Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Бочкарев лег на спину, и губы его зашевелились: «Господи, спаси, сохрани и помилуй…» Загремели выстрелы, пули засвистели над самой головой.
Стрельба продолжалась минуту или две. Затем, видя, что беглец не отвечает, охотники, держа ружья наготове, стали заходить с двух сторон.
Бочкарев услыхал рядом с собою громкий хруст снега. Он вдруг увидал ствол ружья, направленный ему в голову. Бочкарев негромко, чтобы не испугать, сказал:
– Не надо стрелять… Я на службе.
Последнее, что видел Бочкарев, – это крестьянское лицо парня с копной густых соломенного цвета волос, с шальными, нетрезвыми глазами, в упор глядевшими на него. Парень, держа наперевес ружье редкой и дорогой марки «Гек», зачем-то навел его на голову Бочкарева и нажал спуск. Кровь разлетелась далеко в стороны, забрызгав светлый тулуп парня. Тот с досады матюгнулся.
С неба вовсю валил густой снег. Он укутывал белым саваном трупы людей и лошадей.
Охотники пожалели убитых лошадей, поздравили белобрысого парня с добычей, посмеялись над струсившим товарищем. Бросив в телегу два трупа, они накрыли их лошадиной попоной и потащились обратно в село, мечтая о награде от начальства и о хорошей выпивке в честь славной победы.
Вечерело.
В начале 1917 года на всем громадном протяжении фронта – от Балтийского до Черного моря – наступило затишье. Россия и союзники готовились к решающему весеннему наступлению. Германская армия была изрядно потрепана, плохо экипирована, вооружения и снарядов не хватало. Людские и материальные ресурсы были на исходе. Стало ясно: подрываемая изнутри недовольством народа, а снаружи – цепочкой военных поражений и страшных людских потерь, Германия удара не выдержит, рухнет.
В ожидании массированного наступления она замерла, словно в предсмертной тоске.
И вдруг на Румынском фронте, словно агонизирующий труп, враг стал проявлять активность. Немцы, подойдя к реке Серет, сделали несколько отчаянных попыток форсировать ее. Однако и у Галаца, и у Фокшан, и у Немолосы противник был отбит и, как писали газеты, «с потерями отступил на свои первоначальные рубежи».
У офицеров, сидевших в штабах, эта самая германская активность поначалу вызывала недоумение. И лишь потом эти судорожные потуги нашли объяснение.
Германское правительство обратилось с очередным предложением мира, а такая дипломатическая позиция всегда обязана подкрепляться военными успехами. Понятно, эти предложения были дружно отвергнуты. Стратеги понимали: Германия стремительно катится к своему поражению.
Соколов добрался наконец до места своей командировки – в расположение армии генерала Гутора, находившейся на Румынском фронте. Разведывательный полк, к которому приписали гения сыска, дислоцировался южнее Богородчан, в направлении Золотвина, стоявшего в отрогах Карпатских гор.
Выгрузились почему-то на станции Лисец, в тринадцати верстах от расположения полка. Соколов, в составе взвода, пешим порядком добирался до места службы.
Наступившую было сильную солнечную оттепель сменило ненастье. Сверху то и дело срывался сырой снег вперемешку с мокрой капелью. Соколов шел, подняв воротник насквозь промокшей тяжелой шинели, с трудом выдирая ноги из грязи раскисшей грунтовой дороги. Санитарные авто, городские экипажи, в которых сидели офицеры, запряженные лошадьми фуры, возы с соломой, телеги, покрытые брезентом, скрипя и покачиваясь, обгоняли растянувшихся вдоль дороги солдат.
Солдаты дымили «козьими ножками», матюгались, когда из-под колес вылетала грязь, и с неторопливой покорностью продолжали свой путь.
Ближе к полудню подъехала кухня, и мордатые мужики в белых халатах и с бритыми лицами черпаком на длинной ручке раздали горячую пищу: гороховый суп с мясом и пшенную кашу.
Ели под дождем, и капли падали в котелки. Укрыться было негде.
