Прижигание

Урядник Свистунов зло посмотрел на задержанных, стоявших перед ним без сапог, рявкнул:

– Ор-ружие – на стол!

Соколов укоризненно взглянул на него:

– Глухих тут нет, можно не орать. Прикажи, чтобы шинели и сапоги принесли. Тогда предъявим документы. И двери прикрой, раб Божий! Не лето на дворе.

Урядник аж захлебнулся от злости. Размахивая плеткой-треххвосткой, он прыгнул к Соколову, зарычал:

– Р-ракалья, р-разорву!

Но, остановленный стальным взглядом сыщика, не разорвал, а сквозь зубы сказал:

– Умный какой!

Соколов, а затем и его товарищи уселись за стол и стали допивать квас, оставшийся с вечера. Факторович, напуганный появлением урядника, теперь пришел в себя и обрел дар речи. Вежливо предложил:

– Господин урядник, вы, наверное, квасу желаете? При вашей должности хорошо утром освежиться…

Урядник, оскорбленный намеком, рассвирепел:

– Р-растерзаю, жидовская мор-рда!

Факторович добродушно продолжал:

– Не сердитесь, господин урядник! У вас самого такой замечательный, выдающийся нос, что любой еврей за него не пожалел бы триста рублей или даже больше. Кстати, у нас в местечке был случай. Богатый Рабинович купил попугая. Собрались гости. И вдруг попугай кричит: «Противные жиды! Противные жиды!» Хозяин удивился: «Надо же, не думал, что с таким большим носом можно быть антисемитом!» Кстати, как вы сказали? Вам фамилия Свистунович? У нас был фактор Сруль Свистунович. Не ваш, извиняюсь, родственник? Однажды…

Урядник прервал этот замечательный рассказ – он заехал кулаком в ухо Факторовича. Соколов свирепо заглянул в лицо обидчика:

– Ты что безобразничаешь, пьяная морда! – и, схватив Свистунова под микитки, оторвал его от пола и с силой вогнал в бочку, залитую почти с верхом водой, только брызги полетели в стороны, а шашка задралась вверх, как перископ у подводной лодки.

Хребтов не выдержал, громко расхохотался.

Свистунов размахивал руками, изгибался всем телом, но в бочку он был забит с такой могучей основательностью, что сумел выбраться лишь с помощью солдат.

Поскольку одежда на задней части туловища была насквозь промочена и выливалась из портков ручьями, то тут не выдержали все присутствовавшие, включая солдат, – громко расхохотались.

Свистунов вновь пожелал приобрести воинственный вид, заорал:

– Сопрротивление? Р-растерзаю… – и схватился было за шашку. – Р-разрублю!..

Соколов возмутился:

– Какой ты змий неприязненный! Меня германцы разрубить хотели – не сумели, а тут прыщ надутый… Самый раз твои портки подсушить. Поджарься, братец, малость, пока дым не пойдет, – и, вновь оторвав от пола Свистунова, прижал его к раскаленной печной дверце. Тут же зашипело, пар пошел вверх.

Урядник ошалел от ужаса и боли. Он заорал так, что стекла в окошках едва не полопались:

– Ка-ра-ул! Гор-рим!..

Соколов поставил урядника на пол. Тот, согнувшись, держался за ягодицы, имел жалкий вид и от него пахло шашлыком.

Хребтов решил заступиться за товарища. Он выдернул из кабуры револьвер.

– Р-руки вверх!

Факторович смертельно побледнел, его губы прошептали:

– Что теперь нам с этого будет?

Один из солдат, у которого из-под шапки торчал грязный бинт, с ненавистью произнес:

– Правильно, прижать к ногтю, а то развелось всяких…

Свистунов сердито смотрел на Соколова.

– Р-расстрелять бы вас всех! – Ткнул пальцем в сторону Факторовича. – А тебя, иудей, как Искариота, на осине бы вздернуть. А то развелось вашего брата, как вшей в солдатской шинели.

Хребтов одобрил:

– Правильно, расстрелять!

Солдат поддакнул:

– Вот-вот! Много их нынче, с пейсами, в лапсердаках… Давай пущу их в распыл, а?

Урядник Свистунов помотал головой:

– Пр-риказано в Смоленск отправить. Солдат, завяжи ихние руки. Умеешь? Вяжи покрепче.

Солдат хвастливо заверил:

– Морским узлом. У меня брательник, значит, моряк, у него я научился. Развязать невозможно – только топором рубить! Вместе с руками, га-га!

Соколов опустился на лавку, с неудовольствием сказал:

– Урядник, прикажи, чтобы наши шинели и сапоги вернули. Иначе тебя предадут суду за хищение казенной собственности по статье девяносто Уложения… И ответишь за самоуправство, за нападение на патруль.

– Ишь, гр-рамотный! – Урядник повернулся к Хребтову: – Пр-ринеси…

* * *

Спустя пять минут вернули арестованные вещи. Соколов испытал большое облегчение, увидав, что каблук не тронут, стало быть, бриллиант на месте.

Наших арестантов, уже одетых в шинели, галифе и сапоги, под конвоем вели к волостному правлению. Впереди, обнажив шашку, вышагивал Свистунов.

Внимание было всеобщим. Народ повыскакивал из домов, с любопытством глядел на это шествие. Женская часть зрителей открыто восхищалась Соколовым:

– Глянь-ка, какой красавец! Ну прямо нарисована картина. И лицом, и статью – настоящий граф! Ой, а что с нашим урядником? Девки, гляньте, у Свистунова порты с дырами на заднице, да еще намокшие! Обделался, чай?.. Ха-ха-ха!

Из толпы неслись веселые голоса:

– Свистунов, со страху, что ль? Кто ж тебя, сердечного, так перепугал? Смотри, сосульки повисли, не отморозь причиндалы… Ох-хо-хо!

Соколов кричал толпе:

– Девки, это у него для сквозняка – чтоб не протухло!

Зрители умирали со смеху.

Урядник не выдержал, заорал:

– Р-разойдись, р-ракальи! – Оглянулся на Соколова: – Ну, дезертир, р-разор-рю.

Арестантов отвели в волостное правление и замкнули в холодное подвальное помещение без окон и с крепкой кованой дверью. Снаружи поставили двух солдат со штыками.

…Уже через пятнадцать минут Соколов, сделав усилие, освободился от веревок и развязал своих товарищей.