Мужская устремленность

Тихая весенняя ночь глядела в широко открытое окно.

Они лежали рядом, блаженно отдыхая от бурной страсти. Маргарита с нежностью глядела на возлюбленного. Она приоткрыла пухлый влажный ротик, словно вновь готова была принять этого атлета-красавца.

Соколов опять стал ласкать ее тело, едва прикасаясь губами к плечам и грудям. Маргарита, закрыв в истоме глаза, чуть слышно рассказывала о своем счастливом детстве в солнечном Провансе, о любящей матери, о трудолюбивом и трезвом отце.

Соколов долго слушал, ни разу не перебив ее. Потом будто невзначай спросил:

– А вам, моя любовь, доводилось бывать в тюрьме?

– Конечно, – она рассмеялась, – но только в качестве жены начальника тюрьмы.

– Я вам немножко завидую. Мне очень хочется видеть, как содержат несчастных в камерах, что они думают и что говорят.

Маргарита промурлыкала:

– Для вас – с удовольствием. Только ничего там интересного нет: жуткий воздух, так что бежать вон хочется, несчастные люди за железными дверями да отхлопывающиеся окошки – для подачи скверной пищи.

Соколов ответил:

– Чтобы ценить свободу, ее следует сравнить с неволей. Когда покажете несчастных сидельцев?

Маргарита приподнялась на локте, посмотрела ему в глаза:

– Это вы серьезно?

– Вполне!

Она привалилась головой на плечо гения сыска, нежно провела пальчиком по его губам и сказала:

– Вы меня, дорогой, обманываете. Вы что-то задумали, да? – Снова заглянула в его лицо. – Ну признайтесь, вам надо кого-то видеть? Сообщить что-нибудь?

Соколов взял ее ладонь, погладил ее, прижался к ней губами и вздохнул:

– Славная вы девочка, Маргарита! От вас ничего не скроешь. Признаюсь, у меня сидит в этой тюрьме родственник. Его обвиняют, кажется, в шпионаже и могут расстрелять…

Маргарита удивилась:

– Вот как? – Помолчала, горестно вздохнула. – У нас с этим быстро. Порой расправляются даже без суда и следствия. Муж бубнит: «Сейчас война, миндальничать нельзя!» Кстати, как фамилия вашего родственника?

– У него были при себе документы на имя Отто Циммермана.

– Как же, знаю! – воскликнула Маргарита. – Муж досадовал: «Этот наглый Циммерман держится так, будто он принц наследный, не желает ни с кем разговаривать, глядит на всех с презрением!» Его должны расстрелять дня через два-три, тут же, как вернется муж.

– Какой ужас! – вырвалось у Соколова.

Маргарита сочувственно простонала:

– Ах, если бы спасти вашего родственника!

– Разве такое возможно?

– К сожалению, нет.

– А если подкупить стражу? У меня есть деньги, много денег…

– За взятки надзиратели покупают для заключенных на рынке продукты, даже вино в камеры носят, хотя это запрещено. Муж поймал на прошлой неделе надзирателя Бруно, он в тридцать седьмую камеру принес копченых угрей. Да что там угри! В комнате свиданий надзиратели за деньги устраивают встречи с женщинами.

– Муж знает?

– Конечно, но так было во все времена. Ведь заключенные, как правило, люди молодые, здоровые, как же можно обойтись без женской ласки? С ума могут сойти.

– Вы правы, Маргарита. И все же, неужели нельзя никого соблазнить деньгами, чтобы вырвать из клетки моего родственника?

– Слишком многих надо подкупать: это и дежурный офицер, и дежурный надзиратель, надзиратель по этажу, это и злой цербер – корпусной, у которого хранятся все ключи от камер. И наконец, многочисленная стража у ворот, которая подобрана с особой тщательностью и которая постоянно меняется. Даже если каждого соблазнить мешком золота, хотя бы один в силу характера обязательно донесет.

Заговор

Соколов лег ничком, охватил голову руками:

– Боже мой, что делать? Мой славный племянник Отто погибнет во цвете лет… Его несчастная невеста Изольда умрет с горя.

Маргарита прильнула к Соколову, стала языком ласкать его ухо. Наконец с сочувствием произнесла:

– Милый, не убивайтесь так! Вы разрываете мое сердце…

– Что же делать? Может, устроить побег через окно?

– Нет, это отпадает. С трех сторон тюрьма обнесена высоченной оградой, на ней провод, через который пропущено электричество. Наш Циммерман, если не ошибаюсь, в отсеке смертников, в одиночной камере – это со стороны набережной. Там ограды хотя нет, но бежать невозможно. Окна камеры расположены на громадной высоте, окошки узкие, а решетки металлические, толстые.

Соколов печально вздохнул:

– Если нельзя бежать, то хотя бы посетить дорогого человека перед расстрелом, утешить его…

Маргарита горестно задумалась, мучительно сцепила руки. Вдруг она воскликнула:

– Кажется, придумала! Муж говорил: сейчас в прокуратуру пришел служить новый чиновник, надзирающий за местами исполнения приговоров. Я позвоню дежурному офицеру и скажу: «Уезжая к родителям, муж приказал: „Если прибудет из министерства новый прокурор, быть с ним предельно вежливым и проводить по камерам“». Так что, мой дорогой, вы будете иметь возможность заходить в камеры и общаться с заключенными. Тем более что завтра воскресенье, прокуратура не работает, справиться нельзя.

– Разве не потребуют какого-нибудь разрешения или документа?

– Если я позвоню, то могут и не спросить. Но тут много будет зависеть от вашего поведения. Некоторые прокуроры ведут себя с хамским высокомерием, считая тюремщиков людьми второго сорта, хотя сами ничем не лучше.

– А что будет потом, когда выяснится, что вы обманули?

Маргарита сделала удивленное лицо:

– А я при чем? Телефонировали из прокуратуры, спросили мужа, его в Париже не оказалось, тогда мне было заявлено: «Жаль, что ваш муж не на служебном месте». – «Что случилось?» – «Наш сотрудник едет с проверкой!» Я так и сообщу, якобы по секрету, дежурному офицеру.

Соколов поцеловал пухлый ротик Маргариты:

– Вы – прекрасная актриса и к тому же доблестная и умная женщина. Когда приступим к нашей операции?

Она обвила сыщика руками:

– Сейчас мы приступим к самому важному на свете делу, а все остальные пустяки – с утра пораньше. Идите сюда, великолепный экземпляр человеческой породы!

* * *

Утром все развивалось по плану, какой придумала Маргарита. Сначала они прошлись мимо тюрьмы, и Маргарита показала на пугающей высоте маленькое окошко.

– Там ваш родственник…

Соколов прикинул: «Это четвертый этаж, каждый из них по четыре метра, всего метров шестнадцать. Да, если упасть – костей не собрать! Потом, пролезет ли принц в узкое окошко? Я, к примеру, застрял бы обязательно – плечи широки. Впрочем, припоминаю, что, когда мы виделись много лет назад, Генрих был весьма субтильным. Его счастье, коли не растолстел. Зато улочка здесь тихая, днем никого нет, а ночью мимо тюрьмы, как мимо кладбища, стараются ходить реже. Впрочем, выбора нет, будем рисковать!»

Соколов взял за руку Маргариту:

– Сейчас мы расстанемся до часу дня. Я буду ждать вас в гостинице. Встретимся и все решим окончательно…

На этом последовало нежное прощание. Началась подготовка к опаснейшему делу…