными террористами, как Абраша Гоц, Аарон Шпайзман и Нина Глоба, возглавлявшими центральную организацию. По их совету Придворская перешла на нелегальное положение, ибо успела попасть на заметку охранного отделения.

Недолго думая, вид на жительство Марии Школьник был чуть подправлен: к фамилии добавили новое окончание – и Придворская стала теперь Школьниковой. Благо их внешние приметы совпадали.

Интимному приятелю Калерии, Козельцу, и вовсе оформили новый документ. Он тоже стал Школьниковым – якобы братом Калерии-Марии. Они оба поспешили убраться подальше от места, где успели напакостить, – из Киева. Новым местом жительства избрали города на Волге.

Как человеку нужен воздух, так злодеям необходима преступная деятельность. В Царицыне Калерия-Мария устроилась в местную газету. Она служила в отделе объявлений.

Еще до публикаций она приносила домой гранки тех объявлений, в которых речь шла о продаже драгоценностей или дорогого антиквариата.

Козелец-Школьников отбирал те, которые, на его взгляд, были наиболее интересными, выписывал адреса и сообщал их «группе экспроприации», которая устраивала кражи. Так в его руках оказался паспорт некоего Эрнста Шнабеля, который ему в свой час пригодился.

В Царицыне у новоявленных «брата и сестренки» горела под ногами земля, когда туда с концертами приехал скрипач Казарин. С его помощью они перебрались в Саратов. И здесь Калерия-Мария устроилась в «Саратовские ведомости», вновь ее интересовали еще не опубликованные объявления, вновь начались грабежи. И разумеется, вовсю развернули деятельность по транспортировке взрывчатки.

Суд приговорил Романа Козельца-Школьникова к повешению.

Зато Мария Школьник благополучно обосновалась в Америке. Она вступила в компартию и «горячо приветствовала светлую зарю человечества – Великий Октябрь». В Москве двумя изданиями вышла ее книжулька – «Жизнь бывшей террористки», воспевавшая кровавые преступления и революционную шпану.

Читатель помнит, наша история началась с рассказа о потрясающей судьбе скрипки работы великого мастера Ивана Батова. Увы, все, к кому скрипка попадала, погибали.

В апреле 1912 года из Саутгемптона в Нью-Йорк отошел 260-метровый океанский пароход «Титаник». Среди обширной концертной программы значились выступления русского виртуоза Вениамина Казарина. «Титаник», столкнувшись с айсбергом, пошел ко дну. Большинство из 2220 пассажиров погибли.

Среди них был и Казарин. Погибла и скрипка Батова. Нынче мы знаем лишь три гитары этого великого мастера.

Эпилог

(окончание)

Николай Жеребцов при громадном стечении народа был похоронен на Пятницком кладбище. Москвичи знали его, восхищались его подвигами, о нем как о ближайшем друге Соколова ходили легенды.

Еще в 60-х годах XX столетия могила сыщика сохранялась, чьи-то заботливые руки приносили на нее цветы.

Юрий Павлович Ирошников после большевистского переворота жил на Верхней Красносельской улице и в тамошней средней школе преподавал физику. Он был мастером на все руки, ум его был глубоким, знания энциклопедическими. На досуге он, подобно всем старикам, любил вспомнить времена мирные, ушедшие, своих замечательных друзей. Об этом он писал в записках, весьма, впрочем, разрозненных. Именно они кое в чем помогли автору, воскресили события.

Деревянный дом Ирошникова стоял как раз напротив женского Алексеевского монастыря. Несколько раз он встречал высокую стройную монашку поразительной красоты. Ему и в голову не приходило, что это Танечка Ермоленко – бывшая невеста его покойного друга Жеребцова, навсегда сохранившая жениху верность.

Зато судьба Татьяны и Ирошникова стала общей.

Ленинско-интернациональная власть всегда своей первейшей заботой считала уничтожение россиян. Алексеевский монастырь был упразднен, монашки отправлены на Север, а на месте монастырского кладбища разбили стадион. На одном из этапов Танечку Ермоленко, на потеху конвоирам, затравили сторожевыми псами.

Не забыли большевики и про бывшего полицейского Ирошникова. Он был сослан на Соловки, где и погиб в 1933 году.

* * *

Графа Соколова ожидали самые потрясающие приключения. Преступления, с которыми ему пришлось сталкиваться прежде, уже казались всего лишь шалостями проказливых гимназистов. Об этом, впрочем, читайте в других моих книгах о гении сыска графе Соколове.