И чем было ближе к Богородчанам, тем сильнее мелел солдатский поток, согласно предписаниям растекался по ротам и полкам. Живая сила находила свое место в блиндажах и окопных щелях, где спала не раздеваясь, давила вшей, ругала войну, испражнялась, врала о бабах и вслух мечтала о том хорошем дне, когда наконец закончится нынешняя якобы героическая война и можно будет вернуться домой.
Небо совсем померкло. Где-то впереди, за недалеким горизонтом, словно раскаты могучего грома, перекатывались звуки пушечной стрельбы. И тогда на черном небе, словно на гигантском экране, отчетливо были видны дальние пожарища, и время от времени красивыми рассыпающимися звездами расчерчивали небосвод ракеты.
Полк, к которому был приписан Соколов, располагался на выгодной стратегической позиции – на горе, поросшей буком, сосной и кустарником, надежно маскировавшими окопы. Внизу несла мутные воды стремительная Быстрица. Река, как это нередко случается на войне, стала границей, разделом двух воюющих сторон.
На другом берегу находились вражеские окопы. В бинокль была отчетливо видна чужая жизнь: из землянок торчали невысокие трубы, из них валил дым, фигурки в военной форме, как муравьи, сновали туда-сюда.
То, что в масштабах фронтов называется затишьем, конкретно на месте дислокации полков, рот и взводов вовсе затишьем не выглядит. Почти каждую ночь устраивались вылазки на вражескую территорию, несколько раз в сутки наши начинали обстреливать вражеские позиции из пушек. Те незамедлительно отвечали, и тогда со странным, воющим звуком падали на склоне горы снаряды, сухо лопались и разлетались с тонким свистом шрапнельные гранаты. Ответная стрельба успеха не имела и русским ущерба не наносила.
И уже по частоте стрельбы было понятно: враги экономят боеприпасы, а наши стреляли много и часто.
Все ожидали приказа к наступлению, но штаб такого приказа пока не давал. Лишь все чаще требовали взять языков, желательно офицеров. Разведчики не без труда преодолевали бурную речушку, обратно возвращались не всегда – или принимали геройскую смерть, или сами становились вражеской добычей.
Соколов, пройдя изрытый снарядными взрывами холм, вместе с другими прибывшими отыскал штаб.
Тот находился под тройным накатом, глубоко в земле. На новичков вышел посмотреть начальник штаба Соловьев, невысокого роста круглолицый, улыбчивый капитан, поднялся по крутой земляной лесенке наверх. Обходя строй, с изумлением, словно увидал нечто диковинное, замер возле Соколова. Затем почмокал губами и с восторженным удивлением произнес:
– Ну и вымахал! Во что экипировать тебя, богатырь, прикажешь? Таких размеров амуниции не поставляют, – и, словно прочитав мысли Соколова, сказал: – Небось в разведывательную роту жаждешь?
– Так точно, жажду!
– Плавать умеешь?
– Так точно, умею!
– Пуль не боишься?
– Обязательно боюсь.
– Как же так?
– Пуль только дураки не боятся.
Начальник штаба расхохотался, дружелюбно хлопнул Соколова по плечу и приказал:
– Приписываю к разведывательной роте!
У Соколова радостно забилось сердце. Именно это приближало его к выполнению задачи, поставленной еще в Петрограде: перебраться к врагу. Весело спросил:
– Когда прикажете за языком идти?
Начальник штаба восхитился:
– Вот это молодец! Характер у тебя, солдат, боевой. Покажи себя в деле, а за царем служба никогда не пропадет. – Заглянул в документы Соколова, прочитал о разжаловании в рядовые из полковников, задумчиво почмокал губами и сразу перешел на «вы», тон сменил на более сухой: – Кстати, почему вы прибыли в часть позже, чем предписано?
– Виноват, господин капитан. Готов написать объяснительную записку.
Соловьев отвечал:
– Канцелярию разводить не будем. Если с дамой развлекались, то причина уважительная. – Сам Соловьев был бабником, и это увлечение в других оправдывал. – Ну да ладно, удачно сходите за языком – прощу. Поживете, с обстановкой ознакомитесь и пойдете.
