Разведрота, как все подобные роты на свете, вбирала в себя самое лучшее и отчаянное, самое рисковое и куражное. И положение разведчиков было более выгодным, чем других. Пищевое довольствие получали лучшее, всегда в роте можно было найти бутылку спирта или пачку чая.
Именно разведчики быстрей других украшали свои геройские груди Георгиями. Но и потери среди разведчиков были самые значительные.
Соколов увидал большой, тщательно выложенный тройной накат – защита от вражеских снарядов. Вслед за Фотием он спустился вниз по крутым ступеням. Землянка была вырыта глубоко, стены забраны необструганными бревнами, нары покрыты одеялами. Освещалась землянка стеариновыми свечами, вставленными в кружки. Жарко топились две печки-«буржуйки». На печках что-то шипело в сковородках и бурлило в кастрюлях. В дальнем углу Соколов разглядел икону Смоленской Божией Матери, под которой розово светилась лампадка.
Все с любопытством повернулись к вошедшему. Соколов упирался в низкий потолок головой, и ему приходилось сильно сгибаться, чтобы поместиться в блиндаже.
Он молча перекрестился на икону, лишь затем со всеми поздоровался.
Разведчики занимались делами: читали газеты, штопали одежду, пришивали пуговицы, что-то стирали в тазу, над печкой сушились портянки и рубахи, над печкой прожаривали нательное белье, из жестяной кружки пили крепко заваренный чай.
Ротный, маленький чернявый прапорщик со сросшимися на переносице лохматыми бровями, нарочито сердитым голосом сказал:
– Фрязев, ты к нам еще слона привел бы! Как же такой богатырь в нашей хибарке поместится, а? – К Соколову: – Солдат, осторожней, головой накат не проломи.
Разведчики – острословы, не лезшие в карман за шуткой, – раскатились в хохоте. Ротный пожал новичку руку:
– Ваши нары вот эти, возле стола.
Соколов отозвался:
– Удобно, не надо далеко обедать ходить.
Разведчики, расположенные доброжелательно, снова загоготали. Ротный продолжал:
– Как фамилия? Уже успели пороху понюхать? Вижу, вижу, отметина вражеского штыка на щеке, а эта – от пули. Где воевали?
– У Брусилова разведчиком штаба!
– Очень хорошо! Небось соскучились, к врагу в гости прогуляться желаете? Дня два отдохните, обживитесь, а там и службу предложим нескучную, – сощурил глаз, испытующе глянул на новобранца.
– Чего ждать? – откликнулся Соколов. – Начштаба обещал, что сегодня же пойду за языком.
Разведчики одобрительно зашумели:
– Это по-нашему!
Ротный согласно кивнул:
– Что ж, получить боевое крещение – дело милое…
В это время в блиндаж ввалился сухощавый, крепкий и какой-то удивительно ловкий в движениях человек лет тридцати пяти. Продолговатое лицо, как у Цезаря, было разрезано глубокими складками, мясистый нос придавал этому лицу особую выразительность. Он уставился на Соколова щелями серых глаз. Вдруг рот его расплылся в широкой улыбке до ушей, обнажив крепкие белые зубы. Он бросился к Соколову, заключил в крепкие объятия:
– Вот это встреча! А мне сказали – разжалованный Соколов, ну, счастье-то какое… – Шепнул: – Как выпутался, когда из вагона выскочил среди ночи? Там небось волки голодные стаями бродят?
– Да, бродят! На тот берег хочешь?
Шлапак подхватил:
– Какое уж тут хотение? Тут нужда, и никаких гвоздей. Впрочем, в такой компании – с нашим удовольствием. На том берегу уютно…
Соколов добавил:
– Только одна беда: вместо красивых девушек – противные немцы.
Все дружелюбно улыбались, Соколов был принят в сообщество отважных. С «буржуйки» сняли громадную сковороду с жареной свининой и картошкой.
Ротный Семенов предложил:
– Ну, за нашего нового товарища выпить не грех…
Соколов властно остановил:
– Нет, перед вылазкой никогда не пью. В тыл врага, как в храм, идти надо с трезвым глазом и прозрачной душой.
Ротный Семенов многозначительным взглядом обвел боевых товарищей, поднял вверх палец, словно утверждая: а я вам что говорю!
После ужина ротный Семенов кивнул Соколову и Шлапаку:
– Пойдем на воздух, поговорим о нашем деле!
Они минут сорок гуляли в лесочке, перешагивая через деревья, срезанные снарядами, об ходя воронки, разглядывая местность: разведчики обсуждали план операции.
Ротный вопросительно поглядел на Соколова:
– Вам следует учесть, что течение реки стремительное. Нынче полнолуние, небо безоблачное. На тот берег перебраться незамеченным будет ох как сложно. К тому же германцы ракетами местность освещают.
Шлапак широко улыбнулся:
– Прекрасно, легче знаки различия увидать, чтобы птицу жирнее поймать.
Ротный задумчиво сказал:
– Если вас заметят, ведь живьем не выпустят. Может, на подмогу еще троих-четверых ребят дать?
Соколов слушал ротного вполуха. Он размышлял: «Как обидно, если подстрелят во время форсирования этой лужи!»
Ротный протянул руку, сказал:
– Видите Лысую гору? Во-от за этой самой лощиной она, в версте от берега. У германцев на западной стороне Лысой горы как раз штабной блиндаж. Охраняют пуще своего глаза. Из пушек стреляй не стреляй, толку мало: или в верхушку горы, или перелет. Действуйте, друзья, как договорились – по обстановке. Будет случай взять офицера – расстарайтесь, а рядового состава не троньте, не беспокойте немцев попусту.
– Как это – не беспокойте? – недовольным тоном пробурчал Шлапак, обожавший опасные приключения. В Соколове он с первого взгляда почувствовал родственную душу, смотрел на него с восторгом и особенно хотелось выказать себя в его присутствии.
Ротный назидательно сказал:
– Начштаба лучше тебя, шустрого, знает, что делать… Понял?
Шлапак кивнул:
– Уразумел!
Ротный душевным тоном произнес:
– В штабе очень на вас надеются! Язык-офицер вот как нужен, – провел ребром ладони по шее.
Соколов хмыкнул, подумал: «А мне-то как быть? И офицера захватить, и одновременно в плен сдаться – это невозможно!» И вдруг остроумная идея пришла в голову, он даже не сдержал довольную улыбку, а вслух проговорил: – Уже порядочно стемнело! Пошли выпьем крепкого чая да на ту сторону, с Богом…