Слезы наследника

В тот же день за обеденным столом в Царском Селе собралась августейшая семья. На обед были приглашены генералы Лукомский и Комаров, дежурный полковник флигель-адъютант Линевич.

Линевич был молчаливый человек лет сорока, с большими залысинами и тщательно набриолиненными жидкими волосами. Когда-то Соколов спас его от крупной неприятности. Случилось это в 1913 году. Флигель-адъютант устроил пьяный дебош с мордобитием и порчей имущества в петербургском ресторане «Вена». Владелец ресторана отправился с жалобой в полицию. Соколов был знаком с Линевичем. Он снизошел к его просьбам и замолвил слово перед товарищем министра МВД Джунковским. Тот своей властью не дал делу ход.

Линевич и Комаров водили между собой дружбу.

Нынче государыня заметила, что Комаров чем-то озабочен. Внесли десерт – ананасовое желе. Государыня пригубила токайского и обратилась к Комарову:

– Владимир Александрович, у вас какие-то неприятности? Вы, кажется, грустны…

Тот глубоко вздохнул, нахмурился еще больше. Затем, глядя на царицу печальным взглядом, могильным тоном произнес:

– Ваше императорское величество, я не смел портить вам аппетит, у меня очень неприятное известие. Но вы спросили… и я вынужден сообщить…

Все с любопытством воззрились на Комарова. Тот в очередной раз глубоко вздохнул, словно перед прыжком в глубокую воду:

– Известный всем полковник Аполлинарий Соколов… бежал к врагам.

Императрица вздрогнула, кусочек желе упал на скатерть.

– Что значит – бежал?

Линевич удивился:

– Откуда такие сведения?

Комаров, глядя на государыню, продолжал:

– Ваше императорское величество, прямо перед обедом фельдъегерь доставил германские газеты. Я успел бегло просмотреть их: везде аршинными заголовками напечатано: «Знаменитый русский граф полковник Аполлинарий Соколов спасается из гибнущей России в Германии».

Государыня, пораженная неприятным известием, замолкла. Великая княгиня Ольга, тайно питавшая глубокую симпатию к атлету-красавцу, громко прошептала:

– Нет, это невозможно!

Комаров, всегда завидовавший удали знаменитого графа, печально покачал головой:

– Этот бретер действительно оказался изменником.

Линевич зло проговорил:

– Граф был ловок жуликов ловить, а на фронте трусом оказался.

Цесаревич вскочил, да так резко, что повалил тяжелый стул, крикнул:

– Это ложь, это неправда! – и с громким плачем бросился из столовой.

Императрица устремилась за ним. Обед на этом прервался.

До отречения Николая Александровича оставалось три дня.

Секреты женской души

На берегах Сены

Вечно веселый и беззаботный Париж осенью 1914 года едва не пал под могучими ударами германской армии. Передовые немецкие части, ведомые кронпринцем Генрихом Прусским, не дошли до французской столицы каких-то верст двадцать. И только помощь России спасла Францию от поражения.

К весне семнадцатого линия фронта была значительно отодвинута и проходила по Пиру, Суасону, Реймсу, Вердену, Сен-Миелю.

Довоенный Париж привлекал к себе тысячи людей. Художники и литераторы искали здесь вдохновения, богачи находили тут веселье, красотки со всех концов света съезжались сюда для любовных приключений, и почти никто не разочаровался в своих надеждах.

Позже пришла эпоха «салонов». Сначала были салоны искусства, затем их затмили весенние автосалоны, но вскоре на смену им пришли декабрьские воздухоплавательные выставки.

Соколов до войны много раз бывал в этой «столице мира». И уже на второй-третий день после приезда начинал скучать о булыжных московских мостовых, о трактире Егорова в Охотном Ряду, о букинистических лавчонках на Лубянской площади или Сухаревском рынке.

И вот в середине февраля 1917 года гений сыска вновь оказался на парижской брусчатке. 7-ю армию германцев, которую до своего пленения возглавлял кронпринц Прусский, теперь отделяли от Парижа уже почти двести верст.

Соколов был поражен: тяжелое военное положение Франции мало отразилось на быте парижан. Зеркальные витрины и чисто вымытые стекла магазинов отражали роскошные товары. Женские и мужские туалеты, нижнее белье и готовое платье, фильдеперсовые женские чулки и мужские подтяжки, дорогие шляпки и модные котелки, одеколон и лосьоны соседствовали с изысканными духами и коробочками пудры, бриллиантовыми ожерельями и крупными изумрудами, дорогим столовым фарфором – все это было можно видеть за широкими стеклами витрин.

Как в мирное время, шлифуя асфальт, отчаянно жестикулируя и громко разговаривая, неслась бесконечная пестрая толпа.

Появилось много инвалидов на костылях или с пустыми рукавами. Были и вовсе безногие, на тележках, толкавшие себя деревянными «копытцами». Но людей в военной форме здесь было гораздо меньше, чем в Москве или Петрограде. Соколов знал: французы не любят военную форму и снимают ее при первом удобном случае.

На мостовой фыркали выхлопными газами авто, катили на резиновых шинах легковые коляски, лохматые лошади-тяжеловозы усердно тянули громадные возы и фуры, велосипедисты неслись с риском сломать себе шею. И весь этот сумасшедший поток регулировали на перекрестках артистичные ажаны – полицейские.

Громко орали газетчики:

– Новости с фронта! Немцы хотят нарушить нейтралитет Швейцарии! Армия Штранца атакует французские позиции у Вердена! Америка вступит в войну на стороне Антанты! В России ширятся забастовки, растут очереди за продовольствием! Знаменитый граф Соколов бежал к немцам! Читайте газеты!

Соколов взял «Пари суар». На первой полосе нашел свое карикатурное изображение: господин во фраке и с цветком в петлице бросается в объятия Вильгельма. И совершенно глупая подпись: «Вилли, завоюй Россию!» Сыщик скомкал газету и бросил ее в мусорную урну. Он отправился на площадь Вогезов, к русскому агенту.