– Чего обживаться? Я по делу скучаю, хоть сегодня, господин капитан, готов за германцем идти…
– Вот как? – Соловьев с любопытством поглядел на новичка. – Рвение похвальное. Одобряю. – Отвел Соколова в сторону. – Есть сведения, что из Берлина залетели на наш фронт две важные птицы – генералы.
– Кто? – с любопытством спросил Соколов, знавший «кто», но хотевший утвердиться в своих предположениях.
Соловьев удивился:
– Какая вам разница кто? Все равно их имена вам ничего не скажут, как, впрочем, и мне. Если разведывательные данные не врут, берлинские инспекторы знакомятся с позициями генерала Бом-Ермоли. Необходимо выяснить, почему возник этот интерес. Для этого надо приволочь кого-нибудь из офицеров.
Соколов согласно кивнул:
– Наверное, с предстоящим наступлением наших войск.
Начальник штаба кивнул:
– Разумеется! – Еще более понизил голос. – За что вас разжаловали?
– Поучил молодого петушка, который думал, что больно клюется. А он племянник теперь уже бывшего военного министра Шуваева.
Начштаба поскреб пятерней небритую щеку.
– То-то из полковника гвардейского низвели до рядового. – Пожал руку. – Хорошо, сейчас отдыхайте с дороги, а позже обсудим вылазку.
– Господин капитан, я готов.
– Дай-то Бог. – И начальник штаба, восхищенный бывшим полковником, пожал громадную ручищу атлету. – Я прикажу ротному Семенову, он даст вам хорошего напарника, скажем, рядового Шлапака. Отличный разведчик, отважный и везучий.
Соколов насторожился:
– Господин капитан, разрешите спросить?
– Обращайтесь.
– Шлапак – это какой, Сергей?
– Верно, Сергей. Что, знакомы?
– Так точно, в одном вагоне на фронт ехали. Все о море мечтает…
– Да, он и мне уже рапорт подал, я его передал по инстанции. Уверен, что он и разведчиком будет отличным.
Соколов расстроился. Попутчик мог только помешать перебежать к врагу. Он сказал:
– Господин капитан, мне не надо напарника, я привык в одиночку…
– Не мечтайте, в одиночку не управитесь. Условия сложные – переправа, тот берег немцы охраняют усиленно. А вот коли на двоих одного вражеского офицера притащите, так я про вашу задержку забуду.
Соколов подумал, решил изменить план действий. Он заверил:
– Так точно, притащим! – С горечью подумал: «Какие замечательные люди, какой открытый и прекрасный капитан Соловьев, и вот придется заставить страдать своей мнимой изменой! Господи, как противно! Впрочем, кто виноват? Сам придумал такой план, даже государь удивлялся мне. А „Стальная акула“ от меня все еще столь же далека, как Юпитер».
Начштаба напутствовал новичка:
– Желаю успехов, вас проводит в роту младший унтер-офицер. – Он повернулся к штабному домику, зычно крикнул: – Эй, Фрязев!
И тут же на крыльцо выскочила знакомая долговязая фигура, на ходу застегивая шинель и что-то торопливо дожевывая.
Начштаба приказал:
– Фрязев, проводи вновь прибывшего в разведроту к Семенову.
Фрязев, сделав решительное усилие, заглотил недожеванное, вытянулся, отчеканил:
– Есть солдата проводить в роту Семенова. – И в этот момент встретился с насмешливым взглядом Соколова, узнал его и так страшно побледнел, что даже начштаба удивился, но истолковал по-своему:
– Вот какие богатыри на Русской земле еще есть! Видишь, даже ты, Фрязев, глаза вытаращил.
Они пошли по изрытому окопами косогору. То и дело попадались срезанные как бритвой деревья и воронки от бомб. Соколов не без ехидства произнес:
– Ну, Фотий, как служба твоя идет? При штабе заваркой чая заведуешь?
Фрязев ничего не ответил, лишь ожесточенно сплюнул себе под сапог и еще шибче засопел, продолжая подниматься в гору.
Войти с помощью соц. сетей: