Что стало с нокаутированным фармацевтом Раухом? Впопыхах его приняли за мертвого и сложили с обгорелыми трупами в сарай. Однако ночью контуженный пришел в себя. В окно ясно и спокойно лила широкий мертвенный свет луна. Увидав возле себя обезображенные трупы, пахнувшие жареной бараниной, фармацевт начал дико вопить:
– Помогите!
Дверь открыли и очень удивились, что покойник ожил.
То ли от страшного удара русского разведчика, то ли от пережитого ужаса, но только с той поры голова фармацевта начала дергаться вверх и вправо – нервный тик.
За доблесть, проявленную в смертельной схватке, фармацевт Раух был награжден боевым крестом на левую грудь и ближайшим эшелоном отправлен домой, в славный Кёнигсберг.
Здесь героя встречал весь город: бодрые марши в громком исполнении оркестра пожарных, цветы от благодарных горожан, улыбки девушек, выспренние речи.
Фармацевт Раух стал желанным гостем на разных собраниях. Дергая головой, он рассказывал о своих боевых подвигах и вдохновлял молодежь. Так продолжалось до начала Второй мировой войны. Осенью 1939 года героический Раух был отправлен для поднятия боевого духа на передовую. Домой он почему-то не вернулся, и следы его затерялись.
Добыча разведчиков была сказочной! Как выяснилось, вместе с фон Лауницем был захвачен генерал-контрразведчик из Берлина знаменитый Фридрих Шульц.
Имя этого человека знатокам скажет многое. Именно этот Шульц долгие годы был правой рукой Эриха Людендорфа, с шестнадцатого года командовавшего всеми вооруженными силами великой Германии. Славный Людендорф стал автором концепции «тотальной войны» и ближайшим сподвижником Гитлера.
На российском берегу уже успели заметить пожар. Пушки, радостно отрыгаясь огнем, в ответ на немецкую стрельбу выпустили по чужому берегу с полсотни снарядов.
Разведчиков встречали как настоящих героев. Их обнимали, тискали. Тут же на берегу налили по доброй чарке. Сам начштаба Соловьев сказал:
– Повышаю вас в звании и представлю к награде. Истинно молодцы! Ну, ваше здравие!
В российском штабе царил праздник. Серега Шлапак, уже изрядно отметивший победу, сидел в своем блиндаже, улыбался во весь зубастый рот и в сотый раз, привирая все больше и больше, живописал о походе на тот берег. Ему уже самому казалось, что вдвоем с Соколовым они нынче разгромили не иначе как дивизию.
Разведчики слушали, разинув рты и немного завидуя героям.
Но главный сюрприз – ошеломляющий! – был впереди.
Когда Соколов помогал фон Лауницу выбраться из лодки на берег, он ему дыхнул в ухо:
– Постараюсь освободить вас… Только не злите русских, больше рассказывайте им. Если они придут в бешенство, то могут пристрелить. Варвары!
Пораженный пленник недоверчиво взглянул на Соколова, благодарно кивнул:
– Да, конечно… Спасибо!
Теперь на пару с Фридрихом Шульцем, который был предупрежден о заговоре, пленники спешили подробней ответить на все вопросы. Жажда жизни оказалась превыше воинского долга.
На другой день Соколов сказал Шлапаку:
– Серега, надо новое весло сделать, да покрепче!
Тот охотно отозвался:
– Во второй роте есть курский умелец, его фамилия Бугров. Плотник от Бога!
– Так идем во вторую роту! Только прихватим уцелевшее весло – для образца.
…На солнечном пригреве, усевшись на срезанную снарядом ель, разведчики отыскали солдатика маленького роста с круглым добродушным лицом. С необыкновенной ловкостью действуя коротеньким ножом, он что-то резал из чурбака. Глаза Бугрова источали беспредельную жизнерадостность и расположение ко всему, что по земле ходит и ползает. Увидав гостей, улыбнулся, не прекращая работы, быстро выстреливая слова, заговорил:
– Ой, сами герои ко мне пришли! Ну, ребята вы фартовые, теперя по Егорию на грудь получите – от начальства! А от деда Бугрова – по ложке. Придется для вас без всякой очереди вырезать. Деревянная ложка не в пример железной никогда рот не обожжет! Мне даже дивизионный каптенармус заказывал, резал с его вензелями.
Соколов сказал:
– Бугров, ложки у нас есть, не хлопочи. А вот заказ у нас важный, военный.
Бугров прекратил работу, с любопытством уставился на Соколова:
– То есть?
– Сделай весло. Вот образец. Срочно надо.
Бугров покрутил в руках образец, поморщился и с презрением положил на землю.
– Это разве образец? Тьфу, да и только! Одна видимость. – Поднялся с бревна, взял Соколова за отворот шинели. Строго глядя атлету в глаза, наставительно сказал: – Чтобы весло было стоящее, надо разные древесные породы подобрать. Затем отмочить, сделать клееный шпон, пропитать смолой и канифолью – чтоб оно, дерево, гнили и разбуханию не поддавалось. И с учетом роста и веса гребца подогнать. Вот, скажем, милок, под тебя эта доска обструганная, – ткнул пальцем в весло, – мала и тонка. За три дня оба весла для тебя выполню, хоть на свадьбу греби.
Соколов возразил:
– Ну, дед, ты размахнулся! Нам срочно надо.
– Ну, ежели срочно, то выберу осину, вымочу…
Соколов уточнил:
– Мне сегодня вечером грести на чужой берег.
– Тогда нужна ель. Топориком попотею, постучу, готова после ужина будет… Изящества не ждите, а прочность обещаю.
Возвращаясь к себе в блиндаж, Шлапак полюбопытствовал:
– Что, и нынче впрямь на чужой берег пойдешь?
Соколов отвечал туманно:
– Поступлю согласно интересам отчизны.
Шлапак удивленно развел руками.
– Опасно, весьма! Немцы-то взбудоражены…