Трофейный чайник

Фотий не унимался. Он опять сказал Факторовичу:

– Эй, как тебя? Я тебе нынче удовольствию сделать желаю.

– То есть?

– Хочешь, чайник проиграю?

– Не желаю! – Факторович, видать, был азартным: его отказ звучал не очень решительно.

– Испугался? Смотри, какой чайник замечательный. На войне – дело необходимое. Давай я за двугривенный поставлю. Задаром совсем. Проиграешь – не жалко, а выиграешь – удовольствие получишь. Чайник почти новый.

– Где вы видите новый чайник? Бок промят!

– Все равно, чайник – первый сорт!

Факторович не знал, что делать. Он подумал, подумал, почесал нос и решил: «Двугривенный продуть не жалко, а вдруг моя возьмет?»

– Играем чайник за гривенник!

За окном давно стемнело. Зажгли толстую свечу, поставив ее в жестяную банку из-под консервов. Фрязев полез куда-то за пазуху, достал засаленную колоду, какими играют в тюрьмах и казармах, перетасовал, держа руки высоко над столом. Протянул колоду, не выпуская из рук:

– Снимай, служивый!

Вскрыли карты. Фрязев с деланым ужасом завопил:

– Не везет сегодня сироте! Ну, служивый, у тебя небось тузы одни?

Факторович с трудом скрывал удовольствие. Он деликатно сказал:

– Я – пас.

– Тогда себе прикуплю, – сказал Фрязев, осторожно снимая с колоды верхнюю карту, заглянул в нее и с деланым отчаянием произнес: – Хоть стреляйся – перебор! Ну, служивый, твоя взяла! Эх, не везет мне в карты, сто раз зарок давал: не играть! Опять бес за ребро зацепил. Твое счастье, служивый, забирай мое добро, чайник замечательный. Пей чай до седьмого пота, вспоминай доброго Фотия Фрязева. – Он достал из вещевого мешка чайник и протянул Факторовичу.

Тот, откровенно счастливый, тут же спрятал выигрыш в свой мешок, крепко завязал бечевку.

Фотий продолжал стонать:

– Раздел догола, у нищего последние портянки забрал! Не очко меня сгубило, а к одиннадцати – туз!

Соколов, игрок опытный, понял: так причитают бывалые шулеры. Подумал: «Сейчас предложит сыграть еще партию, а за чайник предложит рубль!» Стал внимательней следить за игрой.

И точно, Фотий прогундосил:

– Эй, служивый, жаль мне чайника…

Факторович, довольный собой, насмешливо отвечал:

– Зачем же вы играли?

Фотий запричитал:

– Не хотела коза в лес ходить, да волк ее туда за ребро сволок! Эх, залью свое горе-злосчастье! – Полез в мешок, достал поллитровку водки с красной сургучной головкой, с привычной ловкостью постучал по краю стола. Сургуч осыпался, Фотий сдул пылинки и толстым ногтем откупорил пробку. Он налил себе в стакан и вопросительно посмотрел на Факторовича: – Ну, счастливчик, налить тебе полкубышечки?

Тот отрицательно помотал головой:

– В рот не беру.

– Дело хозяйское! – Фотий коротко вздохнул и, почти не задержав стакан у губ, с маху опрокинул содержимое в нутро.

Солдаты засмеялись:

– Вот дает! Ну, ундер, ты питок!

Журналист Шатуновский, чуть не полностью исписавший толстый блокнот, восхитился:

– Орел!

Фотий самодовольно хохотнул, откусил крепкими желтыми зубами половину большой луковицы и начал хрустко жевать. Словно артист «на бис», вновь налил водки в стакан, молодецки огляделся, откинул туловище назад и с еще большей ловкостью, чем в первый раз, хлестанул водку в горло. Вдруг кулаками и локтями выбил по столу замысловатую дробь и залихватски, ломая слова на слоги, заголосил:

– Здравствуйте, мои рюмочки, привет, стаканчики! Знать, по мне соскучились, по мне стосковались, эхма! – Посмотрел на Факторовича, брыластый рот растянул в приторной улыбке. – Еврей, ты закон знаешь? С выигрышем уходить нельзя. Я желаю тебе весь свой капитал оставить.

