Обратный путь

И лишь Сегю, который только теперь прозрел и понял всю хитрую игру, в которую он был вовлечен, не пил, не ел и хмуро посматривал по сторонам.

Соколов добродушно хлопнул ручищей по его спине:

– Не унывайте, дружище! Поверьте, вы сделали прекрасное дело, доставив нас сюда с кронпринцем Генрихом. Скоро наступит мир, и до своих последних дней вы будете с удовольствием вспоминать, как помогали вписать в мировую историю замечательные страницы. – Поднял бокал. – Мои друзья, давайте выпьем за знаменитого авиатора Сегю. Только его смелость и умение пилотировать спасли жизнь нашего Генриха от германских пуль. Прозит!

Все рассмеялись и дружно выпили.

Сегю подозрительно прищурил глаз:

– Но вы, граф, дали мне слово офицера, что я сегодня же сумею отправиться на своем «Фармане» домой!

– Уверен, так и будет! – Обернулся к Генриху: – Ваше императорское высочество, вы подтверждаете справедливость моих слов?

– Разумеется! И больше того: я очень признателен замечательному асу. И если бы это не выглядело двусмысленным, с удовольствием наградил бы вас, Сегю, Железным крестом второй степени.

Сегю иронично хмыкнул:

– Тогда меня точно расстреляли бы свои! Я и теперь не знаю, как они обойдутся со мной. Мы, французы, народ терпимый, многое прощаем и себе, и другим, но совершенно не переносим предательство.

Генрих сказал:

– Я готов предложить вам место в рядах нашей боевой авиации.

Сегю гордо вскинул нос.

– Никогда изменником не буду! – не презрительной многозначительностью посмотрел на Соколова.

– Хорошо! – согласился Генрих. – Я уже дал указание залатать пулевые пробоины в вашем аппарате, залить полный бак горючим. Так что в любое время можете возвращаться во Францию.

– Хочу сейчас!

– Ваше право! Но, может, закусите на дорогу?

Сегю отрезал:

– Никогда!

Принц отдал распоряжение своему адъютанту, поклонился асу, и тот, не оглядываясь, направился к авто, которое рвануло к аэродрому в Бримоне.

Соколов стоял на пороге штабного дома и с легкой улыбкой следил за автомобилем, который увозил знаменитого аса.

* * *

Пока Сегю летел над территорией, занятой немцами, не раздалось ни единого выстрела. В тот же день, перед самым обедом, который, как известно, бывает у французов ровно в четыре часа, Сегю приземлился на аэродроме под Парижем. В задней кабине осталась забытая всеми пачка прокламаций на немецком языке.

Доблестный авиатор погибнет в октябре семнадцатого года. В роковой для него день он вылетит бомбить передовые немецкие укрепления и с задания не вернется. На войне как на войне – эту глуповатую фразу говорят сами французы.

Крушение империи

Наступил март семнадцатого года. В Европе он выдался теплым и солнечным. Принц Генрих не расставался со своим новым другом – обаятельным графом Соколовым.

Русский атлет демонстрировал чудеса силы: поднимал за задний мост автомобиль, носил на плечах лошадь, ладонью вгонял в бревно строительный гвоздь.

Генрих в свою очередь обучал Соколова вождению аэроплана. Ежедневно, в любую погоду, они садились в двухместный «Дорнье» и летали над территорией, занятой немцами.

Третьего марта Соколов совершил первый самостоятельный полет. Он пробыл в воздухе чуть более получаса и благополучно сел на военный аэродром.

Принц Генрих с волнением наблюдал с земли за русским другом и теперь поздравил с успехом. Они направились в столовую, чтобы позавтракать. Соколов делился своими ощущениями от полета, принц Генрих этот полет хвалил, но делал некоторые замечания.

Вдруг они увидали адъютанта принца, который, размахивая какой-то бумагой, бежал к ним через лужок, покрытый свежим зеленым ковром травы. За несколько метров до принца адъютант перешел на строевой шаг, приложил руку к козырьку и, не в силах сдержать счастливую улыбку, доложил:

– В радиотелеграфном отделении получена депеша… Русский император Николай отрекся от престола, сложил с себя верховную власть… Великий князь Михаил Александрович только что отказался от восприятия власти… В России создано «народное правительство»… Ваше императорское высочество, видимо, Россия прекратит военные действия и заключит с нами сепаратный мир…

Принц Генрих из уважения к русскому спутнику сдержал чувство радости.

– Дайте депешу! – Пробежал ее глазами, покачал головой и удивленно сказал: – Можно было ожидать чего угодно, только не этого. Отрекся от престола… Почему? С какой стати? Толпы бездельников того требовали? Продажные писаки будоражили общество? Но если неразумный ребенок лезет в огонь, разве мы не должны пресечь его опасную затею? Поплачет, успокоится, а когда поумнеет, то и спасибо скажет. Вот, граф, прочтите и примите мои соболезнования: вы ведь монархист?

Соколов взял в руки бланк радиотелеграммы. После заголовка шел невероятный текст:

«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить Нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новые тяжкие испытания. Начавшиеся внутри народа народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской Нашей армии, благо народа, все будущее дорогого Нашего отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.

Жестокий враг напряг последние усилия, и уже близок час, когда доблестная армия Наша совместно со славными Нашими союзниками может окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России сочли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил для дальнейшего достижения победы и в согласии с Государственной думой признали Мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть.

Не желая расстаться с любимым сыном Нашим, Мы передали наследие Наше брату Нашему Великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского… Подписал: Николай. 2 марта 1917 года, 15 часов, город Псков».

Соколов еще раз перечитал последнюю фразу. Лицо его оставалось совершенно каменным, но скрытое волнение было столь великим, что он совершенно явственно испытал небывалое до того ощущение: казалось, душа отделилась от тела и он, Соколов, словно со стороны наблюдает за собой. Соколов видел, что его пальцы шевелят бумагу со страшным текстом, что вот он поднял недоуменный взгляд на сиявшего счастьем кронпринца, задумчиво почесал левую бровь, но все это совершал не он сам, а какая-то непонятная и таинственная сила. Не было ни страха, ни отчаяния, была полная опустошенность и ощущение собственной ненужности. Сколько он помнил себя, всегда его целью было служение государю, которому он присягал и который олицетворял собой великую Россию, всю мощь ее.

Принц Генрих деликатно молчал. Соколов спросил:

– И что же государь? Его наследник? Чем они теперь будут заниматься?

– Ничего пока не известно. Наверное, будут жить в Царском Селе как частные люди.

Соколов с горечью выдохнул:

– Что ж, враги государя могут торжествовать: вся эта думская чернь, революционеры, газетные писаки, худшая часть интеллигенции вроде Максима Горького. А где народ? Почему Православная церковь, оплот монархии, не бьет в набат? И как все это произошло? Кто вынудил государя отречься? Ничего не знаю… – Произнес глухим голосом: – Простите, ваше высочество, позвольте мне остаться одному… – и набитой тропинкой пошел в сторону редкого, не успевшего укрыться зеленью леса.

В кустах заливались птахи, радуясь приходу тепла.