– Зачем?

– А затем, что охота пуще неволи. Два рубля против чайника ставлю.

Факторовича бороли страсти: и сыграть хотелось, и боялся продуться.

Фрязев крикнул:

– Не рви сердце! Так и быть, брошу на кон зелененькую!

Соколов громко, на весь вагон сказал:

– Унтер, хочешь со мной сыграть?

Фрязев зло рявкнул:

– Двое играют, третий не лезь!

Соколов сказал:

– Факторович, не играй! Унтер тебя нарочно в игру втравливает.

Факторович, неожиданно раздражаясь, отрезал:

– Вы думаете, что я погорю? Но я тоже умею немного играть. – Резко повернулся к Фотию: – Согласен, унтер, ставьте три рубля!

Фрязев стал тусовать колоду.

– Э-эх, два козыря на руках, а один в колоде! Снимайте, господин еврей. Еще дать? Еще? Неужто перебор? Какая жалость, об вас плакать хочется. Чайничек снова мой. Второй раз в жизни повезло!

Факторович спросил:

– А когда первый?

– Когда тебя встретил, га-га! Я и колоду толком держать не умею.

Теперь уже Факторович предложил:

– Давайте, унтер, сыграем на чайник и три рубля?

Фрязев притворно вздохнул:

– Делать нечего, с выигрышем только подлецы сбегают! А я с хорошим человеком до последнего гроша из-за стола не встану, – сделал рукой шестерку и снял колоду.

Факторович нервно чесал нос, брал прикуп, швырял с досадой карты, говорил:

– Боже мой! Прямо натуральное несчастье… – и выкладывал проигранные деньги. – Это жалко смотреть.

Соколов пристально наблюдал за руками Фрязева. Тот даже с замусоленной колодой обращался с изрядной ловкостью человека, часто занимающегося картежным промыслом.

Факторович вновь проиграл. Ставки делались все выше. Через минут пятнадцать Факторович проигрывал больше ста рублей.

Фрязев, не дожидаясь конца игры, стал собирать и рассовывать в карман мятые деньги. Затем перетасовал колоду и начал сдавать.

Соколов вдруг произнес:

– Стыдно, унтер!

– Чего такое? – вскинулся Фрязев.

– Играешь не чисто.

Тот после выпитой водки почувствовал прилив храбрости. Он уставился на Соколова, и черный глаз глядел нагло и отчаянно. Сквозь зубы процедил:

– Ты, разжалованный, в чужую игру нос не суй. А то я живо тебе нос-то перекушу, будешь, ге-ге, как с дурной болезнью…

Соколов и на этот раз сдержал себя. Вдруг весело сказал:

– Унтер, а почему ты в рукав карту спрятал?

Все затаили дыхание, а журналист Шатуновский даже наклонился, заглядывая в рукав.

Фрязев сердито сдвинул брови, начал кипятиться:

– Чего врешь? У тебя в глазах струя, ты не видишь ни нуля! Ну, про какой рукав буровишь? – и замахал рукавами шинели.

Солдат с оспинами на лице крикнул:

– Унтер, чего ты карту на пол швырнул? А теперь сапогом придавил. Ногу-то прими!

Шатуновский наклонился, поднял карту. Соколов ухватил за грудки Фрязева:

– А ну, сукин сын, верни товарищу деньги!

Фрязев скривил физиономию:

– Языком мели, а руками не разводи! Я не с тобой, разжалованный, играю, ты и не лезь.

Соколов заглянул в глаза Фрязева:

– Что ж, унтер, ты и впрямь шулер первой руки! Последний раз говорю: отдай чужие деньги. Не испытывай мое терпение…

Скрипнули тормоза – раз, другой. Поезд перед поворотом начал сбавлять ход.